Читать книгу Последователь - Андрей Дудко - Страница 4

Толик сразу ко мне привязался. Когда видел на улице, обо всем забывал и несся галопом, перепрыгивая любые помехи на пути. Провожал, куда бы я ни шел, – и на комбинат, и в банк, и в магазин.

– Не надо, Толик, иди домой, меня долго не будет, – говорил я возле проходной, но Толику было неважно, сколько ждать. Всю смену он сновал где-то рядом, а затем провожал назад.

Наверное, я нравился ему потому, что был единственным, кто его не гнал.

Я даже интересовался его личной жизнью.

– Как семья? – спрашивал.

– Надоели. Хотят чего-то, а чего – не могу понять. Сергей с Володей все время ловят меня и прячут взаперти. А ведь я, когда они были маленькими, так с ними не поступал. Жена тоже странная. Постоянно плачет, и никак ее не развеселить.

Однажды он проводил меня до проходной, а после смены не встретил, и потом не показывался несколько суток. Комбинат далеко от нашей улицы, и я боялся, что Толик заблудился где-нибудь в городе и забыл обратную дорогу. Хотел уже идти к его жене и спросить, все ли с ним в порядке, но Толик вернулся, в другой одежде, и с безбожно расквашенным лицом. Веки опухли и почернели, кончик носа лопнул, а левую верхнюю половину лица – бровь, висок и скулу – обтянул жирный, похожий на вулкан, багровый струп.

– Блядь, страшно смотреть, – говорю. – Что случилось? Ты где пропадал?

– Стыдно рассказывать, – ответил.

Каждое утро он ждал меня под окнами. Если у меня была вторая смена или выходной, я спускался и шел с ним в магазин, или в банк. Иногда мы просто шатались по окрестностям.

Быстро прошла комичность первого впечатления. Толик не был смешным недоумком, вроде персонажей кинокомедий, его безумие было мятежным и заразительным. Он обладал таким напором, что иногда мне становилось неуютно, зато рядом с ним исчезало мрачное состояние последних лет.

Толик взял где-то старую, гудящую гитару и потащил меня на гору напротив солдатского пляжа петь купальщикам песни. Идея была хорошая – гора представляла собой удобную, созданную самой природой сцену.

Толик сидел себе, спустив ноги в траву, бил по струнам и орал:

– Среди голых тел батальона, как среди птиц и зверушек, сидим на горе, как на балконе, я и мой друг Андрюша!

А мне приходилось стоять у него за спиной и нервничать от удивленных взглядов, направленных на нас. Я одобрял такую свободу Толика, но не был готов ее разделить. Когда я заметил школьного приятеля, отдыхавшего на пляже с семьей, то не выдержал и лег в высокую траву, в которой с гораздо более легким сердцем пролежал остальные минуты.

Потом Толику надоело, и мы пошли искать новое место. Он забрался по трубе на крышу магазина №16, а я с ним не полез. Сослался на то, что для таких вещей я недостаточно ловкий. А сам остался наблюдать со стороны, и потому на этот раз стесняться мне было нечего.

Ходил среди прохожих, будто был одним из них, и наслаждался реакцией. Магазин был таким местом, где люди боялись просто остановиться и поднять к Толику глаза. Бросали один быстрый, короткий взгляд, оценивали каким-то своим покупательским чувством, что этот раздражитель недостоин внимания, и скрывались в магазине. Только детям хватало простодушия открыто пялиться на него.

– Почему дядя кричит?

– Он дурак, – сказал мужчина с трапецеидальной бородой и усами. Правый ус у него был рыжим и ухоженным, а второй седым. На усах лежали вытянутые ноздри. Одним словом, это был священник. Он держал за руку ребенка, их сопровождала женщина в платке и длинной юбке.

– Неправда, – говорю. – Он дурачится, но это не значит, что он дурак.

Батюшка быстро спрятал сына в фургон и рассержено хлопнул дверцей.

– Не подходи к моему ребенку, понял? – зачем-то сказал мне.

Я спорить не стал.

Один моложавый пенсионер остановился под Толиком, задрал голову и послушал.

– Что-то он хватил через край.

– Ведь хорошо, когда человек поет, – сказал я.

– Да говно, о чем ты говоришь.

Рядом шла карликовая старушка, которая с ним не согласилась.

– Когда я была такой же молодой, как юноша на крыше, – натирая мозоли, шевелила она сухими губами, – я танцевала в колхозном кружке.

Из магазина вышла компания алкашей с торчащими из карманов бутылками. Они решили послушать бесплатный концерт и выстроились прямо у входа, мешая покупателям зайти или выйти. Картинно трясли головами, выражая балдеж и слияние с музыкой Толика, и припадали к бутылкам, как к вскинутым в небо горнам. Когда Толик закончил песню и заиграл бесконечное соло на одной струне, один из них воспринял это как приглашение спеть самому.

– Говорят, что Анатолий не потребляет алкоголий, – хрипло выкрикнул он, и алкаши дружно заржали.

Я подкатил к ним с разговором.

– Вижу, вы знаете Толика.

– Не то слово, – сказал тот, что пел. – Мы с ним друзья детства.

– А детство – самый запоминающийся период жизни, – добавил другой.

– Именно с Толиком мы пили те первые, далекие разы, которых так теперь не хватает, – с проблеском в глазах сказал первый.

Толик заметил, что я с ними разговариваю, и перестал играть.

– Димка, – обратился он куда-то. Глядел в это время на небо.

– Анатолий, – сказал его друг детства.

– Ты козел, блядь.

– С чего это?

– На день рожденья меня не позвал.

– До сих пор обижаешься? – удивился Димка. – Сорок лет уж прошло.

– Всех позвал, а меня нет!

– Да я забыл давно, ну ты даешь!

– Почему не позвал, я тебя спрашиваю?

– Не помню. Наверное, с девчонками хотел посидеть. А у тебя тогда пары не было.

– Козел же, блядь, говорю. Где твои девчонки?

– Не знаю.

– Вот именно. А я тут.

– Забей, – сказали Димке собутыльники. – Он же дурачок.

– Точно, – сказал Димка. – Пусть сидит тут, на крыше своей.

И повел компанию во дворы. Но стоило им свернуть за магазин, как Толик перегнулся через парапет и плюнул куда-то вниз.

Я забежал за угол и увидел, как Димка вытирает рукавом волосы.

– Словил? – спросил Толик.

– Словил, – сказал Димка. – Поквитаемся.

– Бобибаемся, – ответил Толик.

Димка пристально посмотрел на меня.

– Не трогай, – сказали ему друзья. – Пошли.

Он поправил бутылку в кармане и побрел за своей компанией.

Разыгравшаяся сцена дала людям внутренние полномочия, чтобы уделить Толику внимание.

– Слазь уже, – обратилась к нему бойкая женщина с начесом.

– Ты, – сказал Толик. И показал пальцем на толстяка, который занимал столько места, сколько стоявшая возле него молодая пара вместе с коляской.

– Я? – спросил толстяк и огляделся.

– Вор! Глупый, гадкий, толстопузый вор!

Толстяк выбрал из всех меня, посмотрел на мой живот, а потом с надеждой посмотрел мне в глаза.

– Братан, что он несет? Я – директор фирмы! Меня все знают!

Я пожал плечами.

– Канай отсюда, директор, – сказал Толик, – пока я тебя не покрошил.

Взял гитару за гриф и замахал ей в воздухе, будто булавой.

Директор булькнул что-то невнятное и сбежал. За ним молодые родители, расшатывающие плачущую коляску, поспешили ее укатить.

– Да слазь же ты, псих, – повторила женщина с начесом. Это была заведующая магазином.

– Пока милицию не вызовете, – ответил Толик, – не слезу.

– Уже вызвали, – сказала она.

– Не надо было, – говорю. – Он ведь приятный.

– Ты, Андрюша, ее не слушай, – сказал Толик, расслабленно закинув гитару на плечо. – Если бы она вызвала милицию, я бы об этом знал. В действительности она сама ментов боится. Я потому ей и напомнил.

К заведующей вышел грузчик в синем халате и с добрым смешным лицом, – он казался неплохим парнем.

– Сними его, Олежик, – попросила она.

– Как я его сниму.

– Поднимись и сними.

Олежик теребил пальцами сережку в ухе и думал. Народ активно шушукался.

Толик двумя руками поднимал гитару над головой и резко опускал, воображая, что бьет кому-то по голове.

– Олежик, – сказала заведующая.

– А?

– Два. Почему ты стоишь?

– Не хулигань, – сказал Олежик. – Спускайся.

– Спущусь отсюда только после моей смерти, – прорычал Толик.

– Ты гнилой дед, – донеслось из толпы, и в то же мгновение в источник реплики полетела гитара. Люди успели отпрыгнуть, гитара стукнулась об асфальт и разбилась. К ветру примешалось гудение струн.

– Ты злой, завистливый и расчетливый человек, – сказал Толик. – Гитару мне сломал.

Собралась над нами буря. С земли поднялись окурки, палочки и листья, и закружились воронками, каждая из которых висела, как галактика, под самым неправдоподобным углом. Одна оплела небольшую группу людей и стала размахивать перед ними ржавой оберткой. Люди поглядели на это и пошли по домам.

Первые капли тыкались в нас лениво, эпизодично, но с течением времени дождь разогнался.

Я прятался под скрюченной липой, Олежик с заведующей – под козырьком магазина, а Толик стоял на крыше и задумчиво глядел в бегущие от дождя спины. Вода струилась по нему, как живой костюм.

– Вы вместе? – спросил меня Олежик.

Я открыл рот, чтобы ответить, и задумался.

– Ну вместе, – сказал, и это прозвучало фальшиво, пересохше.

Кашлянул и повторил решительней:

– Вместе.

– Так забери его, пожалуйста. Хватит уже.

Толик спрыгнул с парапета на козырек, лег и перегнулся к Олежику.

– Какая у тебя сережка! – сказал. – Дай мне.

Олежика перекосило.

– Что ты! Не хочу.

– Ну дай! – требовал Толик. – Дай-дай-дай.

Сережка была дешевая и самая простая – обыкновенное кольцо из плохой стали. Олежик посмотрел на заведующую, та кивнула. Он снял серьгу и переложил в протянутую руку.

Толик сжал кольцо в кулаке и тут же каким-то нелепым образом кувыркнулся вниз. Приземлился на ноги, но неудачно – правая подвернулась. Рухнул на влажный газон и свободной рукой вцепился в стопу.

Я выбежал под дождь и склонился над ним.

– Пробейте мне дырку, – скулит.

– Ну привет, – сказала заведующая. – Дырку ему пробейте. Пойдем, Олежик.

Толик приладил серьгу к уху и посмотрел на Олежика.

– Пробей, а?

– Иголка нужна, – сказал Олежик.

Повисло молчание.

– А что сразу я, – сказала заведующая. – Ничего я вам давать не должна.

– Пожалуйста, – скулил Толик. – Иголочку.

– Повесим кольцо и уйдем, – говорю.

– Я много раз так делал. Это быстро, – улыбнулся Олежик.

– Знаешь что, Олег, ты должен гнать таких, а не собирать под дверью, – сказала заведующая и ушла в магазин.

Оттуда она вынесла иглу с белой нитью в ушке. Олежик достал зажигалку, закурил и заодно поводил огнем по иголке. Острие почернело. Толик сам взялся за левое ухо, оттянул мочку и повернулся ухом к Олежику. Зажав в зубах сигарету и роняя на Толика пепел, Олежик проколол мочку недалеко от середины и несколько раз прошелся иголкой вверх-вниз, расширяя отверстие.

– Надо бы обеззаразить, – сказала заведующая.

– Обойдется, – сказал Олежик.

– Ты что!

Она сбегала в магазин, вынесла катыш ваты и початую бутылку водки. В мясистом и строгом ее лице что-то потеплело. Налила водки на вату и приложила сочащийся катыш к мочке. Взяла у Толика колечко и его тоже искупала в водке.

– Выпить не хочешь? – спросила.

– Не пью, – сказал Толик.

– Я выпью, – говорю. – Если можно.

– Нельзя, – она убрала бутылку в глубокий карман халата.

Олежик вставил серьгу в прокол. Толик поднялся на здоровую ногу и посмотрел на отражение в витрине.

– Вот оно как! – потрогал колечко. – Неплохо, а?

– Неплохо, – сказала заведующая. – Уходи теперь.

– До свидания, – говорю.

– Спасибо, Олежик, – сказал Толик. – Ты мой друг.

– Дурак, что ли? – улыбнулся Олежик. – Иди отсюда.

Отверстие в его ухе сжалось на прохладном ветру. Хороший парень.

Толик поскакал домой на одной ноге, а я пошел рядом, поддерживая за локоть.