Читать книгу История и баланс событий. Выпуск 5 - Андрей Константинович Гоголев - Страница 7

В городе, в поселении: отопление и освещение
Арабески. Тайга. Кругом тайга
А что же в Европе?

Оглавление

Наверное, стоит, как и во всех странах Средневековья, чётко отделять людей от надстроек-реципиентов: например, во Франции середины XVII века отсутствие банной практики для «высшего общества» являлось чем-то вроде маркера, его коренного отличия от «черни»; и таких «маркеров» хомотриалы-во-власти придумали немало[1].

Эта демонстрация отличия знати от черни (в т. ч. и в гигиене) было навязано извращёнными умами населенцев Ватикана, назвавших чистоплотность церковным преступлением, которое заключалось в смыве с тела добропорядочного христианина памяти святой воды, в которой его купали при крещении. Наверное, попы на примере манер знати пытались вызвать у Instrumentum vocale – неодушевлённых предметов, обладающих лишь даром речи – благоговение перед ними, сильно пошатнувшееся в то время.

И это была вторая причина запрета Римской католической церковью (РКЦ) банно-помывочной практики, по крайней мере, групповой. В итоге даже Король-Солнце (Людовик XIV) «мылся» лишь один раз в своей жизни, при крещении.

А чтобы не источать неприятные запахи у западной «элиты» появилась привычка обливать себя литрами духов и менять исподнее по два раза на день, а то и по три раза, при этом не расставаясь с устройствами для ловли блох. В итоге Людовик XIV уже к 2° годам получил очень неприятную болезнь, от которой смог отделаться только хирургическим путём; его героическому подвигу борьбы с геморроем – операция в те времена проводилась без анестезии! – последовали сотни его приближённых.

А, собственно, зачем им было мыться? Ведь любой смотрящий точно не потел на полях и в кузницах, не пропитывал свою одежду запахом навоза в коровниках, не ползал в шахтах и не отирал рукавом пыль с глаз при камнетёсных работах, не отмывался от крови забиваемых животных и не выносил ночные горшки…

В том же XVI веке Европу встряс Мартин Лютер, трудами которого сначала немцы, а потом и французы, и англичане озадачились реальным применением аксиомы Достоевского-Ницше (см. вып. 2 Эссе, хотя они, разумеется, не знали, что этот закон может так называться), создав христианства своих собственных национальных изводов – протестантизма в Германии, кальвинизм и англиканство. И вот уже в 1597 году Ханс Бок отрисывывает устройство общественной бани в Швейцарии (см. здесь: https://gunter-spb.livejournal.com/1396328.html), в которой перегородка служит не для разделения мужской половины от женской – как в русских общественных банях, хоть и не наглухо, – а как бельэтаж театра для явно пьяных зевак и как раздевалка.

В Западной Европе и через 1°° лет после официального антипомывочного прессинга церкви совмещение необходимого, приятного и полезного в «одном банном флаконе» оказалось незыблемо – традиции, однако!

Э. Фукс в своей «Истории нравов в эпоху Ренессанса» приводит следующие данные. В период с 1426 по 1515 год каждая из пяти деревень в окрестностях Ульма имела свою баню (баню в понимании Э. Фукса!). В Цюрихе насчитывалось пять бань, в Шрейере – девять, в самом Ульме – десять, в Базеле – одиннадцать, в Нюрнберге – тринадцать, во Франкфурте-на-Майне – пятнадцать, в Вене – двадцать одна.

Таким образом, подозрение во лжи с Флетчера надо снимать: упоминание им банных печей в Германии XVI века почти достоверно. «Почти», так как во всех приведённых примерах речь велась лишь о городском населении, но что творилось с гигиеной в западноевропейских деревнях – непонятно.

1

Есть несколько ситуаций, когда один человек старается сказать нечто таким образом, чтобы его понял только ограниченный круг лиц. Одна из таких ситуаций возникает тогда, когда у человека из его собственного Я исходит потребность накачать щёки компетентности и возвеличиться в глазах окружающих.

Образованность людей на Руси ещё задолго до первых Романовых не имела существенных отличий в социальных слоях: многие, по крайней мере в городах, были способны читать, писать и складно говорить (см. берестяные Новгородские грамоты). И как же, спрашивается, можно было в этой ситуации скворызлым попам выделиться? По очевидности, единственным способом: прилюдно вещать на «птичьем» языке, который бы окружающие понимали смутно. А если при этом пастве говорилось (через ходячих СМИ той эпохи, т. е. устами странствующих монахов, других проплаченных попрошаек), что сей «птичий» язык является «священным» и доступным для понимания лишь избранными, слугами бога, то цель достигалась.

Так родился церковно-славянский извод языка русов, так родилась латынь для ведения службы в католических храмах, так появился авестийский язык для записи проповедей Спитамы Заратуштры, так родился санскрит, так родилась и арабская вязь, исключительно для записи Корана.

Пример русских попов оказался для светской Европы заразительным, был там тиражирован, но потом, как и всегда, всё вернулось на круги своя, опять в Россию – оттуда, откуда и появился.

В безудержном стремлении обозначить свою «элитарность», свою принадлежность породе «альфа-самцов» и «бета-самок», сбились в тусовки одарвинизированные хомотриалы (накопление пищи, вещей и услуг – как триединая фикс-идея, сверх-цель всей их жизни!) и забалаболили «по-птичьи». Поначалу на норманнский диалект французского перешёл весь британский двор. Но время шло, и вот уже в окружении польского паньства без знания английского неуютно стало; чуть ранее все «цивилизованные» на латынь «запали», но Ватикан просто достал всех и занятие это вскорости бросили; долгое время нидерландская элита делала вид, что понимает только по-нижненемецки; затем пришёл черёд парижского варианта французского, который и «проклюнулся» бумерангом от идеи языка попов в русском дворянстве уже в XIX веке. Чем угодно, но отличаться от Instrumentum vocale – вот идея хомотриалов во все времена.

История и баланс событий. Выпуск 5

Подняться наверх