Читать книгу Полнолуние - Андрей Кокотюха - Страница 3

Дом, в котором квартировал Андрей, война не зацепила, потому что он стоял на южной окраине.

Местность больше напоминала отдельный сельский хутор. Хотя Левченко уже знал от Полины Стефановны: много веков назад здесь располагался замок. А вокруг селился мастеровой люд.

Вообще эта нынешняя окраина в давние времена была центральной частью Сатанова.

Сам же поселок тогда еще считался небольшим городком с развитыми ремеслами. Это потом, в начале прошлого века, когда Подолье сменило протекторат и оказалось под влиянием Российской империи, его расстроили вширь. А до статуса поселка оно опустилось после гражданской войны, когда старинные и могучие стены превратились в руины. Величественные когда-то памятники эпохи постепенно покрывались мхом и обрастали травой.

Неподалеку от старого добротного каменного здания, где жила библиотекарша, просматривались в сумерках остатки городских ворот. Раньше через них заходили жители и гости. С тех времен осталась старая прямоугольная башня в два этажа с темными бойницами. Если присмотреться, можно заметить старинный графский герб на фронтоне. Чей он, каких благородных господ, Андрей не знал и не интересовался. Это место Левченко облюбовал сразу, как только попал сюда. Часто, возвращаясь под вечер, останавливался возле стен, заходил внутрь, пристраивался в углу, молча выкуривал несколько сигарет. Оказалось, в окружении вечного камня очень хорошо думается. К тому же он создавал определенное чувство защищенности. Что, в свою очередь, давало Андрею возможность побыть собой.

Настоящим собой.

Фамилию Левченко он придумал, когда мама привела его, четырнадцатилетнего, на харьковский железнодорожный вокзал. Сунула в руку билет на поезд. И прошептала со слезами на глазах: «Беги. Уезжай отсюда, сынок. Забудь, кто твои родители. Приедешь в Киев. Там тебя милиция поймает. Не бойся, скажи – сирота, родители умерли в Миргороде. Сейчас много народу мрет, беженцев хватает, они проверять не будут». Андрей хотел перебить, но мама лишь закрыла ему рот ладонью, давала инструкции дальше: «Говори – искал в Киеве тетку. Знаешь только фамилию. Придумай любую, простенькую. Петренко Мария Ивановна, пусть ищут, если захотят. Сам тоже назовись первым попавшимся именем. Выбери, какое нравится, такой шанс. Начнешь новую жизнь. Эта власть пристраивает сирот. Живи, сыночек, выживи им назло. И молчи, родненький, живи и молчи».

До последнего момента мальчик не мог придумать, за кого себя выдать. Подсказал случай. Следователь, который допрашивал малолетнего бродягу, назвался Львом Натановичем. Что-то в тот момент щелкнуло в голове, и Андрей машинально ответил: «Левченко. Андрей Иванович». Сказав, тут же испугался, потому что отчество настоящее. Почему-то показалось – вычислят, что он никакой не Левченко, а сын врага народа, ответственного секретаря одной из харьковских газет.

Отца обвинили в том, что, сговорившись с метранпажем, нарочно выделял в тексте жирными шрифтами буквы, которые складывались в аббревиатуру ОУН. Тем самым фактически подтвердил свою принадлежность к террористической организации, которой руководили контрреволюционеры и так называемые украинские буржуазные националисты, скрываясь под масками работников культуры и искусства.

Однажды ночью отца забрали, потом написали в той же газете, где он работал, о разоблачении еще одного замаскированного террориста. Мама ждала ареста со дня на день. Андрей уже видел, как в школе ученики по команде учителей начинали травить детей арестованных родителей. Сам мальчик не принимал в травле участия. Но и убежать, чтобы не смотреть на это, тоже не мог. Его ожидало то же самое. Отсрочили процедуру публичного позора летние каникулы: все случилось в разгар горячего июля. Он мог остаться с бабушкой, но мама была откровенна с сыном: ее даже если и арестуют, то выпустят, чтобы выслать из Харькова куда-то далеко. Возможно – в Сибирь, на поселение.

Сколько ее будут таскать, как долго будут решать судьбу – неизвестно. Потому для сына лучше сбежать в никуда, такие слова она нашла для Андрея. И подросток понял, хотя с матерью расставаться не хотелось. «Я буду писать, – выдала заплаканная женщина финальный аргумент. – В Киев, на главпочтамт, до востребования, на свою девичью фамилию, Соломаха. Не сразу, придется потерпеть и ждать долго. Потеряйся в Киеве, Андрюша. Как только мне станет известно о себе и отце, напишу, где и кого искать». Андрей это также принял. Вырос на старых приключенческих романах, так что попытался найти во всем этом что-то похожее на рисковую авантюру. Убеждая себя: ничего страшного, просто приключение, будто бы в книге о графе Монте-Кристо. Все закончится хорошо, надо лишь пройти через горнило испытаний.

Решил так – и сел в вагон. По маминой легенде, мальчишка пустился в бега, не выдержав позора, он у них слишком впечатлительный…

О судьбе отца узнал из газет. Об этом написали дважды. Сначала – когда напечатали список врагов, осужденных на сроки от пяти до десяти лет исправительных работ. Во второй раз – когда поступил в Киевский университет на юридический факультет. Им, первокурсникам, зачитывали подобные статьи с перечнем разоблаченных и наказанных врагов народа на каждой политинформации. Вот как зимой тысяча девятьсот тридцать седьмого года Андрей выяснил – приговор по делу, по которому осудили папу, пересмотрели. Применив к нему и ряду других злостных террористов-националистов высшую меру социальной защиты.

Мама так и не дала о себе знать. Единственное, что удалось раскопать: ее правда арестовали и бабушка умерла от сердечного приступа через два дня после этого. Разведал, рискнув сразу после поступления съездить в Харьков. Целый день чувствовал себя шпионом во вражеском тылу, вел себя крайне осторожно и, коротко переговорив с соседкой, которую заодно удивил внезапным появлением, раздобыл нужную информацию. Быстро убежал – очень не понравился соседкин взгляд. С тех пор в родной город попал уже в августе прошлого, сорок третьего года, когда из него окончательно выбивали немцев. Не удержался, прошелся по своей улице, даже попытался отыскать кого-то из знакомых. Живых никого не нашел.

Как ранили тут, под Сатановым, как после госпиталя мобилизовали в милицию – отдельная история.

Сейчас, сидя под прикрытием старых стен, Андрей Левченко в который раз прокручивал в голове собственную тайну, чтобы оценить уровень личной опасности. До этих пор он считал себя оборотнем – во всех смыслах этого слова. Настоящая, приглушенная за десять с лишком лет натура проявлялась не так часто. Но в капитане Сомове он разглядел охотника за такими оборотнями. Заядлый особист запросто повесил на врагов советской власти жертв нападений диких зверей. Потому начнет проверять всех и вся вокруг себя. Сегодня у Левченко вырвалось то «повстанцы», и острый взгляд Сомова, спровоцированный этим словом, зацепил.

Похожие человеческие типы Андрей уже успел изучить. Годы двойной жизни научили его тонко чувствовать запах жареного. Если особист забудет о такой оценке «националистических бандитов» сейчас, все равно вспомнит о ней через несколько дней. Что наверняка даст повод внимательнее присмотреться к старшему лейтенанту Левченко. Следствием чего непременно станет запрос личного дела, копание в биографии.

Ну а там – как в сказке: чем дальше, тем интереснее.

Сомову нужен враг. Вряд ли один. Желательно разоблачить кого-то из своих, объявив оборотнем. В отдаленной перспективе он, Андрей Левченко, выглядел, как ни крути, подходящим кандидатом.

Согласившись с самим собой, что не имеет на счет нового начальника поселкового отдела НКВД никаких иллюзий, Андрей успокоился. Так случалось, когда четко понимал, где враг и как он выглядит. Так что, решив в дальнейшем внимательнее следить за словами и эмоциями, Левченко вышел из башни, оседлал мотоцикл и отправился домой.

У Полины Стефановны были гости.

Точнее – гостья.

Напротив библиотекарши за круглым столом на гнутых снизу ножках сидела худощавая, коротко, почти под мальчика стриженная женщина в очках. Внимание привлекала оправа: на фоне поношенных жакета и юбки воспринималась как что-то чужеродное, самой только формой будто бы подчеркивая инаковость обладательницы. Библиотекарша тоже носила очки, круглые, со шнурком вместо левой дужки, чуть треснутые. Зная, как это может восприниматься посторонними, Полина Стефановна старалась надевать их, лишь когда требовалось сосредоточиться. Поэтому библиотечные формуляры заполняла щурясь. Но, раскладывая карты, как вот сейчас перед гостьей, всегда вооружала глаза. В отличие от нее очки на носу пришедшей были забраны в черепаховую оправу, старинные и добротные, они придавали своей обладательнице одновременно солидности, неприступности, заметного чувства стиля и достоинства.

Она будто бы отгораживалась от мира этими стеклышками.

Когда Андрей увидел жену Сомова впервые, почему-то сравнил именно эти строгие добротные очки с крепостной стеной. За которой Лариса Сомова ищет защиты.

– Добрый вечер.

– Здравствуйте.

Вежливо поздоровавшись, Лариса поднялась, кивнула хозяйке:

– Наверное, побегу, Стефановна.

– Я не все вам объяснила, Лариса Васильевна…

По ее голосу Левченко почувствовал – не особо хочет удержать гостью. Появление квартиранта, наверное, помешало их разговору.

– Спасибо, я все поняла. В другой раз. Я еще зайду, вот найду время.

– Приходите, Ларисочка. Не так часто встречаешь человека, с которым можно поговорить просто так. А то давайте ужинать, чаю.

– У меня Юра дома. Мы с ним тоже собираемся ужинать. И вообще… болеет он.

– Так вы его к Нещерету. С ним и в область не надо, вы же знаете, как нам тут повезло.

Это была чистая правда. Местный доктор Антон Саввич Нещерет, который из-за катастрофической нехватки кадров и лечил, и заведовал больницей, оказался специалистом широкого профиля. Имея в штате лишь нескольких санитарок и медсестер, он вполне справлялся с нагрузкой дореволюционного земского врача. В область больных отправлял в крайних случаях, когда не имел под рукой всего необходимого. Сатановцы без тени шутки считали Нещерета целителем, чьими руками водит Бог.

Лариса одернула юбку.

– Зачем такого важного человека дергать из-за больного мальчишеского горла… Были в Каменце недавно, с мороженым переборщил. Не каждый день дети теперь лакомятся, война. А с вами, Андрей, все хорошо? Вам к товарищу Нещерету не нужно?

– С какого перепугу?

– Слышала, вы нынче были героем. Не ранили вас?

– От меня пули отскакивают. Если я их зубами не поймаю, – хотел пошутить, но увидел – не выходит, отмахнулся: – О героизме… не люблю. Да, бои местного значения. С этим придется жить еще долго.

– К сожалению, – вздохнула Лариса. – Знать бы сколько. Сводку слышали сегодня?

– Не до того. А что, хорошие новости?

– Белоруссию освободили. Наши войска на подступах к Бухаресту. Это если коротко.

– А у нас тут, уважаемые женщины, свои новости, – развел руками Андрей. – Так как, Лариса Васильевна, может, таки по чайку ударим?

– Ударять нужно по врагу. – Молодая женщина улыбнулась одними губами, поправила очки. – Пойду, пойду. Надо кормить своих мужчин. Вы в курсе, Андрей, когда там мой домой собирается?

– Начальство. Только он знает. Так, может, подкинуть?

– Пройдусь пешком. Я не боюсь оборотней, – губы растянулись шире, глаза не смеялись.

Попрощавшись, Лариса Сомова накинула темно-красную, явно трофейную шаль, и двери за ней закрылись.

– Строгая, – кивнул Левченко ей вслед. – Ох, бедная эта детвора, такая учительница им попалась, да еще и по математике.

– Вы о чем?

– Всегда боялся математики, – пояснил Андрей. – А вы, Стефановна, не успокоитесь никак. Все гороскопы, пасьянсы, другое мракобесие, – сказал беззлобно, не осуждал, не ругал, пытался шутить. – И что такое секретное вы тут обсуждали, что мне нельзя слушать? Я же вижу, что прервал ваш интересный разговор.

Сняв свои поломанные очки, Полина Стефановна протерла глаза двумя пальцами.

– Мне почему-то кажется, Андрей, что вам можно доверить чужие секреты. Потому что точно так же кажется, что имеете собственные, разве нет?

– С вашими способностями, Стефановна, вы бы могли легко разгадать все мои страшные тайны.

– Некоторых лучше не знать, – поучительно произнесла хозяйка. – Лариса пришла ко мне сама. Кто-то сказал ей, будто бы библиотекарша что-то может увидеть… Пророчество, всякое такое. Ничего я не умею, это все сплетни, вы же должны были давно убедиться, Андрей. Тем не менее она пришла.

– Чего хочет? – Спрашивая, Левченко снимал портупею.

– Узнать, жив ли ее муж.

– О! Так спросила бы у меня! Видел капитана Сомова где-то пару часов назад, живым и здоровым.

Полина Стефановна снова нацепила очки, теперь взглянула на Левченко сквозь стеклышки. Руки тем временем ловко собирали разложенные на голой поверхности стола карты.

– Я недаром о тайнах обмолвилась, Андрей. Она в браке с этим Сомовым. Но у мальчика, Юрия, другой отец. О нем Лариса и спрашивала. Зовут его Игорь, фамилия Вовк. Воевал, его арестовали, судили как врага народа. С тех пор Лариса ничего о нем не знает, кроме того, что сидит где-то за Уралом, в лагере. Они с Юрой – члены семьи врага народа, Андрей. Потому она жена капитана НКВД. Нужны дополнительные пояснения?

– Нет. – Левченко почему-то не слишком удивился. – Что она хотела услышать от вас?

– Жив ли Игорь.

– И?

– Я сказала – жив.

Левченко хмыкнул:

– А вы того… точно это знаете? Потому что как-то до сих пор…

– У меня в роду есть цыганская кровь, если это что-то да значит. – Библиотекарша спрятала колоду в боковой карман старой серой вязаной кофты. – Но даже если бы не было, я сообщила бы женщине то, что она очень хочет услышать о том, кого до сих пор считает настоящим мужем. Иногда это намного важнее, Андрей.

Как на кровь ни полагайся, а проверить надо, решил Левченко. Самому интересно стало, жив ли Игорь Вовк…