Читать книгу Корпорация счастья. История российского рейва - Андрей Хаас - Страница 5

Быстро темнеющий вечер разлил по небу все оттенки красного. Теплый воздух поднимался над раскаленным асфальтом колышущимся маревом, а огненный шар солнца закатывался по крышам куда-то вдаль, пожирая трамвайные провода и разжигая пожарища в переулках.

Вдоволь нагулявшись с впавшей в молчаливую меланхолию Алиной и пятьдесят раз пообещав ей звонить, Алексей посадил ее на вечернюю «Аврору» и устремился по Невскому к центру. У него было радостное настроение вновь обретенной свободы, и он шел в толпе, строя глазки и весело поглядывая на барышень, парочками прогуливающихся по Невской перспективе.

Навстречу Алексею по проспекту шествовал молодой человек невысокого роста с ясными пронзительными глазами. Этот темноволосый юноша с взметнувшимися бровями был одет в шерстяной пиджак и черные брюки, а в руках держал измаранную красками художническую папку. Возле «Паризианы» молодые люди сошлись и, узнав друг друга, остановились по-ленинградски в центре кишащего людского потока и стали беседовать.

– Как ты, Инал? – спросил Алексей, одной рукой продолжая пожимать ладонь друга, а другой нашаривая в кармане пачку сигарет.

– Слушай… все нормально. Вот только что вернулись с Францем и Сережей… Устраиваемся на новом месте…

Инал говорил быстро, но временами делал аритмичные расстояния между словами, что, впрочем, придавало его речи своеобразность и увлекательность.

Разговаривающие вообще мало походили друг на друга из-за разницы в росте (Инал был на голову ниже Алексея) и из-за несоответствия в одежде, однако они испытывали друг к другу самую теплую симпатию и так и не исчерпавший себя интерес, как бывает у редко видящихся приятелей.

– Ты знаешь, мы тоже новоселы, захватили сквот на Фонтанке, прямо над Снесарем.

– Все получилось?

– Да.

– Я же тебе говорил. А ты с кем там?

– Я, Андрюша – мой брат, и Миша Воронцов, ну длинный такой, модельер. Пойдем к нам зайдем, если есть время.

Перейдя Невский, друзья не спеша двинулись по Фонтанке по направлению к Коломне. За час они добрались до места. Во время прогулки Инал подробно рассказал Алексею про три основные новости своей жизни: они нашли новую мастерскую на улице Фурманова, из Германии вернулся Франц Ротвальд, и вчетвером они организовали школу «Инженеров искусств».

– Здорово, – сказал обо всем услышанном Алексей. – А вот отсюда уже видны наши окна.

Еще издалека, на подходе к дому, Алексей заметил рослую фигуру, маячившую на набережной и всматривающуюся в окна третьего этажа. Внешне этот человек неуловимым образом отличался от любого местного обывателя. На первый взгляд ему можно было бы дать лет тридцать, но на самом деле ему было тридцать семь. Это был англичанин Тим Белью, кипучий выдумщик и прожектер, аферист, женившийся в Швеции для получения социального пособия и сбежавший оттуда в Ленинград в поисках легкого бизнеса. Клетчатый тесный пиджак и короткие красные брюки, открывающие остроносые ботинки, были всего лишь потешным дополнением к глумливому выражению его лица. Тряся длинными черными волосами, он приветливо отсалютовал рукой и крикнул:

– Hi, Алекс!!! Гш waiting for you. Nice to see you, guys.

– Hello, Тим! Это мой друг Инал.

– Hi!

Подымаясь по лестнице, Тим без остановки рассказывал про каких-то «крези-бабушка», атаковавших с утра его съемную комнату в коммуналке с рассказами о своих детях. Говорил он по-английски, вставляя в свою речь полюбившиеся русские словечки. С собой он принес плоский «Винстон» и упаковку баночного пива из валютного магазина.

– Вот наша квартира, – распахивая дверь перед гостями, сказал Алексей Иналу.

– Круто. Вы сами все приводите в порядок? А как соседи? – спросил Инал, разглядывая старинные оштукатуренные стены, обнажившиеся после снятия многослойной шкуры старых обоев.

– Что-то сами, а что-то местные с биржи, – пояснил Алексей.

– Биржа – это что такое?

– Биржей у районных «синяков» называется помойка, где они обычно тусуются, бухают и получают трудовые контракты: где чего украсть или сломать, а то еще какая-нибудь работенка подвернется.

Тим Велью на Фонтанке

Совершив обзорную экскурсию по комнатам, друзья уселись в кресла и щелкнули баночными ключами.

– Классная комната получится, если все стены сломаете. Сколько же здесь метров? – поинтересовался Инал, поводя взором.

– Ты знаешь, если судить по лепке на потолке, то это был зал с четырьмя окнами и эркером, площадь его около ста метров. Но вот видишь, еще две стенки недоломаны, там в комнате Андрей спит. Не хочет выселяться. А за ней еще пустая комната. Так что если сломать комнату и тамбур, то получится красивый зал.

Потягивая пиво и покуривая, старые друзья и новые знакомые неспешно обсуждали малозначительные истории из дня прошедшего и постепенно разговорились о предстоящих планах на пятницу с субботой.

– Инал, приходи завтра вечером к нам в гости, мы спать не ложимся никогда, – воодушевленно предложил Алексей. – Нам один наш приятель подарил две колонки, послушаем музыку, отдохнем. Вечерами по пятницам много народа собирается.

– Спасибо, придем. Времени у нас теперь много, хотя мы тоже новоселы. Представляешь, наша квартира раньше принадлежала купцу-миллионеру Елисееву. Гигантское пространство, там камин такого размера, что в него свободно человек заходит.

Алексей перевел Тиму рассказ Инала, и тот поинтересовался:

– И сколько вы платите за такой апартмент?

– Мы нисколько не платим. Это была расселенная квартира, бывшая коммуналка, а дом должен был пойти на капремонт. Но денег на ремонт нет, а электричество и вода в доме остались. Мы захватили квартиру и живем.

– Fuck!!! – засмеялся Тим, услышав перевод этой фантастической с точки зрения европейца истории. – Я снимаю у бабушки комнату с одним окном и плачу в месяц пятьдесят долларов рублями. А вы тут в Раше все живете даром?

– Этим мы с тобой, дорогой Тим, и отличаемся друг от друга! – со смехом сказал ему Алексей.

В прихожей хлопнула дверь, и появился Миша с коробкой макарон и маковым рулетом в руках.

– Всем привет! – бросил он сидящим. – Леха, видал, у нас на первом этаже кооператоры заселились, дверь днем вставили. А мы им в эту квартиру целый месяц сносили мусор мешками.

– Пива хочешь?

– Ты же знаешь, я никогда не пью ничего крепче пепси-колы.

Когда Миша удалился на кухню, Алексей стал рассказывать Иналу про его таланты:

– Миша шьет одежду. Хочешь посмотреть?

– Да, очень интересно.

Комната, оборудованная Мишей под мастерскую, была освещена яркой лампой. В центре стоял стол с тумбами, на нем были разложены картонные вырезки и разноцветные обрезки ткани. На полу валялись журналы, пакеты, а вдоль стены выстроилась вереница пустых пепсикольных бутылок. Алексей снял с плечиков шерстяную куртку без рукавов, надел ее и повернулся, давая себя разглядеть.

– Здорово, – сказал Инал. – Он сам все придумывает?

– Ну да.

С подоконника спрыгнул черный кот и стал тереться о ногу Алексея.

– Есть хочешь? Бедолага.

Они вернулись в комнату, где англичанин разговаривал по телефону.

– Алекс! – сказал Тим, отрываясь от телефонной трубки. – Мой друг из Стокгольма, про которого я тебе рассказывал, может прийти завтра к тебе? ОК?

– Of course, Тим.

Инал встал и стал прощаться со всеми, пообещав завтра вечером зайти в гости с целой компанией.

Поздно вечером Андрей вернулся с концерта в сопровождении двух друзей и принялся воодушевленно рассказывать подробности:

– Представляешь, собралось тысячи полторы человек, я такого давно не видел! Менты долго никого не впускали, и все оттягивались на улице. Мы прошли без билетов и оказались в самом центре зала, где все прекрасно видно.

– Да ты что?! – округлив глаза, сказал Алексей, подшучивая над восторженным состоянием брата. – Не может быть!

Андрей запнулся, стушевался и, поджав губы, засопел, изображая решимость наброситься на брата с кулаками.

– Ладно, ладно, рассказывай, только стол не опрокинь, – продолжая смеяться, сказал Алексей.

– Ну так вот, все было так классно, что после концерта всех еле выгнали из зала.

– А что было-то? Ты где был, Андрюха?

– Я же тебе рассказываю, концерт в ЛДМ. Курехин с «Поп-механикой» и «Странные игры».

– Ну?

– Ну вот. Гаркуша на сцене такое выделывал, что ползала стояло на креслах. Курехин играл на рояле, а на сцене творилось нечто. Потом «Игры» стали исполнять все свои старые песни.

Ангола и Коля, с которыми пришел Андрей, молча слушали диалог братьев и с уважением поглядывали, как англичанин стряхивает сигаретный пепел в фирменную банку. В прихожей хлопнули двери, и в комнату вошли еще двое молодых людей.

– Здорово, привет всем! – радостно улыбаясь, обратился ко всем присутствующим черноволосый парень в костюме, на ходу стаскивая с себя галстук. – У вас дверь нараспашку.

– Привет, Ваня. Привет, Женя, – ответила компания.

– Как бизнес? – поинтересовался Алексей.

– Все путем, – ответил один из них, лукаво щурясь и откидывая волосы рукой.

Иван Салмаксов и Женя Бирман – так звали пришедших – стали общими знакомцами и чуть ли не ежедневными гостями после того, как пришли в гости в сопровождении известной модели Лары. Умница и красавица, Ларочка симпатизировала смешным ребятам из этой старой квартиры. Заезжая к ним в гости, она всегда привозила фрукты и разных друзей познакомиться.

Выглядели молодые люди как преуспевающие коммерсанты: автомобили, костюмы, галстуки, ботинки «инспектор». Они занимались самыми разнообразными делами, начиная от торговли лесом и заканчивая продажей палехских лакербоксов иностранцам.

Но их всегда отличала позитивная настроенность. Улыбка Евгения могла бы останавливать воюющие народы – так она была хороша. Обаяние исходило от этого человека такими волнами, что после беседы с ним все без исключения принимали его точку зрения и убежденно считали его самого весьма достойным персонажем.

Концерт «Поп-механики»

Естественное желание развеяться после скучных дел приучило молодых предпринимателей приходить в квартиру чуть ли не каждый день. До знакомства с обитателями Фонтанки Иван был страстным поклонником «Depeche Mode» и на привезенной из Америки аппаратуре самостоятельно экспериментировал с музыкой, но вскорости поменял подборку кассет на house-музыку и на волне восторженного подъема подарил Алексею новенькие колонки из родительской квартиры.

Иван под ручку увел Тима в сторонку и завел с ним беседу, а Женя достал из кожаного портфеля большую бутылку мартини и, скрипнув крышкой, начал разливать вермут по чайным кружкам. Беседа оживилась и потянулась бесконечной чередой мало что значащих историй и шуток, сменяющих друг друга под барабанную дробь магнитофона.

В тот вечер свет в квартире горел до четырех утра. Гости, соблюдая законы уличной конспирации, тихо проскальзывали в парадную и поднимались на третий этаж, где из-за дверей слышалась музыка и многоголосый шум. Внутри было многолюдно, молодежь группками заполняла все закоулки в квартире. Мебели было так мало, что люди сидели в освещенных проемах окон, отбрасывая при этом гигантские тени на тротуар. В большой квадратной комнате танцевали в темноте, которую прорезали лишь отблески горящего камина.

Несколько раз хохочущая экспедиция ходила за шампанским в ночной ларек. Игристое вино было излюбленным напитком компании и поглощалось гостями в больших количествах. По ночам оно продавалось только в одном зарешеченном торговом заведении на Тургеневской площади – в самом злачном месте Коломны. Владелец этого стального ящика, в своей коммерции основную ставку делавший на спирт «Рояль», уже давно снабжал веселых ребят этим неходовым товаром и, постепенно выучив их лица, стал иногда давать в долг «до утра».

Ночной город был тих в это время. В нем, как жужжащие мухи на дачном столе, ползали лишь поливающие мостовые оранжевые машины, да желтыми глазами перемигивались никому не нужные светофоры. Приятной внутренней радостью возникало впечатление, что не спит в это время только эта странная компания, не признающая весь остальной мир и почитающая себя его самой живой и интересной частью. Красочные ощущения духовного трепета и восторженного энтузиазма свойственны всем молодым, пока они смотрят на скучный мир и видят в нем лишь свое улыбающееся отражение, радостную картинку собственного прекрасного лица. Эти переживания полностью захватывают в пограничном возрасте души, когда, устав от ограничений детства и чужого права распоряжаться происходящим, человек получает сам себя в безраздельное, а чаще безрассудное пользование.

Так было и с этими красивыми молодыми людьми, испытывавшими от бессонной ночи непередаваемое ощущение счастья. Бесконечность имевшегося у каждого личного времени была настолько необозрима, что время как часть мира и всеобщего бытия не существовало для них вовсе. Могущественное время было для них маленьким джином, сидящим в наручных часах и покорно крутящим стрелки, чтобы было понятнее, что в данный момент делает тот самый «скучный мир».

Когда за последним гостем закрылась дверь, Андрей почувствовал облегчение. Расплывающееся усталостью, огромное путаное впечатление, накопленное за вечер, сменилось звенящей тишиной. Он прошелся по комнатам и подметил перемены, внесенные гостями в их нехитрый быт. Помимо внешнего хаоса: окурков, бутылок, смятых пачек и прочего – он явственно ощущал послевкусие вечера, и это было какое-то новое чувство, сутью своей похожее на эхо в горах, вернувшееся тебе минуту спустя. Покинув прокуренную квартиру, гудящий рой малознакомых людей и множество тех, с кем он и вовсе не был знаком, оставили в его душе эмоциональную путаницу и полную неразбериху в мыслях. Смятение заключалось в том, что глубоко внутри что-то отчетливо не устраивало его, и это что-то он никак не мог прояснить. После обреченного взгляда в себя на него снова нахлынула волна собственной уязвленности. Тут же четко вспомнилось, откуда пришла эта тошнотворная волна, утопившая его сегодня в вязком чувстве раздражения и неуверенности. Все было чудесно, но непривычно ново. Гостей в этот вечер было столько, что они заполонили всю квартиру, и от обилия новых лиц кружилась голова. В какой-то момент Андрей оказался в одной комнате с неизвестной ему компанией красивых людей, цельной своей общей безупречностью. Но с его появлением разговор внезапно стих. Не признав в нем одного из хозяев квартиры, присутствующие по-своему истолковали его появление и молча воззрились на него.

Андрей наморщил лоб, призадумался и тут же вспомнил, что за этим последовало: не имея душевных сил отстраниться от образовавшейся по его вине нелепости, он стушевался и буквально оцепенел. Это длилось лишь миг, но и сейчас он физически помнил устремленные на него насмешливые взгляды.

До конца воспроизведя в памяти этот обескураживающий эпизод, Андрей встряхнул головой, закурил и мысленно попытался вернуться к себе прежнему. Он заглянул в опочивальню друга и увидел Мишу, лежащего на диванчике в одежде и своих любимых «мартинсах». Миша крепко спал, подложив под голову кулак правой руки. На полу, в изголовье его дивана, лежал глянцевый журнал, и с его обложки в потолок безучастно глядела какая-то роскошная дива. Андрей выключил в комнате свет и, тихо прикрыв дверь, направился в гостиную.

Удобно устроившись в двух креслах, посреди комнаты возлежал Алексей.

– Ты как, Андрюша?

– Нормально. Устал только.

– Да, шумный денек получился.

– Леха, а кто этот Тимур, который приехал на велосипеде?

– Новиков?

– Наверное, не знаю фамилии.

– Тимур – художник. Я познакомился с ним года два назад в рок-клубе, вернее даже не в клубе, а «Сайгоне». Я в то время проводил там много времени. Однажды мы висели там с Клипсом и Кроликом. Не помню точно, что мы делали, скорее всего – ничего, просто тусовались, и тут входит человек – я его заприметил еще на улице, через стекла витрины. На нем был невероятно длинный черный пиджак с узкими лацканами, ярко-красная рубашка, шелковый фиолетовый шарф и узкие брюки. Узконосые лаковые туфли черного цвета зашнурованы фиолетовой проволокой. Представляешь? Я обалдел и спросил у Клипса, кто это такой. Клипс был всеобщим знакомцем и познакомил меня с Тимуром, а тот пригласил нас к себе в мастерскую. Мы потом иногда встречались – я ходил на сейшены и встречал его, он тогда что-то с «Кино» делал.

– Он что – музыкант? – присаживаясь рядом, спросил Андрей.

– Нет, художник, говорю тебе.

– А этот, в зеленом берете и очках? С девушками?

– Который? – спросил Алексей, потягиваясь и зевая.

– Ну, помнишь, их целая компания была, один из них еще танцевал на подоконнике. И среди них был один, такой в зеленом берете, круглых очках, весь в губной помаде.

– Ты, наверное, про Дениса Егельского говоришь? Ты познакомился с ними?

– Ага, в своем роде познакомился. Я зашел в крайнюю комнату перевести дух от этой кутерьмы, они там стояли. Уставились на меня, как на стул, который умеет ходить.

– Он художник.

– А Георгий Гурьянов – это барабанщик «Кино»? Ты его знаешь?

– Немного. У него мастерская в соседнем доме.

Голос Алексея становился все более вязким и глухим. Он почти спал. Какое-то время братья молчали, погруженные каждый в свои мысли. Прошедший вечер оказался настолько полным, что сил на разговоры не осталось. Их охватила странная истома, вяжущая и новая на вкус, похожая на стрессовый шок после аварии. Все вроде бы было как надо, но новизна момента, вся эта суетливая мешанина, усталость и личные переживания каждого слились сейчас для них в снотворное молчание.

На столе между стаканов и бутылок мятежным огоньком колебалось пламя догорающей свечи. Чадящий кончик пламени выплясывал в ярко освещенном гроте, покрытом восковыми слезами. В этом догорающем микрокосме взоры молодых людей увязли, сон стал подбираться к ним сквозь сомкнутые ресницы и очень скоро одержал свою очередную победу.