Читать книгу Рыночный социализм - Андрей Карпов - Страница 4

Капиталист стремится организовать распределение дохода таким образом, чтобы значительная его часть могла быть присоединена к капиталу. Капитал должен расти. Именно для этого капиталист и владеет «делом» (предприятием)3. Уходить в дело должно как можно больше, а работникам («проедаться») – как можно меньше. Но, поскольку капитал принадлежит капиталисту, все усилия последнего по приращению капитала выглядят (да и являются по существу) действиями в свою пользу. Капиталист вроде бы радеет о деле, но это его дело.

Работник чувствует, что деньги, которые он получает на руки, – это минимум, при котором на данном участке выполняется объём работ, необходимый для обеспечения задач предприятия. Если существует возможность получить тот же результат при меньших выплатах, хороший капиталист просто обязан реализовать подобную опцию. Тот, кто этого не сделает, – плохой управленец и будет проигрывать в конкурентной борьбе.

Сегодня просто урезать людям зарплату нельзя – не позволяет закон. Но можно переложить часть работы на автоматы и искусственный интеллект и нанимать только элитный (для принятия решений над уровнем автоматов и интеллектуальных систем) и низовой персонал. Размывание среднего класса, которое уже стало неоспоримым фактом, хорошо укладывается в логику капиталистической экономии на непроизводительных выплатах.

С точки зрения работника такая организация распределения, когда на нём постоянно пытаются экономить (или, иначе говоря, стремятся увеличить степень его эксплуатации), выглядит крайне несправедливой. Если благодаря его труду создаётся новый продукт, увеличивающий количество благ в мире, то и его собственное потребление благ должно расти. Он должен иметь свою долю в этом общем приросте. Это было бы справедливо.

Так возникает идея социализма – общества социальной справедливости.

Социализм обычно описывается формулой «от каждого по способностям, каждому по труду»4. Первую часть формулы можно назвать «производственной», она описывает степень участия членов общества в создании продукта. Вторая часть регламентирует распределение. Очевидно, что «производственная» и «распределительная» части формулы методологически неравнозначны. Как определить меру способностей? Человек и сам часто не знает, каковы его способности, тем более затруднительно определить их со стороны, объективно. С трудом тоже всё непросто. Посчитать вклад каждого члена трудового коллектива в сложный продукт – задача не из лёгких, но тут хотя бы возможны какие-то объективные системы учёта: можно, например, посчитать затраченное время или замерить выработку. Получается, что распределительную часть формулы социализма всё же можно наполнить какой-то конкретикой, тогда как первая, производственная часть вынуждена оставаться пустой декларацией. В результате социалистические взгляды формировались с явным перекосом в сторону распределения. В этом отношении социализм оказался ничуть не лучше капитализма, хотя вектор интереса поменялся на прямо противоположный: капитализм стремится к аккумуляции дохода в виде капитала (распределение от многих к немногим), а социализм, по идее, должен предполагать заботу обо всех членах общества (распределение в пользу многих).

Но вот проблема: мало определить, кто сколько вложил труда в общее дело, надо ещё как-то организовать распределение. После Октябрьской революции некоторые коллективы, состоящие из рабочих, воспринявших социалистические лозунги слишком буквально (а это не только «каждому – по труду», но и «заводы – рабочим»), попытались перейти к прямому распределению прямо на предприятии. Выработка резко упала. И это понятно. Если ты работаешь на себя, а не на капитал, то тебе не нужен рост производства, не нужно производить так много, как производило капиталистическое предприятие: личное потребление всегда оказывается более скромным в сравнении с незнающими предела аппетитами капитала.

Однако система, при которой каждый работает лишь на себя (это означает, что эксплуатация полностью отсутствует), по-своему несправедлива: ведь есть те, кто не может собственным трудом обеспечить свои даже самые необходимые потребности. К тому же такая система маложизнеспособна. Выживаемость общества во многом зависит от того, насколько масштабные проекты оно способно осуществлять. В современных условиях общество, мощь которого измеряется лишь теми ресурсами, которые могут выделить составляющие его люди, обречено на поражение в конкурентной борьбе. Оно будет ассимилировано или попадёт в зависимость от тех сообществ, в которых существуют надличностных механизмы аккумуляции ресурсов.

Это прекрасно понимали идеологи социализма5. Маркс, вычитав в программе германской рабочей партии некорректные с точки зрения политэкономии формулировки, гневно писал (этот текст известен как «Критика Готской программы»6), что полученный доход («совокупный общественный продукт») не может быть весь направлен на потребление. Из него следует вычесть возмещение использованных средств производства (отчисления в амортизационный фонд), добавочную часть на расширение производства и отчисления в страховой фонд (на покрытие незапланированных расходов). Но и оставшийся после этого доход нельзя просто поделить между работниками. Снова следуют вычеты – на общие издержки управления (государственные нужды), на покрытие потребностей нетрудоспособных, а также на покрытие таких потребностей, которые должны удовлетворяться совместно (а не в индивидуальном порядке).

Всё это означает, что вопросы распределения не могут решаться на месте получения дохода (каждый раз по-своему), необходима единая система, правила которой распространялись бы на всё общество. Маркс несколько брезгливо замечает, что «было вообще ошибкой видеть существо дела в так называемом распределении и делать на нем главное ударение». С переходом к социалистической системе хозяйствования для работника формально мало что меняется. Он также отдаёт свой труд и получает за это заработную плату, так или иначе соотнесённую с мерой его труда. Механики распределения он не видит и в ней непосредственно не участвует. Сущностное изменение заключается в другом – в изменении собственности на средства производства.

Маркс пишет: «Всякое распределение предметов потребления есть всегда лишь следствие распределения самих условий производства». И далее: « Если же вещественные условия производства будут составлять коллективную собственность самих рабочих, то в результате получится также и распределение предметов потребления, отличное от современного» (то есть капиталистического).

Коллективную собственность тут не надо понимать как собственность коллектива. Один коллектив может быть успешнее и богаче другого, поэтому привязка собственности к коллективу также может порождать неравенство и несправедливость, от которых Маркс и его последователи хотели бы избавиться. Ленин, претендуя на возвращение истинного марксизма, свободного от, как это он формулирует, оппортунистических искажений, в работе «Государство и революция»7 пишет с опорой на «Критику Готской программы»: (при социализме) «средства производства принадлежат всему обществу. Каждый член общества, выполняя известную долю общественно-необходимой работы, получает удостоверение от общества, что он такое-то количество работы отработал. По этому удостоверению он получает из общественных складов предметов потребления соответственное количество продуктов. За вычетом того количества труда, которое идет на общественный фонд, каждый рабочий, следовательно, получает от общества столько же, сколько он ему дал».

Итак, обобществление средств производства приводит к изменению характера распределения. Внешне работник всё также отдаёт свой труд и получает зарплату (свою долю в продукте, предназначенном для потребления), но теперь выгодополучателем является не капиталист, не конкретное лицо, группа лиц или класс собственников, а всё общество. И потому любой работающий член общества получает обратно правильное, надлежащее ему количество благ.

И у Маркса, и у следующего ему Ленина блага, подлежащие выдаче работнику, соотносятся с удостоверением о мере затраченного труда. О деньгах речь не идёт. Предполагается, что работник по удостоверению сможет получать блага из общественных фондов в натуральном виде. Деньги же неблагонадёжны и, более того, социально опасны. Они могут переходить от человека к человеку напрямую, без участия государства, а значит, создают угрозу злоупотреблений – от воспроизводства отношений эксплуатации человека человеком до получения незаконных («левых») доходов и даже создания подпольных предприятий.

«Удостоверения» пытались ввести на практике; в советской истории они известны нам под именем трудодней. Однако сразу же выяснилось, что общественные фонды не могут конкурировать с товарным рынком. Номенклатура позиций, доступных «по удостоверению», оказалась небогатой, при этом количество продукта, подлежащее выдаче в одни руки, жёстко ограничивалось. Жизнь «по удостоверениям» получалась запрограммировано скудной. Деньги оставляли больше места для манёвра, позволяя приобрести любой товар, выставленный на продажу. При необходимости их можно накопить или занять у других, увеличивая масштаб возможной покупки. С точки зрения работника денежные выплаты явно предпочтительнее выдачи продуктов «по удостоверениям». Трудодни удалось внедрить только в колхозах, поскольку на селе сохранялись элементы натурального хозяйства и более низкий уровень товарного потребления. Но и то потом пришлось от них отказаться.

Социализм не смог расстаться с деньгами. Более того, деньги не были вытеснены на периферию, в сферы, где сохранялись рудименты прежних, досоциалистических отношений. Наоборот, они были полностью реабилитированы и утвердились в самом сердце социалистической экономики. Социалистические предприятия не просто производили и отгружали продукцию, они занимались реализацией, то есть продавали её, получая за это деньги, от граждан – наличными, от других предприятий – в безналичной форме. В деньгах выражались синтетические показатели экономической деятельности – валовая выручка, прибыль. Деньги закладывались в планы, использовались для оценки эффективности хозяйствования. На самых различных уровнях управления верстались бюджеты, конечно же в деньгах. Вся машина социалистической экономики воспринималась теми, кто ею управлял, сквозь призму денег.