Читать книгу Тайны прошлого. Занимательные очерки петербургского историка. От Петра I до наших дней - Андрей Епатко - Страница 11

Царя отговаривали от строительства Петербурга.

Последние годы – все как один юбилейные для петровской эпохи. Кажется, еще недавно мы праздновали 300-летие Полтавской баталии (1709); отмечали – хоть и не очень широко – 300 лет Прутскому походу Петра Великого (1711). Прошедший 2012 год тоже был, кстати, юбилейным: миновало 300 лет, как Петербург впервые получил столичные функции…

Шведы боялись наводнений

Для Петра Великого 1712-й год, в отличие от предыдущих военных кампаний, был довольно спокойным временем. Наверное, поэтому царь и занялся сугубо внутриполитическим делом: перенесением российской столицы из Москвы в Петербург.

Придавая строящемуся на Неве городу столичный статус, Петр преследовал две цели: во-первых, стремился уменьшить влияние старой московской боярской элиты. Во-вторых, обновленной России требовался морской форпост, который стал бы своеобразными «воротами» для торговли с европейскими странами. К тому же основание в устье Финского залива – практически на берегах Балтики – города-крепости имело в условиях Северной войны особое политическое значение.

Сейчас трудно поверить в то, что Петра в свое время пытались отговорить от строительства Петербурга в невской дельте. Эта уникальная информация содержится в депешах польского посланника Иоганна Лефорта (1721 г.). Последний упоминает, что он общался с неким финским крестьянином, который в начале XVIII века служил «шпионом» у Петра Великого. «Государь, – говорил ему этот человек, – вы не должны строить здесь город. Рано или поздно если не сами вы, то наследники ваши раскаются в этом. Через каждые десять или по большей мере двадцать пять лет в этом месте бывают такие страшные наводнения, что после них не остается в целости ни одно строение… Вы также намерены построить порт в этих местах, но корабли ваши погниют в нем в скором времени».

Лефорт добавляет, что именно эта причина останавливала шведов от замысла заложить на Неве крупный город; в итоге скандинавы ограничились крепостью Ниеншанц.

Однако, как известно, царь не внял советам, и город, которому предстояло стать новой российской столицей, был возведен на невских берегах в кратчайшие сроки. Пожалел ли об этом впоследствии царь? По всей видимости, да. Во всяком случае, сохранилось его письмо 1720-х годов, где Петр высказался по этому поводу самым конкретным образом: «Ежели б мне принадлежал Ревель в 1702 году, то я основал бы свою резиденцию преображенной России не в низине Невы, а здесь…».

Вряд ли стоит сомневаться, что Ревель привлекал Петра именно как незамерзающий балтийский порт, а в остальном Петербург имел свои преимущества, главным из которых являлось его исключительно выгодное географическое положение. Так или иначе, но уже в 1710 году в Петербург потянулись из Москвы высшие чиновники и иностранные посольства. Царский двор окончательно перебрался в город святого Петра несколько позже – в 1712 году. С этого времени Петербург ведет свой отсчет как новая столица России, хотя, следует признать, что ни одного указа относительно переноса столицы из Москвы пока не обнаружено. Да и были ли они?

Любопытно, что это грандиозное мероприятие состоялось до присоединения невских земель к России по Ништадтскому мирному договору 1721 года. Таким образом, новая российская столица размещалась на территории, формально принадлежащей другому государству! Петра, кажется, мало заботило то обстоятельство, что шведские корабли постоянно маячили «у ворот» Санкт-Петербурга. 18 апреля 1712 года последовал царский указ о переселении из Москвы значительного количества жителей, которым предписывалось «строиться в Петербурге». В этом же документе Петр называл конкретные места по Неве, где должны были селиться бывшие москвичи.

Остров Котлин и Невское устье. Гравюра датируется концом XVII в. и ошибочно названа «Вид на Петербург…». Но, если судить по изображению, Петербурга еще нет и в помине, а флот, по всей видимости, шведский

План С.-Петербурга. Фрагмент. 1720-е гг. Библиотека Йельского университета (США)

Вероятно, эта дата – 18 апреля 1712 года, впервые зафиксированная в депеше британского посла Чарльза Витворта, и может считаться датой передачи Петербургу столичных функций. Кстати, сам посол удивлялся такому выбору русского монарха, сообщая в том же документе, что «Петербург по климату и положению представляет собою самое неприятное из когда-либо виденных мною мест».

Земля в Москве подешевела

Несомненно, большинство москвичей безрадостно восприняли указ о переселении на Неву. Но Петру, если так можно выразиться, «повезло»: менее чем через месяц – 13 мая – в Москве случился грандиозный пожар, в результате которого выгорела треть столицы. Витворт сообщает, что в Москве сгорело 15 тысяч домов, не считая придворных строений. В итоге московской элите ничего не оставалось делать, как собирать оставшиеся пожитки и переезжать за 600 верст в Петербург.

В 1715 году Петр издал очередной указ о переезде «партии» москвичей в новую столицу. Это повлекло за собой большие затраты на перемещение сюда архангельской торговли и в итоге спровоцировало большое недовольство значительной части купечества. Ганноверский резидент в Петербурге Ф.-Х. Вебер упоминает, что немецкие купцы, ведшие торговлю через Архангельск и Вологду, подали царю жалобу, в которой привели свои опасения относительно этой затеи царя. Во-первых, купцы замечали, что если они будут держать значительное количество торговых людей в Петербурге, «где все впятеро дороже, то не останется никакой прибыли, а последует лишь бесконечное разорение».

Во-вторых, немцы обращали внимание Петра на то, что почва в Петербурге настолько сырая, что пенька начинает гнить там уже через несколько месяцев, что также вводит их в убытки. В последнем пункте, поданном царю, купцы отмечали, что плавание по Финскому заливу крайне опасно… Какая на это была получена высочайшая резолюция – неизвестно. Скорее всего, Петр Алексеевич отправил ее в Сенат, где она и «застряла», затерявшись среди многочисленных жалоб на царские указы.

К 1716 году, по словам Вебера, самые знатные московские семейства переселились в Петербург. Некоторые из вынужденных переселенцев жаловались монарху, что подобная перемена жительства лишает их двух третей состояния, поскольку они должны строить в Петербурге дома и платить наличными деньгами за все, что прежде доставалось им с доходов от их московских имений.

Правда, многие из бояр так и остались в Москве. По словам Вебера, жизнь в ней «вполовину дешевле, нежели в Петербурге, где все чрезвычайно дорого. После того, как двор переехал в новую столицу, – сообщает резидент, – цена земли [в Москве] падает, и то, что прежде стоило 10 тысяч рублей, теперь продается лишь за четыре тысячи».

Странный гость из первопрестольной

Стоит отметить, что от переноса столицы в Петербург западные купцы пострадали не меньше коренных москвичей. Все началось с того, что Петр I предписал всем иностранным торговцам уплатить пошлины за последние три года в рейхстайлерах, которые царь приравнял к 50 копейкам, хотя, как свидетельствует Вебер, эта немецкая монета стоила «не менее восьмидесяти двух [копеек] и даже более того». По словам резидента, «сии купцы надеялись на то, что царь даст некую существенную скидку, приняв в соображение чрезмерные расходы и потери, понесенные ими в связи с перенесением торговли в Петербург. Однако их надежды были напрасны, – отмечает Вебер, – ибо [русский] двор потребовал уплаты сих долгов, угрожая военной силой и не предоставляя ни малейшей отсрочки; некоторые купцы оказались даже за решеткой».

Вскоре ни у кого уже не оставалось сомнений, что Петербург – новая столица Российской империи. К 1718 году относится окончательный переезд дипломатического корпуса на берега Невы. Правда, недовольные москвичи время от времени беспокоили царя. Например, британский посол в Петербурге Джемс Джефферсон описывает случай, когда царя, переезжающего на санях через Неву, окликнул некий мужик. Неизвестный сообщил, что хотел бы переговорить с царем с глазу на глаз, на что Петр заметил, что его окружают друзья, в присутствии которых можно говорить свободно. Однако странный собеседник настаивал на своем… Видя такое упорное желание говорить без свидетелей, царь вышел из саней и отошел с незнакомцем на несколько шагов от экипажа.

На вопрос Петра, откуда он и что желает сообщить, мужик отвечал, что приехал в Петербург спросить государя, «зачем он изволил совсем покинуть свою столицу Москву, которая совсем разорится вследствие его выезда». Царь стал расспрашивать мужика, почему это его так интересует и кто послал его в Петербург с подобными упреками, однако незнакомец не захотел ничего объяснять. Тем временем спутники Петра заметили, что встречный подозрительно держит левую руку за полой кафтана. Чтобы обезопасить монарха от возможного покушения, свита царя подошла поближе… Далее посол сообщает, что как только царь уехал, мужик был тотчас арестован, так как «полагали, что он подошел к Его Величеству с недобрыми намерениями». К сожалению, Джефферсон более к этому случаю не возвратился, и теперь можно только гадать, что же действительно привело в Петербург странного «гостя» и был ли он так опасен для царя… Возможно, крестьянина в самом деле подослал кто-то из старых московских бояр, желающих отомстить царю. Ведь переезд в Петербург разорил многих именитых москвичей. «Они ее терпеть не могут, – писал о новой российской столице французский министр Жак де Кампредон в 1721 году, – потому что жизнь вдали от их [московских] поместий для них и разорительна и ненавистна, по отсутствию тех старинных обычаев и прав, которые им дороже всего на свете».

Иноземные купцы в России. Фрагмент карты Российской империи 1734 г.

Петр, разумеется, знал об этих настроениях, витавших среди бывших московских сановников, но, по словам того же Вебера, «они не производили на царя никакого впечатления». Кажется, лишь однажды Петр дал волю своему гневу. Это произошло 30 мая 1719 года – в день рождения царя. Присутствуя на спуске 64-пушечного фрегата, Петр о чем-то беседовал со своими приближенными, пока неожиданно громко не произнес фразу, предназначенную как бы для всех собравшихся: «Знаю, что вы чувствуете отвращение к Петербургу и готовы поджечь его и флот, как только я помру, и возвратиться в вашу любимую Москву, но пока я жив – не отпущу вас отсюда и не дам забыть, что я царь Петр Алексеевич!»