Читать книгу Пиррова победа - Андрей Константинов - Страница 3

Санкт-Петербург,

31 августа 2009 года,

понедельник, 07:14 мск

На автопилоте проглоченные Мешком перед пьяным сном две таблетки цитрамона оказались весьма кстати. Так что, проснувшись довольно рано, он ощутил себя если и не бодрячком, то по крайней мере более-менее живым. Стараясь не шуметь, Андрей скоренько собрался и тайком выскочил из квартиры, опасаясь предсказуемых утренних разборок с супругой. К тому же ему еще следовало забрать брошенную на площади Восстания машину. Словом, Мешечко так и остался пребывать в неведении относительно того, что его благоверная вернулась домой только в пятом часу утра. И это еще большой вопрос – кто и кому должен был устраивать сегодня допрос с пристрастием?..

…В эту, относительно раннюю утреннюю пору в оперской тусовались уже два человека – Тарас и Вучетич. Первому сие полагалось по статусу дежурного, а второй и вовсе ночевал в конторе. Как донесла позднее агентура, по возвращении с кладбища Виталий с Холиным сначала слегка добавили в шалмане на Московском проспекте, а потом в целях экономии переместились в конспиративную квартиру. Где керосинили до глубокой ночи. А после, запоздало сообразив, что мосты безнадежно разведены, улеглись вповалку в комнате отдыха. Причем Виталий оказался в более выигрышном положении: в отличие от него, Холину пришлось подниматься в половине восьмого и своим ходом тащиться на Благодатную – заступать на охрану тела господина Гурцелая. И единственным светлым пятном во всем этом «ужасе нечеловеческом» служил тот факт, что сегодня в напарники Грише жребием графика была определена Ольга.

Когда Андрей вошел в оперскую, контачащий в «ВКонтакте» Шевченко пугливым жестом попытался свернуть свою любовную переписку. При этом он столь поспешно и резко рванул правой рукой «мышку», что локтем свалил на пол карандашницу. В которой почему-то хранились жетончики для метро. Естественно, раскатившиеся по всей комнате.

– Тарас, похоже, у тебя выработался условный рефлекс на мое появление. Что, опять? Меня девки полюбили не за лапоть между ног?

– …А за то, что на мобиле у меня виброзвонок, – с выражением докончил литературное произведение малой формы Вучетич, в данный момент развалившийся на оперском диване.

– Да я это… Я тут, короче… Отчет по Гирде…

– Само-собой, – усмехнулся Мешок. – Чем еще с самого утра может заниматься дежурный по подразделению? Исключительно отчетами. Кстати, давай, отчитайся-ка мне по вчерашним прогулкам Гурцелая. – Андрей заметил на столе стопочку газет. – Свежие?

– Ага. С пылу с жару.

Мешечко по-хозяйски сгреб пачку, согнал с дивана не по чину разлегшегося Вучетича и с ногами завалился сам.

– Докладываю по вчерашнему, – делово начал Тарас. – В 12:00 на стрему возле адреса Гурцелая вышла смена Шевченко – Лоскутков. Старший – ваш покорный слуга. Который, заметьте, после вчерашних полусуточных мытарств каким-то жи́вотным был поставлен на сегодня в график суточных дежурств по отделу. В нарушение всех мыслимых и немыслимых КЗоТов!

– Суточные дежурства на месяц вперед расписывает Олег Семенович. Рекомендую воспользоваться его персональной книгой жалоб, предложений и доносов.

– Ага! А он же сам меня потом этой книгой и попользует.

– Откуда такой оголтелый пессимизм? Помнится, одно время вы с Кульчицким такие хороводы водили. Сойдясь во взглядах на наглядную агитацию.

– Любовь прошла – завяли помидоры.

– Чего так?

Шевченко пробурчал в ответ нечто нечленораздельное с легкими вкраплениями площадно-бранного.

– Они с Олегом Семеновичем поссорились на почве несовпадения литературных вкусов, – весело наябедничал Виталий.

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался Мешок. – Вот с этого места поподробнее! Чегой-то я упустил за эту зажигательную историю.

– Да кончайте уже! Вам только бы глумиться над человеком! – недовольно отмахнулся Тарас. – Короче, докладываю дальше по Гурцелая. В 14:30 объект вышел из дома…

– Погоди-погоди… В конце концов я обязан знать про текущее состояние морально-психологического здоровья во вверенном мне коллективе. Виталя, так чего там за литературная терка такая?

– Да просто Олег Семенович поручил нашему поэту-песеннику написать торжественную оду на грядущий юбилей Управления кадров, сиречь Управления по работе с личным составом, – охотно взялся рассказывать Вучетич. – А Тарасик в поисках вдохновения дотянул до последнего, а потом взял – да и выдал экспромтом. Да так выдал, что Кульчицкого по прочтении чуть кондратий не хватил.

– Потому что я – художник, а не шрифтовик!

По капризному выражению лица Шевченко было видно, что затронутая тема ему крайне неприятна.

– Сам текст-то для потомков сохранили?

– Увы, мон шер. Может, конечно, у Кульчицкого именной экземпляр и остался. А вот свой файл наш непризнанный гений сразу заделитил. Так же как некогда поступил его земляк, спалив в топке второй том «Мертвых душ».

– Жаль. За всей этой суетой порой так хочется прикоснуться к прекрасному.

– Правда, кое-что я все-таки успел запомнить, – окончательно сдал приятеля с потрохами Вучетич. – Но только самые первые строчки.

– Зачти, дружище! – буквально взмолился Мешок.

– Без проблем. Наслаждайся, – кивнул Виталий и распевным речитативом начал декламировать:

Андрей хохотал как ненормальный. Хохотал так, что в сменяющихся один за другим приступах смеха едва не упал с дивана. Резко заболела похмельная голова, но Мешок продолжал ржать как полоумный и никак не мог остановиться. Шевченко тем временем наградил Виталия взглядом, исполненным такой ядовитой злобы, что тот счел за лучшее замолчать и не цитировать далее остальное.

– Андрей Иванович, вы закончили свою истерику? – ледяным тоном осведомился Тарас. – Я могу продолжать доклад?

– Будь так любезен, дружок! – стиснув зубы, сотворил над собой усилие Мешок.

– Итак: в 14:30 объект вышел из дома и в нашем сопровождении проследовал в уже известный офис фирмы «Кредо», что на Большой Зелениной. Где пробыл вплоть до 16:15. Выехав из офиса, в 16:30 он подобрал у станции метро «Горьковская» Вику и вместе с нею доехал до «Шаровни». Там они в течение двух с небольшим часов развлекались игрой в боулинг. После «Шаровни» отправились в опять-таки известный нам фитнес-центр «Владимирского пассажа». Здесь около двадцати минут занимались на тренажерах, после чего клиент с телочкой уединились в сауне, где пробыли вплоть до 21:15.

– Чего-то они слишком быстро управились! – вслух прикинул Вучетич.

– После сауны выдвинулись в «Корова-бар», что на Итальянской улице. Там клиент схомячил стейк и выпил два алкогольных коктейля.

– А барышня?

– Тоже стейк, только с кровью.

– Может, она вампирша? – снова прокомментировал Виталий.

– Учитывая, что Гурцелая – тот еще упырь, не исключено, – невозмутимо согласился Андрей. Во время обстоятельного доклада Шевченко он бегло пролистывал газеты, отбрасывая их, по мере ознакомления, на пол. Дольше других он задержался на изучении свежего номере «Явки с повинной».

– Деловых контактов клиента в «Шаровне» и в «Корова-баре» не зафиксировано. В 00:15 Гурцелая возвратился домой без Вики, для которой вызвал такси, и был оставлен сменой по согласованию с заказчиком. Сигнализатор входа/выхода включен. До настоящего времени клиент из дома не выходил. Новая смена – Холин и Прилепина (старший – Холин) заступила на дежурство у адреса в 09:00. Доклад окончен.

– В 09:00 говоришь? Да опосля вчерашнего? Ой ли? – усомнился Мешечко.

– Я, конечно, нынче утром возле подъезда Гурцелая со свечкой не стоял. Но звонок от Гришки прошел в 09:03.

– Вот это школа! – уважительно протянул Вучетич. – Мне бы такую печень: я бы сначала горы свернул, а потом обратно на место поставил.

– А на хрена так перенагружаться?

– Не перенагружаться, а самоутверждаться.

– Парни, возвращаясь к нашему пьяному базару на Гришкином бёздее, – вспомнил вдруг Андрей, что хотел сказать еще накануне, и тон его сделался серьезен. – Мой вам приказ: языками за операцию «Детский сад» не молоть! Узнает Олег Семенович или, не дай бог, Жмых, всем мало не покажется.

– Нет, Виталя, ну ты слышал? За кого нас принимают в этой гостинице?!

– Похоже, дружище, именно за то самое и принимают.

– И еще одно! Поскольку Ольга Николаевна весьма скептически отнеслась к этой идее, в ее присутствии советую также воздержаться.

– Сергеич, кстати, тоже того. Не одобряет, – напомнил Шевченко.

– Ну, за старика я спокоен. Бурчать он, само собой, не перестанет, но, когда понадобится – не подкачает.

– Кстати, Андрюх, мы тут с сыном на днях Карлсона перечитывали. И в какой-то момент я поймал себя на мысли, что в нашем случае также следует задействовать все три изобретенных им способа лечения.

– Шо за способы? Какого Карлсона? – не врубился Тарас.

– Того самого. У которого вместо жопы – пламенный мотор… Классику надо изучать, уважаемый. А три способа лечения это – курощение, низведение и дуракаваляние.

– Способы, что и говорить, универсальные, – одобрил идею Андрей. – Вот только для начала общевойсковой операции необходима какая-то отправная точка.

– То есть?

– По законам драматургии требуется появление некоего специального сигнала, мистического знака, зеленой ракеты…

– Черной метки, – продолжил ассоциативный ряд Шевченко.

– Поэт-песенник, да ты гений! – вскинулся Мешок. – Именно так! Черная метка!

– По-моему, черная метка – это слишком банально. Даже пошло, – скептически заметил Виталий.

– Э-э, не скажи, дружище, что-то в этом есть. Да, братцы, наконец, самое последнее…

Докончить Андрей не успел, поскольку в следующую секунду загорелась кнопка селектора и ворвавшийся в оперскую голос полковника Жмыха поинтересовался наличием в конторе своего заместителя по оперативной работе, которому надлежало немедленно предстать пред светлые начальственные очи.

Мешечко нехотя поднялся с дивана. Затем подобрал с пола «Явку с повинной», пролистал, нашел нужную, ранее запримеченную страницу, аккуратно сложив, сунул ее в карман и вышел из комнаты…

– …Вызывали, Павел Андреевич?

– Заходи, присаживайся, – пригласил Жмых, отчего-то явившийся на службу при полном милицейском параде.

Мешок уселся напротив. И хотя сейчас между двумя командирами лежала нейтральная полоса внушительных размеров стола, полковник Жмых тем не менее недовольно втянул ноздрями воздух и, порывшись в ящике, переадресовал Мешечко подсушенную временем пачечку «Дирола».

– Я так понимаю, поминки вчера были продолжены в индивидуальном порядке?

Андрей в ответ виновато развел руками.

– Ладно. У меня к тебе, собственно, два момента. Во-первых, по Прилепиной. Мое мнение: ее стажировку на должность старшего оперуполномоченного можно считать состоявшейся. Девка работает на совесть.

– Абсолютно с вами согласен.

– Тогда готовьте с Кульчицким соответствующие бумаги и засылайте в кадры. Чтобы хотя бы с октября ей начала капать лишняя копеечка. С этим всё. Теперь второе. Я знаю твое отношение к подобного рода посиделкам, ну да ничего не поделаешь. Так что давай, собирайся.

– Куда?

– Сейчас мы с тобой должны…

На столе у полковника зазвонил один из трех телефонных аппаратов. Жмых одновременно и поморщился, и подсобрался, так как о своем существовании сейчас напомнил телефон прямой. Тот, который «оттуда». Из Главка.

– Слушаю… Утро доброе, Владислав Юрьевич!.. Да… Так… Секундочку… Есть, записываю… Как-как? Цыганкова?.. – Среагировав на последнюю фразу, Андрей заметно напрягся. – Есть… Что? Какой газеты?.. Есть, записал. И что от нас требуется?.. Понял… А может, разумнее подключить районное управление? У нас сейчас в работе довольно много… Понял… Есть… Есть доложить через неделю… Что?.. Да-да, конечно. Прямо сейчас и выезжаем… Да. Я и мой заместитель по оперативной работе… Хорошо, всего доброго. – Жмых сначала аккуратно возвратил трубку на исходную и только после этого дал волю эмоциям. Нехорошим эмоциям. – Твою мать!

– У нас проблемы?

– Хуже! У нас новый клиент. Вернее, клиентка. Протеже самого начальника Главка, – полковник заглянул в блокнот с записями, – Мария Цыганкова, корреспондент газеты «Явка с повинной». У-у! Ненавижу журналистов!

– Ай да Лев Цыганов! Ай да сукин сын! – одобрительно произнес Мешок, чуть улыбнувшись.

– А при чем здесь какой-то Лев Цыганов?

– «Лев Цыганов» – это творческий псевдоним Маши Цыганковой.

– Так ты что, в курсе этой темы? – возмутился Жмых.

– Скажем так, в общих чертах.

Кровь бросилась полковнику в лицо:

– Андрей! Какого черта?! Почему я всегда всё узнаю только в самый последний момент?!!..

– Пал Андреич, я…

– Дерево ту́я!!! Значит, так, мистер Всезнайка! Господин-товарищ-барин Пиотровский поручил нам в недельный срок провести проверку реальности угроз в адрес госпожи Цыганковой и о результатах этой проверки доложить ему лично. Задача ясна?

– Яснее некуда.

– Прекрасно. Значит, через пять дней доложишь персонально мне!

– Выходной день.

– Что?!

– Я говорю: через пять дней означает в субботу.

– Значит, будешь докладывать в субботу! Всё! Иди, собирайся: через пять минут выезжаем. И не забудь рабочий блокнот!

– Не понял? Куда выезжаем-то?

– Через сорок минут в Главке экстренное совещание руководящего состава всех подразделений ГУВД. Явка строго обязательна.

– Интересно: и почему я всегда всё узнаю только в самый последний момент? – не удержавшись, подпустил язвы Андрей.

– Майор Мешечко!

– Я! – молодцевато подскочил Мешок.

– А ну отставить глумление над начальством!

– Есть отставить глумление! Я извиняюсь, Пал Андреич, но в чем экстренность-то?

– В связи с единственной публичной гастролью генерал-майора Ширяева, прибывшего на прошлой неделе в Питер с инспекторской проверкой.

– Понятно. Сеанс магии с последующим разоблачением…

…Выйдя из кабинета начальника, Андрей столкнулся в коридоре с Наташей. Похоже, встреча не была случайной: она явно дожидалась его, чтобы поговорить тет-а-тет, без посторонних ушей.

– Андрей Иванович! Вот! – Северова, старательно смотря куда-то в сторону, протянула листок формата А4 с наколоченным текстом.

– Что это?

– Заявление, у меня еще две недели от отпуска остались. Помните, вы обещали: сразу после Холина? – сухо пояснила Наташа.

Мешок пробежал глазами бумагу.

– А почему именно с сегодняшнего числа? Целый день, считай, теряешь. Может, хотя бы с завтрашнего?

– Нет. Именно с сегодняшнего.

– Как скажешь, – равнодушно пожал плечами Андрей, достал ручку и, подписав в положенном месте, придал бумаге статус официальной. – Раз такое дело, вот тебе дембельский аккорд: собери в один файл и распечатай все материалы журналистки Марии Цыганковой за последние… э-э… ну, скажем, три месяца.

– Хорошо, – кивнула Наташа, по-прежнему стараясь не встречаться глазами с Андреем.

– Обрати внимание, она может подписываться именем Лев Цыганов.

– Я в курсе. Но все равно: спасибо, что напомнили.

– Когда закончишь – материалы передай Прилепиной.

– Как прикажете, Андрей Иванович.

– Ты сейчас в оперскую?

– А куда ж еще?

– Передай, пожалуйста, Вучетичу, чтобы он никуда из конторы не отлучался. Мы с шефом убываем в Главк, на совещание. По окончании коего он мне будет нужен.

– Это всё, Андрей Иванович? – без всякого выражения спросила Наташа.

Повисла напряженная пауза. Мешок холодно посмотрел на Северову, отвернулся и торопливо прошел в свой кабинет. Сказать ему было нечего. К тому же за отпущенные шефом пять минут пронумерованный, прошитый, скрепленный мастичной печатью № 13 рабочий блокнот мог и не сыскаться.

* * *

Народу в актовый зал здания ГУВД с каждой минутой прибывало. Сегодня ожидался аншлаг почище, чем на массовых сеансах выступающего в примерно схожем жанре Кашпировского.

Входили и рассаживались долго, подталкивая друг друга погонами. Назначенные распорядителями бала двое штабных майоров со знанием дела фильтровали поток, распределяя зрителей по сортам и категориям: высокие чины направлялись в первые ряды, сошки помельче, но в форме – заполняли серединку. Наконец, тоже сошки, но по каким-то причинам не успевшие переодеться в мундиры и нацепить эполеты, беспощадно ссылались на галерку. Последние, впрочем, ничуть не возражали.

В зале стояли легкий гомон, нервное покашливание и шебуршение, характерные для театральной паузы между вторым и третьим звонками. Собравшиеся листали потрепанные громадные записные книжки и блокноты, символизирующие рабочие тетради, и оживленно переговаривались с соседями. А со стороны анархистской галерки периодически и вовсе доносились внеуставные смешки, а то и откровенный гогот. Ничего не поделаешь – всюду жизнь! Опять же, «не так часто мы собираемся».

Сидящий в предпоследнем ряду важняк третьего (агентурного) отдела УУР дядя Коля Ходченков, в узких профессиональных кругах известный под прозвищем Юнга Хокинс, наугад раскрыл свою служебно-секретную папку и к немалому удивлению наткнулся в ней на записку от жены следующего содержания: «Свинья, хоть кусок колбасы притащи в дом. Люба». Быстро захлопнув папку, Ходченков с тревогой покосился на сидящего по правую руку соседа – замначальника ОБМГ[7], майора Юру Волчанского: не успел ли тот срисовать текст? Но Волчанский в данный момент был погружен в задумчивое созерцание большой глянцевой порнографической открытки, служившей закладкой на страничке плана оперативных материалов. Ходченков тут же протянул к ней руку, но майор предостерегающе выдохнул: «Вещдок! Невыносной!» – и шустро захлопнул тетрадь.

В свободное по левую руку от дядя Коли кресло с шумом опустился Мешок. У его рабочей тетради листы вообще склеились чем-то липким, и теперь он судорожно разрывал их карандашом. Вплоть до той секунды, пока та наконец с треском не лопнула в самом незапланированном месте.

– И где штабная культура? – не смог удержаться от замечания Ходченков.

– Офицер начинается с сапог! – возразил «гоблин». И тут же задал встречный вопрос: – Слышь, Хокинс! Ходят слухи, ты на днях самого Афоню захомутал?

– Вестимо так, – с достоинством кивнул важняк.

– Почто ж ты, изверг рода человеческого, вора в законе, человека авторитетного, за каких-то три грамма герыча в СИЗО прописал? Несолидно, ей-богу несолидно. Я понимаю, если бы грамм триста, а то…

– Видимо, это всё, что они смогли наскрести по отделу, – понимающе хохотнул прислушавшийся к их разговору Волчанский.

– Но-но! Ты мне контрреволюцию не шей! Мы работаем чисто, без подстав.

– Ну и как Афоня на то отреагировал?

– Как подходим, он – хлоп на жопу и верещит: «Ментовский беспредел!» Как потом доволокли – даже не помню! Он же как куль с салом! Да еще и по ходу всё продолжал вопить. Я ему: «Что ж ты, Афоня, меня не задушишь?! Честь свою спасай!» Он мне: «Время придет – задушит кто надо!»

– А ты? – заинтересованно спросил Волчанский.

– А я ему сказал, что воры мочой опускают. Так вот лично я ему на рожу насру!

– Толково! – уважительно отозвался Мешок.

Ближе всех сидящий к двери полковник МОБ с тревожной фамилией Паникин взвился со своего места и голосом мажордома провозгласил: «Господа офицеры!» Под залпы хлопающих сидений в зал величаво вплыл московский гость в сопровождении многочисленной питерской свиты и важно прошествовал вместе с оной в президиум. Те офицеры, которые уже успели получить свою порцию удовольствия от инспекторских наездов генерал-майора Ширяева, разочарованно выдохнули. Ибо генерал материализовался без своей фигуристой спутницы-референтши. А значит, в ближайшие несколько часов отдохнуть глазу будет решительно не на чем. Ведь далеко не у всех присутствующих имелись под рукой такие вещдоки, как у Волчанского.

Ширяев обвел собравшихся строгим орлиным взглядом, после чего дал отмашку садиться, и народ с грохотом возвратил свои пятые точки в исходное положение.

– Товарищи офицеры! – прокашлявшись, запустил динамо-машину начальник ГУВД. – Прошу полной тишины! Совещание начинаем без традиционного вступления. Слово предоставляется заместителю начальника организационно-инспекторского департамента МВД РФ, генерал-майору Ширяеву Леониду Степановичу.

Неприятно удивленный отсутствием аплодисментов, московский гость пододвинул к себе микрофон.

– Ну, держись, – шепнул Ходченкову Мешок. – Щас начнется бла-бла про мучительные поиски «оптимальных организационно-правовых форм противодействия».

– Часика на полтора. Больше, я думаю, не нужно, – согласился Юнга Хокинс.

– Товарищи офицеры! Как известно, Министерство внутренних дел Российской Федерации имеет славную, более чем двухсотлетнюю историю. Оно было образовано в 1802 году по инициативе императора Александра I. Значительный вклад в разработку и проведение государственных реформ был сделан такими выдающимися руководителями министерства, как Ланской, Валуев, Лорис-Меликов, Плеве, Столыпин…

– …Лоскутов, Пониделко, Ваничкин, – вполголоса продолжил список славных имен Волчанский.

– …и другие. История министерства свидетельствует о том, что ему всегда принадлежала важная роль в выполнении государственных, хозяйственных и общественных функций и обеспечении социальной и политической стабильности, защите прав, свобод и интересов граждан…

– Издаля заходит! – уважительно прокомментировал дядя Коля.

– Угу, сразу видно – циклопедист!

– …Нет необходимости скрывать, что события последнего времени, многие отклики и оценки этих событий в СМИ, на телевидении и в сети Интернет вызывают проявление недоверия к людям в милицейских погонах, неверие в возможность улучшения ситуации…

– Чистая правда – а ведь как запятнала! – изумился Волчанский.

– …Дошло до того, что в печати стали появляться голословные заявления о том, что у нас не осталось честных милиционеров. Однако я со всей ответственностью заявляю: в России честные милиционеры – есть!

– И мы друг-друга знаем! – подтвердил Мешок.

– …Именно поэтому ситуация требует прямого, непосредственного диалога между МВД России, его руководством и обществом в целом. А теперь перейдем к нашим насущным задачам, некоторым итогам и перспективам…

С трудом подавив зевок, Мешечко закинул ногу на ногу и поерзал в кресле в поисках оптимальной для релакса и медитации позы…

…Юнга Хокинс не угадал – в полтора часа не уложились: сеанс групповой терапии продолжался два часа с хвостиком. Но всё когда-нибудь, да заканчивается. Как когда-то пророчески написал классик отечественной литературы: «…несмотря на то что врачи лечили Пьера, он всё-таки выжил».

«Вылечившиеся» облегченно покидали актовый зал. Ретивее других выскакивали те, кому уже совсем невмоготу было «облегчиться». А в кулуарах, стихийно образовавшихся возле стола президиума, тем временем продолжали увлеченно решать организационные вопросы генерал-майор Ширяев и начальник ГУВД Пиотровский.

– …Столик давно заказан, так что минут через десять можно будет выдвигаться. Нам ведь еще нужно Аллу Борисовну в гостинице подхватить?

– В такой гостинице можно много чего… подхватить, – игриво скаламбурил московский гость.

Пиотровский усердно засмеялся, но уже в следующий момент, выцепив зорким глазом пробирающегося на выход полковника Жмыха, перевел праздный разговор в практическую плоскость:

– Павел Андреевич, подойдите к нам, пожалуйста, – зычно пригласил он, и начальнику «гоблинов» ничего не оставалось, как взобраться на сцену. – Вот, Леонид Степанович, хочу вам представить полковника Жмыха. Начальника специального подразделения при ГУВД по обеспечению безопасности лиц, подлежащих государственной защите. Смею напомнить – это одно из первых в системе МВД подразделений такого рода. Экспериментальная, можно сказать, модель.

– Очень приятно, – дежурно кивнул Ширяев и благосклонно протянул руку. – Ну и как ваша модель? Работает?

– Я бы сказал: с переменным успехом, – пожал руководящую длань Жмых.

– А успех и не может быть постоянным. От постоянства – два шага до стагнации. Не так ли?

– Так точно, Леонид Степанович, – натужно улыбаясь, подтвердил Пиотровский.

– А разве прежняя формулировка «стабильность – признак мастерства» уже отменена? – хмуро испортил всю малину Жмых.

Теперь московский гость посмотрел на него с интересом:

– А вы, Пал Андреич, я смотрю, колючий… Владислав Юрьевич, по плану проверка у нас завершается послезавтра. Если найдется свободное окошко, запишите, пожалуйста, что я хотел бы лично ознакомиться с хозяйством полковника Жмыха…

«Хозяйство у тебя в штанах», – тоскливо подумал начальник «гоблинов», немало огорошенный подобным поворотом событий.

– …Тем более что наш министр на последнем селекторном совещании как раз включил направление защиты свидетелей в разряд приоритетных.

– Да-да, непременно. Я, признаться, и сам хотел вам предложить, – часто-часто закивал начальник ГУВД. – При всей скудности выделенного на этот год бюджета, средств на подразделение полковника Жмыха мы не жалеем. Понимая всю важность и ответственность. Не правда ли, Павел Андреевич?

– Точно так. Премного вам, – снова не в кассу шлепнул Жмых.

– Всего доброго, товарищ полковник. Пойдемте, Владислав Юрьевич, у нас с вами сегодня еще масса дел.

Начальник ГУВД подорвался следом за московским гостем, тем не менее успев тайком одарить начальника «гоблинов» таким взглядом, от которого у младшего начальствующего состава незамедлительно начался бы приступ энуреза. Но не таков был Павел Андреевич, проходящий по категории людей, которые «везде-то уже побывали, и послать-то их уже некуда». Разве что на пенсию, но она и так была не за горами. И даже не за долами.

– Вот только московских проверяющих нам для полного счастья и не хватало, – в сердцах пробормотал Жмых и, досадливо сплюнув на красную ковровую дорожку, поплелся в «место для курения» и «облегчения»…

* * *

Вучетич опоздал на пятнадцать минут. За это время Андрей успел выучить весь репертуар Александринского театра на сентябрь месяц и сделать четыре служебных звонка. Последний адресовался Геше Певзнеру: в общих чертах обрисовав проблему, особо напирая при этом на личное распоряжение Пиотровского («Ты бы, Андрюх, какую новую легенду придумал, что ли? – не поверил Геша. – А то в последнее время, что ни запрос от вас, то всё якобы под патронажем Самого!»), Мешок добился «не терпящей отлагательств» аудиенции. В итоге всё равно сговорились только на завтра, так как сегодня Певзнер был «капитально завален халтурой», а халтура, по его собственным словам, «она, не в пример Пиотровскому, святое».

Виталя показался со стороны Катькиного садика и, заприметив Андрея, перешел на легкую рысь. По мере приближения, его активно перемалывающие жвачку челюсти дежурно перестраивались в подобие виноватой улыбки.

– Извини, Андрюха, малость со временем не рассчитал.

– А ну-ка дыхни! – приказал Мешок, обратив внимание, что подчиненный старается дышать немного в сторону.

– Обижаешь, командир!

– Ой ли?

– Ладно, сдаюсь! – признался Вучетич. – Тебе бы, Андрюх, на фабрике парфюма работать, дегустатором.

– Что, вчерашнего не хватило?

– В том-то и дело, что вчера с перебором получилось. С утра голова трещит как поленья в камине. Вот и пришлось того, чуть-чуть, для поправки здоровья.

– Ты ж мне с утра жалился, что вы с Гришкой всё до копеечки пропили?

– А это я общакового винца пригубил. Которое Холин из Крыма привез. Снял, так сказать, пробу.

– Понятно. Ну я сегодня Холину устрою дегустацию!

Виталий жалостливо сложил ладони домиком:

– Андрей, вот честное слово! Не вели казнить! Не виноватые мы!

– Ладно, пошли уже, невинное дитё с винным перегаром.

Они обогнули здание театра и вышли на улицу Зодчего Росси. Вучетич, будучи жителем культурной столицы, культурно выплюнул отработанную жвачку в попавшуюся по дороге урну (правда, промахнулся), после чего поинтересовался:

– Ты хоть объясни: что за тема-то?

– Некогда. С ходу втыкаться будешь.

Когда до подъезда редакции «Явки с повинной» оставалось метров двадцать, Виталий заморгал удивленно и замедлил шаг:

– Андрюх, погоди! Так мы с тобой сейчас – что? В газету направляемся?

– Ну да.

– Бля-я! Слушай, а давай ты туда один сходишь?

– Что за дела? Почему?

Вучетич замялся.

– Понимаешь, у меня… как ее, собаку, зовут-то?.. А, вот! У меня и-ди-о-син-кразия на эту газету в целом и на Обнорского, в частности.

– Эка ты задвинул! С чего вдруг?

– Да меня в свое время именно из-за этих инвестигейтеров хреновых, во главе с Обнорским, каким-то чудом из УОТМ не поперли! Под зад коленом и без выходного пособия! Историю с похищенными детьми помнишь?

– Да, что-то такое про ваши героические действия Золотов мне в свое время рассказывал, – секундно задумавшись, припомнил Мешок. – Однако расслабься! Мы сейчас не к Обнорскому, а всего лишь к его журналистке направляемся. К симпатичной, к слову, журналистке.

– А журналистку, часом, не Маша Цыганкова зовут? – напрягся Вучетич и, кажется, даже немного побледнел.

– Она самая. Э-э, ты чего, дружище!

– Караул! Тогда не просто «бля», а «бля в квадрате»…

…Цыганковой и ее подруге – репортерше Танечке Ивановой достало ума устроить так, чтобы в этот час в ньюс-руме службы расследований не оказалось никого из посторонних. В общих чертах вникнув в суть дела, «гоблины» поделили обязанности: Андрей принялся колдовать над посылкой с муляжом взрывного устройства, а Вучетич, холодно и бесцеремонно согнав Машу с рабочего места, уселся за ее ноутбук и стал изучать пришедшую по электронной почте фотографию головорезов с автоматами. Все это время девушки взволнованно ходили по комнате и с тревогой следили за манипуляциями «ментов».

– …Ну, что скажешь, Виталя? Есть шансы отыскать шалунов?

– Шансы есть всегда, – задумчиво отозвался Вучетич, закрывая программу фотошопа. – Но для более четкого понимания наших перспектив неплохо бы пообщаться с местным сисадмином.

– А без лишних ушей никак нельзя обойтись? Не хотелось бы расширять круг посвященных. Вы ведь, – обратился Андрей к подругам, – про письмо никому в редакции не говорили?

– Нет, – покачала головой Иванова.

– Про ящик, про посылку эту дурацкую, конечно, все знают, – уточнила Маша. – А про письмо – никто. Оно ведь только вчера утром пришло.

Вучетич на несколько секунд прикрыл рукой уставшие глаза:

– Андрей, я, конечно, могу попытаться установить IP-адрес, с которого было отправлено послание. Вот только следы моих манипуляций всё равно отразятся на редакционном серваке, и у грамотного сисадмина рано или поздно появятся вопросы к хозяину компа. В данном случае к Маше. Так, может, не стоит… городить огород в зоне рискованного земледелия?

– Будем считать, что ты меня почти убедил. Маша, этот ваш сисадмин сейчас на месте?

– Пашка-Репка? Должен быть. По крайней мере минут десять назад я видела его в редакции.

– Хорошо, Виталя, поговори с ним. Только попробуй придумать некий более нейтральный, нежели эта фотка, предлог.

– Не учите меня жить! – проворчал Вучетич, выбираясь из-за стола.

– Пойдемте, Виталий Алексеевич, я вас провожу, – предложила Цыганкова.

– Прошу прощения, но с вами, Мария, я предпочитаю прогулок совместных более не иметь.

– Ой-ой, какие мы неженки, – обидевшись, фыркнула та. – Всего-то два разочка и прогулялись.

– Во-во, – подтвердил Виталий. – И оба раза под скрытую видеозапись «наружки».

– А почему вы так уверены, что это я за собой хвост привела? Может, они изначально за вами следили?

Вучетич буквально окаменел от столь неприкрытого хамства.

– К вашему сведению, сударыня, «наружку» в тот раз выставили за вашим ненаглядным шефом Обнорским! А после ваших с ним типа конспиративных посиделок в «Филотетте» выставились за вами, Мария, как за связью.

– С чего вы решили?

– Я не решил – я знаю! Поскольку самолично читал после обобщенную справку наружного наблюдения, где черным по белому было сказано…

Здесь Виталий осекся, запоздало сообразив, что в запале начинает выбалтывать не предназначенные для чужих ушей секреты. Он взял себя в руки и, демонстративно отвернувшись, галантно обратился к красотке Ивановой:

– Танечка, вы меня не проводите?

– С удовольствием, – не без доли кокетства согласилась та, и они вдвоем направились к выходу.

– Таня, будьте любезны, на обратном пути пригласите сюда охранника с вахты, – попросил вдогонку Мешок. – Если я не ошибаюсь, это именно он в день рождения Марии принял посылку от курьера?

– Конечно-конечно, Андрей Иванович. Мне это сделать тоже… э-э… под правильным предлогом?

– Таня, вы просто прирожденный сыщик! – похвалил Андрей, и репортерша расцвела как маков цвет.

А вот Цыганкова, напротив, нахмурилась, ощутив легкий укол ревности.

– Андрей Иванович, вы… вы на меня не сердитесь? – наигранно-робко спросила она, оставшись вдвоем с Мешечко.

– Я? За что же? – наигранно-удивленно ответствовал Андрей.

– За то, что я позвонила Владиславу Юрьевичу и невольно втравила вас в эту историю.

– Ну если «невольно», то не сержусь. Хотя, как мне кажется, обдумывая этот звонок, вы все-таки рассчитывали, что конечным звеном в сей иерархической цепочке окажемся именно мы?

Потупив глаза, Маша скромно призналась:

– Да. Планировала.

– Что ж, спасибо за откровенность. Надеюсь, что… – здесь Андрей неожиданно перешел на интонацию Глеба Жеглова, – что «чистосердечным раскаянием и своим признанием и рассказом о вашем прошлом вы расчистите себе дорогу к новой жизни…»

Цыганкова сообразила, что теперь глаза уже можно и поднять, и одарила Мешка обворожительной улыбкой. Которая суть половина (если не больше!) залога успеха в непростой журналистской профессии.

– Андрей Иванович, а вы… вы правда сможете их найти?

– Конечно. Ведь я подключил к этому делу своих самых опытных сотрудников. Можно сказать, оторвал от сердца и от других объектов. Кстати, у вас здесь курить можно?

– Да-да, конечно, – засуетилась Цыганкова.

Она выставила перед Андреем пепельницу и с ногами полезла на широкий подоконник, чтобы распахнуть форточку. В принципе, это можно было сделать и с меньшими усилиями, но зато отсюда, с какой-никакой высоты, она смотрелась не менее выигрышно, нежели ее подруга Танечка, пришедшая на встречу с милиционерами в зажигательном мини. Нехитрый расчет Цыганковой сработал: нарочито долго продувая сигарету, Андрей не без удовольствия рассматривал красивые девичьи ноги, обтянутые паутинкой колготок-сеточек.

– Ах да, совсем забыл, Маша! У меня к вам есть одна маленькая просьба, – галантно помогая девушке слезть с окна, начал плести свою сеточку Мешок.

– Слушаю вас, Андрей Иванович. Всегда готова помочь.

– Как это мило с вашей стороны. Короче, сегодня в «Явке с повинной» я обратил внимание на анонс вашего интервью с находящимся под следствием криминальным авторитетом Литвиным.

Цыганкова горделиво вскинула подбородок с очаровательной ямочкой:

– Это будет хит недели, уж вы мне поверьте. Литва – это бренд!

– Ничуть не сомневаюсь. Знаете, меня весьма заинтересовала техническая сторона дела. Каким образом вам удалось…

– Ничего сверхъестественного, – перебила Маша. – Я подготовила вопросы и через адвоката Литвина передала их в камеру. Адвокат же на днях переслал мне его ответы.

– Ну да. Всё гениальное – просто… Маша, собственно, просьба моя заключается в следующем: мне крайне необходимо, чтобы в ваше интервью с Литвой были допечатаны вот этот вопрос и, соответственно, вот этот ответ. – Андрей протянул журналистке листочек, в нарушение всех инструкций безжалостно вырванный из секретного рабочего блокнота.

Цыганкова пробежала глазами текст.

– Боюсь, мы по времени не успеем согласовать это с адвокатом!

– А зачем вообще согласовывать? – безразлично удивился Андрей. – Согласитесь, что текст сей – абсолютно нейтральный. Более того, он даже привнесет в интервью легкую человечинку.

– Ну, я даже не знаю… – заколебалась Маша.

– Помните наш с вами давешний разговор за интервью? Обещаю, что после выхода номера с Литвой, я готов стать вашим интернированным подопытным кроликом.

– Интервьюированным, – улыбнувшись, поправила Цыганкова. – Хорошо, Андрей Иванович. Коли так, возьму на себя такой грех!

– Маша – вы прелесть!

– Я знаю…

Дверь в кабинет расследователей распахнулась, и на его пороге нарисовался невысокий, достаточно молодой, но уже лысеющий мужчина. В его лице, с выдающимся «ленинским» лбом и узкими беглыми глазками, как с первого взгляда показалось Андрею, было что-то неуловимо-неприятное. Впрочем, неправильно это, «встречать по одежке».

– …Маша, у вас всё в порядке? – вопросил вошедший, придав физиономии тревожно-озабоченное выражение. Не отличаясь галантностью манер, с посторонним он не поздоровался, хотя глазки его тут же заскользили по фигуре Мешка – изучая и словно бы сканируя.

– Спасибо за заботу, Геннадий Антонович, у нас всё ОК, – холодно процедила Цыганкова. Из чего Мешечко сделал вывод, что его поверхностное неприязненное впечатление на поверку оказалось не столь уж поверхностным.

– Просто мне сказали, что в редакцию заявились какие-то люди, демонстрировать вахтеру документы отказались, зашли прямиком в ваш кабинет и закрылись изнутри. Вот я и подумал: мало ли что?

– Благодарю вас, Геннадий Антонович, за бдительность и беспокойство. Не волнуйтесь, это люди – мои хорошие знакомые.

– Что ж, тогда вопросов нет. Вот только один из этих ваших «хороших знакомых» в данный момент находится в серверной. А распоряжением Обнорского доступ посторонним к редакционному серверу строго воспрещен.

– Смею заметить, что он вошел туда не один, а в сопровождении нашего сотрудника.

– И тем не менее! – никак не успокаивался бдительный товарищ. – Я вынужден буду по возвращении Андрея Викторовича доложить.

– Да ради бога! Тем более что именно в этом журналистском жанре вы преуспели как ни в одном другом.

– Только поймите меня правильно, Маша. Ничего личного! Но поскольку вы с некоторых пор возглавляете службу расследований, то должны помнить, что в нашем деле мелочей не бывает. А правила существуют для того, чтобы безукоризненно им следовать. Даже если речь идет о… – Геннадий Антонович хмуро покосился на Мешка. – …о так называемых хороших знакомых.

– Я буду помнить об этом до конца своих дней, – с серьезным видом заявила Мария.

– Прекрасно. Что ж, не смею вам больше мешать…

– Это что за мальчик с глазами предателя? – осведомился Мешечко, когда дверь за Геннадием Антоновичем закрылась. Что называется, «с другой стороны».

– Браво, Андрей Иванович! – веселясь, захлопала в ладоши Цыганкова. – Умри, Денис, но лучше не скажешь!.. Это господин Трефилов – редкостный педант, зануда и женофоб.

– Кто он по званию? Судя по манЭрам, что-то навроде журналистского замполича?

– Нет. Он редактор экономического блока нашей газеты. Отвечает за тринадцатую-четырнадцатую полосы. А также за размещение «заказухи».

– А! Это те самые тягомотные и заунывные рассуждалистые блоки-кирпичи, которые я обычно пролистываю?

– Точно так, – рассмеялась Маша. – К слову, именно этот гусь раньше возглавлял нашу службу расследований. До сих пор удивляюсь: и где только Обнорский его откопал?

– То есть вы, Мария, его банальным образом подсидели?

– Я, как вы, Андрей Иванович, выражаетесь, Трефилова не подсидела, – оскорбившись, заявила Цыганкова. – Я обошла его в честной конкурентной борьбе! Почувствуйте разницу!..

…Закончив дела в серверной, Виталий и Татьяна вышли из редакции и спустились на улицу – покурить тет-а-тет. Разговор с сисадмином получился достаточно информативен и полезен, так что сейчас Вучетич пребывал в благодушном настроении. Равно как и репортерша, которая почти в открытую флиртовала с симпатичным опером, ошибочно среагировав на отсутствие обручального кольца на безымянном пальце «гоблина».

– …Ой, Виталий Алексеевич, какая у вас работа интересная!

– Да уж, работенка та еще… Боюсь вас разочаровывать, Таня, но как раз интересного в нашей работе очень мало. Скорее, таковой ее представляет ваша сестра журналистика. И наш брат обыватель, который получает такое представление из ваших публикаций.

– А по-моему, вы просто кокетничаете.

– Нисколько. Вот посудите сами: что может быть интересного, к примеру, в трупе?

– А труп какой? – живо среагировала на условие задачки Иванова. – Обычный или криминальный?

– Ну, допустим, криминальный. Скажем, к примеру, расчлененка.

– Как это – что интересного? Да это же потрясающий информационный повод! Запомните, Виталий Алексеевич, смерть интересует людей гораздо больше, чем жизнь.

– Вот за что я люблю журналистов, так это за их неприкрытый житейский цинизм. Потому как сам – циник, – беспечно заметил Виталий. – Кстати, Татьяна, я вам уже говорил, что…

Вучетич не успел докончить комплиментарную фразу, вынужденно прервавшись на входящий звонок:

– Да?.. Слушаю вас внимательно, Олег Семенович… Мы? На улице Зодчего Росси, в редакции газеты… Что?.. Да, я помню, что обещал на прошлой неделе. Но пока ничего подходящего просто не подвернулось… Да, я понимаю, что у вас отчет, но не могу же я тупо высасывать из пальца… Когда? Боюсь, вряд ли… А при чем здесь моя квартальная премия?.. Олег Семенович, вы меня извините, конечно, но, по-моему, – это сказочное свинство… Да я не грублю, я… Алло?!. Алло!.. Тьфу, зараза!

– Что-то случилось?

– Ага. Случилось, – мрачно подтвердил Виталий. – Вот вам, Татьяна, наглядный пример подтверждения «интересности» милицейской работы.

– Да вы толком объясните!

– Объясняю: нашему полукорольку в очередной раз попала вожжа под мантию.

– Кому попала?

– Нашему замполичу. Срочно требует с меня ССХ, а в противном случае грозит невыплатой квартальной премии. У него, видите ли, показатели по отделу летят. А где я ему это ССХ возьму? Рожу?

– А что такое ССХ?

– Сообщение сигнального характера. Раз в полгода каждый сотрудник ГУВД обязан написать ССХ о ставшем ему известным в ходе личного сыска готовящемся или совершённом преступлении… Черт! – Вучетич задумчиво потер лоб. – Теперь придется снова ехать в какое-нибудь РУВД и покупать наколку у местных сыскарей.

– А преступление может быть любым? – уточнила Иванова.

– От средней тяжести и выше.

– А незаконный оборот боеприпасов сюда подходит?

– Ясен пень… – рассеянно кивнул Виталий. – Стоп! Таня! Что за боеприпасы? Где? Откуда?

– Пойдемте, я вам сейчас такое покажу! – заговорщицки понизила голос Иванова. Она по-хозяйски взяла Вучетича за руку и повела его через запруженный припаркованными автомобилями внутренний дворик к давешнему подвалу. Здесь, озираясь по сторонам, она указала на маленькое слуховое оконце, пробитое чуть ли не вровень с землей, и прошептала:

– Вот. Это тут. Загляните. Только осторожно: вдруг там кто-нибудь сторожит…

Виталий, недоумевая, присел на корточки – получилось всё равно высоковато. Татьяна подбадривающе шепнула: «Ну же! Они там, внутри!» и Вучетичу ничего не оставалось как, плюнув на условности и снующий через двор случайный народец, пачкая джинсы, распластаться на асфальте.

– Ящики армейские видите?!

Виталий недоверчиво заглянул в окошко…

Санкт-Петербург,

1 сентября 2009 года,

вторник, 08:17 мск

В начале седьмого часть «гоблинов» была бесцеремонно разбужена телефонными звонками Олега Семеновича Кульчицкого, скорбным голосом поведавшего о тревоге. Последняя подразумевала экстренный сбор в конторе с контрольным временем прибытия 08:00. О том, какого рода общественно-политические события спровоцировали подобное стихийное бедствие, Олег Семенович по телефону распространяться не стал. Равно как не стал вдаваться в сумбурные аргументы Северовой относительно того, что с сегодняшнего дня она официально находится в отпуске. Из чего следовало, что причина «выдергивания» крайне серьезная.

В отведенный норматив уложились двое: заступающий на сутки Женя Крутов и, как ни странно, отпускница Северова. Сдавшему дежурство Шевченко вместо «благодарю за службу» и благословения на отсыпные сутки было приказано задержаться. И сейчас он, чернее тучи, сердито расхаживал по оперской, костеря на чем свет стоит систему МВД в целом и ее ничтожнейший винтик – Кульчицкого, в частности…

– …Всем привет! – влетел в оперскую запыхавшийся Джамалов и осмотрелся. – О, так я даже не опоздал? Как это мило с моей стороны.

– На самом деле ты опоздал на семнадцать минут, – проворчал Тарас. – Так что не обольщайся: у Олега Семеновича все ходы записаны.

– «Запишите двенадцать – я шел против ветра», – беспечно отмахнулся Ильдар, цитируя и копируя героя Роберта Редфорда. – Кстати, народ, а по какому поводу сыр-сбор? Никто не знает, насколько «здорово, что все мы здесь сегодня собрались»? Что за тревога такая, тревожная?

– По слухам – личная инициатива господина полковника.

– Странно… А может, товарищ Жмых столь оригинальным способом решил побаловать нас премией? К празднику.

– Ага, размечтался.

– А какой сегодня праздник? – спросила Северова.

– Как это какой? День знаний, разумеется. В конце концов, мы все учились понемногу…

Дверь в оперскую распахнулась, и на пороге нарисовались Жмых с Кульчицким.

– Ну что, все в сборе? – уточнил Павел Андреевич у замполича.

– Так точно, – важно кивнул тот.

– Тогда слушай мою команду: объявляю генеральную приборку. Срочно навести порядок в сейфах, в столах, в шкафах. Тарас – на тебе, дополнительно, серверная. Соответственно, Джамалов и Крутов – оружейка. Наташа – ликвидация пыли и наведение общего уюта. Чтоб всё блестело и сияло.

– А по какому поводу коммунистический субботник? – хмуро уточнил Крутов.

– Существует вероятность, что сегодня-завтра к нам может нагрянуть генерал из Москвы. Вероятность, конечно, невеликая, но все-таки имеется. Олег Семенович – вы за старшего. Проследите, а когда уборку закончат – позвоните и лично мне доложите. А я – в Главк.

– А ничего, что, к примеру, лично я с суток? Неспамши, нежрамши, – возмутился Шевченко.

– Пара часов ничего не решает. После уборки никто тебя здесь не держит: можешь спокойненько ехать домой, – великодушно разрешил замполич.

– Вот спасибо так спасибо. Между прочим, если уж на то пошло, в субботнике должен принимать участие весь трудовой коллектив. Вместе разбрасывали камни – вместе и собирать.

– Во-во, – поддержал коллегу Джамалов. – Воодушевление трудящихся масс должно быть стопроцентным, иначе – нет того энтузиазма… А то что же это получается? Одних ни свет ни заря поднимают по зеленому свистку, а другие в это время подушки плющат.

– Олег Семенович! – поморщился Жмых. – Поясните диспозицию.

– Поясняю. Холин и Лоскутков в настоящее время заступили на пост по охране свидетеля Гурцелая.

– Не приведи Господь! Уж лучше я полы помою! – недобро хмыкнул Крутов.

– Вучетич сегодня работает по индивидуальному плану с Андреем Ивановичем. Тема на контроле начальника ГУВД, поэтому здесь без вопросов и вариантов. Наконец, Афанасьев трудится в гараже.

– А Прилепина? – возмущенно напомнила Наташа.

– Иоланта Николаевна в соответствии с предварительной договоренностью сегодня утром ведет ребенка на торжественную линейку в школу. Соответственно, с Андреем Ивановичем этот вопрос согласован.

– Вот тебе и премия ко Дню знаний! Зашибись! А что, Гришке, по-вашему, сегодня не нужно в школу на линейку? А Виталику?

– Прилепина – мать, – холодно напомнил Кульчицкий. – А они – отцы.

– Да какая разница?

– Смею заметить, большая.

– Ну не такая уж большая, – перебарщивая, зло съязвила Северова. – Если, к примеру, по прилепинским буферам судить.

– Наташа! Прекрати сейчас же! – возмутился Жмых.

– А что Наташа? Я, между прочим, вообще в отпуске! Так какого черта меня сюда высвистали?

– Не понял? – по-своему отреагировал на это сообщение Тарас. – Народ, а разве простава была? Или я опять что-то пропустил?

Жмых тем временем вопросительно посмотрел на Кульчицкого, и тот виновато развел руками:

– Честно говоря, я был не в курсе. Поэтому с утра оповестил всех согласно накануне составленного списка.

– Ну, извини, Наташа, – примирительно попросил Павел Андреевич. – Ты это… Очень тебя прошу… Помоги тут ребятам. Раз уж форс-мажор такой случился, и раз уж всё равно приехала.

– Хорошенький форс-мажорчик! Лишний день от отпуска просто так, за здорово живешь. Коту под хвост.

– Из отпуска можешь вернуться на полдня позже. Я у себя помечу.

– Ну, спасибо, благодетели!

– Всё. Дискуссию заканчиваем и начинаем генеральную приборку.

Полковник Жмых, а вслед за ним и Олег Семенович ретировались, а «гоблины», негодуя, переглянулись.

– Вот так всегда, – философски заметил Джамалов. – Как работать, так все пацаки… Ну что, Жека, пошли патроны пересчитывать?..

* * *

Мешечко, привычно развалившись на колченогом диванчике, с незапамятных времен прописавшимся в каморке Певзнера, с интересом наблюдал за тем, как две давно не встречавшиеся родственные технические души оживленно ведут меж собой научно-популярные беседы. Одновременно совершая не доступные его пониманию манипуляции с компьютерным оборудованием.

– …Геша, учти! Нам нужен реальный IP-адрес, – назидательно вещал Вучетич. – То бишь адрес хоста, который произвел соединение с редакционным сервером.

– Мерси, что объяснил, дружище. И что бы я без тебя делал? – насмешливо ответствовал Певзнер, не отрывая взгляда от монитора.

– Народ! А что, по обычной адресной базе его пробить нельзя?

Некогда бывшие сослуживцы на мгновение оторвались от своих дел и, синхронно поворотив головы, посмотрели на Мешка сочувственно. Как на больного.

– М-да. Одна голова хорошо, а с мозгами – лучше, – поставил медицинское заключение Певзнер.

– Да ладно вам глумиться! Лучше бы взяли и по-человечески объяснили!

– Слушаюсь, товарищ начальник! – козырнул Вучетич и снисходительно взялся объяснить: – Короче, IP-адрес – это такой уникальный 32-битный идентификатор компьютеров, состоящий из четырех десятичных чисел, разделенных точками. Обращение к определенному компьютеру в интернете осуществляется по его IP-адресу. Это понятно?

– Это понятно. Но, раз письмо пришло по электронной почте, значит, у него должен быть обратный адрес отправителя? Этот самый IP? Так?

– В идеале – да, но на практике это не всегда так. Зачастую нельзя отличить разных пользователей, работающих через один прокси-сервер по IP-адресам.

– Почему?

– Потому что в HTTP-заголовках передается IP-адрес прокси-сервера, а не конкретного пользователя. Вкурил?

Мешечко отчаянно замахал руками:

– Да ну вас к лешему с вашими IP! Лучше я и в самом деле покурю.

– В самом деле, Виталя, оставь в покое этого пещерного человека. Иди лучше сюда. Смотри! Кажется, есть контакт!

Виталий переместился за спину Певзнера, издал победоносное «Вау!», и они чуть ли не в четыре руки принялись азартно клацать по клавиатуре, продолжая обмениваться специфическими интернет-терминами. Через пару минут, поставив жирную enter-точку, Геша с довольным видом откатился на кресле и с торжествующим видом зыркнул на Мешка.

– Что-то я не наблюдаю обещанных пирожных.

– Ты хочешь сказать – получилось?

– А что, ты можешь припомнить случа́й, когда бы у меня да не получилось?

Андрей суетливо порылся в сумке:

– Базара нет, кушай, дорогой! Вот, как заказывал: с кремом. – Он продемонстрировал заморскую бутылку «Вана Таллин». – А это – с безе! – Следом за первой товаркой на свет была извлечена бутылка виски.

– Вот за что я ценю тебя, Мешок, так это за профессиональный подход, – удовлетворенно кивнул Певзнер. – Вот, Виталий, учись у своего шефа! Работать четко, грамотно, оперативно!

– «Аркадий, не говори красиво!» В смысле: не томи, доклада́й!

– Докладываю: электронное письмо с устрашающей картинкой отправлено из сетевого интернет-кафе «Матрица», расположенного на Невском.

– Ну всё, туши свет! – расстроенно выдохнул Мешечко, понимая, что искать человека на Невском – это всё равно, что без магнита залезать в стог сена.

– Напротив, дружище, в данном случае вам определенно повезло. Я неплохо знаю эту контору: хозяева там ребята солидные, серьезные. Дружат как с головой, так и с законом. В СБ у них – на четверть бывший наш народ.

– Это ты о национальности? – подколол приятеля Вучетич.

– А ты что, антисемит?

– Упаси бог!

– Это радует. Но в данном случае я говорю о кастовой принадлежности к силовым организациям. Посему все залы «Матрицы» оборудованы камерами видеонаблюдения. Записи хранятся ровно две недели. А поскольку письмо было отправлено несколько дней назад, у вас есть шанс попытаться отследить злоумышленника. И шанс – великий.

– Геша, ты – гений! – восхитился Мешок и азартно потер ладони. – Земной тебе поклон: от грудей и до самых мудей. Адрес?!

– IP?

– Да на хрен мне твое IP? Адрес заведения? Географический!

– Вот, я тебе тут записал и адрес, и телефон начальника их службы безопасности. Разыщете его, сошлетесь на меня, и он вам всё сделает в лучшем виде.

– Виталя, по коням! – взвился с дивана Андрей.

– Мужики, а может, взлохматим? – покосился на принесенные бутылки Певзнер. – Вам – на дорожку, мне – для творческого вдохновения? По чуть-чуть?

– Извини, Геша, в другой раз. Я сегодня за рулем.

– Да ты, блин, всегда за рулем!

– А вот я – всегда пешеходом, – как бы между прочим заметил Виталий.

– Оперуполномоченный Вучетич, а ну отставить грязные намеки!

– Есть отставить!

– Строгий у тебя нынче начальник, Виталя.

– Он не просто строгий, он до кучи еще и несправедливый. Знал бы – нипочем не стал бы учить его компьютерной грамотности, – пробурчал Вучетич. И тоном обиженного ребенка добавил: – А я, между прочим, вчера вечером ССХ в ОРБ отправил. Подняв тем самым показатели нашего отдела до недосягаемой высоты.

– Да неужто? – насмешливо посмотрел на подчиненного Андрей. – И как тебе это удалось? Опять у парней из Центрального РУВД наколку на вискарь обменял?

– Ни фига подобного! Я обзавелся собственными эксклюзивными источниками информации.

– Это где ж такие еще водятся? И много ли?

– Есть и двести, да не в одном месте, – горделиво заявил Виталий. – Так я тебе и сказал, как же…

* * *

…Оружие, как известно, любит ласку, а также чистку и смазку. Посему в данную минуту Джамалов и Крутов, исполняя ответственнейшее поручение руководства, сидели в оружейке «гоблинов» и занимались ласками.

– …Женя, давно хотел тебя спросить: почему ты не женишься? – между делом поинтересовался Джамалов, продолжая эротично орудовать шомполом.

– Встречный вопрос. Давно хотел спросить: а почему вас всех это так интересует?

– Всех, это кого?

– С подобным вопросом ко мне уже подкатывались, – пояснил Крутов. – Сперва Холин, потом – Мешок и Сергеич.

– То есть все наши женатики? Всё правильно: человеку всегда плохо, когда ближнему хорошо.

– Видишь, ты сам ответил на свой вопрос: мне пока и так хорошо. Нет, конечно, я не собираюсь всю жизнь прокуковать в одиночку. Не то чтобы меня тяготило одиночество…

– А вот я боюсь остаться один, – перебил его Джамалов. – Мне даже страшно представить, что вдруг моя Светка, девчонки мои возьмут, да и… Ну, в общем, куда-то денутся… Веришь – нет, меня сразу такой ужас охватывает?

– По мне, так не страшно, когда ты один. Страшно, когда ты ноль.

– Извини, Женя, но тогда я искренне не понимаю, что ты делаешь в ментовке? Все мы здесь, от уличного сержанта до кабинетного майора, – самые натуральные нули без палочки. Нет, выше, конечно, уже могут быть варианты, но… оттуда и падать больнее.

Крутов равнодушно пожал плечами:

– А здесь я набираюсь житейской мудрости. Накапливаю ее вкупе с опытом и выслугой лет. Жизненный капитал, он ведь не в одних только денежных знаках выражаться может.

– А когда поймешь, что всё, вроде как накопил, – тогда что?

– Тогда всё! Ни дня больше в милиции не задержусь. Устроюсь юрисконсультом. Или адвокатом. Может, заведу собственный бизнес. В общем, крепко встану на ноги, и вот тогда можно будет подумать о семье. Но не раньше. Как говорил Дон Корлеоне: «Это женщины и дети могут позволить себе жить беспечно. Мужчины – нет».

– Всегда завидовал людям, которые твердо и точно знают, чего хотят, – отчего-то закручинился Джамалов. – Лично у меня всё больше получается жить исключительно днем сегодняшним. А там, дальше и за поворотом, – будь что будет.

– Если не знаешь, чего хочешь, в конечном итоге сдохнешь в куче того, чего не хотел.

– Тоже дон Корлеоне?

– Нет. Всего лишь дон Крутов.

– Сильно. Вот только теоретически я-то знаю, чего хочу.

– И чего же?

– Хочу переехать из нашей сраной двушки в Колпино в нормальную трешку в Питере. Желательно возле метро. Девки-то растут.

– Так купи!

– На какие?

– Не знаю. Ты – мужик, и у тебя есть цель. Не можешь заработать – меняй работу. Не хочешь менять работу – изыскивай другие способы.

– Например? Назови хотя бы один, но действенный.

– Пожалуйста – укради.

– Ну знаешь!..

В оружейку сунулась довольная физиономия Тараса.

– Але, оружейники! Сгоняем партейку в доминошку?

– Ага, тебе Кульчицкий такую партейку устроит! – проворчал Джамалов.

– Олег Семенович только что отъехамши. У них внезапно объявили слет замполичей.

– Понятно, крысы разбегаются с надраенной палубы. А что, Женя, партейку-другую, думаю, и в самом деле можно, а?

– А кто четвертый? – уточнил Крутов.

– Натаха!

Женя отложил ствол в сторону, тщательно вытер руки ветошью и, поднимаясь из-за стола, скомандовал:

– Пошли…

Вся троица переместилась в комнату отдыха, где уже отдыхала от трудов праведных отпускница Северова.

– Дверь не закрывай, – скомандовал Ильдар Крутову. – А то звонков из оперской не услышим.

Достали коробочку с костяшками домино и принялись рассаживаться. Женя подхватил стул и, намереваясь сесть напротив Северовой, подмигнул ей игриво:

– Ну что, Наталья, снова оставим козлами этих двоих дилетантов?

– Сегодня я буду играть с Тарасом, – отчеканила та и одарила Женю таким взглядом, что всем присутствующим сделалось немного не по себе. Впрочем, для Наташи подобного рода перемены настроения всегда были в порядке вещей.

– Как скажешь, – буркнул Крутов, освобождая место для Шевченко. – Но учти! Поддаваться не буду. Так что потом пощады не просите.

– Это мы еще поглядим, кто из нас заскулит о пощаде, – самодовольно хмыкнул Тарас, берясь размешивать костяшки. – Ну чего, как обычно? Три партии на луноход?

– На луноход! – подтвердил Джамалов.

И началась битва…

* * *

– …Проходи-проходи, доченька! Вот молодец какая, что сама приехала! – расшаркивалась старуха Демичева. Строго-настрого запретив Ольге разуваться, она сразу потащила ее на кухню. – Сейчас мы с тобой чайку, да с пирогами. У меня как раз поспели. Любишь с капустой?

– Очень. Ой, а что это у вас пар столбом? Прямо как в бане.

– Да опять эти паразиты воду горячую отключили. И ведь без всякого предупреждения. Не жилконтора, а чисто партизаны: хоть бы объявление повесили заранее, никакого уважения к людям. А я как раз постирушку затеяла – теперь вот воду греть приходится, – продолжая причитать, Демичева загремела посудой. – Так, сейчас мы с тобой, быстренько… Вот, это сразу убери, – она протянула Ольге тяжелый теплый пакет.

– Что это?

– А это я специально немножечко сладких напекла. Сама-то я больше с капустой люблю. А эти сынку своему отнесешь. В школу-то пошли сегодня?

– Конечно. Такой букетище купили – с него ростом. Спасибо вам, Александра Яковлевна.

– Да ладно, – отмахнулась Демичева. – Что ж я, не понимаю, как тяжело одной с ребенком? Носишься со своей работой, как горелая жесть по ветру. Ребетенку небось и пирогов напечь некогда.

– Некогда. Да и не умею я, если честно.

– А вот это плохо. Для женщины пироги – это наипервейшее дело. Для щей люди женятся, для мяса замуж идут. Кстати, как у тебя с мужем-то? Не перебесились еще?

– Нет.

– А пора бы, – наставительно сказала старуха. – Сыну без отца никак нельзя.

– Вы сами-то как поживаете, Александра Яковлевна? – поспешила переменить ранимую тему Ольга.

– Да оно ведь как? Горько, горько, а еще бы столько.

– Вот это точно.

– Так, сейчас чайничек закипит, и мы с тобой… Ой! Совсем я дура старая стала: пирогами потчевать собралась, а про дело-то и забыла, – старуха достала с полки жестяную коробку из-под печенья и вытащила из нее брелок с КТС. – Вот, держи, возвращаю в целости и сохранности. Батарейка внутри новая, не так давно покупала.

– Спасибо, Александра Яковлевна.

– Что ж мне-то? Вам спасибо! Столько времени меня охраняли, от напастей защищали. Как вспомню эту социальную работницу, так всякий раз мороз по коже. Чтоб ей ни дна ни покрышки! Ей и хахалю ейному. Не знаешь, что им там присудили?

– Следствие еще не закончено. Там у них всё новые эпизоды набираются.

– Ты уж там проследи, Оленька, чтобы изверги эти как-нибудь не извернулись, да и сухими из воды не вышли. По нашим временам это запросто.

– Хорошо, Александра Яковлевна, обязательно прослежу.

Старуха благодарно закивала, но уже в следующую секунду в глазах у нее появились слезы:

– Ты уж меня, доченька, не забывай. Позванивай, забегай иногда.

– Обязательно.

– Клянешься?! – строго уточнила Демичева.

– Да чтоб мне стать толстой и некрасивой!

Обе дружно рассмеялись.

Ольга убрала в сумку брелок, достала «казенные» бланки, ручку.

– Извините, Александра Яковлевна, но с вашей стороны требуется небольшая формальность. Вот, ознакомьтесь и распишитесь. Это официальное постановление о снятии с вас статуса лица, подлежащего государственной защите. И не волнуйтесь. Наш сотрудник на днях переговорил с продавцами с рынка – никто вас более оскорблять и обижать не станет. – Демичева, рассеянно кивая, надела очки и послушно поставила свои закорючки. Ольга покачала головой: – Александра Яковлевна, вы бы хоть текст прочитали! Разве можно вот так вот подписывать официальные документы?!

Старуха сняла очки, внимательно посмотрела на Прилепину и произнесла со щемящей стариковской тоской:

– Ох, Оленька! Если уж тебе, святому человечку, не доверять, то кому тогда вообще в этом мире верить можно?!

Не в силах более сдерживать слез, Демичева разрыдалась, уткнувшись Ольге в грудь, и та смущенно принялась гладить ее по голове, успокаивая…

* * *

…Страсти в курилке «гоблинов» накалились до предела. При общем счете 1: 1 третья, решающая партия близилась к своему завершению. Теперь любое необдуманное движение костью грозило обернуться досадным проигрышем. Со всеми вытекающими из обретаемого «козлиного» статуса последствиями.

– …О чем задумался, детина? Ну давай, рожай быстрей! – заторопил Джамалов Тараса. Рука последнего с зажатой в кулаке домининой уже несколько минут, застыв, висела в воздухе. А ее хозяин беззвучно шевелил губами, напряженно подсчитывая в уме варианты дальнейшего развития событий.

– В самом деле! – поддержал напарника Женя. – Сколько можно сидеть с протянутой рукой?

– А-а! Была не была! – завопил Шевченко и с размаху отдуплился. – Р-ры-рыба!

Народ с шумом скинул оставшиеся доминишки и начал подсчитывать очки.

– Тарас, ты что, ва-аще дурак?! – взвизгнула Северова. – Я на «шестерках» весь кон ехала!

– Да ты че? Правда? А я думал, «шестые» Жека шхерит.

Бросив беглый взгляд на выложенные костяшки противника, Джамалов победно вскинул руки:

– Ва-ах! Женя, мы сделали это!

– Да погоди ты! Блищить як циганська сраця! Надо бы еще раз пересчитать…

– Годи не годи, но «партия, Валерий Михайлович!» – усмехнулся Крутов. – Думается мне, пора запускать луноходы.

– Чтоб я еще раз с тобой села играть! – Северова в сердцах запустила «шестеркой» в напарника.

– Натали! – завопил тот, чудом увернувшись. – А что я мог? В последний замес одни «дупли» пришли!

– Вай ме! Разбор полетов предлагаю оставить на после полетов. А сейчас – прошу на взлетную! Па-ал-ле-те-ли!

Тарас и Наташа сердито переглянулись и обреченно вышли из курилки. Ничего не попишешь: доминошный долг, он, как и карточный, превыше всего!..

…Со стороны Фонтанки в неприметный внутренний дворик въехала закрепленная за Павлом Андреевичем машина и зачалилась в привычном месте, аккурат под видеокамерой. Из машины выбрался сам Жмых, а также высокие официальные лица – генерал-майор Ширяев с референтшей и начальник ГУВД Пиотровский. Ведомые хозяином гости степенно направились к металлической двери подъезда, за которым от посторонних глаз тщательно скрывалась пещера – не лихтвейса, но «гоблинов»…

…А в длинном полутемном коридоре самой пещеры в данный момент проигравшие Тарас и Наташа покорно принимали «позу лунохода». Повернувшись спиной к входной двери, Шевченко встал на четвереньки, а его партнерша, согнувшись в пояснице, раскорячилась на полусогнутых руках… Да так, что короткая юбка задралась по самое «не могу», засветив победителям изящные розовые трусики.

– Три-четыре! Поехали!

– Я – луноход-1! Бип-бип! – завел мантру Тарас, начав пятиться назад.

– Я – луноход-2! Бип-бип! – вторила ему обладательница розовых трусиков, двигаясь следом.

Вот эти самые трусики и сыграли свою роковую роль. Поднимаясь с гостями по лестнице, полковник Жмых был уверен, что их визит уже давно зафиксирован камерами наружного слежения и в данный момент народ в конторе спешно расставляется по местам, изображая имитацию бурной служебной деятельности. Однако всецело захваченный разворачивающимся в коридоре феерическим действом, ответственный дежурный Джамалов всматривался сейчас отнюдь не в мониторы…

…Павел Андреевич набрал комбинацию цифр последнего кодового замка и радушно махнул рукой, вежливо пропуская гостей вперед. Те шагнули из тесноты межшлюзового накопителя в пространство конспиративной квартиры и… на мгновение обратились в соляные столпы. Так как прямо на них из темноты коридора и под завывание «Я – луноход! Бип-пип!» надвигались два рвущихся ввысь зада.

Инстинктивно сглотнув слюну, начальник ГУВД в изумлении выпучился на полковника Жмыха. Тот, напротив, принялся часто-часто моргать, пытаясь тем самым изгнать просочившийся на вверенный ему режимный объект вредительский морок. Москвичи в этой ситуации, как ни странно, оказались более стойкими: референтша откровенно веселилась, а генерал-майор Ширяев, хотя и был немало удивлен происходящим, но при этом оставался вполне себе благодушен. Потому как именно с этой точки приближающийся Наташин зад смотрелся наиболее достойно.

Первым подобного разврата не выдержал начальник ГУВД. Он громко и властно «кхекнул», и луноходы, среагировав на посторонние шумы, в изумлении обернулись и… И полку соляных столпов прибыло.

– А вот это… собственно… – запинаясь, начал церемонию официального представления Пиотровский.

– …Оперуполномоченные Северова и Шевченко! – на автопилоте докончил за него Павел Андреевич.

Луноходы, густо покраснев, вытянулись во фрунт, а отправившие их в полет Джамалов и Крутов позорно сиганули в оперскую.

– Однако! – переварил полученную информацию Ширяев. – Что ж, Владислав Юрьевич, вижу, свидетели у вас и в самом деле под надежной защитой. По крайней мере… тылы… – здесь генерал-майор акцентировал взгляд на Северовой, – внушают уважение. Что ж, Павел Андреевич, теперь посмотрим фланги?

По-рыбьи глотая воздух, начальник «гоблинов» изобразил в воздухе жест, со стороны могущий трактоваться двояко: не то «милости прошу, пройдемте», не то «ради бога, пойдемте на хрен». При этом в глазах у Павла Андреевича явственно читались тоска, печаль и «сто нарядов вне очереди»…

* * *

Визит Андрея и Виталия в интернет-кафе «Матрица» оказался в высшей степени полезным. Мало того что они получили желаемую запись, так еще и забратались с начальником службы безопасности, на поверку оказавшимся отличным, своим в доску мужиком, даром что бывший эфэсбэшник. Словом, сегодня пока всё складывалось на загляденье – одно к одному. (Тьфу-тьфу-тьфу, конечно.) Разве что за всей этой суетой как-то незаметно закончилось лето. Ну да, собственно, что им с того? Что у Мешка, что у Вучетича, в этом году всё равно складывалось как в известной песне. Вернее – НЕ складывалось. «Мы так давно, мы так давно не отдыхали. Нам было просто не до отдыха с тобой…»

– Ты сейчас куда мыслишь?

– Как это куда? – удивился самой постановке вопроса Виталий. – В контору. С пленками работать.

– Смелый человек. А вот я после озвученных по телефону событий, пожалуй, не рискну.

– Да уж. Судя по всему, то был холст маслом, – захохотал Вучетич. – Так ведь наоборот, Андрюха. Прикинь! Там сейчас весь народ сидит поголовно обосравшись, и вдруг заруливаем мы: бело-пушистые, пропахшие порохом не-залетчики. Соответственно, честь нам, хвала и Доска почета.

– Может, оно и так. А может – и иначе: доской да по почету… Не, Виталя, на фиг надо! Я свою порцию взвизгов шефа посредством мобильной связи получил. Считаю, на сегодня достаточно.

– Сильно буйствовал?

– Не то слово! За каких-то пять минут я услышал от нашего старика такое количество витиеватых прилагательных, что их вполне хватило бы на издание небольшого словарика синонимов. Словом, я лучше сейчас к Викулу, в Следственное проскочу. Хочу посмотреть, что у них есть в собственных загашниках на Гурцелая. В свете планирующейся операции «Детский сад»… Да, чуть не забыл! В связи с этим у меня к тебе, Виталя, будет еще одна просьба: сегодня-завтра доскачи до ближайшего спортивного магазина и приценись к арбалетам.

– К чему прицениться?

– К арбалетам.

– Не понял. А на хрена нам арбалет?

– Я всё объясню. Но позже.

– Так, может, лучше я сам сделаю? – В голосе Виталия послышался явный интерес. – На кой деньги тратить? Вернее, а деньги готов себе оставить.

– А сумеешь?

– Обижаешь!

– За пару дней смастеришь?

– Если найду подходящие комплектующие – сделаю, не вопрос.

– Отлично, – расцвел Мешок. – Тогда я на тебя рассчитываю. Только учти! Прицельная дальность должна быть не менее пятидесяти метров. Иначе вся эта затея просто не имеет смысла.

– Понял, помозгуем…

…Виталий пешком отправился в контору, благо отсюда и ходу-то было минут двадцать, не больше, а Андрей сел в машину, поразмышлял недолго и неожиданно набрал номер Прилепиной. Убеждая сам себя, что звонит исключительно по делам служебным, а не из-за того что банально соскучился – ведь они не виделись с вечера воскресенья. С пьяного вечера пьяного воскресенья.

– Привет, Олька! Ты сейчас где?

– Привет! Была у Демичевой, сейчас потихонечку двигаюсь от нее на базу.

– Ты там поаккуратнее. Смотри, случайно не попади под раздачу.

– А что такое?

– Да у нас там сегодня такие дела творились. Из рубрики «Нарочно не придумаешь»… А еще – мы с Виталей серьезно продвинулись по журналистке. Кстати, тебе Наташа переслала на почту ее материалы?

– Переслала. И я вчера вечером практически все изучила.

– На твой взгляд, есть там за что зацепиться?

– Трудно сказать. В принципе, можно вычленить пару-тройку версий. Но на то, чтобы их все проверить, уйдет не одна неделя.

– «Вы даете нереальные планы». В понедельник мы со Жмыхом должны докладывать по этой теме начальнику Главка. И в свете сегодняшних событий права на ошибку у нас нет.

– Ты ведь так и не объяснил, что у вас стряслось.

– То история долгая и нетелефонная… Слушай, а ты географически сейчас где?

– Подхожу к Аничкому мосту.

– Так это же совсем недалеко от меня. Давай-ка мы с тобой пересечемся, буквально минут на пятнадцать – двадцать? Обменяемся впечатлениями, выпьем по чашке кофе и разбежимся. Я после поеду к Викулу, а ты в контору.

– Хорошо, как скажешь. А где?

– Выходи на Рубинштейна и заруливай в бар «Проходимец». Помнишь, мы с тобой и с Гришкой там как-то сидели однажды?

– Помню.

– Вот и отлично. Еду. Минут через пять буду на месте…

* * *

В четверть пятого Геннадий Антонович Трефилов, вторые сутки пребывающий в состоянии высшей степени душевного волнения, подгреб на Сенную площадь. Ковальчук как обычно опаздывал, и в его ожидании Трефилов принялся нервно расхаживать взад-вперед, покусывая ногти и обильно потея.

Пожалуй, не станет излишним пафосом заявить, что Геннадий Антонович некогда нашел себя в журналистике. Вот только журналистика, обнаружив в себе очередное инородное тело, отнеслась к сему факту достаточно спокойно, даже равнодушно. Если снова прибегнуть к медицинским аналогиям, на рыхлом теле журналистики Трефилов был опухолью доброкачественной. А живая эмоциональная реакция в мире СМИ происходит исключительно на знак противоположный. Здесь за примерами далеко ходить не нужно – Соловьев, Малахов, Хинштейн, Ксюша… Кто там у нас еще в топе?

Тридцатисемилетний журналист Трефилов уже давно достиг вершины своего творческого акме, и теперь его журналистская звезда медленно, но неуклонно угасала. Конечно, теоретический шанс на перезагрузку остается всегда (порой достаточно, к примеру, достойного приглашения на работу в столицу), но Геннадий Антонович, будучи человеком здравомыслящим, свою нынешнюю рыночную стоимость представлял с точностью до последнего цента. А потому воздушных замков не строил и к текущим профессиональным обязанностям, телодвижениям и поступкам с некоторых пор относился без былого азарта и фанатизма. Так маститый хирург, с особым трепетом вспоминающий свой первый вырезанный аппендикс да пару-тройку изящно и нестандартно побежденных перитонитов, остается равнодушен к десяткам тысяч остальных откромсанных уверенной рукою человеческих отростков.

Словом, параметрам медиазвезды в обывательско-традиционном их понимании Трефилов не соответствовал. Но особо по этому поводу не переживал. Вернее так – почти не переживал, поскольку порой и на него накатывало гаденькое чувство зависти к своим более успешным, хотя и бесталанным коллегам. И вот, когда накатывало, он вполне способен был на маленькую, с его точки зрения – месть. А по сути – мерзость.

Ну да тут ничего не попишешь: все мы немощны, ибо человеце суть…

– …Здорово, Антоныч! Что за пожар? Я сегодня в девять утра из Афин вернулся. Включаю мобилу, а там хренова туча непринятых от тебя. И все за вчерашний день. – Паша Ковальчук, известный в узких медиакругах как один из наиболее отмороженных специалистов в области «черного пиара», не в пример Трефилову выглядел свежо и беззаботно. Их дружба продолжалась более пяти лет. Если, конечно, можно назвать дружбой, отношения большею частью базирующиеся на взаимовыгодной основе. – Я тебе, кстати, бутылку «Узо» привез и магнитик с Парфеноном. Только я их, по запаре, дома забыл. День сегодня – просто сумасшедший. Прикинь, звонят мне из «Невского времени»…

– Паша! – недовольно перебил приятеля Трефилов. – Может, ты позволишь мне вставить хотя бы слово?

– Молчу-молчу. Извини, брателло! Считай, я весь обратился в одно гигантское ухо.

– Вчера к нам в редакцию приходили менты.

– Какие менты?

– Такие!!!.. К Машке Цыганковой!

– Да и фиг-то с ними.

Пышущий здоровьем и молодостью Ковальчук буквально излучал граничащий с пофигизмом оптимизм, отчего на душе у Геннадия Антоновича сделалось еще гаже:

– Они заходили в серверную. А потом беседовали с вахтером, интересовались коробкой.

– Ну и что? Да они этого пацана никогда не найдут. Я уже и сам-то не помню, как он выглядит!

– А фотография? Теоретически они ведь могут вычислить компьютер, с которого она отправлялась?

Ковальчук успокаивающе потрепал Геннадия Антоновича по плечу.

– Брателло, вот именно что теоретически! Но, даже если и вычислят – дальше что? Думаешь, почему я тебя именно в это интернет-кафе потащил? Да через него за сутки по нескольку тысяч человек проходит. Поди найди! Я за последние три месяца оттуда с десяток постов экстремистского содержания на интернет-форумы отправил – и ни хрена. Никто меня там не искал.

– Зачем отправил? – недоуменно поинтересовался Трефилов.

– Работа у меня такая.

– Ты же сейчас вроде как в пиар-службе работаешь?

– Вот именно. – Ковальчук не без тени превосходства посмотрел на приятеля и пояснил: – Это сугубо мой персональный креатив. Причем всё элементарно как у Ватсона. Я засылаю на форумы наших конкурентов комментарии провокационного содержания. Сайты посещаемые, посетителей много, модераторы, естественно, уследить за всеми не успевают. А мы тем временем делаем «зеркало» с форума и через своих людей засылаем в Росохранкультуру. Те реагируют – хлоп! – и выписывают первое предупреждение. А после второго, по закону, сайт можно вообще… того.

– Чего «того»?

– Прикрыть к чертовой бабушке, вот чего!

Трефилов брезгливо поморщился:

– Но ведь это… скотство самое натуральное.

– Ну-ну. А размещать в газете «заказуху» и откусывать за это процентишко, по твоей классификации, выходит, доблесть?.. Это бизнес, брателло. Как учил нас Владимир Ильич, в борьбе за рейтинги – все средства хороши. Да ты не ссы, Антоныч! Всё будет хоккей. И вообще, в конце концов – это была твоя идея, с Цыганковой.

– Идиотская, надо признать, идея.

– Брось, у творческих людей все идеи исключительно творческие. Не бери в голову. Пошли лучше пивка выпьем.

– Не хочу.

– Не боись, я угощаю. Да, так вот, я тебе не дорассказал. Звонит мне…

«А может, и правда? Нажраться хорошенько и не брать в голову? – с тоской подумал Трефилов, обреченно плетясь за приятелем в сторону пивного павильона. – В самом деле, ну как менты смогут вычислить пользователя популярного интернет-кафе? Мент, он – существо безмозглое…»

* * *

– …И тогда этот святой квартет превращается в летне-садовские стату́и и с ужасом взирает на то, как в их сторону, на карачках, надвигаются оперуполномоченные Северова и Шевченко. Распевно голося: «Бип-бип, я луноход-1».

– Да-а, дорого бы я заплатила за контрамарку на эту пиесу, – утирая слезы и истерически всхлипывая от хохота, призналась Прилепина.

Сейчас они с Андреем пили кофе в баре «Проходимец» и обменивались последними новостями. Впрочем, новости, принесенные Мешком, были на порядок информативнее и зажигательнее.

– Жаль только, что повторить такой спектакль невозможно. И даже не знаю: хорошо это или плохо? – невесело усмехнулся Андрей. – Ладно, то всё лирика, а теперь давай к делу. Значится, так: во-первых, вчера мы составили первичный словесный портрет курьера.

– Какого курьера?

– Пацана, который в день рождения Цыганковой притащил в редакцию коробку с муляжом взрывного устройства. Правда, вахтер запомнил его не слишком хорошо, но есть надежда на помощь журналиста Трефилова. По словам вахтера, тот вошел в редакцию фактически следом за курьером, а значит, теоретически мог его запомнить. С этим Трефиловым (к слову, пренеприятный тип) мы опосля разминулись на каких-то десять минут – он уехал на пресс-конференцию. Но, надеюсь, завтра всё получится: Виталя туда прямо с утреца подорвется.

– А во-вторых?

– Во-вторых, и от него сразу к третьему: при помощи Геши Певзнера сегодня мы установили интернет-кафе «Матрица», из которого было отправлено электронное письмо с фотографией. Так что, покинув УОТМ, мы подорвались прямиком туда, и местная служба безопасности оказалась настолько любезна, что разрешила просмотреть архивные записи за день «Х».

– Неужели есть?! – не поверила в такую удачу Прилепина.

Мешечко вытащил из кармана смятый листок.

– Вот они, красавцы. Любуйся!

Ольга всмотрелась в стоп-кадр и восторгов Андрея не разделила:

– Боюсь, этот снимок трудно назвать опознаваемым. Один человек – еще куда ни шло, но вот второй.

– Согласен. В первом приближении картинка, безусловно, мутная. Но Виталий обещал над ней поколдовать. Может, чего и наколдуется. Но самое главное: вот этого чувака, которого ты окрестила «куда ни шло», охранники припомнили. Уверяют, что он к ним захаживает, причем захаживает довольно часто. Посему клятвенно обещали, что, когда появится у них в следующий раз, – обязательно отзвонятся.

– А вот это уже кое-что!

– Хорошенькое «кое-что»! – немного обиделся Мешок. – Учитывая, что мы занимаемся этой темой каких-то полтора дня.

– Ну, извини! – улыбнулась Ольга и ласково погладила его по руке. – Я хотела сказать, что здесь налицо проделанная вами титаническая работа.

– Вот это уже лучше. А теперь ты хвастайся своими успехами.

– Да у меня как раз особых успехов нет. Из числа острых публикаций Цыганковой, которые реально могли затронуть-обидеть их героев, я выбрала всего три. Сейчас, погоди… я ведь тоже подготовилась. – Порывшись в сумочке, Прилепина достала сложенный вчетверо листок и… пирожок с капустой. – Кстати, угощайся, это Александра Яковлевна сама пекла.

– А вот это «кстати» как нельзя кстати! – обрадовался Мешок, жадно вгрызаясь в выпечку.

– Итак, номер один – цикл очерков о печально известной нам компании «ПАН» и судебном процессе над ее президентом Пановым. В этих материалах прослеживаются весьма прозрачные намеки на нечистоплотность отдельных сотрудников Следственного комитета.

– Не думаю, что столь влиятельная организация способна опуститься до банальных угроз в адрес журналистки. Эти ребята работают тоньше. Хотя… после истории с негром Тимати я готов верить во что угодно.

– Вот именно! Номер два – статья Цыганковой, посвященная бизнесмену Миренко. В этой публикации довольно много места уделено его богатому криминальному прошлому, от которого Миренко ныне всячески открещивается. За эту статью он даже подал в суд на редакцию и персонально на Цыганкову, но у тех оказались неплохие юристы, и иски удалось отбить. Как мне рассказала по телефону Маша, крайне недовольный решением суда Миренко публично поклялся восстановить справедливость собственными силами.

– Публичная клятва, как правило, связывает человека по рукам и ногам, – заметил Андрей.

– В каком смысле?

– Не исполнишь – людей насмешишь. Исполнишь – сразу попадешь в число подозреваемых.

– Отчасти я с тобой соглашусь, но тем не менее… И наконец номер третий, на который я обратила внимание. Герой этой публикации Цыганковой – криминальный авторитет средней руки Агарагимов. Не знаю, что уж тогда случилась с Машей, но здесь налицо явный журналистский прокол – нарушение этических и общечеловеческих норм в отношении субъектов журналистского расследования.

– Это как?

– Очень это неправильно и непрофессионально, когда, пылая праведным гневом в публицистическом задоре, журналист начинает издеваться над своими героями: выставлять в неприглядном свете их самих, родственников, любовниц и т. д. Можно ведь так унизить человека в глазах его друзей, коллег, подчиненных, что у него не останется иного выбора, кроме как начать мстить журналисту. Дабы сохранить лицо в глазах окружающих. А в данном случае, как ты понимаешь, речь к тому же идет о так называемом «лице кавказской национальности». А они на такие штуки реагируют особенно нервно и непредсказуемо…

* * *

– Что ж, Олька, я лишний раз убедился, что ты у меня большая молодчина и умничка!

– Я у тебя?

– Ну хорошо, пусть будет «ты у нас». Хотя первый вариант мне нравится больше.

– Всё с вами понятно, господин майор. Дело к вечеру – комплимент густеет.

– Но-но, попрошу без намеков! Хотя… Блин, а ведь действительно за всей этой беготней забыл тебе сказать – выглядишь сегодня потрясающе!

– Сегодня лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня?

– Ну, положим, вчера я тебя не видел. И, признаться, успел соскучиться.

– Товарищ заместитель начальника по оперативной работе! Давайте-ка будем посерьезнее! Делу – время, потехе – час.

– Боюсь, часа нам всяко будет недостаточно.

– Андрей, если ты сейчас же не оставишь свои скабрезные шуточки, получишь по физиономии! Я не шучу.

– Понял. Умолкаю. Становлюсь серьезнее… А если серьезно, твои аргументы и в самом деле звучат весьма убедительно. Вот только отработать все эти три направления за оставшиеся три же дня абсолютно нереально.

– А почему три? Ты ведь говорил, что ваш доклад Пиотровскому назначен на понедельник?

– Потому что до того, в субботу, мы с тобой должны будем доложиться товарищу Жмыху.

– Зачем?

– А я знаю? В качестве своего рода генерального прогона, видимо…