Читать книгу Погибель - Андрей Кокоулин - Страница 4

Дворец был полон приглушенного шарканья, звона посуды и мелькания слуг.

Ажурный узор арок розовел от утреннего солнца, в нишах под штандартами стыла Черная Сотня в алых доспехах, а на подушках лежали гроздья темно-красного винограда.

Су Янфан повернулся на ложе и едва не уткнулся носом в голое женское плечо.

– Пош-шла!

Кронгауф, разозлившись, пинком отправил рабыню на пол.

Рабыня упала беззвучно. Выучил он их все же. Двух повесил, одну отдал на развлечение Сотне – теперь все делают, не раскрывая рта.

– Вон иди уже.

Рабыня, сморщившись, поднялась, поклонилась, прижала к груди прозрачную одежонку и пошла мимо низких столов, длинноногая, бронзовокожая. Ах, бедра, ах, ягодицы!

Су Янфан посмотрел ей вслед, потянулся и хлопнул в ладоши.

– Цольмер! Цольмера сюда!

Цольмер Конвоггер выступил из-за колонны. Выбритый череп, худое смуглое лицо. Маслины глаз полуприкрыты веками.

– Да, мой повелитель.

Пола расшитого халата обмахнула угол стола. Покатился, рассыпая рубины семечек, розовый гранат.

– Что скажешь мне?

Кронгауф сел, подбил подушки и пальцем показал цольмеру сесть в двух шагах. Конвоггер поклонился, опускаясь.

– Капля пришла снова, о, повелитель.

– Что?! – Су Янфан вскочил, звеня кяфизами. – И ты говоришь мне это только сейчас?

– Вы велели не беспокоить вас, когда вы развлекаетесь с рабынями, – спокойно ответил цольмер. – Мальчишку, сообщившего о скором обеде, вы, помнится, казнили.

– У меня слишком много народа. Они стекаются со всех областей. Они грязны и наглы. Их необходимо прореживать.

– Шуанди свободен от нифели.

– И это моя заслуга! – Под пяткой кронгауфа брызнул виноград. – Это я каждую Каплю сбрасывал в Колодец со своим кяфизом! Я добился процветания и богатства. Я остановил нифельную заразу на своих границах!

Су Янфан брезгливо отшвырнул виноградную кисть. Конвоггер, пряча руки в рукавах халата, наблюдал, как голый, в одних кяфизах, кронгауф топчет подушки, расхаживая по обширному ложу. Цольмеру подумалось, что тот похож на раскормленного кота, но он поспешно спрятал эту мысль подальше, четвертовал и сжег.

– Капля, о, повелитель…

– Да, – Су Янфан шагнул с ложа к столу, – скажи мне, где она появилась.

– Знаки показали на Дилхейм.

– Дилхейм? – Кронгауф залез пальцами в блюдо с проваренным зерном-пай. Желтые зернышки, не попавшие в рот, просыпались вниз, прилипли к груди, увязли в паху.

Цольмер отвел глаза.

– Это земли на юго-западе. Почти все под нифелью.

Су Янфан переместился к блюду с зажаренным поросенком.

– Ха! Значит, мы с легкостью ее перехватим.

– Вы забываете про Циваццер, о, повелитель.

– Ах, эти…

Кронгауф выкрутил ножку из жареного поросенка. На лицо его, с раскосыми глазами и пуговкой носа, набежала тень.

– А мы не можем их?.. – взмахнул он ножкой, окропив цольмера каплями жира.

Конвоггеру стоило огромного труда не смахнуть каплю со щеки. Он только сжал кулаки в рукавах и казнил еще несколько мыслей.

– Нет, о, повелитель. Их армия примерно равна нашей. Кроме того, мы, к счастью, разделены нифелью.

– К счастью? За такие слова тебя следовало бы казнить.

Кронгауф вгрызся в ножку.

– Нифель скоро отступит перед Каплей, – сказал цольмер. – И земли у Колодца утратят свою гибельность. Армию можно будет провести по ним.

– Когда она будет у Колодца?

Су Янфан вытер пальцы о подушку и выкинул ее в галерею. Тень раба промелькнула – подушка исчезла.

– По знакам – в начале месяца слез.

– В начале месяца… – кронгауф задумчиво дожевал мясо. – Где мы можем ее перехватить?

– Разрешите, о, повелитель? – цольмер вытянул кожаный свиток из рукава.

– Давай, – Су Янфан наклонил стол, заставляя в звоне и мокрых шлепках съехать с него блюдам и фруктам. – Смотри, разбежались…

Персики и сливы раскатились широким веером, вишенка почти добралась до арки.

– Как люди без сильной власти, – прокомментировал кронгауф.

Цольмер промолчал, обмахнул столешницу рукавом и развернул карту.

– Вот, о, повелитель, – он наставил палец к ее краю. – Здесь Дилхейм.

– Угу, – надвинулся Су Янфан. – Они у самого океана. Говорят, там много сумасшедших.

– Это не совсем правда, о, повелитель.

С одной стороны Конвоггер придавил свиток плошкой, с другой – собственным локтем.

– А что правда? – сощурился кронгауф.

– Что океан они зовут Океаном Безумия.

– Ну-ну.

Су Янфан вгляделся в карту. Мелкие значки земель его взбесили. Петляющие линии рек и зубчики горных хребтов вызвали резь в глазах.

– Где мы? – нетерпеливо спросил он.

– Здесь, – показал цольмер.

– Ага.

Рядом был зев Колодца, рядом, через этот зев, расстилались земли окрашенного в желтое ненавистного Циваццера.

– Показывай, как пойдет, – приказал кронгауф.

Цольмер, казнив не один десяток мыслей, поддернул рукав.

– Рядом с Дилхеймом, на юге, земли геронда Симарра. Но вряд ли Капля будет делать такой крюк. Скорее всего она пойдет прямо по нифели. А это значит через Ингмаррун, и далее – через перевал на Хребте Йоттифа, по Дороге Обреченных на Йоттиф-канас.

Пальцы цольмера сновали по свитку, и Су Янфану, глядя на них, думалось не о Капле, а о пальчиках рабыни, щекотавших его макушку ночью.

– А дальше? – спросил он, пытаясь сосредоточиться.

– Дальше – интереснее, – сказал Конвоггер. – Дальше идут Карраск и Балимар, давно занятые нифелью. Делит их горная гряда Рыжая. Оба пути – по тем или другим землям – для Капли равнозначны. Но в первом случае она выходит к Колодцу ближе к нам, о, повелитель, а во втором – ближе к Циваццеру. Это уже земли пограничные, в них полно всякого сброда, кроме того, теперь они служат пристанищем для гауфов и сектилей, потерявших свои башни и замки. Впрочем, для нашей армии они не представляют угрозы.

Су Янфан отодвинул карту.

– Будем договариваться?

– Со сбродом? – цольмер качнул бритой головой. – Не имеет смысла. Боюсь, они попробуют отбить Каплю себе.

– Настолько глупы?

– Их положение безрадостно. Кто-то, вполне возможно, решит, что возрождение земли стоит риска быть убитым вашей армией.

Кронгауф откинулся на подушки.

– Как все сложно… Может нам вырезать всех там?

Конвоггер скатал карту.

– Это большая территория, о, повелитель. Кроме того, где вы будете брать новых подданных?

– В Циваццере, – буркнул Су Янван, переворачиваясь на живот.

Цольмер мелко рассмеялся.

– Хорошая шутка, о, повелитель.

– Это не шутка. Не совсем шутка. Когда мы станем сильнее, Циваццеру не поздоровится, запомни это.

Конвоггер поклонился.

– Я могу идти?

– Да, иди, – он хлопнул в ладоши. – Эй, кто там есть? В спальне грязно!

На его хлопки из-за колонн выбежали голые девушки. Приседая, наклоняясь, они принялись собирать раскиданное кронгауфом в широкие корзины. Су Янфан следил за ними масляными глазами, хихикая и теребя в паху. Он уже собирался пристроиться к одной из уборщиц, соблазнительно отклячившей аппетитный, прелестно розовый на солнце зад, но возникшая в одной из арок фигура заставила его вздохнуть по не случившемуся.

Фигура, будто извиняясь, склонила голову.

– Чего тебе, Савио?

Тайник-дознаватель посмотрел на девушек.

– Ну-ку, ну-ка! Пошли вон! – кинул подушку Су Янфан.

Фыркнул с недалеких холмов ветерок – сдуло девушек, беззвучно, беспамятно. Даже корзин не осталось. Воины Сотни, развернувшись, отступили от колонн. Не для их ушей доклады тайника.

– Доброго утра, повелитель.

Савио был высок и худ. Смуглое жесткое лицо украшала завитая смоляная бородка. Тонкие губы стыли в вечной полуулыбке. Черное закрытое платье тайник носил явно в противовес распашному халату цольмера. Под платьем проступала чешуя доспеха – свою жизнь тайник берег едва ли не пуще жизни кронгауфа.

– Да какое там доброе! – воскликнул Су Янфан, прячась в накидку, расшитую птицами. При Савио он почему-то стеснялся своей наготы. – У нас новости. У нас – Капля.

– Ну, пока не у нас…

Тайник подошел ближе, высмотрел себе самый спелый персик и, сложившись, вытащил его из блюда. Ногти взрезали кожицу.

– Фу, – сказал, отворачиваясь, кронгауф.

– Что? – удивился Савио, освобождая густо-желтую, капающую соком мякоть.

– Я вот ко всему привыкший, – пояснил Су Янфан, – а смотреть не могу, как ты с бедного плода кожу дерешь. Очень это противно.

– Так работа такая, – с усмешкой сказал тайник.

Кронгауф видел, как змеи заглатывают свою добычу, наползая на нее пастью. Савио с персиком проделывал то же самое. Рот его раскрывался все шире, и персик медленно исчезал в нем, оставляя на углах губ желтый сок. Хлоп! – исчез весь. Хлоп! – лишь выплюнутая косточка лежит на ладони.

– Хорошие у вас персики, эрье кронгауф.

– Лучшие! – сказал Су Янфан. – У меня все лучшее!

– Не сомневаюсь, – кивнул Савио. Косточка скользнула в пустую плошку. – Но что примечательно – мы не видим, какие персики на столах у ваших подданых. Вдруг у них все же лучше? Или хотя бы не хуже?

Тонкими пальцами он повертел плоды на соседнем блюде, выбирая какой поспелее.

– Тогда я кого-нибудь казню! – запальчиво крикнул кронгауф.

– Это будет правильное решение, – сказал тайник, разжившись новым персиком, – но поспешное. Сначала бунтовщика необходимо допросить…

Ногти чиркнули. Лоскут красной шкурки слетел на пол.

– …выявить всю сеть подлых предателей…

Ногти чиркнули еще раз.

– …и всех их вместе с семьями…

Савио неожиданно сжал кулак.

Персиковые сок и мякоть брызнули в стороны. Су Янфан сморщился.

– После твоих представлений мало что лезет в горло. Теперь и персики вызывают у меня отвращение.

– Сожалею.

– Так что ты хотел сказать?

Кронгауф забрался на гору из подушек, стараясь оказаться глазами вровень с высоким тайником. Подушки разъезжались.

– Видите ли, эрье Янфан, – Савио сел на цветастый валик у ложа, теша самолюбие правителя Шуанди, – вашими стараниями наши земли свободны от нифели. От этого благополучия многие при дворе забыли, кто они были раньше и кому они обязаны своим положением. Кроме того, я постоянно встречаю в залах дворца случайных людей. Они представляются знатными эрье, принятыми в дома ваших приближенных.

– Их много? – спросил кронгауф.

– До десятка, – улыбнулся тайник.

– Это заговор?

– Это его начало.

– Как это?

– Самого заговора еще нет. Но будущее у него уже есть. Тела, головы, мечи. Именно эти знатные эрье и будут его смазкой.

– А кто…

– Тссс, – прижал пальц к губам Савио. – Это пока тайна даже для меня. А – возможно – и для нашего заговорщика. В голове у него еще пусто, и мысли там порхают как бабочки на весеннем лугу, такие, знаете, бестолковые, безголовые. Все они начинаются с «а если?». А если эрье кронгауфу подсыпать яду? А если…

– Казнить! – потребовал кронгауф.

Птицы с его халата, казалось, раскинули крылья. Вот-вот зашипят или заклюют.

– Кого?

Тайник оглянулся на колонны, арки, алые спины Черной Сотни, как бы спрашивая и их.

– Того, кто так думает!

В беспокойстве Су Янфан покинул ложе и нервно заходил у глухой стены, касаясь ладонью парадного панциря, подбитого колышками в наплечьях.

– Но доказательства? – улыбнулся Савио.

– Достаточно подозрений.

– Тогда на место казненных придут те, кто спрячет мысли о вашем убийстве глубже, чем смогу докопаться я или Конвоггер.

– Презренные трусы!

– Я тоже трус, – сказал Савио. – Только предусмотрительный трус может с успехом выжить в наше время.

– И я – трус? – резко повернулся кронгауф.

– О, нет, вы – повелитель, эрье. А повелитель должен быть не труслив, но осторожен.

– Я осторожен.

– Конечно, – склонил голову тайник.

– Так что? – подступил к нему Су Янфан. – К чему ты ведешь? В Шуанди зреет заговор, а я… а вы с цольмером…

Савио протянул руку и усадил кронгауфа рядом с собой.

– Первое, что нам нужно сделать, – зашептал он, косясь на проемы арок, – это послать своих людей в приграничье.

– Но заговор-то здесь, – зашептал в ответ Су Янфан.

От собственного шепота опасливый холодок продернулся по его загривку.

– Правильно, – зашевелились губы тайника. – Но где вас легче убить – здесь, под моей охраной, или у Колодца, когда вы поведете к нему Каплю?

– Но в прошлые разы…

– То было именно что в прошлые разы. В приграничье сейчас много народу с оружием, вам, наверное, цольмер уже сказал. Часть мы, конечно, взяли в охрану. Но остальные – кто-то оседлал дороги и обирает беженцев, кто-то принял подданство Циваццера. Есть еще люди, что сдерживают нифель. Сознательные и самые опасные. Не все относятся к вам с симпатией, эрье.

Кронгауф вздохнул.

– Как это все неприятно.

Встав, он раскидал подушки, распихал столы, подчищенные рабынями, и вышел на террасу, к балюстраде из розового камня. Ветерок спутал его отросшие волосы, высушил лоб. Узкие глаза сощурились еще больше.

Дворец стоял на давнем кургане, насыпанном когда-то предками. На их, пожалуй, костях. И дома, лепившиеся к дворцовой стене и отползающие от нее в каменную узость улиц, видны были очень хорошо.

Вроде бы славные домики, думал Су Янфан, но в каком-нибудь обязательно сидит замысливший против меня преступник. А если во всех?

Пальцы его сжали перила.

– Так я отправляю людей? – встал рядом Савио.

– Конечно, отправляйте, – сказал кронгауф. – И пусть Конвоггер…

– Нет-нет, – широко улыбнулся тайник, – мы не будем вмешивать цольмера в наши дела.

– Почему?

– Меньше ушей, больше успех.

– Вы же не думаете, что он…

– Ну что вы! Просто, знаете, эрье, цольмеру – цольмерово, пусть он лучше за Каплей следит да за нифелью у границ.

– Ну да, – кивнул кронгауф.

– И еще… – Савио, поклонившись, подал свиток.

– Что это?

– Ваше распоряжение о финансировании операции.

– Ах, эти расходы!

Су Янфан вернулся к ложу и выудил из недр его золотую печать. Обмакнув в чернила на деловом столике, он стукнул ею по свитку. Красный отпечаток лица застыл на грубой бумаге. Кронгауф поболтал распоряжение в воздухе. Затем сделал несколько пассов, и отпечаток сделался ярче.

– Благодарю, – принял свиток Савио, но уходить не стал.

– Что-то еще? – повернулся Су Янфан.

– Я про Каплю.

– Слушаю, верный мой Савио.

– Вы уже провели к Колодцу четыре Капли. В первый раз нифель отошла от восточных границ, во второй раз – от западных и южных. В третий раз она отступила от Шуанди еще на пол-кальма. В четвертый – наверное, всего на несколько шагов.

– И что?

– Простите, эрье, вас не настораживает такой э-э… несколько унылый прирост?

Су Янфан убрал золотую печать в рукав халата.

– Дурак ты, Савио.

Он вернулся к столу, посмотрел на персики, сморщился и взял тяжелую виноградную кисть. Подняв ее над головой, он потянулся губами за нижними ягодами.

Тайник ждал.

Кронгауф, косясь на него, медленно, смакуя, втянул в себя три или четыре ягоды.

– Тебе иногда надо слушать, что говорит Конвоггер, – сказал он, пожевав. – Я властитель Шуанди, а не всего мира. Следовательно, и просить я могу только за свои земли.

– То есть, вы именно просите?

– Я вешаю свой кяфиз.

– Но как Колодец разбирает ваши пожелания?

– А он не разбирает.

– Но тогда…

– Конвоггер полагает, что это вознаграждение тому, с чьим кяфизом падает Капля. Поэтому мир гибнет, а Шуанди живет.

– И Циваццер.

Су Янфан лег на ложе.

– Разберемся, разберемся мы с Циваццером. Не с этой Каплей, так со следующей.

Потеряв интерес к разговору, кронгауф повернулся к Савио спиной, и тайнику ничего не оставалось, как бесшумно исчезнуть.

Интересно, подумал Су Янфан. Не первый раз уже мой дознаватель спрашивает о Колодце. Хочет повесить свой кяфиз? И что это ему даст? Или он думает о всемогуществе? Бедный, больной Савио…

Кронгауф почесал живот, помял его пальцами. Подкинул подушку и взмахом ноги отправил ее в дальний конец зала.

На хлопок ладонями сквозь строй вновь занявшей свои посты Сотни прошмыгнул распорядитель Гарро в розово-красном платье.

– Да, повелитель.

Гарро пережил четыре покушения, прихрамывал и был слеп на один глаз. Но Су Янфан не спешил его менять. Если распорядитель не устраивал кого-то из приближенных эрье, значит, он не работал в их интересах.

Возможно, Гарро был верен ему. Сладкая мысль.

– Расскажи мне о последних новостях, Гарро, – приказал кронгауф.

– Слушаюсь, о, повелитель. – Распорядитель по привычке спрятал руки за спину. – В Керане, Сивхе начинают косить траву, чтобы успеть до месяца слез. Жнут пшеницу. В Канджине подвели под крышу Дом Пристрастия. В Фейнане был убит страж городской охраны, убийца пока не найден. Из садов Хамоники изгнали беженцев, троих арестовали. Здесь, в столице, собираются бродячие артисты.

– Зачем? – быстро спросил Су Янфан.

– Запланированы представления к Большим торговым дням.

– Понятно, – кивнул кронгауф. – Дальше.

– Эрье Коэ вызвал на дуэль эрье Гифора. Сами эрье драться не стали, а поручили это дело наемникам. Результат: четыре – три.

– То есть, Коэ выиграл.

– Коэ проиграл. С его стороны четыре трупа. В небольшой деревеньке у границы поймали распространителя панических слухов и тут же повесили. При дознании говорят, кричал, что скоро нифель доберется до всех. Рядом, в городке Ланван, выходцы из погибших земель устроили волнения по поводу притеснений. Эльбауэр города сразу определил мужчин в пограничные отряды, а женщин – в прислугу и в страстные дома. С того времени – тихо.

– Клянусь кяфизами, это замечательно! – воскликнул кронгауф.

Распорядитель неуклюже поклонился.

– Есть еще.

– Давай, милый мой, давай.

– В приграничье участились стычки между отрядами. На поле под Ар-Саяром намечалась битва безземельных сектилей Карраска и Гуан-Кемуна, но полуконная сотня доблестного Цы Язбаша предотвратила смертоубийство, встав между ними. Результат – двенадцать повешенных. По доносу неизвестного изобличен и арестован хранитель Шаффарских складов, обнаружена недостача в триста мешков зерна и пятьдесят коровьих туш. Особое рвение при расследовании проявил претендующий на этот пост эрье Бафур Сигатук. Впрочем, решение о его назначении пока не принято. Гауф Молинар Бюс устроил роскошный прием своим друзьям, из которых трое отравились и умерли.

– Хм, – сказал Су Янфан. – Хватит. Это уже не весело.

Об отравлениях он слушать не желал.

– Как скажете, о, повелитель.

Гарро застыл кривым розово-красным столбом.

– Какие слухи бродят в столице и здесь, во дворце?

Су Янфан щелкнул пальцами, и вышколенная нагая рабыня, пробежав на цыпочках, легла к нему на ложе. Он запустил ладонь ей в волосы.

– Тиль Кэр Сангаффа, принятый в дом тиля Пиоля Дэ-Барза, – заговорил Гарро, – по некоторым сведениям, был застукан хозяином за мелким воровством, что послужило началом скандала, в котором обе стороны принялись обвинять друг друга во всех грехах, вплоть до принадлежности к нечистым предкам. Скандал выплеснулся на ночную улицу, поэтому стал известен во всех подробностях.

– Еще, – потребовал Су Янфан.

– В салоне Шифо состоялся аукцион рабов из приграничья. При этом, многие остались не довольны. Рабы пошли худосочные и уродливые.

– Да? – удивился кронгауф, пристраиваясь к рабыне теснее.

Зажав девушке рот, он вошел в нее и энергично задвигал чреслами. Гарро на совокупление смотрел спокойно, не пряча взгляд.

– В доме эрье Прабуса по первым дням недели собираются игроки в шикро. Разговоры за картами сами знаете какие, иногда не воздержанные. Накануне, так сказать, в процессе игры обсуждались способности вашей тайной службы.

– Да?

Кронгауф поставил рабыню на колени и взял ее сзади. Ах, это было замечательно! А то слова, слова. Делами надо заниматься. Делами.

– И чем им так не угодил мой Савио?

Рабыня дышала шумно, как чайник на углях. Но молчала. Это раззадоривало. Су Янфан размял ее ягодицы короткими пальцами.

– Был разговор, что начальник вашей тайной службы имеет свои интересы.

– Какие?

Гарро вздохнул.

– Денежные, конечно, и земельные.

Кронгауф, продолжая любить рабыню сзади, пожал плечами.

– Не вижу здесь ничего предосудительного. Было бы подозрительней, если б мой Савио не хотел ни того, ни другого. Тогда я бы подумал, что он метит на мое место. А так он полностью зависит от моей милости.

– Но когда деньги застят ему глаза…

– Он в полной! моей! власти!

Су Янфан с рыком излился в рабыню, сполз с нее и отпихнул с ложа пяткой. Уф! Второй раз определенно дался тяжелее. Это старость или дурацкий, до невозможности нудный распорядитель так на него влияет?

Кронгауф, набросив простыню, сел.

– Так он кого-то обидел?

– В шикро играл один из Хаф-Морфанов, – сказал Гарро, чуть повернув голову вслед упорхнувшей девушке. – Их земли на юге. Говорил про луга и поле у дороги Статуй, что теперь так: не хочешь стать заговорщиком, делись долей с урожая.

– И многие его поддержали?

Гарро звякнул кяфизами.

– Нет, но… Дело в другом, мой повелитель. Там же, в разговоре, не раз обсуждалось, что, несмотря на безумное количество тайных слуг, в столице стало слишком много отребья, обнищавших эрье, воинов, детей и разбойников, занявших припортовые улочки и кабаки, а также Шипучку и Веселый Холм.

– Это самые бедные кварталы, – кронгауф зевнул. – Какая в них угроза? В них грязь одна. Век бы их не видел.

– Их количество…

– Молчи. Перед походом к Колодцу, я наберу там людей на войну с Циваццером.

– Вы правы, о, повелитель. Но какие это будут воины?

– В первых рядах им хочешь-не хочешь, а придется постараться. Тем более, их мне будет не жалко. А выживших я награжу.

– Я могу идти? – поклонился Гарро.

– Да, ты утомил меня.

Су Янфан отпустил распорядителя взмахом руки. Замотавшись в простыню, он встал и, похлопав по плечу воина Сотни, снова прошел на террасу.

С запада ползла грозовая туча.

Внизу покачивались деревья. Вдоль дворцовой стены летело пятно шляпы, и за ним бежал целый придворный выводок. Стоило думать, что шляпа покинула весьма хорошенькую головку, раз за ней устроили такую погоню. М-да… Интересно, делила ли ее хозяйка с ним одно ложе? Не в его привычке было пропускать. Гарро как-то говорил, что некоторые мужья в надежде на будущее вознаграждение готовы даже платить за то, чтобы их жены попались мне на глаза. Слаб, слаб я, что поделаешь.

Кронгауф вздохнул. Шляпу наконец догнали, и он перевел взгляд дальше, за стену, скользнул по красно-серым черепичным крышам богатых домов, по соломенным и дощатым крышам домов победнее. Поля, ниточки дорог, одинокие хутора и башни. Чуть выпуклая линия горизонта. Синеватая граница нифели.

Мир распадается. Об этом не любят шептаться, об этом даже Конвоггер предпочитает молчать. Пожилой цольмер прячет глаза каждый раз, как он готов об этом заговорить. Глупец! Это все равно произойдет! И он, Су Янфан, просто обязан спросить себя: а что дальше? Что будет, когда нифель расползется повсюду? Смерть? Ничто? Все свалится в Колодец?

Кронгауф зябко повел плечами.

Капля. Капля, конечно, отодвинет опасность. Но это чувство, чувство близости смерти… Тело восставало против него, тело было готово снова и снова сеять жизнь.

Су Янфан, скинув простыню, хлопнул в ладоши.

Десять шагов – и вот она, нифель.

Монтребан Коффа сел на подставленный стул и сложил ладони на навершии меча-га-йюн. Имя мечу было Сартвах.

Нифель казалась мертвой, безжизненной. Ни тварей, ни посмертий поблизости видно не было. Подрагивал синеватый воздух, колыхалась сиреневая трава. Четко видимая граница то смещалась на несколько ахатов вперед, то отступала к выложенной камешками неровной линии. Месяц назад нифель до камешков даже не доставала, теперь же переползла.

Коффа поджал губы.

Легкое движение руки в перчатке – и у стула припал на колено верный Фральпин.

– Я здесь, граварон.

Монтребан усмехнулся. Граварон – это от предков. Великий воитель, то есть. Хотелось бы им быть.

– Не льсти мне, – проронил он, не поворачивая головы. – Видишь?

Движением пальца он указал на линию камешков.

– Ползет, зараза, – весело сказал Фральпин.

Монтребан покосился.

– Тебе кажется это забавным?

Фральпин тряхнул торчащими из-под кольчужной вязанки кудрями.

– Конечно, граварон. Было бы неинтересно, если б не ползла. Скучно. От скуки такие рожи делаются, что предки упаси!

– Уйди, шут.

– Слушаюсь.

Фральпин исчез. Он умел перетекать из одного места в другое, как вода.

Монтребан посмотрел на дорожную глину, на увал, в котором застряла давным-давно брошенная телега, на избу за оградой, там, в нифели.

– Хельгронд, – позвал он.

Могучий сотник из страны Ольф, лежащей в снегах севера, встал перед Монтребаном – светлые волосы, темный доспех, четыре кяфиза.

– Да, грольд.

Северное «грольд» означало «вождь». Это было и титулом, и признанием, и доверием. И обещанием умереть, сражаясь рука об руку.

– Два торунга на десять шагов, Хельгронд, слева и справа от дороги, – сказал Монтребан.

Сотник кивнул.

– Два торунга! – крикнул он в холодный утренний воздух. – Второй и третий! Десять шагов!

Рубящим движением ладони он показал, где должны стоять воины.

За спиной Монтребана тут же родилось движение. Две цепочки латников, обнажив мечи, обошли его и миновали границу нифели. Коффа поймал себя на том, что шевелит губами, считая шаги. Три, четыре… пять… семь, восемь…

– Стоять! – прохрипел он.

Но торунги остановились и сами. Нифель сомкнулась вокруг них, будто трясина. Засветились мечи и кяфизы.

Монтребан цепко ощупывал глазами холмики и кусты, низинку с торчащими из нее верхушками молодых елок, гадая, откуда появится нечисть.

– Торунг на дорогу, – приказал он.

– Первый торунг! – скомандовал Хельгронд.

С закрепленными на спинах щитами воины первого торунга зашли в нифель и, разбрызгав дорожную глину, сравнялись с латниками второго и третьего отряда.

– Еще пять шагов!

– Пять шагов! – эхом отозвался сотник.

В тишине брякнуло железо.

Торунги слитно двинулись вглубь нифели, одним краем забираясь на небольшое возвышение, а другим по пояс утопая в колючем шкуйнике.

Монтребан поднялся.

– Копейщики.

Полусотня копейщиков с длинными, в два человеческих роста копьями нагнала застывшие строгой линией торунги.

Нифель осталась безучастной.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Коффа северянина, щурясь на безмолвный фиолетовый дорожный изгиб.

– Ловушка, – шевельнул челюстью Хельгронд.

– Ловушка… Ты считаешь, что у нифели достанет разума?

– Всякий хищник, охотясь, способен на хитрость, мой грольд, – сотник смело взглянул в глаза Монтребану.

– Мы противостоим судьбе, а не хищнику, – усмехнулся Коффа. – В этом-то все и дело.

Широким шагом, завалив меч на плечо, он принялся спускаться к дороге и ожидающим команд торунгам. Хельгронд и остальные двинулись за ним. Сбоку, прикрывая, возник Фральпин, улыбнулся, вытянув тонкий, изящный клинок, чем-то похожий на него самого.

– А еще дело в том, – добавил Монтребан, остановившись на границе нифели, – что с ней нельзя договориться.

Фиолетовый цвет, будто вода, омыл сапоги.

Монтребан незаметно набрал воздуха в грудь. Глупо, но ему каждый раз казалось, что в нифели нечем дышать.

Шаг.

Нифель ударила по глазам, вымарывая краски. Только латники и копейщики впереди сохранили свои цвета. Все остальное потускнело и вымерзло.

Глина захрустела под сапогами, будто он шел по сухим осенним листьям. Чужая земля, мертвая, ничья. Гибель мира.

Как это исправить, если это – судьба?

Монтребан скрипнул зубами. Хор-роший вопрос.

Воины расступились, и он вышел вперед. Завалившаяся набок телега оказалась совсем рядом. Чуть дальше темнела изгородь. На жердине висела позабытая рубаха, мела рукавом по спутанным травяным стеблям.

В гнусном фиолетовом свете все время хотелось узить глаза.

– М-да, – Фральпин, догнав, бесстрашно оседлал тележный борт, – мне кажется, граварон, нас боятся. – Он поболтал ногами. – Тихо, как в Альпиголе.

Монтребан невольно дернул уголком рта.

О, да, в Альпиголе до появления там Фральпина было действительно тихо. Затем сонный городок в две улицы хватил приступ.

– Ты бы спиной не поворачивался, – сказал Монтребан.

– Я осторожен, как сто старых дев, – Фральпин покрутил головой. – Это щекотливое чувство, граварон, должен вам сказать.

Коффа обернулся.

Лучники светлыми фигурками застыли у нифели. С правого краю разминала пальцы Тея, ученица знаменитого цольмера Аркаста Даккалана. Высокая, черноволосая, в колпаке, делающем ее еще выше.

– Еще пять шагов? – подступив, спросил Хельгронд.

– Погоди.

Монтребан сжал в перчатке кяфизы. Кяфизы молчали, будто нифель и впрямь была невинна и пуста. Только кто ж поверит?

– Шаг.

Латники и копейщики железной волной качнулись вперед.

Низкий утробный звук неожиданно прокатился над холмами и ушел в хмурое, фиолетово-черное, с редкими просветами небо. Порыв ветра потащил за собой травинки и мелкий сор. Дрогнула земля.

Фральпин соскочил с телеги.

– Наконец-то, граварон.

– Боевой порядок! – закричал Хельгронд.

Латники с лязгом, звоном кольчужных колец сомкнулись, присели за снятыми щитами на одно колено, оставляя прореху для руки с мечом. За ними, над ними, поверх их наплечников, выставили копья копейщики. Древки угнездились в специальных щитовых выемках.

Монтребан с Фральпином протиснулись внутрь боевого порядка, к десятку тилей, сектилей и гауфов, ожидающих битвы.

– Повелитель.

Монтребан кивнул им, встав рядом.

Конблом. Туан с сыновьями. Старый, кряжистый, бородатый Астриг. Хваргестен и Пенхуль. Кисмар. Вайтенг. Бледный Оран-Маймит.

Высоко над головами, в фиолетовую муть пролетели темные черточки стрел. В ползущей на отряд дымке кто-то взревел.

– Следить по сторонам! – Хельгронд наподдал замешкавшемуся копейщику и, приподняв, как щенка, поставил в строй. – Тесней!

Лучники дали еще один залп. Стрелы прошли ниже, за близкие холмы. На извив дороги выбросило первых тварей, полосатых, с вытянутыми мордами и мощными лапами.

Одна, понюхав воздух, завыла, другие подхватили вой.

Твари копились, щетинились, скалясь, подступали ближе, за ними маячили длиннорукие фигуры посмертий.

– Ну, – Монтребан вытянул над землей руку в перчатке, растопырил пальцы, – во славу Циваццера. И не бегите вперед. Наше дело другое. Здесь стоим.

– Циваццер! Коффа!

Перчатки сгрудившихся тилей, сектилей и гауфов, накладываясь, закрыли его руку. Не самый тяжелый груз.

– Будьте осторожны, – сказал Монтребан, и башня из ладоней распалась.

– Я слева, – бросил Астриг.

– А я справа, – показал топором Туан.

– Чую, граварон, – сказал Фральпин весело, – вся слава нам достанется.

Они разошлись широкой цепью, оставляя между собой пространство для того, чтобы не попасть под оружие соседа.

Монтребан сплюнул. Это забывшим их богам.

– Циваццер! Циваццер! – заорали латники, стуча мечами по щитам.

Новая порция стрел ушла в небо.

Нифельной нечисти становилось все больше. Злобной пеной она выхлестнула из низинки, растоптала луг, наползла на взгорки. От проломившейся сквозь избу четвероногой твари обрушилась стена. Глухо треснула оградка.

Тварь походила на дохлую лошадь с синим раздутым брюхом. Остатки боевой попоны хлопали ее по бокам. Уродливая голова с широкой пастью напоминала волчью. В спину твари намертво врос всадник. В глазах у закованного в дряхлое железо всадника прыгали злые искры.

Монтребану показалось, что тот, окинув взором людей, облизнул лицо длинным фиолетовым языком.

– Ах-ха!

Тварь встала на дыбы.

Это послужило сигналом. Снова раздался низкий призывный звук, словно гигантский рог протрубил начало сражения.

Порождения нифели, рыча и завывая, бросились на людей.

– Плотнее! – проорал Хельгронд.

Полосатые твари прыжками преодолели расстояние до построившихся торунгов.

Первая волна с размаху налетела на копья. Затрещало дерево. На шеях копейщиков вздулись жилы. Более трех десятков зверей, проткнутые, повисли на древках, клоня их к земле. Иные, раненые, дергались и скребли лапами, пытаясь отползти.

– Копья – прочь!

Вторую волну встретили латники. Она с визгом и скрежетом разбилась о щиты. Мечи, посверкивая, принялись пронзать жесткую плоть. Раз-два! Раз! Звенели кяфизы. Брызги черной крови летели на щиты и лица, превращая их в страшные маски.

– Руби! – командовал Хельгронд. – Принимай на щит! Руби!

Щелкали челюсти. Неутомимой злобой горели глаза.

Строй латников прогибался, но стоял. Когти драли дерево и железо. Несколько тварей перелетели через головы, и копейщики быстро закололи их короткими мечами-скифами. Монтребан не успел даже раз взмахнуть Сартвахом.

– Бей, бей, бей!

А впереди уже наплывала новая волна – из посмертий и высоких, длинноруких существ с острыми, узкими мордами.

– Торунгам – назад! – выкрикнул Монтребан, подгадав небольшой разрыв.

– Назад! – гаркнул Хельгронд.

Латники и копейщики попятились, ощетинившись жалами мечей. Черные от нифельной крови доспехи курились дымом.

Монтребан сквозь неплотный порядок шагнул вперед. За ним навстречу нечисти подались Астриг, Хваргестен и остальные эрье.

– На счет? – подмигнул оказавшийся рядом Фральпин.

– Шут! – фыркнул Коффа.

– На счет! – выкрикнул Фральпин, ускоряя шаг. – До пяти десятков!

– Ох-хо-хо! – громыхнул Астриг. – Я в игре!

– В игре! – крикнули одновременно Пенхуль и Вайтенг.

– Только без обмана! – рыкнул Конблом, переходя на бег.

– Мошенника оставим в нифели, – пообещал Монтребан, перешагнув через скорчившуюся на земле, все еще плюющую кровью тварь. – Набирать недостающее.

Хохот был ему ответом.

Они врезались в нечисть железными волноломами. Первым же ударом меча Монтребан отделил голову потянувшегося к нему посмертия, и синее, кое-где освежеванное тело в ошметках одежды, на мгновение застыв, рухнуло ему под ноги.

На счет что ли?

Как и следовало в одиночном бою против многочисленного противника, Монтребан не давал себе застояться. Он плыл по строгим линиям, вбитым в него долгими тренировками старым мечником Экивоны, и нечисть, наткнувшись на него, словно сама по себе теряла руки, лапы и головы или опрокидывалась, перерубленная пополам. Со стороны казалось, Коффа лишь текуче перемещается с места на место, зажав в перчатках Сартвах, а все остальное происходит само собой.

Меч-га-йюн не зря носил имя. В бою Монтребан часто чувствовал себя узкой, наточенной кромкой, взрезающей воздух, железным духом смерти, проникающим во врага и ломающим ему кости. Он замирал на кончике лезвия, ловя свет, и скатывался каплей по кровостоку.

Сартвах был продолжением руки, продолжением тела, продолжением мысли. Они взлетали и опускались вместе, смахивая черепа, круша костяные панцири и упиваясь черной, с фиолетовым отливом кровью.

Направо. Разворот. У кого-то слишком длинные руки. Укорот им. Теперь лучше. Пятка-носок. Навершием – в вонючую подмышку. Меч, защищая спину, щекочет впалый живот поднявшегося с корточек мертвеца. Рот того раскрывается в удивлении. Да, да, так и бывает.

Я? Не я? Монтребан? Или Сартвах?

Сапоги скользили по земле. Кяфизы звенели. Нечисть прыгала перед глазами, укорачиваясь, отшатываясь, двоясь. Возникали и пропадали кривые рожи, пасти, когти, шерсть, кто-то дышал, кто-то выл в ухо, кто-то пытался залить своей кровью его лицо.

Сартвах плясал. Плясал Коффа.

Как ни странно, краем глаза у него получалось выхватывать из пестрой картины сражения еще и бьющихся с нифелью друзей.

Фральпин. Шут. Золотоволосый мальчик! Он все еще мальчик для Монтребана, хотя и разменял третий десяток. Для него он почти как сын, которого никогда не было. Его атакуют четверо, со спины нависает пятый, а он, хохоча, в тонкой куртке, накинутой на кольчужную рубашку, и в обтягивающих, в полоску, штанах изящно исчезает из-под грозящих сомкнуться на его шее пальцев. Тонкий клинок, играя, чертит свои кривые по коже, шкурам и ржавым нагрудникам. О, да, проведенные линии кажутся не серьезными, но только до того момента, пока потроха сквозь них не начинают вываливаться наружу.

И игра, конечно, игра. Фральпин не забывает вести счет.

– Семь! – кричит он.

– Куда спешишь? – басит в ответ Астриг. – Восемь!

Бородач орудует клювастым молотом своих предков. Твари отлетают от него бездыханными сломанными куклами. Вой и рычание обрываются треском челюстей и позвонков. Монтребан, оглянувшись, застает мгновение, когда Астриг, чуть присев, принимает на плечо оплывшую фигуру с бугристой, жирной, полной шевелящихся червей спиной, подсекает ее и ударом молота вышибает глупые нифельные мозги.

– Девять!

– Шесть!

Это Туан с другого края. Монтребан успевает удивиться, что улавливает голос сквозь прочие, гораздо более громкие звуки. Туана не видно за наседающими на него тварями. Но видно высоко взлетающее топорище. Огненно-рыжие головы его сыновей мелькают среди неповоротливых фигур посмертий.

– Второй!

– Третий!

У Туановых отпрысков задорные мальчишеские голоса. В руках – маленькие, приспособленные под них топорики.

Хваргестен и Пенхуль по привычке сражаются парой. Сражаются молча, сосредоточенно и деловито, подстраховывая друг друга со спины. Монтребану открываются их лица, угрюмые, почти бесстрастные – так боги могли бы биться с нифелью.

Неизвестно, ведут ли Хваргестен и Пенхуль счет, но звериные головы так и катятся из-под их ног, пятная черным и без того черную землю.

– Ох-хо-хо! Двенадцать!

А это уже Конблом.

Секира в его руках сверкает стальной бабочкой. Ее влечет по кругу, она трепещет, она знакомится с чужой плотью, ныряя в нее и выныривая, рассыпая брызги знакомства. Ее трудно удержать, но Конблом справляется с тяжелым норовом, скалясь, утираясь тыльной стороной рукавицы и отправляя бабочку дальше от себя. Сверкай! Танцуй!

Ух!

Рядом с Монтребаном грохнул ржавый палаш. Он моргнул. Время сдвинулось, навалилось ощущением уходящих мгновений, мохнатая нога, увенчанная копытом, мелькнула перед глазами – и смотреть на товарищей стало некогда. Ых! Ах! Зазвенел меч.

Какое-то большеглазое, рогатое существо попыталось раскроить его надвое. Монтребан легко ушел влево и, уклонившись от свистящего взмаха, пропорол синеватый бок.

– Тринадцать!

Услышат ли?

Рогатая тварь рухнула на вывернутые колени, и Коффа без жалости снес ей голову.

Тряслись холмы. Гремело небо. Густел и полнился жуткими тенями нифельный туман, наползал, охватывая луга и дорогу. Вздохнул и осел в нем близкий холм, рассыпалась, теряя солому с крыши, хижина. Взвихрив клубы, на замену им появилась гигантская, с человека размером ладонь и, растопырив пальцы, уперлась в землю. За рукой всплыло лицо, пухлое, почти детское, обманчиво-добродушное, а за лицом – живот. Упругий, желто-фиолетовый.

Монтребан оценил размеры.

– Отступаем! Фральпин! Астриг!

Не забывая отмахиваться от наседающих тварей, он стал отступать сам. Сартвах рубил и жалил. Какая-то шустрая, перепончатая, похожая на летучую мышь мерзость попыталась спланировать ему на лицо, и он отсек ей крыло.

– Отступаем! – снова крикнул Монтребан. – Хельгронд! Всем за линию! Торунги – за линию!

Гигант между тем показался весь. Он выбросил вторую руку и, покачнувшись, встал на короткие толстые ноги. Глаза его удивленно расширились, затем лицо скомкалось, и великан взревел. Волна смрада ударила Монтребану в ноздри.

Гадство!

– Какой счет, граварон? – плечом в плечо толкнул его Фральпин.

Он был чумаз, забрызган черной кровью с головы до ног, но по-прежнему весел.

– Семнадцать, – прижимая перчатку к носу, отозвался Монтребан.

– Вас явно жалели, граварон. – Фральпин выбросил вперед руку и наколол на клинок худое посмертие. – Двадцать три!

Трупы вокруг курились нифельными дымками. Их, наверное, было за две сотни, не считая тех, что легли от лучников.

– Что, уходим? – возник слева Астриг с измочаленной, свернутой набок бородой.

– Да, – кивнул Монтребан.

Дрогнула земля – это гигант шагнул вслед за ними. Нифель закрутилась от него пышными рукавами.

– Граварон, – сказал Фральпин, – я буду не я, если это чудище в счете не идет за три.

– Даже не думай.

Повернув голову, Монтребан увидел, что Туан с сыновьями уже вышли за границы нифели. Хваргестену и Пенхулю оставался десяток шагов, Конблом отставал от них еще на пять. Оран-Маймит с Вайтенгом поднимали запнувшегося Кисмара. Продравшись сквозь шкуйник, они поравнялись с Конбломом.

Великан сделал еще шаг.

– Тея! – крикнул Монтребан.

Раздался тонкий звон, и волна посланного цольмером искристого воздуха прошла над Коффой, врезавшись в нифельный туман. Многие искры увязли в нем, но многие прожгли насквозь, рассыпаясь на бисер мелких огоньков-брызг.

Лучники дали новый залп.

Медлительного гиганта утыкало стрелами, и он взревел снова. Искры Теи заколыхались пологом, отсекая отставших эрье от порождений нифели и давая им время на то, чтобы выбраться наружу. Тварь, неосторожно решившая напрыгнуть на Кисмара, обожгла пасть и взвыла.

Шаг-другой – и Монтребан вдохнул полной грудью.

Нифель отпустила, мир вновь сделался ярким и цветным, играя зеленью травы и раскрашенными тканями походных палаток.

Фральпин упал рядом, сбросил кольчужный капюшон, открывая потный лоб.

– Боги меня задери, я думал, будет легче.

Монтребан поймал за локоть еле волочащего ноги Кисмара. Гремя железом, звеня кяфизами, рухнули в траву Вайтенг и Оран-Майсмит.

– Все живы?

Шевельнулся присевший на землю рядом с лавкой Астриг, вытянул руку вверх.

– Двадцать семь.

Его вид был настолько суров и решителен, что Монтребан захохотал.

– Чего двадцать семь?

– А чего живы?

Тут уже не удержались и воины в торунгах – смешки загуляли по строю, перемешиваясь со звяканьем доспехов, затем запоздало грохнули лучники – до них шутка дошла позже.

Астриг воинственно вздернул бороду.

– Я, вообще-то, про счет.

Монтребан захохотал еще оглушительней. Даже слезы потекли из глаз.

– Граварон, – проронил Фральпин, – граница…

Коффа выпрямился.

Нифель колыхалась в трех шагах. Ее порождения рассыпались, растекались по холмам, скрывались в низинках. Часть оглядывалась, скалилась на людей, но тоже отступала, подвывая, рыча и переругиваясь лающими голосами. Чучелами покачивались посмертия. Оседали, курясь дымками, трупы.

Только великан еще стоял у самой черты, колючий от стрел, и без всякого выражения, будто в пустоту, пялился на полощущие на легком ветерке треугольные флажки над шатрами. Линия цветных камешков изгибалась у его толстых ног.

Монтребан вгляделся. Камешки больше не принадлежали нифели. Граница отодвинулась? Сама? Нет уж, какое здесь «сама»! Три торунга мечников и десять эрье. И Тея. И лучники. И копейщики.

Сама! Ха! Нет, это они врезали, вломили нифели так, что она испуганно поджалась, подобрала свою фиолетовую юбку и вспомнила о приличиях.

Монтребан усмехнулся. Это, конечно, их не спасет, но на сколько-то хватит. Отъедает тварь землю, отъедает. По ногтю, по ахату. Жалко, две последние Капли достались Шуанди. Хоть войной иди. Или сдавайся.

– Ну, что, собираемся? – обернулся он к Хельгронду. – Командуй что ли, се…

Бум-м!

Слова застряли в глотке. Удар был такой силы, что Монтребан с треском прорвал ближний шатер и вихре тряпок пролетел еще шагов десять.

Зола от потушенного костра фонтаном взвилась в лицо. Жалобный звон кяфизов проник в уши. Что-то треснуло в боку. Полыхнул блеском Сартвах. Выдохнув боль, Монтребан перекатился и вскочил на ноги. Его тут же качнуло, повело в сторону, перед глазами поплыли флажки и небо, но он поймал в кулак колышек, зажмурился, пережидая слабость и упрямое вращение земли, а затем, ступая все тверже, двинулся к границе нифели. Кто-то попытался подхватить его справа, но Коффа скорчил такое лицо, что доброхот отступил и растворился.

– Вон!

Над шатрами мелькали гигантские пальцы. Когда они пропадали, земля вздрагивала у Монтребана под сапогами.

Сучья тварь!

Гигант, урод медлительный, все-таки решился покинуть нифель, и, похоже, это его удар отправил Коффу в полет.

Вот тебе и вернули камешки!

Войлок, подушки – к предкам! Тренькнули под сапогом струны ситтара. Монтребан, злой, как не своей смертью почившие предки, насквозь пронзил собой чей-то увешанный коврами шатер и поспел к самому разгару битвы.

Лучники, разделившись на рукава, обстреливали великана с двух сторон. Торунги стояли защитой, щетинились копьями. Несколько фигурок лежали неподвижно.

Гигант ревел и гвоздил кулаками, из-под которых уворачивались четверо… пятеро… нет, шестеро эрье.

Монтребана заметили.

– Коффа! – взлетели мечи. – Коффа! Циваццер!

– Граварон! Грольд! Коффа!

– А-а-а! – заорал и сам Монтребан. – Циваццер!

Небольшой уклон разогнал тело.

Он увернулся от грохнувшего гигантского кулака, подскочил вместе с кочкой и ринулся к толстым, неуклюжим ногам, к Фральпину, выскользнувшему из-под пятки, и к Туану, вонзившему в лодыжку топор.

Сартвах снял с великановой ноги сизую стружку.

– Ах-ха!

Пальцы чудовища пробороздили землю в опасной близости. Рев из опустившейся пасти чуть не развернул Монтребана вокруг своей оси.

– Это не три, это все пять! – выкрикнул Фральпин.

Гигант брыкнул ногой, и Туан кувыркнулся без топора к самой нифели.

От громадного тела все больше валил фиолетовый нифельный дымок, ревело оно уже не так громко и вздымало руки нехотя, будто через силу.

Залпы лучников утыкали круглую голову стрелами как иголками.

Вот же представление! – подумалось вдруг Монтребану. Великолепные эрье скачут перед чудовищем. А ему ничего. Забавно.

Он обернулся к Тее, чтобы понять, почему она ничего не делает, и тут великан, пошатнувшись, с нутряным хрипом рухнул обратно в нифель. Несколько мгновений гигант, тяжело дыша, тискал кусты, оказавшиеся под ладонями, выворачивал шею, но затем затих и стал таять, проваливаясь сам в себя.

Неужели все?

Выполз из канавы Туан, подобрал свой топор. Фральпин со звоном вонзил клинок в ножны. Остальные эрье подтянулись к Монтребану. Больше всех, судя по всему, досталось Астригу – он хромал и вообще выглядел скверно.

– Тея! – крикнул Монтребан.

Ученица Даккалана заторможено повернула голову.

– Тея, боги тебя подери!

Цольмер шагнула к Монтребану, но сломалась на втором шаге. Колпак слетел, черные волосы разметались, закрыли изрезанное морщинами лицо.

Он успел подхватить ее прежде, чем она упала.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Коффа, тиская узкие женские плечи. – Что?

Тея слабо улыбнулась.

– Капля. Капля снова пришла в мир.

Во внезапной тишине звякнули кяфизы.

– Так, – Монтребан передал Тею на руки Хельгронду, – что ж… Сворачиваем лагерь! Выдвигаемся в столицу.

– Я так понимаю, граварон, – произнес Фральпин, ныряя за вещами под полог шатра, – веселье только начинается.