Читать книгу Погибель - Андрей Кокоулин - Страница 6

Капля плыла над дорогой, и нифель, плотная, почти черная, трескалась под ней и раздавалась в стороны, открывая помимо красноватого, утоптанного песка космы бурой, омертвелой травы на обочинах и гнилые жерди оград. То тряпки, то кости попадались Клембогу под ноги, и он зло откидывал их с дороги носками сапог.

Траурно звенели кяфизы.

Впереди вырастал Шиганнон – ползли по холму черные, будто обгорелые крепостные стены, темнело слева ярмарочное поле, полное дощатых рядов, рассыпались справа ремесленные лабазы. Но все это скорее угадывалось, рисовалось Клембогу дурной памятью, чем существовало на самом деле.

Нифель покрывала видимое мохнатым, будто моховым ковром с отдельными, устремленными вверх, к мутному небу, нитями.

Белесая фигура всплыла вдруг из узкой канавы, потянулась, зыбко покачиваясь, к топающим за Каплей воинам, но обожглась о свет и растаяла.

Клембог обернулся на ходу.

Порождения нифели держались на расстоянии, но, похоже, не собирались отставать. Шустрые выползни, прижавшись к земле, тенями скользили за людьми. Нифель смыкалась за Каплей, и они наплывали следом, щелкая зубами и посматривая на отряд алчными огоньками из глазниц. Посмертия и прочие твари тянулись за ними нестройной толпой, подвывая, постукивая, чем-то звеня. По бокам в толпу вливалась новая, поднятая неведомой силой нечисть – многоногая, шипастая, скрежещущая.

Лошадиного скелета гауф не заметил, но знал, чувствовал – он есть, следует в отдалении, размеренно прибивая нифель копытами.

– Какой кортеж! – весело сказал Худой Скаун, зашагав рядом с Клембогом. – Думаю, уже до пяти сотен очень хотят с нами познакомиться!

– Упаси боги от такого знакомства, – выдохнул Хефнунг.

– На перевале мы от них оторвемся, – пообещал Клембог, – там места хитрые, не для толпы. Правда, не знаю, как сейчас.

Худой Скаун хлопнул себя по ляжкам.

– А представьте, мы с такой армией на плечах выходим к Колодцу! Эрье гауф – как нифельный командир: колонна – на Шуанди, колонна – на Циваццер!

Большой Быр завел глаза к темно-серому, будто пленкой затянутому небу.

– Это хорошая мысль, Кеюм, – проронил вдруг старый цольмер, при каждом шаге опирающийся на подобранную Кредликом палку. – Нас все равно будут встречать.

– И ты предлагаешь вести нечисть за собой? – спросил Клембог.

– И чем больше, тем лучше.

– А если они атакуют нас на привале? Или какая-нибудь тварь, вроде той… – гауф усилием воли прогнал воспоминание. – Ты подумал об этом?

– Пока с нами Капля…

– А против нас – боги! – крикнул Клембог. – Если они здесь решают все, какая разница, что решим мы?

– Человек так устроен, – тихо произнес Ольбрум, – что ему всегда мало жизни, и он хочет жить как можно дольше. Даже если это невозможно. А еще люди склонны жертвовать своей жизнью, но не отступать перед самой скверной опасностью. Потому что думают не только о себе, но и о тех, кто нуждается в их защите, позволяя жить им. Я о детях, о женщинах и немощных стариках. Это называется ответственностью и долгом, Кеюм.

– Я знаю, старик.

– Я говорю тебе это, правитель Дилхейма, чтобы ты думал о живых, а не о мертвых. Не Арнготен и Беата, а мы идем рядом с тобой. Не Жаркий тиль и его сестра ждут твоего возвращения…

Клембог в ярости схватил цольмера за плечо.

– Что ты мелешь? – зашипел он, косясь на спины впереди идущих товарищей. – Ты увез меня тогда!

Ольбрум даже не поморщился.

– Чего ты хочешь? – заглянул он в сузившиеся от боли глаза Клембога. – Умереть? Сдаться? Сделать поход напрасным? Посмотри на нас!

Звякнули кяфизы.

– Тебе доверились, Кеюм, – сказал Ольбрум. – Будь достоин этого доверия.

Клембог со свистом выдохнул.

– Я помню это, старик, – сказал он. – Надо будет, я, Мрачный гауф, приведу к Колодцу всю нифельную армию, но, ради богов, не лезь мне под кяфизы!

Дорога переползла с холма на холм пониже, Шиганнон приблизился, нечеткий, расплывающийся перед глазами, полный черных уплотнений на стенах домов и мохнатых крыш.

– Шерстяна-ая задница! – протянул Худой Скаун, высмотрев что-то впереди. – Мы же идем в город! Вон у тех дальних рядов меня, помнится, когда-то ногами били за воровство. Ребра, братцы, до сих пор ноют. Но рыба была-а – и предкам не приснится. – Он причмокнул от удовольствия. – Эх, славные были деньки!

Капля скользнула между низкой каменной оградой и дощатым помостом, ведущим к зеву длинного складского здания. Свет ее, развеяв морок нифели, безжалостно обнажил выломанную в здании дыру, грязь и тряпье, кости в косматой глубине. Что-то метнулось там, раздраженно шипя, прочь от золотых лучей.

Отряд прошел дальше, минуя расходящиеся в стороны перед городской стеной торговые прилавки, большей частью под сиянием Капли тут же осыпавшиеся в труху.

Разговоры сами собой стихли.

Тенью накрыла людей широкая арка крепостных ворот, в углублениях за рассохшимися деревянными щитами мелькнули тяжелые барабаны с намотанными на них рыжими от ржавчины цепями. Цепи уходили вверх, к поднятой решетке.

Нифель трещала и шипела, отступая с гладких камней мостовой.

– Каплю тянет к северу, – сказал Ольбрум, – там уже прямая дорога на Хребет. А от него – через Карраск или Балимар – к Колодцу.

– Я думаю, мы еще успеем к Башне, – сказал Клембог.

– День длинный, посмотрим, – уклонился от спора цольмер.

Узкие улочки Шиганнона заставили отряд сбиться теснее. Мертвые, безмолвные дома взирали на идущих пустыми окнами.

Капля высвечивала ворсистый налет, оплывшие мансарды и скаты черепичных крыш. Кое-где развалившиеся каменные дома перегораживали улицу то с одной, то с другой стороны. Нифель бугрилась в дверях и подворотнях и будто черный плющ взбиралась на верхние этажи. Тонкие, белесые фигуры прорастали впереди, но таяли, едва отряд приближался.

Это уже не город, подумал Клембог. Это кладбище. Гигантская усыпальница. Он перехватил испуганный взгляд Кредлика.

– Раньше здесь было веселее, – сказал ему гауф. – Но ничего, мы все это вернем назад. Нам только дойти.

Звуки шагов глохли. Небо, и так темное, сделалось еще темнее. Нифель копилась на перекрестках, стояла застывшей пеной, волной, поднявшейся до балконов и верхушек фонарей.

Здесь, здесь, вспомнил Клембог, поворот на Гершиноля-мечника, к парку, к двухэтажному дому, к Беате. К прошлому. Не звените, кяфизы! Это Капля, она свернула к Шиганнону, не я. До Второй Башни через него короче.

Улица, расширившись, выплюнула отряд к площади перед домом наместника и кваргвейлем – зданием городского совета с невысокой колокольной башенкой под шпилем.

– Мать-нифель! – выдохнул Худой Скаун.

Площадь была полна тварей.

Они стояли плотно, одна к одной, подковой выгнувшись перед Каплей. Свет ее рассеивал нифельный мрак, и Клембог видел – морды, шипы, головы, и снова морды, шипы и головы до самого дома наместника. Ряды терялись в сумрачной дымке. Где-то не было и голов, но ощущение застывшей, ожидающей чего-то толпы вздыбило у гауфа волосы на затылке.

Стало очень тихо.

Твари не шевелились, но глаза ближайших посверкивали фиолетовым. Замерла и Капля, а люди в световом круге рядом с ней и вовсе забыли, как дышать. Над крышей кваргвейля сверкнуло, фиолетовая молния ударила в шпиль колокольни.

По тварям внезапно прокатилась дрожь, выползень в первом ряду щелкнул зубами, и опять все стихло.

– Что ты об этом думаешь, старик? – тихо спросил Клембог цольмера.

– Нифели не нравится вторжение в ее владения.

Ольбрум, закрыв глаза, сплел несколько знаков, и меч в руке гауфа залучился мягким сиянием. Клембог оглянулся – таким же светом заиграло оружие всего отряда.

Капля, дрогнув, медленно поплыла вперед.

Девять человек двинулись за ней, пытаясь держаться в центре светового круга. Нечисть с шорохом, глухим скрежетом и едва слышным ворчанием по ахату, по шажку стала подаваться от Капли в стороны.

Пять шагов. Десять.

Нифель отступала, отползала с пути. Что-то потрескивало под ногами. Бесшумно развевалось на Капле платье. Твари, казалось, сбивались так тесно, что чуть ли не прорастали друг в друга. Высились мечники. Вытягивали морды выползни. Посмертия разевали беззубые рты. Клембог же видел лишь тухлую, синеватую, в ошметках мяса стену.

– Их здесь несколько сотен, – прошептал Кредлик.

– Видимо, ждали нас, – заметил Хефнунг.

Худой Скаун хлопнул его по плечу.

– Сдается мне, будет весело.

Все в той же неестественной тишине, под вспухающим редкими фиолетовыми пятнами небом Капля добралась до центра площади и остановилась. Свет, исходящий из нее, заколебался, словно кто-то дохнул на него, собираясь загасить.

– Стоим! – страшным шепотом приказал Клембог.

В одно из темных мгновений ему привиделась совсем рядом уродливая морда со слепыми, выкаченными глазами, и он едва не полоснул пустоту.

Свет разгорелся вновь.

Все так же, не двигаясь, порождения нифели стояли на границе круга.

– Вот не хотел бы я здесь остаться, – прогудел Большой Быр.

– Спинами друг к другу! В кольцо! – скомандовал Клембог.

Свет погас, оставляя людям лишь сияние клинков.

Шорох разлетелся в темноте, будто множество лап и ног пришли в движение. Клембог почувствовал, как сжимается, тает защитный круг. То же самое, наверное, ощутил каждый из его маленького отряда.

Пуф-ф-ф!

Капля пыхнула светом ярче обычного. Покачиваясь, она приподнялась вровень со вторым этажом дома наместника и раскинула руки, будто принимая на себя всю тяжесть неба и мира под ним. Клембог содрогнулся, представив, каково сейчас девчонке.

Что ж вы, боги, делаете?

Из-под земли ответом пришел толчок, и гауф едва устоял на ногах. Каменные плиты площади полопались в нескольких местах. Вверх потянулись серые дымки. Стена тварей качнулась, свет обмазал клыки и кости.

Капля задрожала. Клембог расслышал стон.

Дымки не растворились в небе, а странно сплелись и косицами провисли к отряду.

Теплый ветер дохнул гауфу в лицо. Клембог сморщился от тошнотворного запаха.

– Мир гниет под нифелью, – прикрыв нос и рот рукавом, глухо произнес Ольбрум. – Без аззата нет в нем жизни.

– Если девчонка не выдержит, боюсь, жизни не будет и в нас, – сказал гауф.

Старый цольмер поднял глаза.

– Она сильная.

– А нифель?

– Ш-ш-ш, – прошипел Ольбрум.

Откуда-то с края площади донесся звонкий цокот. Твари за световым кругом зашевелились. Казалось, там, в чуть фиолетовой темноте, зажатые домами массы нечисти вспучиваются, раздаются, уплотняются, в беззвучной давке освобождая место…

– Предком буду, если это не та поганая лошадь с Баннесварди, – сказал Худой Скаун.

– Она самая, – вздохнул Ольбрум, по-особому складывая пальцы.

– Так что, стоим? – спросил Большой Быр.

– А куда ты из-под света?

Цок-цок-цок.

Звук приближался. Клембог почувствовал, что меч скользит из потной ладони, и перехватил рукоять. Слева бугрилось плечо Туольма. Справа из-под капюшона выглядывал крючковатый нос старого цольмера. Стоим!

Свет, идущий от Капли, вдруг загустел, сделался неярким, темно-желтым. Морды нифельных тварей облило будто медом.

– Почему Капля не двигается? – из-за спины дрожащим голосом спросил Кредлик.

– Наверное, потому что не может, малец, – ответил Хефнунг.

– Ш-ш-ш.

Лошадиный череп внезапно всплыл из темной массы нифельных тварей и закачался, ловя свет. Все те же ошметки мышц и кожи справа, все та же белая, выскобленная кость слева. Те же злые, пытливые огоньки в глазницах.

Челюсть щелкнула, и простая железка удил звонко отозвалась.

Выползни, мертвецы и прочая нечисть в шорохах, царапая по камню когтями – все подались в стороны, открывая для лошади проход к Капле и съежившемуся под ней, ощетинившемуся мягко сияющим оружием отряду.

Цок-цок-цок.

Клембогу послышалось в размеренном, осторожном перестуке копыт некое удивленное любопытство. Кто это тут у нас? Что за гости? Еще живы? Что-то глубоко забрались.

Лошадь приблизилась, но остановилась в двух шагах от световой границы. В гнилом животе хлюпнуло.

Косицы дыма над ней колыхнулись и загнулись, будто крючья.

От напряжения у Клембога задергало ногу. Глухо стукнули кяфизы. Во рту стало сухо. Страшно. Страшно!

Он неожиданно разозлился.

– Хей-хей, ой-хей, – сквозь зубы проговорил он. – Тверже стой, Дилхейм. Крепче сожми копье…

– Звенит кяфиз, – послышался из-за спины голос Худого Скауна, – щит тянет вниз, каждый возьмет свое…

– Смотри вперед, – продолжил Туольм, – смелый смерть попрет…

Лошадь громоподобно фыркнула.

Передняя нога ее согнулась в колене и выбила из плотного ряда тварей мелкого карлика с кривыми клыками. Карлик с размаху ударился о свет и рассыпался золотой пылью.

– …смелый смерть попрет, – повторил Туольм сипло, – смерти смотря в глаза…

– И выйдет срок, – закончил Большой Быр, – и сгинет рок, и мы вернемся назад.

Цок-цок.

Лошадь, будто в задумчивости, наклонила голову.

Новый удар ноги, и к свету вышибло выползня. Тварь успела коротко прошипеть, но и она развалилась в воздухе на темно-желтые искры. Пять или шесть огоньков потухли у ног Клембога. Запахло паленой шерстью.

Следующим разбился о свет мертвый рыцарь, теряя ржавые доспехи, со звоном откатившиеся в нифель. За рыцарем последовали уже двое – вертлявое существо, похожее на навязанный в узлы толстый канат, и корявое, безголовое создание, усеянное шипами. Участь их была не отличима от участи предыдущих тварей – искры и пыль.

Лошадь подняла череп, изучая висящую девушку. Словно через силу Каплю медленно развернуло к ней лицом.

– Может, выбежать, ударить ее по морде? – предложил шепотом Худой Скаун.

– Тут как бы они все к нам не забежали, – пробурчал Хефнунг.

Каплю тем временем качнуло, приопустило, и она сместилась на два шага ближе к выходу с площади. Свет продавил ряд неподвижной нечисти, примял часть к мохнатой стене ближнего дома и заставил рассыпаться нифель на мостовой.

С воем вспыхнул неудачливый выползень.

– Вперед! – крикнул Клембог, и отряд, не размыкая настороженного кольца, сдвинулся вслед за Каплей.

Подол платья обмахнул гауфу макушку.

Цок-цок. Лошадь тоже сделала несколько шагов. С коротким ржанием прямо в Каплю пинком отправилась очередная тварь.

Ш-ширх! Ольбрум пассом отмел падающие искры в сторону.

– Упорная, – сказал Кредлик.

Темнота над Шиганноном посверкивала фиолетовым.

Бум-м! Еще одно порождение нифели взлетело и осыпалось золотой золой.

– Тяжело, – вдруг выдохнула девчонка. – Давит.

Свет дрогнул.

– Держись, девочка, – шепнул цольмер.

Лошадь, пофыркав, развернулась и замерла неподвижно. Однообразие результата ее, видимо, не устраивало. Звякнула уздечка.

– Отступится? – спросил Туольм.

– Ага, – ответил Худой Скаун, – именно за тем и догоняла.

Клембог, щурясь, через головы и плечи, сквозь нифель и тьму попытался прикинуть расстояние до дома наместника и кваргвейла. Ориентиром поблескивал покосившийся шпиль.

Шагов сорок. Ну, тридцать пять. Далеко. Не проломишься, увязнешь. Задавят и съедят вместе с кяфизами. Ну же, девочка, соберись! – мысленно воззвал он к Капле. Ты можешь! Ты – сильная! Куда мы без тебя?

Цок!

Тварь с Баннесварди, вскинув морду, ударила копытом о камень. Повинуясь этому звону косицы белесого дыма задергались, будто живые. Одна косица, расплетясь, вдруг нырнула вниз, обвила худое посмертие, бывшее когда-то невысокой рыжеволосой женщиной, и вырвала его из ряда вон.

Раздался хруст костей. Струйки дыма, будто крепкое, закаленное железо, заключили посмертие в себя, яростно изломали его, умяли до темной массы, «проглотили», опуская к основанию, и потянулись за следующим.

Цок!

Дымы со всех сторон принялись жадно вбирать тварей. Лошадь пошла вокруг Капли, а над мостовой, набухая, под ее цокот вырастали массивные фиолетовые щупальца, полные спрессованных костей, черепов, шкур, гнилого мяса. Щупальца лоснились, щерились пастями и помаргивали множеством глаз.

Скоро Капля и отряд оказались окружены глотающими все новых и новых тварей отростками, тянущейся к небу бугристой нифельной плотью, на высоте оканчивающейся шипастыми утолщениями.

Цок!

Стало тихо. Подрагивал свет, пытаясь пролиться на камни опустевшей площади. Беззвучно пыхало сполохами небо.

– Что дальше? – повернулся к Ольбруму Клембог.

– Увидим, – тихо сказал старик.

Резкий, скрипучий звук, лишь отдаленно похожий на ржание, пронзил воздух. Вздрогнув, невольно стукнулся в плечо гауфу Туольм.

Одно из щупалец отклонилось назад, во тьму, а затем с силой, разогнувшись, ударило утолщением по Капле.

Пыш-ш-ш!

Брызнули искры, осыпались и погасли. Девчонка вскрикнула, ее пятка ударила Клембога по макушке.

– Держись!

Он поймал пятку ладонью, щерясь, поднял вверх, выше своей головы. От девчонки веяло жаром, густым, болезненно-колким.

Щупальце между тем поникло. Скручиваясь, оно просело, а затем тяжело завалилось на соседа, рдея, будто горсть углей, в месте удара.

Цок-цок.

Скелет лошади, посверкивая огоньками в глазницах, подступил ближе.

– Уберите, уберите ее, – прошептала Капля.

– Как? – спросил Клембог.

– Уберите.

– Поднимите девчонку выше, – сказал Ольбрум. – Ближе к небу.

– На меня, – Большой Быр присел на четвереньки внутри круга. – Ну, это… Кто-нибудь заберитесь на меня.

– Сейчас.

Клембог поставил ногу на колено, потом заступил сапогами на плечи Большого Быра. Руки соратников не дали соскользнуть вниз. Цольмер подпер спину палкой. Звякнули кяфизы. Хефнунг и Туольм, братья Енсены поджали с боков, и Большой Быр, выпрямляясь, плавно вознес гауфа прямо к Капле.

Мелькнула нифель, несмело ползущая по стене дома.

– Быстрее! – панически крикнул снизу Кредлик.

Уже два щупальца, сгибаясь, оттянулись во тьму. Выдержит девчонка, не выдержит?

– Ну-ка.

Клембог прижал Каплю к себе. Она была невесомая и горячая, плывущая в волнах платья, как в пару. Стиснутые губы. Колкие, как щетка волосы.

Совсем не похожа на Беату.

– Держись, – сказал он.

Ее глаза вдруг открылись. Близко-близко. Не темно-светло-синие, а прозрачные. В глубине их, тенью, рыбкой, едва проскальзывал разум.

– Я же бессмертная, – прошептала Капля, – а больно.

– Я сейчас приподниму тебя. Там, выше, аззата больше…

Ах-х! Щупальца ударили, не дав Клембогу времени.

Ему показалось, будто он попал под удар молота. Будто не по Капле, а по нему стегнули гигантскими плетьми. На мгновение вышибло дух. В глазах потемнело до полной нифели. Какая-то гадость посыпалась на волосы. Пепел? Зола? Искры? Свет мигнул, но не погас.

Клембог закашлялся. Девчонка вцепилась ему в ворот куртки.

– Быстрее, Кеюм, – сказал цольмер.

Краем глаза ловя опадающие, охваченные багровыми пятнами щупальца, Клембог потянул постанывающую Каплю вверх. Это оказалось не слишком сложно, только пальцы разъединить с одеждой. И чуть-чуть растянуть небо.

– Давай, девочка.

Ахат за ахатом. В поту и скверных словах, вертящихся на языке.

Лицо. Шея. Плечи. Маленькая грудь. Живот. Вверх. Вверх. Подталкивая. Сначала за талию, потом – за ноги. Бедро. Колено.

Хо-хо. Позади Шанг-Лифей.

Там, за кругом света, бродила лошадь. Там, Клембог знал, загибались новые щупальца. Но мы успеем, успеем, шептал он себе, почему-то мгновениями выпадая в непонятную, зыбкую, как Шанг-Лифей, темноту. Странно как еще на Быре держался.

– Кеюм.

– Сейчас, – прохрипел Клембог, придерживая ногу Капли на своем плече. – Почти.

В складках платья он вдруг потерял ее вторую ступню.

– Шерстяна-ая задница! – донеслось снизу.

Качнувшись, гауф увидел, как Худой Скаун, выгадывая ему время, с хохотом ринулся на лошадь. Он выскочил за границу света, и сверкающее лезвие его меча прыгнуло к шейным позвонкам твари.

– Хочешь к предкам?

В отсветах Клембогу показалось, что лошадь оторопела от человеческой наглости. Но меч со звоном отскочил от ее шеи, а неуловимое движение костяным коленом отправило Худого Скауна прямиком в их импровизированную башню.

Бумм!

Хефнунг, прикрыв Большого Быра, принял Худого Скауна на себя. Оба грохнулись на камни. У Клембога поехало колено, но он выпрямился и чудом поймал-таки в ладонь вторую ступню.

– Есть! – захрипел он. – Есть! Что дальше?

Подол Капли хлопал его по носу.

Сквозь это хлопанье он видел как сбоку наплывает, увеличиваясь, темная громада, видел глаза и пасти, видел искры, полетевшие по границе света.

– Что дальше?! – заорал он.

– Держи! – крикнул Ольбрум. – Я замкну на нее ваши кяфизы.

– Быс…

Щупальце рухнуло сверху.

Клембогу почудилось, нет ничего, все, умер, одна тьма, и где-то впереди – предки. Встретят, скажут: «Занимай достойное место». Потом брызнул свет, гнилостно-желтый, и его закрутило, выжало, будто тряпку, но он не понятно как не потерял ни Большого Быра под собой, ни девчонку на плечах.

– Ольбрум! – заорал Клембог.

Всюду были пыль и искры. Грязные кляксы лежали на камнях. Откуда-то возник, ввинтился в уши звук – будто гигантское полотнище хлопало на ветру.

Извивалось, таяло потерявшее утолщение щупальце, дробилось, какими-то брызгами стекало сияние, внизу Хефнунг и Худой Скаун подползали к Большому Быру.

Ну, же, быстрее!

– Больно, – шептала Капля.

Нифель пучилась, надвигалась отовсюду, копилась пеной, сползала со стен и шипела, обжигаясь о свет. Слева веяло еще одним щупальцем.

– Ольбрум!

Зазвякали, запели кяфизы. Или они и не останавливались? Силуэтом скользил скелет лошади, предчувствуя скорую победу. Цок-цок-цок.

– Все, Кеюм, – сказал старый цольмер.

Ах-х!

Клембог ощутил, как внутри его запузырился и рвется вверх огонь. Он задрал голову, упираясь взглядом девчонке в шею и подбородок.

Больше света!

Сделалось горячо, сделалось невозможно, и Клембог закричал, плюясь.

В один миг он словно воспарил над площадью, отлетел к шпилю и с него прыгнул к замершему лошадиному скелету, к башне из людей.

Он увидел облака нифели, саму нифель, многослойно оборачивающуюся вокруг единственного источника света, тонкие черные волокна, пронзающие мир, и фиолетовые просверки. Увидел каждый камень на площади, сбитое копыто, ржавую уздечку, кусок шкуры, заглянул вглубь лошадиной глазницы. Увидел прижавшихся к Большому Быру воинов и старика-цольмера. Увидел Каплю, медленно распрямляющуюся на его плечах.

Увидел себя.

Рот его был распахнут в крике, тело выгнуто, борода почему-то опалена. И насквозь, огненной стрелой, прошивал его аззат, уплотняясь, расцветая завитками узоров в кяфизах на груди и перетекая к Капле.

Видение это заняло не больше мгновения и, погаснув, обернулось для Клембого мутной болью, красный туман прыгнул в глаза, раскровавил губу, и что-то, кажется, ударило в спину, но словно на излете, бессильно.

А потом, после легкого толчка воздуха, короткого вдоха, момента темноты вдруг полыхнул свет. Яркий, жаркий, волшебный, бесконечно-приятный.

Он полыхнул так, что нифель сползла с кваргвейла и дома наместника будто кожа, полопался, сочась фиолетовым, мох с ближнего к отряду здания, скрутились щупальца, и даже небо высветлилось над людьми зыбким пятном.

Что-то тонко прозвенело. Лошадь с Баннерсварди оступилась на ровном месте, шаркнула копытом и, плеснув требухой, села на задницу.

Клембог не помнил, ни как Капля оказалась у него на руках, ни как он спустился вниз с Большого Быра. И только холодная ладонь Ольбрума, прижавшаяся к щеке, несколько привела его в чувство.

– Что?

Цольмер что-то сказал, но Клембог не услышал.

– Надо идти, идти, – сказал он, пытаясь Каплей проложить себе путь сквозь старика.

Его поймали за плечо. Мир тут же наклонился. Клембог оскалился, пытаясь вернуть его в привычное положение, но кто-то большой и сильный облапил его сзади, девушка пропала, опустели ножны с мечом, и даже голос, грозный голос Мрачного гауфа, предал его.