Читать книгу Эхо Гипербореи - Андрей Журавлев - Страница 2

1

Глава Департамента по экспорту культурного влияния при Специальной разведывательной службе Бюро расследований США Майкл Мак-Кинли пребывал в прекрасном расположении духа. Гувер1 высоко оценил вклад его подразделения в борьбу с коммунистической Россией и даже пообещал выписать солидную премию.

Этой новостью следовало незамедлительно поделиться с командой.

Его просторный кабинет с высокими потолками в центре Вашингтона едва вместил 40 штатных аналитиков. Литературные и музыкальные критики, психологи, маркетологи… Кого среди них только не было!

Выдерживая паузу, Мак-Кинли закинул ноги на стол, раскурил сигару и только после этого начал свою речь:

– Господа! Спешу сообщить вам, что только что вернулся от шефа. Он отметил, что свой хлеб мы едим не зря! Наша операция признана успешной. Возможно, некоторые задаются вопросом: зачем в то время, когда у нас у самих продолжается кризис, мы суем свой нос в культуру другой страны? А я вам отвечу. Экономическая депрессия рано или поздно закончится, а враг никуда не денется. Надеюсь, среди нас нет агентов Коминтерна? – Дождавшись, когда стихнет смех, он продолжил: – Результат превосходит ожидания! Джаз проник в сознание большевиков и успешно разъедает его. Конечно, отдельные партийные лидеры понимают губительность данного стиля для менталитета молодежи и даже предпринимают определенные шаги, чтобы предотвратить его распространение, но тщетно. Эту лавину не остановить! Творческая элита уже завоевана. Взять того же Парнаха2 или Теплицкого3. Хотя, увы, они так и не постигли сути, а пошли по тому же пути, что и мы, – скопировали целлулоидный звукоряд, ориентированный на богатых импотентов. Что не удивительно. Первый – эксцентричный придурок, помешанный на новизне, и отторгаемый широким массам. А ошибка второго в том, что он использовал академический подход, превращая тем самым живую музыку в рафинированную субстанцию, чуждую народу. Однако, как мы и предполагали, комиссары усмотрели опасность именно в буржуазной компоненте. Результат – Теплицкий отправлен в тюрьму! Только для нас это – отвлекающий маневр. Напомню, наша целевая аудитория – простолюдины. Да, пока, в силу невежественности и скудоумия, русские называют джазом всё подряд. Биг-бэнды у них повсюду… Это просто модно! Но рано или поздно они проникнутся самой идеей. Ведь джаз – это стенания черномазых, их протест, а не банальный набор ритмов, аккордов и виртуозного владения инструментами! И когда рабоче-крестьянские отребья возьмут в толк, что они мало отличаются от рабов, они восстанут! Я уверен, что триумф нашей миссии – вопрос нескольких лет. И хорошо, что в Америке мы вовремя купировали вероятный саботаж, перенаправив энергию исполнителей в танцевально-развлекательное русло! – Он выдохнул облако дыма. – Кстати, вы никогда не задумывались о том, что в немалой степени нашу экономику довел до обвала именно джаз? Тот самый, который ниггеры исполняли изначально… Но мы приняли меры. И теперь оркестры дружно создают иллюзию, что всё окей.

– Сэр, а если русские раскусят наши планы и поступят точно также, как и мы? – поинтересовался Пит Уайт, работник музыковедческого отдела.

– Ума у них не хватит! Да и не до танцев им… К тому же, англичане, не без помощи местного дворянства, два с лишним века вытравляли из низших сословий русских общеевропейский культурный код, удобряя всходы невежества водкой. Весьма, замечу, удачно. Для нынешних пролетариев и колхозников Бетховен – тоскливый набор нот, и они мирятся с его существованием только благодаря тому, что тот был мил Ленину. Зато гордятся своим примитивным фольклором, придуманным, кстати, тоже в Лондоне! Два притопа, три прихлопа… Нынешние власти, между прочим, тоже поддерживают эту иллюзию. Управлять тупицами проще! Вы их инструмент балалайку когда-нибудь видели? Одна форма чего стоит… Большее убожество – только дутар4.

– А я слышал целый ансамбль балалаек. Мне понравилось! В чем их изъян? – не унимался эксперт.

– И где же ты вкушал их чарующие звуки?

– В Париже, в русском ресторане…

– Наверняка изрядно выпил… И если это так, то ты сам ответил на свой вопрос!

Коллеги захохотали, Пит покраснел, но не сдался:

– И чем же наш хваленый кантри лучше народных песен русских?

Формально аналитик покусился на «святое». Все замерли, ожидая, что босс разразится гневной тирадой, но неожиданно тот ухмыльнулся.

– А ничем! И то и другое – дерьмо собачье. Уверен, джентльмены, у собравшихся здесь отличный вкус, поэтому все согласятся со мной. Хотя прессе такие заявления лучше не делать!

Учитывая, что крамольная мысль наконец-то была озвучена, кабинет содрогнулся от аплодисментов.

– Каждый из вас давал подписку о неразглашении, – пояснил Мак-Кинли, – поэтому, надеюсь, мои откровения не станут достоянием газетчиков. Просто мы должны называть вещи своими именами. Но не забывать, что работаем на Федеральное правительство! И если потребуется, станем пропагандировать хоть сиртаки для латиноамериканцев, хоть марсельезу для китайцев… Кстати, по моим сведениям, в ближайшее время нам поступит запрос на популяризацию маршей в Германии!

– Маршей? – снова не сдержался работник музыковедческого отдела. – На родине Баха и Моцарта? Вы не шутите?

– Эх, молодой человек… Наличие Канта также не делает немцев нацией философов! В общем, еще раз поздравляю всех нас с победой! Конверты с премией получите завтра в кассе. Безусловно, событие не мешало бы вспрыснуть… – Начальник заговорщически подмигнул. – Но это чуть позже! Пока же скажу вам по секрету, что «сухой закон» вот-вот будет отменен! С Рождеством, господа! И с наступающим Новым одна тысяча девятьсот тридцать третьим годом!

Провожая взглядом подчинённых, Майкл размышлял о том, что ему стоило бы повнимательней присмотреться к этому самому Питу Уайту. Нагловатый тип, но из него мог бы выйти толк…

2

Глеб Бокий недолюбливал Сталина и, хотя они были родом из одного города и знакомы четверть века, своего мнения о нем менять не собирался. Другое дело – Ленин и Дзержинский, те были настоящими революционерами! А этот грузин – чванливый выскочка, перековавшийся из мелкого бандита в крупного государственного деятеля.

Впрочем, подобное отношение не являлось основанием для демонстрации презрения. Субординация, однако.

Будучи противником подобострастности и угодничества начальству, руководитель Спецотдела ОГПУ на приеме вел себя без пиетета, но корректно – даже протянутую руку пожал, хотя все знали, что в быту он подобную процедуру игнорировал.

– Присаживайся, Глеб Иванович! – Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) потянулся за трубкой, но раскуривать ее не стал. – Я тебя вот чего позвал… Пора заканчивать с этой насланной на молодую Советскую страну «чумой» – джазом. Совсем с ума все сошли от данной, с позволения сказать, музыки. Тут вообще пахнет диверсией. У меня имеются сведения, что мы имеем дело с продуманной акцией. Ну, не нужен этот самый джаз нашим людям! Во всяком случае в таком виде, каком нам его навязывают.

– Согласен, Иосиф Виссарионович. Только… при чем тут мое подразделение? Мы занимаемся шифрованием и дешифрованием…

– Именно! Гармония и ритм – это шифр. Твоя задача – разгадать этот ребус, заменить в нем код на правильный, после чего донести результат до товарищей музыкантов! Чтобы те не забивали головы трудящихся вычурными импровизациями. Увы, запретами тут ничего не добьешься… А советскому человеку нужна недвусмысленная мелодика! Как это сделал наш молодой талант Шостакович. «Нас утро встречает прохладой…» – ничуть не фальшивя, напел Сталин. – Смотрел фильм «Встречный»?

– Нет…

– А зря!

– Коба, – Бокий отважился назвать вождя партийной кличкой, что дозволялось исключительно узкому кругу людей, – но какое я имею отношение к музыке? Даже ни на одном инструменте играть не обучен…

– Не скромничай! А у кого дома коллекция пластинок Шаляпина? Да и, слышал, вы с ним дружны… Это даже хорошо, что ты до от фа не отличаешь. Я тоже нот не знаю, но определять правильных исполнителей способен! Умение отделять зерна от плевел – вот что важно! Короче, займись этом вопросом. Считай мою просьбу поручением партии. О твоих особых полномочиях я извещу товарища Менжинского5. Найди толковых ребят и – вперед! Уверен, что Вацлав Рудольфович всячески поспособствует. А для начала найди управу на нашего легендарного морячка Колбасьева6! Неверной дорогой он отправился после возвращения в Ленинград из Хельсинки… Агитирует за джаз, лекции о нем читает да радиоэфиры устраивает!

– Разберусь!

– Вот и молодец.

Разговор с «отцом народов» оставил двойственное ощущение. С одной стороны, он свидетельствовал об оказанном доверии, а с другой – вызывал внутренний протест. Но опытный чекист, отбросив сомнения, взялся за дело.

Для начала изучил репертуар московских и ленинградских оркестров, в названии которых упоминалось слово «джаз». И пришел к выводу, что на американских исполнителей те похожи как свинья на быка. Разве что набором музыкальных инструментов.

Затем взялся за досье упомянутого Колбасьева и был немало удивлен обилием его талантов. Особенно Бокия потряс инженерный дар «объекта» в области радиолюбительства. Тот умудрялся не просто принимать иностранное вещание, но и записывать в хорошем качестве транслируемую музыку! Разбрасываться подобными спецами явно не стоило.

Тем не менее, бывший председатель Петроградской ЧК связался с ленинградским ОГПУ и попросил коллег задержать деятеля. С обвинением мудрить не стал: агент финской разведки. Те охотно справились с задачей, и после недели нахождения в «Крестах» Колбасьев был отконвоирован в Москву, прямиком на Лубянку.

И вот перед ним в кабинете уже сидел морально раздавленный мужчина со следами побоев, отдаленно походивший внешне на Маяковского.

– Ну что, Сергей Адамович, каяться будем? – беззлобно спросил Глеб Иванович, наливая арестанту чай.

– Не в чем…

– А в партию почему не вступаете?

– Мое право.

– Не спорю. Я вот о чем хотел поговорить с Вами… Завязывайте с антисоветчиной! В смысле, с пропагандой капиталистического джаза. Никто не запрещает Вам любить его, но безыдейно просвещать население… не надо! Либо мой Вам совет: делайте упор на то, что эта музыка выражает чаянья угнетенных негров… Побольше критикуйте буржуазию… Иначе я не смогу Вас защитить. А мои ленинградские коллеги церемониться точно не станут. Увы. И в лучшем случае поедете на Соловки…

– Что я должен подписать?

– Ничего. Поверю на слово. Более того, у меня имеется для Вас интересное предложение! Даже два. Как насчет того, чтобы стать одним из родоначальников пролетарского джаза?

– Розу белую с черною жабой я хотел на земле повенчать, – процитировал тот Есенина. – Так, что ли?

– Зрите прямо в суть! Очеловечить эту черную буржуйскую жабу белой розой советской культуры.

– Это шутка такая?

– Я вас умоляю… У нас тут не цирк. Вы дружны с Лазарем Вайсбейном?

– Первый раз слышу…

– Пардон, он больше известен под фамилией Утесов.

– Да, с Леонидом Осиповичем я знаком… Простите, а Вы уверены, что он имеет отношение к данному жанру? Ну, кроме приставки в названии оркестра…

– Нет. Но уверен, что будет! И не без Вашей, то есть нашей, поддержки. Короче, предлагаю сотрудничество. – У Колбасьева полезли глаза на лоб, а Бокий рассмеялся. – Нет-нет! В Москву переезжать не придётся. Только изредка наезжать… За наш счет, разумеется. Будете числиться консультантом. Оклад плюс паек. А Ваше первое задание – увлечь бывшего куплетиста Утесова приближенным к джазу звучанием. Но без вычурных импровизаций.

– Отказ, я так понимаю, не предусматривается?

– Правильно мыслите.

– Но Вы что-то упоминали и про второе предложение?

– Полагаю, тут мы договоримся быстрее. Нашей организации весьма интересны ваши электротехнические опыты… В частности, записывающие устройства. В штат брать не буду, но гарантирую щедрую оплату за полезные изобретения!

– Я согласен.

– Поздравляю! Вы свободны. Зайдите в канцелярию, они предупреждены. Напишите заявление, получите удостоверение, аванс и деньги на обратный билет. Мы с Вами свяжемся, когда понадобитесь… – Бокий протянул ему пропуск с отметкой.

– Спасибо! – пробормотал «гость» и пулей выскочил из кабинета, даже не спросив, где канцелярия.

Можно было двигаться дальше.

Вскоре, рассказав о необычном «поручении партии» своему старому приятелю Барченко7, Бокий получил от него неожиданный отклик:

– Наконец-то, Глеб, ты заинтересовался тайнами Вселенной! «Верной дорогой идёте, товарищи!» – спародировал тот Ленина. – Мы с Владимиром Михайловичем8 еще в двадцатые очень интересовались этой темой. Целый Институт организовали. Меня, сам понимаешь, больше привлекали исследования в области гипноза и внушения, а Бехтерев изучал воздействия на мозг человека через ритм и музыку. Он был убежден, что гармонии и пульсации способны излечивать всякие болячки, менять сознание, снимать или наоборот повышать агрессию… Более того – воздействовать на политику и экономику! Как видишь, у Сталина отменное чутье. А ты никогда не задумывался о том, какую музыку могли слушать и исполнять в древности? Ты про Гиперборею9 что-нибудь слышал?

Бокий всегда считал Барченко немного шарлатаном и совсем не понимал его страсть к сказкам про исчезнувшие цивилизации. Но на этот раз внутренний голос подсказывал, что в бреде Александра, возможно, имелось рациональное зерно.

– В общих чертах…

– Согласно античным источникам, гиперборейцы не мыслили свою жизнь без песен и танцев, сопровождая свои будни гармониями и ритмами, чарующими душу и слух.

– Я рад за них.

– Иногда ты меня просто бесишь… А ты в курсе, что я участвовал в Тибетской экспедиции Николая Рериха? Правда, инкогнито, но по личной просьбе Дзержинского!

– Да, он упоминал об этом незадолго до смерти. Только не вижу связи между легендами о северной стране и твоим путешествием в Азию.

– Зря. Шамбала – это вроде представительства Гипербореи на Востоке. Уверен, таковые имелись и в Африке, и в Америках! Лично я считаю, что в те времена не существовало деления на страны, а общество являлось прообразом коммунистического!

– Сань, можно ближе к теме? – пробурчал Глеб Иванович, которого разговор начал немного раздражать.

– Эх, так и помрешь невеждой… Ладно, дальше – по существу. В ходе экспедиции был обнаружен ряд артефактов. Рисунки, тексты… Некоторым из них не придали значения. А я предполагаю, что часть из того, что приняли за орнамент, – ноты! Фотографии у меня остались…

– И что нам это даст?

– Ключ доступа к культурному коду предков! Память крови – неистребимая штука. Сейчас она похоронена под слоями поздней истории и пластами дурмана религий. Тот, кто завладеет этим самым ключом, обретет власть над миром! Таким образом, вкрапляя в джаз элементы древней культуры, ты получишь особую музыкальную форму, способную всколыхнуть эту самую память. Гарантировать не могу… Но, в конце концов, кто из нас спец по дешифровке?

Бокий вдруг ощутил уверенность, что взял след…

Поиск подходящих кандидатур для предстоявшей работы был непростой задачей и затянулся на много месяцев. Но в итоге к весне 1934 года тесный кабинет в конце коридора уже обживали два молодых сотрудника – выпускник Московской консерватории Алексей Полежаев, за годы учебы имевший множество нареканий за самовольную трактовку классических произведений, и философ Назар Вьюгин, предлагавший математический подход к музыке.

– У нас непростая, но весьма увлекательная миссия, – сообщил Бокий на первой планерке, пересказал свой разговор со Сталиным и поинтересовался: – Что думаете?

– Лично мне не очень понятен ориентир… – подал голос Алексей. – Приведённый песенный пример – хм… опереточный марш. Да, можно использовать характерный для джаза набор инструментов, но изменится лишь звучание, а не суть.

– Наверняка есть некая компонента, которую можно внедрить хоть в вальс, хоть в гимн, – не согласился Назар.

– Мажорно-минорная тональность, смещение ритмической опоры с сильной доли на слабую… И марш?

– В общем, вам есть что обсудить, – прервал их начальник. – Занимайтесь! А пока скажите… Этот самый Шостакович сможет справиться с подобной задачей?

– Думаю, да. Он – гений! Но было бы неразумно отвлекать личность такого масштаба… – изрек Полежаев, чем вызвал гнев бывалого чекиста.

– Это позволь мне решать, что разумно, а что нет! Только как бы его прижать?

– Есть один композитор в Ленинграде по фамилии Чернявский… Давно обивает пороги всяких инстанций, – попытался реабилитироваться подчинённый, – мол, мелодия песни из фильма «Встречный» написана им без малого сорок лет назад и украдена. Требует компенсации! Но старичка ото всюду гонят…

– Это уже интересно! Доказательства у него есть?

– Нотный сборник, изданный в конце прошлого века.

– Хм… Пожалуй, съезжу-ка я в бывшую столицу. А это вам, чтобы не заскучали… – Бокий выложил на стол стопку снимков. – Один человек уверяет, что это ноты. Покумекайте на пару, так ли это?

Ленинград отхлестал своего бывшего председателя ЧК и организатора «красного террора» по лицу мокрым снегом.

Решив проблему с гостиницей, местные товарищи без проблем договорились о встрече с известным композитором. Приглашать его в Большой дом10 на Литейный не стали.

Прибыв по адресу проживания Шостаковича, Глеб Иванович ожидал увидеть маститого маэстро, но перед ним предстал худющий молодой человек в очках со взглядом, словно обращенным внутрь себя. При этом, в нем чувствовался внутренний стержень. Он пригласил гостя в свой рабочий кабинет, обстановка которого состояла из нескольких стульев и роскошного рояля, заваленного какими-то бумагами.

– Такое дело, Дмитрий Дмитриевич, – вкрадчиво начал Бокий, – нужна Ваша профессиональная помощь! Требуется, так сказать, препарировать формулу джаза, сделав ее доступной для народа… И кто еще, если не Вы – мастер своего дела, справится с поставленной задачей?

– Видите ли… Вряд ли я смогу быть чем-то полезен. Моя стихия – европейская сонатная классика, а мои познания в направлении джаза весьма поверхностны. К тому же мой каждый день расписан по минутам. Мне просто некогда…

– То есть, на создание «опереточных маршей» для синематографа у Вас время находится, а на сотрудничество с органами госбезопасности – нет?

Бывалый чекист, не привыкший к отказам, разозлился.

– Увы, вынужден отклонить Ваше предложение.

– Зря…

Не попрощавшись, Бокий ушел. С одной стороны, Шостакович был ему симпатичен, но с другой… Его переполняла ярость! Какое право имел этот выскочка дерзить? Следовало его проучить, сделать более сговорчивым…

Свой следующий визит он нанес Чернявскому, занимавшему небольшую комнату в коммунальной квартире неподалеку от улицы Марата.

Безвестный сочинитель, хоть и был всего на восемь лет старше его, выглядел неважно. В нем легко угадывался представитель низших слоев царской интеллигенции. А еще он был явно напуган.

– Александр Николаевич, до нас дошли сведения, что местное отделение Союза композиторов игнорирует Ваши обращения об обличении гражданина Шостаковича в плагиате…

– Это так. Даже не принимают к рассмотрению!

– Готовы поспособствовать. – Заметив на стене фотографию хозяина комнаты рядом с Шаляпиным, Глеб Иванович воскликнул: – О! Вы работали с Федором Ивановичем?

– Да, делал для него аранжировки нескольких народных песен.

– А я – его почитатель. В некотором роде мы даже были дружны. Очень жаль, что он переметнулся в стан наших врагов… Так, что насчет моего предложения?

– Конечно же я согласен. Только… Мне не хотелось бы «крови». Исключительно денежной компенсации!

Маховик завертелся. Незамедлительно была сформирована комиссия, которая установила тематическую близость обеих песен. Разразился громкий скандал, конец которому положил звонок Сталина:

– Товарищ Бокий, ты там ничего не попутал? Кто разрешал тебе трогать Шостаковича? Да, он зачастую пишет опусы, не совсем понятные народу… Зато прославляет советскую культуру за рубежом!

– Но, Иосиф Виссарионович, Вы же сказали…

– Я привел пример! Огорчил ты меня, Глеб… Тебе неделя, чтобы всё уладить. А потом дуй в Москву и займись наконец-то делом, а не интригами!

По результатам работы «более авторитетной» комиссии Чернявский от своих претензий отказался.

На Лубянку Бокий вернулся злой и раздосадованный, но там его ждал приятный сюрприз.

– Мы разгадали ребусы на фотографиях! – радостно доложил Полежаев. – Только это не совсем нотные записи, а как бы схемы построения гармоний и ритмических структур! Что касается созвучий, то они очень похожи на блюзовые, хотя и с рядом любопытных нюансов. Но более интересны ритмы! Среди них есть доселе не использовавшиеся в партитурах! – Он отстучал по столу небольшую партию, заставившую начальника двигать в так плечами. – Нам бы теперь найти того, кто способен определить их влияние на сознание…

– Будет вам такой человек!

Хорошие известия заставили Глеба Ивановича забыть о неудачной поездке в Ленинград. У него во рту снова возник сладкий привкус предстоящей победы.

– Очень! Очень интересно! – беспрестанно восклицал Барченко, внемля подробному докладу молодых сотрудников.

Они сидели в актовом зале ОГПУ. Выбор места определяло имевшееся там старенькое пианино.

– Признаться честно, меня больше заинтересовали необычные пульсации… Но давайте сначала определимся с джазом, – сказал эксперт в области человеческой психологии, ознакомившись с выкладками, – а то командир с нас шкуру спустит! Ну-ка, Алексей, продемонстрируй, чем отличаются современные аккорды от древних? Только ни слова про «пониженные квинты»! Я в этом ни черта не понимаю. – Полежаев стал поочередно нажимать комбинации клавиш. Инструмент отзывался схожими сочетаниями звуков. – Чувствуете разницу в восприятии?

– Да… Но не можем определить…

– Лёш, а сможешь сыграть одну и ту же джазовую мелодию, но используя разное построение аккордов?

– Попробую…

Он поочередно воспроизвел два варианта отрывка из песни Джорджа Гершвина «I Got Rhythm»11.

– Теперь опишите свои ощущения.

– Привычное исполнение создает ощущение беззаботности… А иная трактовка – одновременно побуждает к деятельности, – задумчиво произнес Назар.

– Согласен, – поддержал его пианист. – Причем, созидательной…

– Браво! – Барченко захлопал в ладоши. – Именно компонента беспечности в американской музыке и раздражает наши власти! Да, чрезвычайно важно, чтобы советские люди думали, что у них всё замечательно. Но в стране не только разруха, но и идёт воистину великая стройка. Поэтому нужно чтобы песня помогала не только жить, но и строить! Это в Штатах депрессия и безработица, а советского человека не следует потчевать «успокоительным». Вот попомните мое слово: как только дела у них пойдут в гору, джаз за океаном превратится в элитарный жанр, рассчитанный на толстосумов. Еще бы я рекомендовал упростить ритмический рисунок. Все эти сбивки – показуха виртуозности в среде исполнителей друг перед другом. А слушателям-то это зачем?

– Это так. Расшифровка изображений также свидетельствует о том, что праотцы не злоупотребляли полиритмией, – подтвердил Алексей.

– Значит, этот самый Шостакович отчасти уловил суть! За основу берется то, что вы называете опереточным маршем. Но дальше «шпигуется» правильными аккордами и барабанами. Чем вам не рецепт пролетарского джаза?

Формула была настолько очевидной, что Назар и Алексей, не сговариваясь, захлопали в ладоши ее автору.

– Идею дарю! Порадуйте шефа. Меня, вот, гораздо больше заинтересовали прочие пульсации… Они напоминают бой шаманов в бубны. Лет десять назад я был участником экспедиции на Кольский полуостров. Мы там изучали феномен необычного гипноза, так называемого «мерячения», который практикуется среди саамов… Это такой северный народ. Последствия были классифицированы как искусственно вызываемый массовый психоз, который проявлялся тем, что люди впадали в транс и вели себя странно… Интересно, в каких целях гиперборейцы использовали нечто подобное в музыке? Надо подумать…

Выслушав доклад сотрудников, Бокий не скрывал радости.

– На ком бы теперь проверить наши предположения?

– У меня на «Мосфильме» есть знакомый. Они там как раз заканчивают работу над музыкальной комедией, – задумчиво сообщил Полежаев. – На пленку уже отсняли, но кураторы не очень довольны результатом. Что-то не ладится с песнями… Хотя темы, которые я слышал, весьма недурственны. Только в них нет… «изюминки». А так, как мне кажется, материал очень стоящий!

– Кто композитор? Надеюсь, не Шостакович?

– Нет, Исаак Дунаевский.

– Это еще что за очередной еврей?

– Руководитель Ленинградского мюзик-холла и дирижёр. Очень талантливый мелодист. Решил, вот, попробовать себя в синематографе…

– А поёт там кто?

– В основном Леонид Утесов.

– Как тесен мир! Совсем недавно поминал всуе… А давайте-ка мы пообщаемся с творческой бригадой. Вдруг это наш шанс?

Создатель фильма под рабочим названием «Джаз-комедия» Григорий Александров не скрывал своего раздражения от визита работников ОГПУ, но отказать в праве на контакт не мог.

Встреча состоялась через несколько дней в одном из просторных павильонов студии, куда по просьбе «гостей» притащили два рояля. На мероприятии, помимо представителей Спецотдела, присутствовали сам режиссер, композитор Дунаевский, автор текстов Лебедев-Кумач и исполнитель Утесов. Актриса Любовь Орлова, будущая любимица советской публики, по каким-то причинам не явилась.

Сначала состоялся небольшой просмотр ряда эпизодов без звука. Работой оператора Бокий остался доволен. Затем настал черед обсуждения непосредственной цели визита.

Принимающая сторона была настроена явно скептически и даже агрессивно. Что не удивительно: люди искусства не любят, когда в их дела влезают дилетанты.

– Товарищи! – бодро начал Глеб Иванович. – Вижу, вы напряжены… Но хочу сразу успокоить: никто не собирается вмешиваться в кинопроцесс. Не нам вас учить! Мы здесь с неким предложением… Как вы знаете, партия уделяет особое внимание досугу граждан. Появление звукового кино – громадный шаг вперед, который открывает новые перспективы. Несомненно, что за ним будущее. И как следствие – особая популярность. А уж тем более это касается жанра музыкальной комедии, первопроходцами которого являетесь именно вы. Но! – Он вскинул вверх указательный палец. – Одновременно на вас лежит и огромная ответственность. Мы знаем, в фильме будет много песен. И наверняка вы задаетесь вопросами: будет ли их петь страна? с каким настроением выйдет публика из зала? – Слушатели слегка оживились и даже закивали, поэтому Бокий продолжил: – Смею предположить, вы ставите своей целью не только рассмешить народ, но и вдохновить его на победы и достижения. И именно песни помогают нам не только жить, но и строить! – Лебедев-Кумач что-то записал в своем блокноте. – Короче, мы бы хотели, чтобы вы рассмотрели нашу интерпретацию музыкальных песенных тем! В качестве ни к чему не обязывающего вас эксперимента… Мы назвали свой прием «джазированием». Поэтому, Исаак Осипович, прошу Вас к роялю! А Вам, Леонид Осипович, предстоит спеть сначала под сопровождение автора, а затем – под вариации нашего сотрудника.

Дунаевский нехотя уселся перед инструментом, а Утесов стал рядом. Алексей тоже занял свое место.

Последовало короткое вступление, после которого послышался бархатный голос:

Легко на сердце от песни веселой,

Она скучать не дает никогда.

И любят песню деревни и села,

И любят песню большие города…

По сути, произведение представляло из себя замедленный марш с простеньким навязчивым мотивчиком. Никаким джазом в нем даже не пахло.

Потом настал черед аккомпанемента Полежаева.

И вроде бы ничего не изменилось, но мелодия заиграла особыми красками, подчеркивая содержание текста и словно расширяя довольно узкий диапазон певца. А главное – всем захотелось улыбаться и отбивать ногой такт.

– Но как такое возможно? – воскликнул Дунаевский. – Давайте другую!

Утесов вновь запел:

Сердце, тебе не хочется покоя.

Сердце, как хорошо на свете жить…

Однако и этот балладный гибрид танго с маршем под аккорды сотрудника ОГПУ прозвучал значительно выигрышней!

Была ли в том заслуга хитростей далеких предков, или создатели фильма почувствовали грядущий успех, но их глаза загорелись. Все расслабились, а автор текстов даже рассказал забавную историю о том, как переделывал текст заглавной песни, рабочий вариант которого назывался «Коровий марш» и в котором изначально были такие строчки:

Так будь здорова, гражданка корова!

Счастливый путь, уважаемый бугай!

– Упоминать нас в титрах не надо! – триумфально завершил встречу начальник Спецотдела. – Мы уходим, но оставляем вам Алексея. Думаю, автору и исполнителю найдется, что с ним обсудить… Единственная просьба – уведомить меня, когда лента будет смонтирована. Я попрошу товарища Сталина обратить особое внимание на ваш, вне всяких сомнений, шедевр!

Работа над фильмом, получившим в итоге название «Весёлые ребята», была завершена к лету. Все музыкальные темы были перезаписаны и спеты заново. Однако нарком просвещения Бубнов, видевший лишь первый вариант картины, наотрез отказался выпускать ее в прокат.

Узнав об этом, Бокий, несмотря на суматоху в ведомстве, связанную с преобразованием ОГПУ в НКВД, позвонил Сталину и, доложив о вкладе Спецотдела, попросил того отсмотреть получившийся результат лично.

После закрытого показа, на котором присутствовал ряд членов политбюро, «Веселым ребятам» был дан «зеленый свет», и фильм сразу же отправился на Венецианский кинофестиваль, где был с восторгом встречен зарубежными критиками и зрителями.

Вскоре Глеб Иванович был вызван в Кремль.

Вождь буквально сиял.

– Ну, не ошибся я в тебе! Мы с товарищами хохотали до слез! А песни – просто чудо! Именно такие нам сейчас и нужны. Сознавайся, готового мастака откопал или просто внятно объяснил цель?

– У меня в отделе толковые ребята. Разгадали музыкальный код, вычистили лишние элементы и добавили собственных изысканий… Хотя я бы не стал умалять достоинств композитора! Дерьмо даже в красивой обертке останется дерьмом… Прошу прощения за данную аллегорию.

– Вот и я ж говорю, что все – молодцы! Теперь бы скинуть американцам ответный «подарочек»… Не мы ведь первыми начали? Пусть немного потанцуют и под нашу дудку! Справишься?

– Нет ничего невозможного!

– Вот и замечательно. Дерзайте! Генриха12 я предупрежу, чтобы не вмешивался…

В СССР премьера «Веселых ребят» состоялась в канун Нового 1935 года. Кинокартина произвела фурор, и уже через неделю песни из нее распевала вся страна.

Но каково ж было удивление счастливчиков, посетивших спустя месяц Московский международный кинофестиваль и посмотревших американский продукт «Вива, Вилья», когда они услышали «Марш веселых ребят» в исполнении… мексиканских крестьян! В буклете произведение значилось как «La Adelita» – мексиканская народная песня периода революции 1910—1920 годов, посвящённая храбрым женщинам, принимавшим участие в борьбе.

Разразился скандал. В газете «Правда» вышла статья, в которой утверждалось, что «Дунаевский украл мотив у американцев». Завидовавшие его всесоюзной славе коллеги по цеху неприкрыто злорадствовали…

Далекий от музыкальной жизни Бокий узнал об этом от самого «виновника», позвонившего ему на служебный номер.

– Глеб Иванович, мне конец… Который день сижу в пустом кабинете… Совсем недавно в приемной было не протолкнуться, а теперь от меня даже секретарша шарахается! Поможете?

Понимая, что автоматически попадающий к нему в зависимость композитор может еще пригодиться, он успокоил его:

– Не падайте духом, Исаак! Постараюсь всё уладить…

Собрав коллектив из своих немногочисленных спецов, Бокий изложил суть проблемы. Но, как оказалось, те уже были в курсе.

– Ерунда! – доложил Полежаев. – Просто какая-то бездарь очень хочет убрать талантливого соперника… Много шума из ничего! По факту позаимствована лишь сравнительно короткая музыкальная фраза. Причем, очень точно. Из чего можно сделать вывод, что не сознательно, иначе такой талантище как Исаак Осипович ухитрился бы изменить ее до неузнаваемости. То есть, непреднамеренный плагиат. Такое бывает! Ну, где-то услышал краем уха, или кто-то напел. Ноты зафиксировались в сознании, а в нужный момент всплыли в памяти. Да у него в голове наверно столько мелодий, что там сам черт ногу сломит!

О том, чтобы уладить ситуацию, пришлось просить самого Сталина. Выслушав доводы, он чертыхнулся и добавил:

– Не вижу ничего вопиющего. Это некоторым делать нечего! Устроили травлю народного любимца, разинули свои пасти… Пусть сначала сами лучше сочинят!

Через несколько дней в основном печатном органе страны на первой полосе появилась короткая заметка, подписанная «главным художественным критиком», в которой тот высказал свое мнение:

«Из этой картины все песни хороши, простые, мелодичные. Их обвиняли даже в мексиканском происхождении. Не знаю, сколько там общих тактов с народной мексиканской песней, но, во-первых, суть песни проста. Во-вторых, даже если бы что-то и было взято из мексиканского фольклора, это неплохо».

Инцидент был мгновенно исчерпан.

По выходным Бокий любил, как он сам выражался, «погрузиться в пучину разврата».

В начале 20-х они с Барченко основали эзотерическое обществе «Единое трудовое братство», которое со временем переродилось в эдакую «дачную коммуну», где больше не обсуждались темы, касавшиеся сверхъестественного, а банально устраивались массовые попойки и оргии. Постепенно именно готовность участвовать в этих «мессах» стала основным условием членства. Причем, привлекались не только приглашенные женщины – обычные проститутки, но и жены участников организации.

В уставе коммуны был четко прописан ряд обязательств. Например, за «трапезой» каждый должен был выпить пять стопок водки (после чего мог больше не пить), никто не имел права уклоняться от совместного посещения обоими полами бани, а пребывать на территории надлежало нагишом либо в полуголом виде… Также запрещалось уединяться для совокупления. Делать это следовало на виду у всех.

Имелись и экзотические пункты, вроде коллективной обработки огорода, что называлось «культом приближения к природе». Но обычно до этого не доходило.

Обсуждать дела было не принято, но в этот раз «основатели» решили сделать исключение и обмозговать возникшую проблему прямо в парилке арендованного в подмосковном Кучино дома, пока не прибыли остальные участники действа. Ибо потом возможности спокойно поговорить могло уже не представиться.

– Мне тут усатый хер новую задачу поставил, – пожаловался глава Спецотдела. – Теперь ему подавай культурную диверсию для Запада! Мол, американцы попытались растлить наше общество своим джазом, а мы им в ответ экспортируем… что? Частушки?

– Не дрейфь! Твои орлы нарыли весьма любопытные вещи… Остаётся придумать, как скормить их буржуям. Кстати, ты уже приобщил своих доблестных бойцов к нашим потехам?

– Ни к чему им это. Пусть себе витают в облаках романтики. Хлебнуть дерьма еще успеют!

– Тоже верно.

– Так, что ты там говорил про их открытия?

– Особые ритмические структуры. На первый взгляд примитивные, но способные воздействовать на толпу. Я проанализировал их и обнаружил, что некоторые из них могут не только бодрить молодежь, но и подталкивать к инакомыслию, пробуждая дух свободы!

– Красиво загнул… А почему только юное племя?

– Ну, не только, но в первую очередь подростков. Понимаешь, с годами психика становится костной. Мозг уже определил для себя «что такое хорошо, и что такое плохо». Он перестает воспринимать новшества. Тебе, вот, по нраву бас Шаляпина. Поэтому, появись сейчас певец с изумительным фальцетом, вряд ли ты оценишь его в полной мере.

– И как ты представляешь себе экспорт ритма?

– Вместе с задорной мелодией! Чай, не перевелись на земле русской еврейские композиторы?

– Ты, Сашка, просто любомудр какой-то! Я твой должник. Кстати! Сегодня здесь ожидается главный пожарник страны со своей юной любовницей… Михаилу Елисеевичу хоть и нет сорока, но, поговаривают, что его «бобик», если не сдох, то точно при смерти. Вот и возит периодически сюда свою кралю, чтобы та с голодухи не взвыла. А девочка – персик! И, по слухам, страстная… Особенно после водки. Сам хотел ее сегодня опробовать, но могу уступить.

– Не откажусь! А то консультации мои не оплачиваются… Должен же у меня быть некий гешефт?

– Чего? А кто содержит твою лабораторию?

– Да шучу я, шучу!

– Ладно, скоморох… Пойдем-ка принимать гостей. Судя по шуму в доме, кто-то уже прибыл…

На первой встрече Дунаевскому объяснили суть задания и продемонстрировали несколько вариантов «шаманских» ритмов. Они его явно заинтересовали, но от идеи сочинить подходящую мелодию композитор был явно не в восторге. Тем не менее, обещал подумать. И через неделю появился на Лубянке с завернутой в газету ношей.

Уже несколько месяцев щеголявший в новенькой форме комиссара государственной безопасности 3-го ранга Бокий устроил ему радушный прием. Разумеется, не забыв позвать Полежаева с Вьюгиным.

Угощаясь чаем с конфетами, Исаак Осипович рассказал:

– Я сделал несколько набросков… Но, честно говоря, весьма посредственных. И вдруг вспомнил про одну пластинку, которую мне презентовал приятель, ездивший в Соединённые Штаты… Автор – малоизвестный исполнитель Уинги Манон13. Всё, что о нем известно, так это то, что он белый и у него нет левой руки. Запись сделана лет пять назад и, судя по всему, осталась незамеченной радиостанциями. Так, вот, основная тема композиции с повторяющимися ритмически смещенными арпеджио идеально ложится на один из ритмов!

– И что Вы предлагаете? – удивился Бокий. – Всучить янки их же продукт под другим соусом? Хотя… в этом что-то есть!

– Мы сделаем свою версию, сохранив название и авторство, и запишем на миньон14… С заводом «Молот» я договорюсь. А уж способ, как переправить «подделку» за океан и продвинуть ее там, – это уж вы думайте сами!

– То мы придумаем, не сомневайтесь! Хотя предлагаю для начала послушать, о чем хоть речь?

Все четверо переместились в актовый зал, куда Назар притащил казенный патефон.

Мелодия со странным названием «Tar Paper Stomp»15 изобиловала навязчиво повторяющимися музыкальными фразами, издаваемыми различными духовыми инструментами.

– Не впечатляет… – начальник Спецотдела поморщился.

– Это Вы, Глеб Иванович, зря! – чуть ли не хором воскликнули остальные.

– Давайте, теперь Алексей отстучит средний темп, а я попробую сыграть, – предложил Дунаевский и, не дожидаясь согласия, сел к пианино.

Полежаев принялся барабанить по крышке, а маэстро ударил по клавишам…

На сей раз Бокий ощутил внутри себя какие-то дикие вибрации. Ему захотелось послать к чертовой матери Народный комиссариат внутренних дел, выпить чарочку «огненной воды» и самым примитивным способом овладеть новенькой стенографисткой из машбюро… Наваждение не рассеялось, даже когда стих финальный аккорд.

– Принимается… – выдохнул он. – Записывайте, Исаак Осипович! Будут проблемы, звоните! А ты, Назар, проследи, чтобы все музыканты дали подписку о неразглашении…

Через три недели запись была готова. Оркестровое исполнение не производило такого мощного эффекта, но, тем не менее, в нем чувствовалась «бомба».

– И что мы с этим будем делать дальше? – полюбопытствовал Алексей.

– Переправим в Америку. Кто-нибудь да заинтересуется.

– Но как?

– Диппочтой. Через Кузнецкий мост16. Уж соседи-то нам не откажут!

– А дальше?

– Есть там один персонаж… Лев Термен17. Может, слышал?

– Еще бы! У нас в консерватории легенды ходили про его изобретение! Мы назвали его «сферофоном» – музыкой воздуха.

– Точно. Мне самому довелось побывать на демонстрации инструмента в Кремле в двадцать втором году. Поразительная штука! Даже Ленин, не удержавшись, попытался сыграть на нем… Так, вот, нынче Лев Сергеевич обретается в США.

– Сбежал?

– Нет. Гражданства не менял. Но владеет рядом патентов и является директором фирмы «Телетач Инкорпорейтед». Бизнесмен, в общем. И весьма уважаемый человек! К слову, дружен с Чарли Чаплином и Джорджем Гершвином!

– То есть, наш агент?

– Не совсем. Скорее – меценат. Во всяком случае, на его деньги существует чуть ли не половина советской резидентуры. Но сам в политику не вникает. Просто оказывает Родине посильную помощь… Местные же власти в нем души не чают. Про «Алькатрас»18 читал? Тамошняя охранная сигнализация – его творение.

– Ого! Не знал… То есть, он передаст пластинку Гершвину?

– Как у вас, молодых, всё легко! – В интонациях Бокия явственно прозвучал сарказм. – Завернёт в подарочную упаковку, пригласит репортеров и торжественно передаст привет из Советской России… Нет, Леша! Мы не должны «засветиться». Нужно сделать так, чтобы даже Пинкертон не обнаружил наших следов!

– Тогда при чем тут Термен?

– По нашим сведениям, последнее время примерного семьянина потянуло на черненьких… Запал он на танцовщицу негритянского балета. Ай-ай-ай! Огласка повлечет шумиху. Поэтому формально будем действовать через его зазнобу и ее сородичей. Теперь бы найти на роль исполнителя в меру известного джазмена-негра… И, что называется, концы в воду! Один черномазый подсунул запись другому… Согласись, что при таком раскладе «руку Москвы» приплести непросто? Кстати, свяжись с Колбасьевым и займись подбором подходящей кандидатуры… Срок – неделя!

В феврале 1937-го года пластинка с записью оркестра под управлением Дунаевского наконец-то добралась до адресата.

Однако работникам Спецотдела, переименованного в 9-й отдел ГУГБ НКВД СССР, стало не до отслеживания своего творения… На страну обрушилась волна всеобщего сумасшествия. В газетах только успевали печатать списки вскрытых «врагов народа».

В марте 37-го был арестован их общий начальник Генрих Ягода. Через полтора месяца по обвинению в контрреволюционной деятельности «забрали» Бокия. Та же участь постигла Барченко и Колбасьева. Осенью того же года все они были расстреляны…

И лишь Исаак Дунаевский в каком-то исступлении упорно клепал «джазированные» позитивно-оптимистичные марши, заставлявшие через музыкальный ритм организовывать на труд широкие массы.

Алексей и Назар подозревали, что за ними тоже вот-вот придут… Но новый глава ведомства Ежов19 только прошипел:

– Уж не знаю, с чем вы тут боритесь, но велено вас не трогать. Резвитесь пока…

На грани отчаянья сотрудники «обезглавленного» отдела занимались расшифровкой древних кодов и экспериментами с гармониями. И больше года их действительно никто не беспокоил…

Приемник Ежова, Лаврентий Берия, наоборот повел себя дружелюбно и однажды, как бы невзначай, напомнил:

– Товарищ Сталин с нетерпением ждет отчет о вашем вкладе в крах империалистической культуры. Потребуется содействие – обращайтесь!

Тут уж работа закипела! Выяснилось, что получателем «посылки» оказался амбициозный чернокожий саксофонист Джо Гарланд20, который, услышав произведение, не раздумывая, купил у незнакомца одной с ним расы отпечатанный на заводе «Молот» диск. Причем, за немалые деньги – 10 долларов.

Весьма востребованный сессионный музыкант, Гарланд всегда мечтал о сольной карьере. И буквально почуял, что данная композиция – его шанс прославиться, но вместе с тем понимал, что оказавшийся в его распоряжении звукоряд наполнен некой провокацией и каким-то гипнотическим духом. Поэтому он не стал копировать музыкальную структуру, а сделал собственную аранжировку, нивелировав самые яркие фразы, и зачем-то попросил своего знакомого поэта Энди Разафа сочинить слова для вокалиста…

Песенка получилась весьма фривольной, но, тем не менее, была записана им в 1938-м году с оркестром Эдгара Хейса под названием «In the Mood»21 и вскоре стала хитом, принесшим ему неплохой гонорар. Ведь несмотря на то, что на обложке пластинки (в целях конспирации Бокий предложил оставить оригинальный конверт) правообладателем значился некий Уинги Манон, Джо не постеснялся указать свое авторство.

Вскоре музыкальной темой заинтересовался прославленный Гленн Миллер22, который выкупил права на ее эксклюзивное исполнение. Неизвестно, слышал ли он вариант, рождённый в недрах НКВД, или домыслил «подчищенные» Гарландом ходы сам, но его инструментальная аранжировка соответствовала задумке гораздо больше.

Версия Миллера, записанная на студии радиовещательной корпорации «Victor», уже к концу августа 1939 года заполнила собой эфир множества станций, а выпущенный фирмой грамзаписи «Bluebird» сингл23 раскупался с бешеной скоростью.

Узнав, что Термена отозвали в Москву, Назар с Алексеем хотели встретиться с ним, чтобы расспросить о подробностях передачи пластинки, но, оказалось, что того тоже арестовали. А чуть позже стало известно, что Льва Сергеевича приговорили к восьми годам лагерей за «оказание помощи международной буржуазии в её враждебной деятельности против СССР»…

Отправляясь для доклада в Кремль, Полежаев и предположить не мог, что спустя полтора года в США на экраны выйдет комедия «Серенада Солнечной долины», в которой прозвучит и эта мелодия. Откуда ему было знать, что музыка из фильма породит волну фанатичного безумия, а в прочих композициях Миллера, в том числе авторских, будет прослеживаться заметное влияние их изысканий?

Но на тот момент Сталин остался недоволен:

– Расстроили Вы меня, Алексей Степанович… Столько времени, сил и средств потрачено впустую! Вы считаете, что популярность какого-то там американского дудочника – результат? Смех, да и только! И если бы не прежние заслуги, приказал бы Лаврентию немедленно арестовать ваш дуэт за саботаж. Скажите спасибо Дунаевскому, который отдувается за вас все эти годы, плодя, с вашей подачи, любимые народом песенки! С завтрашнего дня вашего подразделения больше не существует. Прощайте!

Их и вправду не тронули…

А потом началась Великая Отечественная война. Младший лейтенант Назар Павлович Вьюгин пал смертью храбрых в феврале 1943-го где-то под Ростовом, а дослужившийся до капитана инженерных войск Полежаев был комиссован по ранению в 1944-м…

3

Майкл Мак-Кинли был взбешен. Таким подчинённые его еще не видели… Подводя итоги работы Департамента по экспорту культурного влияния за 1941-й год, он истошно орал, брызжа слюной.

– Эти русские переиграли нас как слепых котят! Пока мы тут адаптировали под менталитет нацистов всякую немецкую народную муть про «дойче зольдатен, унтерофицирен»24, Советы исхитрились приспособить наш джаз под свои нужды! Вы слышали их «красного Моцарта»25? По-своему он великолепен… Кругом репрессии, расстрелы и лагеря, а его песенки заставляют радостно вкалывать и улыбаться! А вы, – он обвел зал тяжелым взглядом, – тупицы и недоноски! Аналитики хреновы! Решили, что наши биг-бэнды сами по себе возьмут и перевернут коммунистическое сознание… Не вышло! Мы продули. Президент Рузвельт рвет и мечет! А тут еще этот Миллер со своим «В настроении»… Кто-нибудь кроме меня отдаёт себе отчет в том, что данный трек – угроза национальной безопасности? Знаете, какое заключение дали психологи? Что представленный звукоряд порождает безответственность и снижает патриотизм чуть ли не втрое! Более того, в случае военных действий способен спровоцировать волну дезертирств!

– Это Вы, сэр, еще оригинал не слышали! – подал голос Пит Уайт, не так давно занявший место начальника музыковедческого отдела.

– Что еще за первоисточник? Расследование провели?

– Мутная история… Вообще-то автор мелодии – некто Уинги Манон. Потом ее присвоил Джо Гарланд, у которого мистер Гленн Миллер перекупил права… Но есть интересный нюанс! Гарланд уверяет, что приобрел у незнакомого ему «уголька» неопознанную пластинку. Она, кстати, сохранилась. В свою очередь, Манон подтверждает, что сочинил схожую гармонию в двадцать девятом, но клянется, что записал иную по своей сути трактовку, и в качестве доказательства размахивает своим диском. Однако если их сличить, то выйдет схожесть как между кроликом и бизоном… Экземпляр Гарланда – явная подделка, «заряженная» гипнотическими ритмами и тональными сдвигами. Отметая идеологическую составляющую, смею заявить: гениальная! По заключению экспертизы, основанной на изучении состава шеллака26 и глубины канавки, изготовлена на устаревшем американском оборудовании. Вероятней всего, в Европе.

– То есть, не исключен «русский след»?

– Не исключен. Но доказать это невозможно. Клеймо пресса тщательно затерто! Но манеру исполнения я бы назвал скорее еврейской, чем негритянской или русской.

– Час от часу не легче… Что предлагаешь?

– Уничтожить носитель. Ну, или засекретить…

– А с Миллером что делать?

– Запретами ничего не добиться. Да и поздно уже… Лицензии на тиражирование проданы в десятки стран. Хотя, в принципе, его вариация не столь опасна, как «подделка». Она не содержит компоненты бунтарства… Пусть себе дудят. Но! Мы можем позаимствовать опыт русских! Вне зависимости от того, причастны они или нет…

– Поясни.

– По моим сведениям, Гленн планирует тур по солдатским клубам. Он, я слышал, сговорчивый парень. К тому же истинный сын своей страны. Следует ему намекнуть, что было бы неплохо включить в репертуар боевые марши, разбавив их танцевальными мелодиями и джазовыми переливами… Ну, как это делает товарищ Дунаевский. Это нивелирует эффект от прочих его пасквилей, вроде «Поезда на Чаттанугу»27 и, само собой, «В настроении»!

– Вот! – Мак-Кинли немного «оттаял». – Хоть у кого-то в нашем Департаменте есть мозг! Срочно займись этим, Пит.

А сам подумал: «Пожалуй, Рузвельта будет чем успокоить!»

Гленн Миллер охотно откликнулся на рекомендации ФБР и тут же взялся за модернизацию своего репертуара. Усовершенствованные марши, как писали в прессе, стали великолепным средством для поддержания боевого духа солдат.

Однако вышедший с его участием фильм «Жёны оркестра» снова вызвал раздражение у Майкла Мак-Кинли, который никак не мог простить джазмену свой провал и выволочку, полученную от президента. По его просьбе музыканта призвали на военную службу.

Надев офицерский мундир, деятельный трубач тоже не унывал и организовал Оркестр военно-воздушных сил, с которым в 1943-м перебрался в Лондон, где размещался штаб ВВС США в Европе. Там он без устали выступал на военных базах союзников и снискал огромную славу. Но несмотря на рецензии в газетах, утверждавшие, что «Гленн Миллер стал величайшим моральным вдохновителем для солдат», в Департамент по экспорту культурного влияния из-за океана поступала тревожная информация об исполнении на концертах нежелательных шлягеров, в том числе «В настроении»…

Решение о ликвидации «большевистского рупора», как он называл музыканта, Мак-Кинли принимал единолично.

Зная, что британцы – большие специалисты в подобных делах, он связался с коллегами из Ми-628 и попросил их оказать содействие. Всегда готовые услужить «большому брату» агенты секретной службы королевства блестяще провели операцию.

15 декабря 1944 года Гленн Миллер вылетел на легком одномоторном самолете во Францию для выступления, но в пункт назначения так и не прибыл. По официальная версии причиной авиакатастрофы стал туман, но в реальности англичане выбрали довольно «изящный» способ убийства… Отправленной на боевой вылет эскадрилье бомбардировщиков ВВС Великобритании поступил приказ вернуться, а перед этим «разгрузиться»29 в заданном квадрате над Ла-Маншем, точно по маршруту полета моноплана, следовавшего с авиабазы «Твинвуд Фарм». Не слишком маневренное и не предназначенное для подъема на большие высоты воздушное судно «Норсман С-64» было обречено…

Только триумф Мак-Кинли был недолгим. Через несколько дней его и Эдгара Гувера вызвали в Белый Дом.

Обычно спокойный Франклин Рузвельт кричал на них так, что, казалось, вот-вот выскочит из своей инвалидной коляски.

– Вы там что – умом все тронулись? Богами себя возомнили? Так цинично расправиться с героем нации… Да, были в его карьере дерьмовые мотивы, но он, в отличие от вас, реабилитировался! А если эта история всплывет?

Когда же выяснилось, что даже глава ФБР не был поставлен в известность, президентский ор стал напоминать рев бизона.

– Я закрываю твою музыкальную лавочку! И молись, чтобы не вышло огласки! Иначе, Майкл, до конца своих дней не выйдешь из тюрьмы! Ты уволен! Все твои дармоеды – тоже! И пока я жив, чтобы к Капитолию не приближались!

Уже к вечеру почти полсотни работников ФБР остались без работы…

***

Что еще добавить? Исаак Дунаевский в 1941 году первый раз стал лауреатом Сталинской премии, а Гленн Миллер в 1946-м был удостоен звания «Кавалер Бронзовой звезды» (посмертно).

Так закончился первый раунд этой необъявленной битвы спецслужб США и СССР.

Казалось бы, ничья? Но, оглядываясь назад и используя спортивную терминологию, можно сказать, что техническую победу все же одержал Советский Союз.