Читать книгу Бухгалтер 2, или Всё наперекосяк - Андрей Ильин - Страница 2

На столе замурлыкал плоский, как черепаха, телефон. Капитан Василий Барабанщиков поднял глаза, с тихой ненавистью посмотрел на аппарат. Он давно испытывал к телефонам безотчетную нелюбовь. Один только вид этой техники раздражал и был способен испортить настроение на целый день. Наверно, потому, что по телефону, как правило, сообщают одни неприятности.

Василий выждал некоторое время. Мерзкий аппарат не умолкал. Капитан вздохнул, поправил очки, взял трубку:

– Слушаю, капитан Барабанщиков.

– Доброе утро, Василий Иванович, заходите ко мне.

Говоривший не представился, но в этом и нет нужды. Голос подполковника Береговой в отделе и так знали все. « Царица Тамара», именно так звали ее между собой сотрудники, недавно назначена начальником отдела вместо ушедшего на пенсию полковника Левченко. Она пользовалась непререкаемым авторитетом, потому что умница и, вдобавок, очень красивая женщина. Трудно спорить с начальницей, обладающей манерами грузинской царицы и внешностью Кармен.

Василий быстро прошел по коридору.

– Разрешите, Тамара Васильевна?

– Да, садитесь.

Барабанщиков сел за небольшой стол толстого стекла, пальцы привычно раскрыли блокнот. Окинул взглядом присутствующих. Их трое. Напротив Василия расположился солидный господин лет шестидесяти, в толстых очках, на голове клубится седая шевелюра. Костюм сидит так, что сразу видно – у него очень внимательная и заботливая жена, следящая за имиджем мужа. Но сам господин достаточно равнодушен к подобной ерунде и вот дорогой галстук уже висит криво, словно оборванная веревка висельника, волосы растрепаны и вообще заметно, что господин совсем умный. Второй – мужчина за тридцать, высок, силен, ухожен и высокомерен, этакий гетеросексуал американского типа. Хоть щас в ковбои! Третья – женщина. Внешность умещается в двух словах – блондинка в законе. Неодобрительный взгляд пробежал по холеным ногтям, пышным золотым волосам. Василий повернулся к Береговой. «Царица Тамара» заметила взгляд Барабанщикова, едва заметно усмехнулась глазами. Представила присутствующих:

– Каверин Анатолий Петрович – профессор, доктор исторических наук. Орлов Андрей Александрович – кандидат наук, старший научный сотрудник института истории РАН. Дементьева Ольга Борисовна – научный сотрудник института, заканчивает аспирантуру. А это наш сотрудник, капитан Барабанщиков Василий Иванович.

Нудная процедура представления окончилась, вставание, рукопожимание и кивание завершилось и Василий выжидательно посмотрел Тамаре в глаза.

– Дело вот какое, – сказала она, обращаясь к Василию, – ваш отчет о… ну, о проделанной работе, в той части, где вы рассказали о заброшенном храме, очень интересен. Наше руководство ознакомило историков с этой информацией. Правительство Камбоджи тоже заинтересовалось и обратилось к нам за помощью. Одним словом, вам предлагается новая командировка в джунгли.

Василий с непроницаемым лицом выслушал. Поправил съехавшие на нос очки, негромко произнес:

– Там очень опасно, – и выразительно посмотрел на ученых.

– Правительство республики предоставит охрану. Роту солдат, а не полицейских, – ответила Тамара, предупреждая следующий вопрос. Она знала, какую роль сыграла полиция в той операции.

– Хорошо, я готов, – вздохнул Василий. – Когда ехать?

– Завтра. Вы – сотрудник института. Ваша задача – помочь в поиске и исследовании храма нашим и камбоджийским ученым.

Когда дверь за Барабанщиковым закрылась, профессор вежливо обратился к Тамаре:

– Тамара Васильевна, я… э-э, как бы это сказать… немного по-другому представлял себе вашего сотрудника. Я слышал, что он в одиночку толпы врагов побивал, девиц из плена спасал ну и вообще, чуть ли не Джеймс Бонд, а тут…

– Мсье Паганель. Чудак ботаник из « Пятнадцатилетнего капитана». Не удивлюсь, если завтра он явится с сачком для ловли бабочек, – хмыкнул Андрей Орлов. Холеное лицо скривилось, будто случайно хлебнул просроченный кефир вместо пива.

Аспирантка хихикнула, ладошка благовоспитанно прикрыла накрашенный ротик.

– Первое впечатление бывает обманчивым, – предупредила Тамара.

– Согласен, полностью с вами согласен, но все равно какой-то он… словно из него воздух выпустили. Нельзя ли заменить?

– В операции, кроме капитана Барабанщикова принимали участие еще двое. Это гражданские лица, они оказались случайно вовлечены, – сухо произнесла Береговая, – один старик, из местных жителей. У него нелады с властями из-за прошлого. Он не захотел сотрудничать и куда-то исчез. Второй участник – женщина. Вышла замуж, ждет ребенка.

Некоторое время помолчала, потом добавила:

– Капитан Барабанщиков – квалифицированный сотрудник с большим опытом работы.

– Я слышал … – начал опять профессор.

– Вы правильно слышали, – не очень вежливо перебила «царица Тамара», – в задачу капитана входит провести вас к месту находки и все. Он единственный, кто может это сделать. Работать вы будете самостоятельно с местными товарищами под охраной солдат, а капитан Барабанщиков вернется к исполнению повседневных обязанностей. Всего хорошего.

Кожаное сидение ласково приняло в объятия профессорский зад, дверь солидно клацнула замком, салон наполнился запахом дорогого одеколона. Профессор задумчиво произнес:

– Какой-то подозрительный старик, девушка, вышедшая замуж…

– Несчастная любовь! – воскликнула аспирантка.

Орлов закатил глаза, нижняя губа презрительно выпятилась, раздался лошадиный фырк.

Василий устало откинулся на спинку кресла, палец небрежно надавил на кнопку выключения компьютера. Чувствовал, что раздражение постепенно поднимается откуда-то… ну, от стула и заполняет по самые уши. Предстоящая командировка, на недельку, как сказали в кадрах, выбила из колеи. Воспоминания, как растревоженные тараканы, торопливо полезли из темных углов памяти, куда Василий постарался их загнать.

…ощутил жаркий, влажный воздух джунглей, перенасыщенный диковинными запахами. Услышал шум листьев, донеслись крики удивительных птиц. Опять появилось перед глазами лицо той далекой теперь и недостижимой девушки – Алики Карелиной. Она давным-давно, почти три месяца, как замужем. Его тоже приглашали на свадьбу. Как «друга»! Он не стал ссылаться на занятость, как обычно делают, когда не хотят приходить. Ответил – я не приду, положил трубку. Приглашение порвал и выбросил. Он ни в чем не обвинял девушку. Все сложилось именно так, как и должно. Путешествие по диким джунглям, перелеты, бои, драки – все закончилось, стало казаться просто киношным приключением. Наступила обыденная серая жизнь. Нет, они встречались и казалось, что все хорошо. Василий первым почувствовал, что отношения меняются. Позднее назвал несовместимостью мировоззрений, а тогда это были небольшие размолвки. Алика считала, что Василию незачем служить, слишком опасно. Ее родители имеют обширные связи в Москве. Предлагали занять денег у хороших друзей, организовать прибыльное дело. Лояльность властей и налоговой гарантировалась. Выгодные заказы – тоже. Родителей можно понять – они, старые и мудрые, хотели обычного счастья для дочери, спокойной семейной жизни и искренне не понимали, почему Василий уклоняется от ответа. Алика дулась, но прощала. А Василий и сам не понимал, чего отказывается. Ну ведь не всю жизнь служить, когда-то уйдешь со службы и что? Идти в охранники? Или начальники охраны, что, в сущности, одно и то же? Знал немало полковников, которые после службы на очень ответственных постах шли мыть машины или сторожить дворцы торговцев водкой. Не всем удавалось устроиться после службы, далеко не всем. А те, кому посчастливилось пересесть в кресло директора или даже генерального директора… Да чего там! Все знают, каким унижением это достигается.

Чуждая после многолетней службы гражданская жизнь страшнее любых джунглей.

Василий знал, что ждет в будущем. Умом понимал житейскую правоту Алики и родителей. Трудно смотреть в глаза умной, красивой девушки, которая искренне любит и хочет стать твоей женой. И начал потихоньку сдаваться. В самом деле, чего горбатиться? Другие легко и просто идут наверх. Василий знал лейтенантов, пришедших вместе с ним или позже и уже делающих блестящую карьеру. Они не проливали ведрами горячий пот на тренировках, в них не стреляли, их не рвали и не били ни чужие, ни свои. Досрочно получали звания, должности. Откормленные, ухоженные, словно породистые собаки, и так же, как собаки, обвешанные медальками, уверенно переходили из кабинета в кабинет. Только морды становились все мордастее и строжее.

Как-то довелось услышать разговор двух полковников. Один хвастал, что при каждом новом назначении уносит старый стул в новый кабинет. « С лейтенантов на нем сижу, – рассказывал, заливаясь счастливым смехом – так на одном стуле и до генерала досижу, ха-ха»! Обоим полковникам чуть за тридцать…

Горько на душе. Лезут мысли, что раз живем, что никому не нужны, кроме как сами себе. Вон, люди живут, хлеб с черной икрой жуют. Им дают, они дают. Жены у них самые красивые, дома – дворцы. Их уважают, им завидуют, ставят в пример. Тем, что неудачниками считают. Которых за то, что они кровь за Родину проливали, зовут « эй, полковник» и посылают мыть машины тех, кто пил, жрал и предавал. Вот к таким обращаются уважительно – « господин». И почтительно пожимают ручку.

Как-то Василий был в гостях у родителей Алики. Отец говорил по телефону на балконе, кого-то распекал. Мать с дочерью на кухне. Василий сидел в кресле и, скучая, щелкал кнопками пульта телевизора. Полутораметровая плазменная панель светится всеми цветами, послушно меняя картинку. Одна программа тускло загорелась древним черно-белым экраном. Кадры старой военной кинохроники комментировал строгий голос диктора за кадром. Танки, самолеты, взрывы. Василий видел такое много раз и хотел переключить, когда огромный экран показал переправу. Глубокая осень, снег, ветер… В черной, ледяной воде по грудь стоят солдаты, держат на плечах деревянные мостки. Пехота торопливо перебегает на другой берег. У солдат в ледяной воде спокойные лица, будто заняты самой обычной, повседневной работой.

А ведь они совершают подвиг!!!

Солдаты отрешенно-равнодушно смотрят на темную гладь холодной воды. Сто грамм накатить, покурить и можно дальше стоять, вот о чем думают солдаты, а не о подвиге! Плевать им на подвиг!! Побыстрее бы батальон прошел, потом к костру и снова в воду, еще пехота подошла… Василий судорожно вдавил кнопку паузы, замер, напряженно всматриваясь в удивительную картину. Он чувствовал и страшный давящий холод, и желание закурить, и досаду на начальство, не позаботившееся о бревнах на сваи… и зависть! Он остро завидовал простому солдату, стоящему по грудь в ледяной воде! Нужно огромное мужество и презрение к смерти, что бы направить горящий самолет на колонну врага, закрыть грудью амбразуру пулемета, спокойно идти на казнь и не выдать под пытками товарищей. Не все способны. И всякий назовет это подвигом, о таких людях пишут, говорят, слагают песни. Но кем надо быть, что бы вот так, равнодушно, не думая о награде, держать мостки с пехотой, будто Атлант край неба, стоя по грудь в холодной воде! «А я уже оскотинился, – горько и зло подумал Василий. – В тепло захотел, чтоб кусок побольше, а жопа поширше. Проживу, как скот и скотом помру. Ведь не для того же рожден человек, что бы есть да развлекаться, он же что-то совершить должен! А каково будет друзьям в глаза смотреть, когда на суд Божий приду? Эх»!

С того дня Василий под разными предлогами уклонялся от визитов в дом родителей Алики. Девушка недоумевала, сердилась, наконец прямо спросила, в чем дело? Василий мялся, не зная, как объяснить то, что и самому не совсем понятно. Вот чувствует, как надо правильно, а объяснить не может. Потому что такие слова, как честь, Родина, долг, верность и правда вызывают только смех и иронию. Ну как тут объяснишь?

– У меня много работы, – промямлил Василий. – Торговать водкой или сторожить банк я не хочу. И не умею. Мы с тобой все-таки разные. Ты образованная, из богатой семьи. Привыкла к городу, удобствам, к деньгам. А я другой… ну, другая у меня жизнь. Могут вообще из Москвы перевести в глушь…

– Все такие вопросы легко решить, – ответила Алика, – ты чего-то не договариваешь.

– Да нет, я ничего не скрываю, – торопливо заговорил Василий. – Но не могу я так, каждый день в стойло к корыту!…Служить мне надо!

– Так служи, – тихо ответила девушка, – все служат. И не обязательно в глуши. И в Москве офицеры нужны. Не хочешь бросать службу, не бросай. Я не понимаю тебя!

Тягостный разговор кончился тем, что Алика ушла, едва сдерживая слезы. По-женски решила, что Василий ее не любит, но, как и всякий трусливый мужик, не решается об этом сказать. Барабанщиков потом тысячу раз назвал себя дебилом и проклял тот день. Ну дурак, псих, увидел, как кто-то стоит в воде и держит доски. Ну и пусть стоит! Может, он больше ни на что не способен, идиот ты несчастный! Жизнь-то, она вот, реальна, рядом. Упустишь мгновение и будет другой! Ну спустись ты на землю с облаков мечтаний, придурок, ведь ничего потом не исправишь! Алика словно растворилась в воздухе: телефоны молчали, дома никого нет. Невозможно найти человека. Много позже Василий узнал, что Алика срочно поменяла номера телефонов и строго-настрого велела родителям не открывать дверь. Уязвленная гордость женщины способна на все. Впрочем, подобные мелочи не смутили бы Василия, отыскать человека в Москве пустяк, но… Алика вышла замуж уже через неделю. Воздыхателей вокруг нее всегда хватало, только мигнуть. Один оказался рядом в нужный момент… Тут уж Василий опустил руки. Вдобавок, обозлился, решил не терять лицо – он тоже не последний! Так все и закончилось. Сердце долго болело, рвалось и Василий знал, что так будет еще долго. Но что-то в душе перегорело и прежнее ушло. Уже подкрадывалось равнодушие, медленно, маленькими шажками. «Время лечит, – грустно думал Василий, – только почему так долго?»

Утром все четверо встретились в аэропорту. Профессор ухожен, ровно подстрижен, дорожная сумка полна домашних продуктов. Кандидат наук почти с пустыми руками, если не считать элегантно-мужественного рюкзака типа military. Узкие бедра обтягивают черные джинсы, на широких плечах трещит черная рубашка, рукава закатаны по локти. Весь облик кандидата наук дышит отвагой и приключениями в пампасах. Аспирантка украсила пышный бюст гипюровой белой рубашечкой, золотые волосы завязаны в целомудренный узел, длинные ноги словно облиты небесной синью – голубые лосины сидят без единой складки, как вторая кожа, попка похожа на дольки абрикоса. Словом, все трое полностью соответствуют стереотипу, олицетворяют успешность, сексапильность и гармонию с внешним миром.

Василий приехал за пять минут до конца регистрации и был последним в очереди. В дорогу одел свободные брюки из плотного хлопка и большую, не по размеру, толстовку. На лице красуются полукруглые очки в пластиковой дешевой оправе. Волосы торчат, будто только что встал с постели. Поклажи вовсе нет, что вызвало законное подозрение таможенников – как это, без вещей? Наши люди за границу налегке не ездят! Василия тормошили так, что все пассажиры выжидательно смотрели, когда же найдут что нибудь запрещенное? Таможенник вздохнул. Взгляд последний раз хмуро остановился на лице нелепого парня в очках. Несколько шрамов говорили о том, что этот чудак может упасть на ровном месте и серьезно пораниться. Инспектор покачал головой, ладонь брезгливо толкнула воздух, словно завоняло. Выводящая стюардесса повела пассажиров на посадку.

Аспирантка элегантно приземлилась на среднее кресло, мужчины сели по краям, а Василий неловко плюхнулся впереди. Кресло злобно скрипнуло, спинка дернулась к полу. Снял очки, поочередно дохнул на каждое стекло, тщательно протер рукавом. Дурацкие окуляры прописал врач после медицинского осмотра. Вернувшись из Камбоджи, Барабанщиков заметил, что вроде видеть стал хуже. Сначала не обратил внимания, но когда разладилось с Аликой, зрение заметно ухудшилось. Обратился к офтальмологу. Тот осмотрел и объяснил, что это от нервного напряжения. Посоветовал успокоиться, выписал кучу витаминов и корректирующие очки. Василий взял в «Оптике» самую простую оправу, стал регулярно напиваться успокаивающих и тормозящих пилюль. Зрение поправилось, но врач настоял, чтобы очки еще носил. Вот так он и оказался прибитым сутулым очкариком, будто совсем ученый.

Очнулся от дум, когда самолет затормозил в начале взлетной полосы. Лайнер заметно клюнул носом. Возле Василия стоит существо голубого цвета и настойчиво теребит за рукав.

– Пристегните ремень, пожалуйста… ремень пристегните, ну мужчина… – сдержанно бормочет стюардесса, симпатичная мордашка багровеет. Василий спохватывается, замок щелкает. Голубой мундир уплывает.

Турбины взвыли так, словно собрались оторваться и лететь самостоятельно. По самолету бежит мелкая дрожь, огромная алюминиевая труба с крыльями мчится по взлетной полосе. Короткий разбег обрывается, самолет взмывает в небо. Земля уходит, растворяется в дымке. Округлый нос машины пробивает облака и вот уже машина не летит, а медленно плывет над бескрайней заснеженной равниной. Привычный мир исчез, осталось солнце и толстая вата сплошных облаков. Опять появился щем в груди. Завозился, рука опустилась в карман за таблетками. Пара маленьких кругляшей падает на язык. Андрей Орлов и Ольга Дементьева переглянулись. Орлов брезгливо кривится. Ольга жмет плечами, глаза опускаются. Вспомнила слова красивой черноволосой женщины, начальницы капитана, о какой-то девушке, принимавшей участие в той операции и недавно вышедшей замуж. «Все равно, нельзя так переживать, – думает Ольга сочувственно, – и у меня была безответная любовь, но таблетки я не глотала, справилась. А тут мужчина все-таки»! Глаза презрительно сощурилась, лицо повернулось к окну. Василий откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Память снова вернула на полгода назад. Только что вернулся из того странного отпуска, в котором причудливо перемешались морские пираты, бандиты, партизаны и удивительная девушка по имени Алика…

Военный атташе посольства, он же – начальник военной разведки в этой стране, сразу связался с Москвой. Немедленно пришло подтверждение кода и имени. Атташе торопливо вышел во двор, успокоительно кивнул охране:

– Быстренько проходите внутрь, все подтвердилось, – сказал он, обращаясь ко всем троим. Василий и Алика сразу направились в дом. Хо немного помялся, но решил войти. Не оставаться же на улице, тем более, что за оградой начали собираться любопытные.

Когда Василий немного привел себя в порядок, вызвали к послу. Тот уже знал, кто перед ним и предложил Василию коротко рассказать о путешествии.

Выслушал молча, нахмурился. Постукивая карандашом по столу, произнес:

– Хреново у вас с полицией получилось, Василий Иванович. Ваша информация уже ушла, а вот вам придется задержаться. Будет разбор полетов, вы же понимаете?

– Да, понимаю, – ответил Василий. – Я вынужден был защищаться, потому что нас хотели убить, а не задержать для выяснения обстоятельств. Почему так – пусть выясняет местная власть.

– Выяснит, конечно. На время разборов вы будете жить на территории посольства. Из посольства – никуда, иначе никаких гарантий.

Вся следующая неделя прошла в разборках и нервотрепке. Камбоджийские власти жутко оскорбились, когда выяснили, что один иностранец, незаконно проникнувший в их суверенную страну, разгромил полицейский участок, половину там поубивал, а остальные со страху попрятались и теперь требуют денежной компенсации от правительства за пережитый стресс и особо сложные условия службы. Полицейское начальство сгоряча потребовало немедленно выдать злодея для предания суду и казни. На что российское посольство резонно ответило, что в деле есть странности и очень серьезные нестыковки фактов, так что тропиться не следует, а давайте разбираться. Постепенно в ходе следствия стало выясняться, что полиция действовала, мягко говоря, неадекватно возникшей угрозе. Начальник полицейского участка принял решение о захвате группы «ученых» и уничтожении, не имея на то ни веских оснований, ни полномочий. Выживший заместитель (в тот день у него был выходной) утверждал, что имелось указание сверху, но никаких письменных распоряжений не обнаружили. Вообще, допрашиваемые полицейские часто путались, противоречили сами себе. Стало ясно, что надо копнуть глубже. К делу привлекли контрразведку. Выяснили, что начальник полицейского участка, того самого, который разгромил Василий, был связан с наркоторговцами и какими-то религиозными фанатиками. Какими именно, установить не удалось, следствие сосредоточилось на наркоторговцах. Через них вышли на недобитых маоистов и дело закрутилось. Начались аресты, громкие судебные дела и о секте фанатиков как-то забыли.

Василий подозревал, что дело все-таки не в наркотиках. Его группа и близко к наркоте не подходила. Ну разве что сели не совсем удачно, прямо на поле и охрану побили, но это так, случайно. Можно сказать, маленькие издержки процесса. Дело-то очень прибыльное, потому опасное, так что не стоит обращать внимания на трех-четырех прибитых. А может – двадцать-тридцать? Василий уже не помнил… Из головы не уходило воспоминание о трехголовом боге. Слишком хорошо охраняли и заботились. Видимо, о его существовании знали многие и поклонялись, как божеству. Полиция городка, возможно, лишь второй, внешний рубеж охраны. Должны быть другие. Когда следствие окончательно ушло в сторону и переключилось на своих, старый Хо забеспокоился, решил тихонько удрать. Всю неделю сидел тихо, как мышь, понимая, что ему достанется больше всех; русские не отдадут своих, а вот его, как здешнего, вернут родине-матери. Власти шкуру спустят, но узнают все, что им нужно и не нужно. Особенно о буйной молодости. Хо переговорил с Василием. Тот объяснил дело послу. Посол секунду подумал, махнул рукой – он за старика не отвечает. Хо попрощался с Василием и Аликой в тот же вечер. Пожелал счастья, обнял по очереди и исчез в темноте. Охрана посольства ничего не заметила.

Через два дня после побега Хо в посольство пришла официальная бумага из МИДа. В ней сообщалось, что у правительства Камбоджи нет претензий к господину Барабанщикову В. И. и госпоже Карелиной А. С. Они действовали по сложившимся обстоятельствам, не превысили установленных законом пределов необходимой обороны. Выразило благодарность за уничтожение, помощь в разоблачении, содействие следствию и т. д. и т. п.

Когда Василий дочитал длинный документ до конца, то вытер платком вспотевший лоб:

– Уф, слава Богу, что орденом не наградили с опубликованием портрета героя в центральных газетах.

– А что, – усмехнулся атташе, – зато орден был бы редкий. Какая нибудь Звезда Белого Слона в алмазах. Можно хвастаться и врать до конца жизни.

– Да ладно вам, – улыбнулся Василий, – нам бы домой побыстрей с такого отпуска!

Через два дня сходили по трапу самолета в Москве.

Равномерный гул турбин действует успокаивающе, многие пассажиры дремлют. Василий тоже незаметно отключился, проснулся, когда самолет пошел на снижение. Через полчаса колеса коснулись бетонной полосы, полет окончился. «С возвращеньицем, Василий Иваныч»! – бодро сказал сам себе Барабанщиков, полной грудью вдыхая теплый воздух. Пассажиры вышли из самолета, дисциплинированно погрузились в старенький автобус. Драндулет неторопливо пополз к зданию аэропорта, раскачиваясь на ходу, словно лодка. Последовала обычная процедура розыска багажа, таможенные формальности и лихорадочный поиск встречающих. Делегацию встретили ученые историки из местной академии наук и представитель посольства, тот самый второй секретарь. Всех снова посадили в автобус, повезли в гостиницу. Оба камбоджийских историка когда-то учились в Москве, еще помнили русский и сразу завязалась беседа о студенческом прошлом. Василий скромно сидит в сторонке, в общей беседе участия не принимает. Второй секретарь старательно делает вид, что незнаком. Один из встречающих вежливо спросил:

– А вы какой институт закончили?

– Я практикант, – буркнул Василий.

Больше ни о чем не спрашивали.

Весь день, этот и следующий, безвылазно сидел в скромном однокомнатном номере. Скучища невероятная! Телевизор показывал только местные программы, кабаки Василий не переносил. Местные проститутки, писклявые и уныло плоские, вызывали понятное чувство отвращения. Сидел в номере и смотрел в окно, как старик, на чужую жизнь, пока не стемнеет, а потом ложился спать. На третий день коридорный разбудил ни свет ни заря и на корявом английском сообщил, что ждут. Василий быстро оделся, спустился вниз. У гостиницы тарахтит мотором небольшой автобус, рядом группа людей, наверно ученые, о чем-то оживленно беседуют. Василий молча протиснулся через кучку галдящих, сел на самое последнее сиденье. На него никто не обратил внимания. Наверно, приняли за носильщика. Даже ссутулившийся, с поникшими плечами, выглядит все-таки внушительно. Вскоре появились наши, все расселись и началось нудное путешествие по раздолбанной дороге. На окраине к автобусу присоединились два грузовика с солдатами.

На очередной остановке, когда « мальчики налево, девочки направо», а потом общий перекур, окликнули:

– Василий Иванович, будьте добры, подойдите к нам!

Зовет профессор Каверин. Он и его здешний коллега развернули карту.

– Взгляните, Василий Иванович. Коллега утверждает, что нам сюда? – спросил Каверин.

Василий всмотрелся. Сразу вспомнил карту Хо, сопоставил координаты. Получилось почти точно, только правее километра три.

– Почти правильно, – вяло ответил Василий, – но можно подъехать ближе.

– Ближе нельзя, – ответил Чжоу, так, кажется, звали этого ученого, вспомнил Барабанщиков, – там транспорт не пройдет. От этого места пешком рукой наддать.

– ??

– Ошибся, э-э… подать!

– Тогда правильно, – равнодушно кивнул Василий и вернулся в автобус. Чжоу вопросительно посмотрел на Каверина. Тот махнул рукой.

Василий плюхнулся на сиденье. Что-то из увиденного зацепило сознание, начало раскручивать клубок мыслей. Еще раз вспомнил координаты на американской военной карте старика. Они не совпадали с координатами на карте Чжоу. Немного, в два – три километра, но надо знать, что такое два или три километра в непроходимых джунглях! Расхождение получалось серьезное. Откуда-то снизу начал подниматься знакомый холодок. Разогнал сонную одурь, мозг заработал ясно и четко. Этот ученый грабитель могил явно врет. Зачем? Василий всмотрелся в окружающих. Наши крутят головами, во все глаза смотрят на диковинный лес, обо всем расспрашивают. Камбоджийцы охотно показывают. Им нравится говорить, вспоминать знакомый с молодости язык. Люди как люди. Первой идет машина с солдатами. Равнодушно поглядывают на лес, некоторые дремлют. В посольстве предупредили, что район спокойный, бандитов нет. «Может, зря я распсиховался, – подумал Василий, – ближе, дальше – какая разница? Может, это у старика карта неточная или я напутал»? Мысленно махнул на все рукой. Но беспокойство все-таки зацепилось внутри и тихо царапалось…

Утомительное путешествие продолжалось еще двое нескончаемых суток. По дороге несколько раз попадали под ливень, машины вязли в грязи, особенно автобус. Положение спасали военные грузовики. Большие колеса и все ведущие мосты позволяли им более-менее уверенно преодолевать размытые дороги, вытаскивать автобус. Путешественники устали, но радостное возбуждение от предстоящей работы не оставляло ученых. Наконец, под вечер второго дня добрались до предпоследней стоянки. Решили заночевать, а с утра пораньше отправляться в путь. Василию не спалось. Смутно удивляло, что так долго добирались до места раскопок.

«Все-таки вертолет – это вещь! Час, полтора – и на месте, – думал, – а тут два дня плюхались и еще не добрались».

Слушал, как постепенно затихал лагерь. С самого начала путешествия не понравились солдаты. Распущенные, не соблюдающие субординации, они не вызывали никакого доверия. И сейчас робкие попытки офицеров угомонить болтунов после отбоя были встречены смешками или руганью. Один солдат, растрепанный, с сигаретой на нижней губе, выбрался из палатки, решил помочиться на соседнюю, где спали ученые. Василий вышел из темноты, железные пальцы сдавили шею придурка. Глаза вылезли из орбит, солдат захрипел. Толчок и голова дурака оказалась в луже собственной мочи. Затем приподнял, ноги беспомощно дернулись, тапочки шлепнулись на мокрую землю. Бросок, солдат влетает в палатку, как мешок с травой. Раздается шум, ругань, несколько человек выбегает наружу. Василий стоит, руки в карманах, сгорбленный и унылый, как бездомная собака под дождем. Заметил обозленных солдат, спина выпрямляется, плечи твердеют. Хищно оскалившись, шагает навстречу. Шум как обрезало. Солдатешки горбатенькими мышками растворяются в темноте. Василий разочарованно плюет, грустно бредет к автобусу… Раннее утро. Барабанщиков заметил, как солдаты обступили офицера и что-то рассказывают. В середине стоит солдат. Когда повернулся, Василий видит опухшее сине-желтое лицо. Вспомнил, что когда учил уму разуму этого болвана – совал мордой в землю – чувствовал, что земля вроде как слишком жесткая. Наверно, на корень попал. Их тут много, корней. Джунгли все-таки.

Дорога пропетляла по равнине, нырнула в чащу. Машины сбросили скорость, осторожно поползли по лесной дороге. Деревья обступили со всех сторон, некоторые улеглись поперек, другие угрожающе наклонились и ждут удобного момента, чтобы свалиться прямо на головы проезжающим. Подлесок стоит непроницаемой стеной. Дорога постепенно сузилась, словно усохла, стала щербатой, кривой и наконец вовсе исчезла в чаще. Колонна остановилась. Все вышли из машин размяться и решить, что делать дальше. Солдаты без разрешения попрыгали на землю, разбрелись. Василий тоже выбрался из автобуса, настороженно огляделся. Бросилось в глаза напряженное, бледное лицо Чжоу. Отошел дальше всех от автобуса и словно к чему-то прислушивается. Раздается негромкий хлопок, из кустов вылетает нечто маленькое и круглое. Рефлекс бойца срабатывает за доли секунды – Василий бросается прочь, сгребая по пути Каверина и Дементьеву. Женщина только открыла рот для возмущенного «что такое!», как раздался оглушительный грохот, затем еще и еще. Гранаты рвутся одна за другой, в безмолвном лесу взрывы бьют по нервам как молот. На мгновение стихает. Затем тишина разрывается автоматными очередями и одиночными выстрелами. Кажется, что стреляют отовсюду. Люди упали на влажную землю, ничего не соображая. Кто-то, самый храбрый из солдат, дал несколько ответных очередей. Его поддержало еще несколько стволов и все… Неизвестные поливают колонну длинными очередями непрерывно. Листья, срубленные сучья и комья земли вертятся бешеным круговоротом в воздухе, даже не думая падать. Василий уловил краткую заминку в непрерывном огне, метнулся в лес. Видит за толстым стволом какой-то местной березы человека, безуспешно пытающегося заменить пустой магазин автомата. Молниеносный бросок, неизвестный с переломанной шеей летит в кусты. Василий одним движением выбивает заклинивший магазин, вставляет новый, запасные сует за пояс. Оглядывается. Лицо искажает свирепая радость – справа и слева видны спины и головы нападающих. Василий встает на одно колено, автомат поднимается, раздаются короткие очереди. Меньше чем за полминуты в пределах видимости остаются только трупы. Правее слышатся частые выстрелы. Василий опускается на землю, быстро ползет, словно гигантская змея. Пуль солдат не опасался – те совсем скисли и палят в белый свет, как в копеечку. На небольшом возвышении, за выворотнем, устроился самый умный из нападавших и старательно поливает огнем колонну из пулемета. Так увлекся, что не заметил, как сзади появился здоровенный детина…

Василий не стал тратить патроны. Ладони сжимают голову пулеметчика, руки рвут вверх с выворотом. Хрустят позвонки, трещат жилы, в воздухе мелькают ноги. Мертвое тело с неестественно вывернутой головой летит на дорогу. С холмика хорошо видно остальных бандитов. Не теряя времени, подстреливает еще пятерых. Опустевший магазин летит в траву. Василий прислушался – с его стороны вроде не стреляют. Пять или шесть стволов плюют огнем впереди, от дороги. Огненные снопы длинных очередей летят из-за бревна поперек дороги. Василий трясет убитого, по влажной земле катятся гранаты. С радостной волчьей улыбкой швыряет за бревно. Высоко в воздух взлетают щепки, клочья одежды и шматки мяса. Василий выкатывается из кустов на дорогу, раздается рык:

– Не стрелять, болваны!

«Болваны» и не думали стрелять. Они стонали, кряхтели и молились, лежа в грязи. Барабанщиков плюнул и громко, на весь лес, выругался. Колонна представляла жалкое зрелище. Первой машине досталось больше всех. Мотор и кабину изрешетило в клочки. Кузов, колеса, брезентовый тент превратились в лоскуты. В кузове кто-то еще стонал, на пробитые колеса капает кровь. Вторая машина выглядит чуть лучше. У автобуса пробито лобовое стекло, насквозь продырявлен салон, но остальное на удивление, цело. Василий понимающе хмыкнул – хотели в первую очередь уничтожить солдат. Ученые зачем-то нужны. Вещи, понятно, тоже. В кустах зашуршало. Василий разворачивается и… еще горячий от стрельбы ствол опускается – за густой листвой бледно-серым цветом светится чья-то тощая задница. Шагнул в кусты, пальцы сжали что-то пискнувшее, трепещущее тело летит на дорогу. Неизвестный с трудом переворачивается на спину. Это оказался профессор Чжоу. Белое, исцарапанное лицо, трясущиеся синие губы… Барабанщиков удовлетворенно рычит, пальцы сжимают шею тщедушного археолога. Василий тащит ученого словно куль с мукой к первой машине. Каверина и Дементьева смотрят с раскрытыми ртами – вчерашний лох выглядит, как сказочный герой. От нелепой толстовки остались клочья, изорванная в лесу майка не скрывает груды каменных мышц. Пальцы сжимают пулемет, как игрушечный, в левой руке трепыхается человек. По дороге Василий пинает лежащего в грязи Орлова:

– Поднимайся, ковбой Мальборо, ходить мешаешь!

Доцент охнул от мощного пинка, торопливо уполз. Василий подходит к искореженной машине, взгляд скользит по раненым и убитым солдатам. Без усилий поднимает Чжоу, цепляет за кусок острого железа. Профессор археологии виснет, как дохлый червяк. Пулемет уютно устраивается за спиной, срывая последние клочья толстовки. Дементьева невольно ахнула, а мужчины замерли с открытыми ртами – спина и плечи « месье Паганеля» покрыта буграми крупных, как речные валуны, твердых мускулов. Мощные руки перевиты жилами толщиной в канат. И торчащие в разные стороны волосы на голове уже не казались нелепыми – это вздыбленная шерсть на загривке зверя! Голова медленно поворачивается, рычащий голос, словно у сказочного чудовища, раздельно произносит:

– Отверните рыла, грамотные!

Рука приблизилась к висящему ученому, железные пальцы сжимают одно место. Совсем было обмякший профессор выдает такую ноту «ля» хрен знает какой тональности, что Паваротти, будь рядом, повесился бы от зависти. От диких, непереносимых воплей аспирантка лишается чувств. Мужчины бледными тенями замирают на месте, не в силах пошевелиться. Только солдаты на миг подняли головы. Отвернулись, занялись своими делами. Слишком много товарищей убито и искалечено, чтобы жалеть предателя. Василий разжимает пальцы, вопль обрывается.

– Ну! – рычит он.

Сильно воняющий дерьмом, с черным лицом и вытаращенными глазами, профессор начинает торопливо мявкать.

– Переводи! – рявкнул Барабанщиков археологу из тех, что учился в Москве.

Запинаясь, сильно дрожа от страха, начинает кое-как переводить. Чжоу сообщил, что некий богатый и могущественный человек не хочет, что бы велись исследования в древнем городе. Он то ли сам хочет рыться там, то ли желает что-то забрать оттуда, Чжоу не знает точно. Этот человек нанял партизан из « красных кхмеров» за хорошие деньги, чтобы они уничтожили экспедицию. Их много, целый отряд, в засаде сидели не все. Солдат и ученых убить, русских захватить и получить выкуп.

– А тебе что?

– Деньги, – пролепетал археолог.

– Уже получил?

– Да.

– Значит, в долгу не остались, – удовлетворенно кивнул Василий. – Молодцы. Ну, и я рассчитаюсь.

Каменный кулак врезается в профессорский лоб. Череп громко хрустит, плющится. Кровь и мозги веером разлетаются по остаткам машины. Василий вытирает руки о куртку профессора. Что-то твердое стукнуло по пальцам. Разрывает подкладку, в ладони оказывается плоский кожаный футляр. Внутри, один возле другого, лежат два небольших ножа. Вытащил один, понимающе хмыкнул: длинное острое лезвие заканчивается маленькой, на два пальца, рукоятью. Вложил нож на место, сунул кожаный футляр в карман.

– Рядом! – приказал Василий переводчику, направился к солдатам.

– Командиры есть?

Вопрос понял один, с нашивками, махнул рукой.

– Собери людей, – приказал Василий через переводчика, – выкиньте барахло из автобуса. Сложить туда мертвых, разместить раненых. Назначить охрану и отправить в тыл. Все понял?

Сержант кивнул.

– Не тряси башкой! – заревел Василий. – Руку к черепу и отвечай, как положено!

От командирского рыка сержанта как электроток пробил – вытянулся, выпучил глаза. Секунду неподвижно глазел на свирепого великана, козырнул, мявкнул по своему «есть!». Повернулся через левое плечо, с места начал выкрикивать команды. Солдаты засуетились, опасливо поглядывая на злого Барабанщикова, побежали, как бешеные муравьи, выполнять команды.

– Василий Иванович, – раздался неуверенный голос.

– Ну! – обернулся Василий.

Профессор Каверин смотрит снизу вверх:

– Наверно, нам надо…

– Не надо, – пренебрежительно обрывает профессорское блеяние, – до города предков, или как он там, отсюда рукой подать. Быстро сбегаем туда, заберем все ценное; я знаю, где лежит, и вернемся. Зря что ли жопы отбивали двое суток? Впрочем… хм … – презрительно посмотрел на бледных и усохших аспирантку Дементьеву и доцента Орлова, – обосравшиеся могут сесть в машину. К мертвым. И ехать в тыл.

Униженный Орлов криво дернул лицом, не то соглашаясь, не то наоборот, отказываясь. У Дементьевой трясутся щеки, взгляд не отрывается от луж крови. Подбежал сержант, громко доложил.

– Хорошо, пусть едут, – махнул рукой Василий. Он и без переводчика понял.

Автобусный мотор зафырчал, с душераздирающим скрежетом включилась передача и машина стала неуклюже разворачиваться. Барабанщиков огляделся – с ним осталось десяток солдат. Не дожидаясь, пока автобус уедет, скомандовал:

– Марш! – и пошел первым. На ходу развернул карту Чжоу, хмыкая, рассмотрел. Скомкал, швырнул в кусты.