Читать книгу Раб - Андрей Хорошавин - Страница 7

Утром третьего дня, Андрей смог сесть, на постеленной, прямо на пол соломенной циновке и попытался подняться на ноги. В глазах потемнело. Дощатые стены разъехались в разные стороны. Он вновь уселся на циновку. К горлу подкатил мягкий и тёплый комочек рвоты. Тело покрылось липкой испариной. Он положил руки на колени и опустил на них голову. Со лба сорвались капли пота и быстро впитались в сухую солому циновки.

Дед сидел у стены, смотрел, молчал и не вмешивался в происходящее.

Андрей опустил голову и несколько раз глубоко вдохнул. Его дыхание походило на сипение. Он откашлялся. Тело подрагивало от слабости.

Вторая попытка была более успешной. Всё вокруг, как и в первый раз, пошло кругом, но Андрей опёрся рукой о стену и стоял так, опустив голову. Колени дрожали. Тело обливалось потом. Он медленно развернулся и уперся в стену второй рукой. Хотя в глазах и плясали жёлтые мухи, голова начала постепенно приходить в порядок. Через некоторое время возвратилось зрение и первое, что привлекло его внимание, это его собственные руки.

Он смотрел на свои бледные истончившиеся в тоненьких жгутиках жил с пожелтевшими отросшими ногтями кисти. Ещё совсем недавно этими пальцами, он мог спокойно согнуть четырёх миллиметровую стальную пластину, и что же с ними стало теперь. Что-то кольнуло, там, в глубине груди. Что-то похожее на обиду. Или может это просто жалость к себе. Он не понял.

Как ни странно, но это появившееся чувство, заставило сердце биться сильнее. В висках застучало. По всё ещё дрожащим ногам разлилось тепло. Андрей сделал короткий шаг вдоль стены, чуть переступив босыми ногами. Стены вновь качнулись и поплыли по кругу. Он вновь опустил голову, как можно ниже, сделал медленный глубокий вдох и резко выдохнул. Вновь потемнело в глазах, но тьма быстро рассеялась.

Расставив ноги по шире, он медленно, одну за другой оторвал ладони от стены и замер. Его тело покачивалось вперёд-назад. Согнутые колени ходили под ним ходуном, а руки, он непроизвольно поднял вверх, да так и замер, похожий на ребёнка, сделавшего первый в жизни шаг.

Через минуту он развернул плечи и повернул улыбающееся лицо, ища глазами синие глаза Деда. Потом, он сделал ещё один короткий шаг, пытаясь развернуться, но, потерял равновесие и рухнул на циновку. Его обильно вырвало.

– Ну, будя, будя. – Услыхал он скрипучий голос. – Хватит на сегодня. Слаб ещё.

Дед говорил с ним таким тоном, каким говорят с непослушными детьми и это разозлило Андрея.

– Нет. – Вырвалось из его, в нитях слизи, рта. – Не-ет. – Снова прохрипел Андрей, и в его глазах сверкнули слёзы.

Перевернувшись на живот, он уперся руками в циновку. Локти дрожали, но Андрей выпрямил руки и, одну за другой подтянул ноги к животу. Теперь он сидел на корточках, упирался руками в циновку и мотал головой, прогоняя вновь начавшееся головокружение. Он дышал глубоко и долго.

Одна рука вновь упёрлась в стену. Он медленно выпрямил ноги, опёрся о стену второй рукой и выпрямился окончательно. Кожа блестела от пота, грудь тяжело вздымалась, но его глаза горели. За его спиной улыбался Дед. Андрей повернулся боком, и, продолжая опираться одной рукой о стену, медленно, едва переставляя ноги и шаркая ступнями по циновке, пошёл вдоль стены к двери.

Петли тихо скрипнули, и в лицо удалил сноп солнечного света. Пахнуло свежим воздухом.

Когда глаза привыкли, он увидел, что находится над землёй. Деревянное строение, в котором его держали, было устроено на бревенчатых сваях, и снизу к порогу двери была приставлена лестница. Высота составила около полутора метров. Строение было обтянуто маскировочной сеткой, края которой крепились к колышкам, вбитым в землю.

Андрей качнулся, чуть не свалившись вниз, и опустился на корточки. Потом, удерживаясь руками за края дверного проёма, он уселся прямо на порог, свесив ноги вниз.

В лицо дул тёплый ветер, а вверху пронзительно голубело летнее небо. Кругом, куда только хватало взгляда, зеленели трава и деревья. Целое море зелени, от вида которой глаза наполнились слезами. Отовсюду слышался птичий щебет. Всё мирно и спокойно кругом, будто ничего и не происходило. Природа жила своей жизнью и никому не было дела до одного маленького человека попавшего в большую беду.