Читать книгу Феномен гносеофобии в церкви Ингрии. К 500-летию Реформации - Андрей Кашкаров - Страница 6

2. Конфессии
2.3. Зачем и кому нужна церковь Ингрии?

Оглавление

Церковь нужна современному человеку для спасения от болезни индивидуализма, от постоянно увеличивающегося разрыва с другими и от атомизации общества. Литургия, основанный на любви мистический процесс соединения людей в единого человека и воссоединения с Богом, – сильный аргумент не только для того, чтобы «верить в душе», как это делают многие, но и для того, чтобы стать частью мистического тела Церкви. Эта мистика по-разному используется служителями. Служители, это не инопланетяне, прилетевшие к нам с Луны, они живут рядом, возможно даже по соседству, ходят в одни и те же (с нами) учреждения, магазины, испытывают те же негативные или положительные воздействия об общения в социуме в период развития гедонистического общества, ориентированного на удовольствия и потребление. Это такие же люди, как и мы. Они не безгрешны.

Традиции становления русского лютеранства на примере церкви Ингрии показывают и организационные особенности их «воцерковления». Правда, слово и определение воцерковления более подходит православной христоцентричной традиции, мы будем рассматривать его здесь в значении легитимной власти в иерархической структуре лютеранской церкви. Итак, несколько человек, имеющих (получивших) теологическое образование, имеющих опыт приходской жизни в разных церквях, решили создать свою церковь, которая на государственном или официальном языке будет называться не иначе как «религиозная организация», требования, функционал, правила и условия создания которой регламентированы соответствующими законами Российской Федерации. Этих законов несколько. Но мы будем говорить о том, как создавалась, или, иначе любят говорить – восстанавливалась церковь Ингрии в 1990-е годы, в наиболее благоприятный период для создания подобных организаций.

Итак, официально любая церковь – религиозная организация. И таким организаций может быть сколь угодно много, их количество законом не ограничено – хоть 200 тысяч. Собрались учредители, почти как в коммерческой структуре, учредили «религиозную организацию», приняли и зарегистрировали устав и могут начинать деятельность. Для этой деятельности у церкви Ингрии уже был хороший задел, поскольку церковь Ингрии на территории нынешней Ленинградской области существовала давно, имелись некоторые традиции и еще живут (остались единицы), кто помнит настоящую церковь Ингрии, существовавшую в начале XX века, или хотя бы ее деятельность перед закрытием в 1937 году, когда пастор Лаурилла, отказавшийся от епископского звания церкви Ингрии, перебрался уже в Финляндию.

Личность действующего епископа церкви Ингрии Ааррэ Каукауппи (некоторые называют его иначе – Арри Кугаппи) имеет в истории довольно следов, и не наше дело оценивать его поступки. О действующем епископе можно самостоятельно найти информацию в интернете, с тем лишь уточнением, что если само имя человека называют иначе, чем оно есть на самом деле, не является ли уже это первым звоночком к дальнейшим вопросам по теме церкви Ингрии?

Давайте договоримся о смыслах. Мы будем называть духовного наставника церкви Ингрии Ааррэ Каукауппи (как рекомендуют нам книга «Лютеране в Санкт-Петербурге», ссылаясь на паспортные данные главного лица церкви Ингрии) и Арри Кугаппи, и в контексте это будет одно и то же лицо.

И снова – не будем судить-рядить, ибо несмотря на то, что земная церковь как институт обладала и обладает человеческими пороками и недостатками, привнесенными составляющими ее людьми, для человека по-прежнему не существует другого более совершенного духовного инструмента для преодоления одиночества и бессмысленности его земной жизни. Для слабого человека. А человек, несомненно слаб, и ищет утешения. Поэтому в новейшем времени по инициативе группы лиц, желающих актуализировать подзабытые традиции и иметь власть над прихожанами, и возникают такие церкви, как церковь Ингрии и иже с нею. Когда я вплотную подошел к написанию этой книги, то неоднократно задавался вопросом – отчего же церкви (разные по названию, но одинаковые по традиции веры и основанию – христианство, христоцентричный принцип веры) не объединяться в одну или хотя бы в несколько больших общин. Ведь в реалии их сотни и даже тысячи. И у каждой есть какое-нибудь да отличие. На своих занятиях (которые я посещал в церкви Ингрии в ее «теологическом институте» в 2015–2016 годах) нам говорили, что только церковь Ингрии знает – как правильно трактовать Священное Писание. «Только слово» – ее основной принцип. Но на практике это не совсем или, скажем корректно, не всегда так.

И более всего меня удивляло в этом подходе, что другие деноминации и конфессии, оказывается, не имеют понятия о том – как же правильно трактовать слово, сиречь заражены ересью или подвержены заблуждениям. Представьте себе, что примерно такую же «единственно верную позицию» узурпирует себе каждая из подобных церквей и вам, наверное, станет ясен и главный вопрос – отчего же они не могут договориться, а иногда и прямо соперничают между собой. За примерами далеко ходить не нужно: пасторат церкви Ингрии не признает «сестру» Евангелическо-лютеранскую церковь Аугсбургского исповедания (ЕЛЦ АИ), хотя ее главою долгое время являлся бывший пастор церкви Ингрии, лишенный Ааррэ Каукауппи сана, а именно Константин Андреев. Последний организовал собственную церковь и по аналогии с организацией церкви Ингрии создал необходимый костяк единомышленников, признающих сами себя, которые выбрали его в епископы. Примерно также происходило дело с А. Кугаппи с незначительными отличиями.

Для возведения его в сан потребовались действующие лютеранские епископы из Эстонии и Финляндии. Но в целом это уточнение картину не меняет. Зарегистрируйте завтра религиозную организацию в соответствии с законами Российской Федерации, назовите ее соответствующим образом, и вы тоже можете стать епископом, а то и архиепископом. Дело не хитрое, если предполагать его организационную сторону. Но одного только желания недостаточно. В дополнение к сей инициативе нужны материальные средства, в том числе на аренду помещений для богослужения – если не имеется своих, на представительские расходы (первое лицо церкви Ингрии много путешествует), на ежедневные нужды. Таким образом, без спонсоров не обойтись.

Спонсоры церкви Ингрии в основном находятся в Финляндии, поскольку ЦИ – русский вариант финского лютеранства. Но есть спонсоры в международных фондах поддержки лютеранства. Об этом мы будем говорить на протяжении всей книги.

По мнению врача-психиатра, психотерапевта Романа Зайцева, имеющего, кроме прочего, богословское образование и опыт приходской жизни религия – это не потребности, это ценности, при помощи которых люди пытаются в себе удовлетворить какую-то потребность [20].

Заметьте – часто, когда идет разговор о нужде, возникает вопрос о потребности. А какую потребность хотят удовлетворить Богом, религией? Безопасность. Это очень актуально для церкви Ингрии. Малообразованные и выброшенные (пускай и временно) из активной жизни социума в своей массе люди, отбывшие наказания, вынужденно переехавшие из других регионов беженцы, безработные, люди с крайне малыми доходами (и некоторые другие категории – типично) – обильная пища пастората церкви Ингрии. Именно они – в первую очередь ищут опоры. Ищут Бога, как они говорят.

Мы не станем уходить в споры о боге, это не наша задача. Наша задача раскрыть действительную сущность церкви Ингрии для того, чтобы человек, даже находящийся в крайне затруднительном положении и принявший решение о вступлении в религиозную организацию церковь Ингрии, ясно осознавал – что он делает, почему и для чего. Бытует мнение, что это понятно априори. Человек идет в церковь, значит, верует. Мы оставим за собой право на более сложную трактовку этой гипотезы, поскольку причины все же различны и не всегда поддаются простому истолкованию. Именно таких людей со слабыми навыками социализации, малообразованных и «ищущих спасения» не на земле я встречал в церкви Ингрии. Это вовсе не камень в чей-бы то ни было огород. Но это та правда, которая хорошо видится «незамыленным» глазом со стороны, и та правда на которую мы имеем право. Кто может написать о церкви Ингрии лучше (желательно, чтобы это был не член ее – тогда материал будет претендовать на объективность) – пусть это сделает лучше нас. Причем правду о прихожанах отлично знают пасторы. Но им она выгодна. Управлять таким обществом удобно. Мы отвечаем здесь за каждое слово.

Есть и другая сторона вопроса. Когда чаще всего мы ходим в церковь? Когда возникает какая-то большая проблема, испытание, все прочие «материальные» и «моральные» опоры не помогают. Люди приходят в церковь со своей «первичной религиозностью»: поставить свечку, заказать молебен – одним словом, получить избавление. Отсюда видно, что человек редко приходит к Богу, к вере по каким-то другим изначальным мотивам. И даже в этом контексте надо различать понятие бога и религии, понятие бога и церкви. Только на первый взгляд они тождественны.

Постоянное богопоклонение, богопознание через звучание евангельских и ветхозаветных текстов основа любой религиозной организации. Церковь Ингрии не исключение. Чтобы «задержать» у себя прихожан пасторы пользуются здесь довольно проверенными методиками. К примеру, «пастор» Иван Лаптев часто рассказывает на проповедях и в спонтанно возникающих беседах о своих «потрясающих» случаях», о том, как женщина потеряла своих близких, но помолившись бог спас ее саму, о том, как кто-то нагрешил и ослеп, но потом, придя к Лаптеву в церковь помолился и вскоре зрение восстановилось, о том, как заявил, что поверил в бога бывший атеист после разговора с пастором И. Лаптевым. Таких рассказов вы можете наслушаться здесь много, на большую книгу. Не зря «пастор» Михаил Иванов в 2017 году издал на деньги спонсоров и прихожан свою книгу избранных проповедей; надо полагать он рассчитывает, что наиболее успешные приемы и примеры – суть методики обработки прихожан кому-нибудь да пригодятся, эти знания можно транслировать в социум.

Ну, да кто же спорит… Можно транслировать. Сегодня только ленивый, причем без всякого общественного запроса, не транслирует в социум свое видение ситуации, и от этого уже кругом стоит такой информационный шум, что «невозможно работать». Трансляция и претензия на публичность – это их право. Есть возможность издать за чужие деньги – пожалуйста. Но надо также полагать, что мир не состоит из одних только недалеких прихожан церкви Ингрии. Мир многополярен. И мир задает неудобные вопросы, на которые деятели церкви Ингрии не могут ответить. Об этом тоже мы еще поговорим на протяжении книги.

Здесь говорят, что при обращении в церковь с какой-либо нуждой всегда можно обрести большее. И наоборот: то, за чем обратился, можно никогда и не получить… И в этом – частая проблема для большинства. Вот человек просит бога выполнить его желание: и семь свечек готов поставить, и обет какой-нибудь взять, а желание не исполняется. И человека постигает разочарование, обида, и многие отходят от бога и от церкви. Так говорят признающие сами себя священнослужители церкви Ингрии. На самом деле и этот вопрос куда более сложен, чем представляется сначала.

Айзек Азимов, американский писатель русского происхождения как-то заметил, что «существует единый свет науки, и зажечь его где-либо означает зажечь его везде». Этот девиз можно использовать и к нашей книге.

Психолог Карл Роджерс в свое время сказал: «когда я приму себя таким, каков я есть, я смогу измениться». Вот эта концепция намного ближе к нашему пониманию, чем сомнительные догматы пасторов Иванова или Лаптева. Человек осознает себя, в том числе свои ошибки, греховность, по церковному говоря – принимает добровольное раскаяние, и декларирует, что готов измениться. Это хорошо знают пасторы и используют это. Но не все прихожане понимают, что происходит. Но, по мнению пастората, им и не надо это понимать.

На ту же тему хорошие стихи написал поэт Евгений Евтушенко (1961–2017) «Таков закон безжалостной игры. Не люди умирают, а миры…».

«Людей неинтересных в мире нет.

Их судьбы как истории планет.

У каждой все особое, свое,

и нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил

и с этой незаметностью дружил,

он интересен был среди людей

самой неинтересностью своей.

У каждого – свой тайный личный мир.

Есть в мире этом самый лучший миг.

Есть в мире этом самый страшный час,

но это все неведомо для нас.

И, если умирает человек,

с ним умирает первый его снег,

и первый поцелуй, и первый бой…

Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,

машины и художников холсты,

да, многому остаться суждено,

но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.

Не люди умирают, а миры.

Людей мы помним, грешных и земных.

А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,

что знаем о единственной своей?

И про отца родного своего

мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди… Их не возвратить.

Их тайные миры не возродить.

И каждый раз мне хочется опять

от этой невозвратности кричать».


Очень точные слова, на наш взгляд. Но что же дополнительно дает церковь Ингрии, если предполагать, что она может что-то дать человеку уровня Евтушенко, Азимова или Роджерса?

Ответим и на этот вопрос. Во-первых, церковь, по сути ничего не дает, она свидетельствует о боге, о его благодати, и отсюда, говоря языком пастората церкви Ингрии – дает спасение, через таинства, которые от имени бога совершает пастор, дает прощение грехов. Но церковь должна на что-то существовать, и пасторат тоже, в этом смысле чем больше людей притянет к себе церковь Ингрии «магнитизмом» своих методик, тем богаче будут приходы и пасторы.

То есть все построена на в общем-то то красивом и ценностно значимом смысле – «мы помогаем людям постичь бога, помогаем увидеть его любовь, благодать», и при этом мы сплачиваем людей, ищущих бога, у нас они объединяются в приходы, нами управляются и нас кормят. Примерно такой смысл. И людям хорошо, и нам работать не надо.

Есть и другое мнение: в церковь люди приходят «от ума», проявляющемся в некоем эготипическом состоянии, все эгоисты, ощущаем себя личностями.

Мировоззрение определяется довольно отчетливо: есть я, и этот мир крутится вокруг меня, поэтому мои желания и потребности должны быть удовлетворены, и я изначально точно знаю, как сделать, чтобы было хорошо мне и другим. Это логическая ошибка человека.

Но чтобы ее увидеть на надо быть «семи пядей во лбу» или ходить в церковь Ингрии в обязательном порядке. Еще А. С. Пушкин писал: «мы все глядим в наполеоны, двуногих тварей миллионы для нас орудие одно; нам чувство глупо и смешно». В такой парадигме бог – царь, распределитель благ. И тогда есть претензии к распределению благ: почему ко мне так несправедливы? Но для того, чтобы начать что-то понимать, надо отказаться от представления о боге только как о человеке – ведь что естественно для нас, может оказаться неестественным для него. Христоцентричная доктрина лютеранской церкви говорит о том, что Христос – богочеловек, которому присущи и божественное и человеческое начала.

В Священном писании есть такие хорошие слова: «Мои пути не ваши пути, и мои мысли не ваши мысли». И если это непонятно, то отношения с Богом обречены на неудачу.

Ошибкой считать так: «я сам знаю, как хорошо и как должно быть». Для поиска воли божьей надо отказаться от своего знания. На понятном нам языке сие означает отказ от результата. Для многих в церкви Ингрии такое звучит безумно. Если я не привязан к результату, то все со мной происходящее и есть воля божья. Не подчиняюсь, не пассивен, но то, что я делаю – эксперимент без привязки к результату, «делай, что должен, и будь, что будет». Можно – в угоду смыслу книги – перефразировать этот известный рыцарский девиз, и сказать: «люби бога и будь, что будет». Это и внушают в церкви Ингрии. А что такое «люби бога», как не соответствующее концепции Писания «откройся для любви бога», «позволь ему любить тебя».

На этих «столпах веры» церковь Ингрии пополняет свои ряды. Правда, нельзя сказать, что количество прихожан неуклонно растет. Где сотни тысяч прихожан и тысячи церковных зданий. С 1990 года уже можно было бы – гипотетически предположим – их иметь. Если бы у «церкви» было грамотное управление. А пока получается иначе. Мы хотим расти, и в этом заинтересованы, нам нужны деньги, в том числе деньги прихожан – для развития, но мы не хотим лишь бы кого, нам надо самых покорных, обездоленных, самых удобных, чтобы они не чувствовали килограмм лапши на ушах, кроме того, мы сами хотим хорошо жить, пастор – это тоже работа. Но людей в современном мире не так-то просто обратить в христианство, не номинально, разумеется. С этим испытывают трудности даже устоявшиеся и относительно успешные деноминации. Куда уж там церкви Ингрии?!

По-латыни religare (религия) – восстановление связи. «Царствие Божие внутри нас». Царство Божие не где-то там и потом, а здесь и сейчас. То есть внутри каждого человека. И религия в этом смысле – это процесс воссоединения с самим собой, воссоединения с богом в себе, который может быть оформлен совершенно по-разному. Есть нелютеранская традиция, она принадлежит индусам, но не менее верная: они при встрече говорят: «я почитаю святого в тебе».

Еще один привлекающий механизм церкви Ингрии таков. В последние годы сильна тенденция к изоляции: человек сидит в своем углу, окружающий мир воспринимается как угроза, противодействие. Общая молитва в церкви дает нам возможность осознать и почувствовать единство. Ответственность за каждого члена – духовную, иногда даже материальную несет приход – приходи к нам, мы такие же, как и ты, обездоленные, избранные, присоединяйся – будем молиться вместе.

Действующий призыв, оформленный с соответствующим талантом, действительно привлекает в эту церковь десятки (в год) людей, даже с учетом ее лютеранских традиций.

С другой стороны, между тем, что говорится в храме, и тем, как ведут себя люди, существует большое противоречие. Любая идеология, в том числе церковная на примере ЕЛЦИ – путь к разделению. Именно поэтому такие церкви не могу договориться между собой и «делят» прихожан. Где есть ум, там нет единства, и быть не может.

Говорят, что единство только в любви. Реально происходящая атомизация общества свидетельствует об отсутствии в нас любви. Казалось бы, церковь как раз то место, где и должна происходить любовь. Именно здесь, в церкви Ингрии должны быть люди, не номинально проповедующие любовь (в том числе к ближнему), то есть, предполагается, что пасторат ЕЛЦИ некая особая каста в смысле высокоморальных и высококультурных лиц. На деле мы сталкиваемся с обратным – там просто люди со всеми достоинствами и недостатками. И они создали «свою церковь». Для кого? Для себя. Такой вот дурно управляемый коммерческий проект. Если бы это было не так, то они украсили бы собой другие уже созданные церкви лютеранской традиции. Но они их не принимают… Не слишком ли много противоречий, на которые нет объективного ответа. Отвечают же они примерно так – это не вопросы душепопечения. И все. Остальное каждый домысливает в силу своей испорченности и образовательного уровня.

Почему же церковь Ингрии не производит этой, декларируемой в Слове любви в людях, а наоборот, часто производит ненависть или презрение к иным? Да потому что она построена не на любви, а на идее любви. В церкви то же сообщество эгоистов. Это хорошо видно на примерах Кугаппи, Лаптева, Иванова, Саволайнена, сбежавшего в Финляндию, Хуттера, Андреева, лишенного сана и организовавшего в отместку собственную церковь и многих других пасторов и диаконов этой замечательной «церкви», паразитирующей на лютеранской традиции.

Чему удивляться, потому что мы все такие. Где других взять?

И вот уж точно, чем эта религиозная организация не привлекательна, так это культурным пластом, основанием для самоидентификации: «я лютеранин, я русский или не русских (возможны варианты), я знаю, кто я – я не потерянный, я спасенный». Номинальное обозначение этого посыла на практике не выдерживает никакой критики.

Уровень профессионализма – тоже. Есть у них Дарья Шкурлятьева из отдела по связям с общественностью. Профессиональный уровень самостийного журналиста с претензией на высокую компетентность. Для людей, имеющих познания в этой области, опыт и возможности сопоставления, сравнения различных компетенций, суть Шкурлятьевой видна и очевидна.

Повторимся. Говоря о церкви как элементе самоидентификации, мы обосновываем мнение, что человек ищет систему, в которой комфортно и безопасно. В результате, входя в общество «единомышленников» получает определенность, уверенность. Ну, так это происходит в любой религиозной организации – выбирайте любую, к примеру, православную традицию, она русским ближе всяких иных.

На проповедях в церкви Ингрии вы постоянно можете услышать о вашем грехе, отсюда возникает осознание чувства вины. Пасторат это умело использует. Раньше этому вовсе не учили в церкви Ингрии. Теперь же существует особый модуль «рост церкви», на котором студентов и пасторов (пасторские семинары) обучают именно таким приемам. Возбуждать чувство вины для всех. Это помогает управлять людьми, ведь управлять можно только виноватыми.

Впрочем, эта задача не оригинальна, и не является ноу-хау ЕЛЦИ, такова задача и потребность любой идеологии. Но сказанное еще подтверждает, что в церкви Ингрии вряд ли можно встретить некие особо одухотворенный коллектив или хотя бы людей, стремящихся к совершенству (в контексте жизни без греха). Скорее в точности до наоборот: концепция учения такова – грешите и кайтесь, и прощены будете, господь всех любит и всех простил, всем даст прощение, за вас умер Христос.

Как уже было отмечено в начале нашего повествования, мы не ищем проказы или ереси в учении. Противоречия нет. Мы показываем, что церковь Ингрии суть религиозное учреждение, задуманное людьми, управляемое людьми, и это управление далеко от безгрешности, как и все людское, но здесь в ЕЛЦИ даже не стремятся что-то к лучшему менять – «и так сойдет».

И, поскольку люди, представляющие пасторат и в общем смысле руководство церкви Ингрии, используют те же методы, что и любая иная идеология, то церковь Ингрии следует рассматривать как учреждение, созданное для управления людьми. Как заметил один высокопоставленный член этой «церкви», ЕЛЦИ это даже не церковь, это проект, причем проект коммерческий и плохо управляемый. Хотя и имеющий внешние (формальные) признаки церкви.

Не пора ли задуматься об этом людям в то время, когда вас начинают увлекать идеи стать новым ее членом? Мы не навязываем суждений. Пусть этот вопрос каждый для себя решает самостоятельно. Эта позиция наименее греховна, поскольку сегодня и без нас много разговоров о том, что «правильно» и «неправильно», но это все лишь фантазии, интерпретации, которые кому-то выгодны. Всегда ищите того, кому выгодно то или иное действо, – таков наш совет.

Если в этой теме обратимся к Слову, то и там увидим, что написано: Христос нигде не говорил, что его слова истинны. Он говорил: «Я есть истина». А это разные вещи. Если (нет, не поучать), а всего лишь внимательно читать Писание, то и тогда ясным незамутненным корпоративными интересами умом можно понять, что Волю Божию (а не Царство Божие) надо искать во всем. А как ее искать, если все время занят собственными планами? Это насущная проблема. И ее не обошли и в проекте церкви Ингрии.

Феномен гносеофобии в церкви Ингрии. К 500-летию Реформации

Подняться наверх