Читать книгу Эпоха мертвых. Москва - Андрей Круз - Страница 8
Сергей Крамцов
Оглавление31 марта, суббота, раннее утро
Когда я подбежал к штабу, было еще темно. Машины стояли с выключенными двигателями, хотя от моторного отсека бронированного «Урала» заметно тянуло теплом – прогрели. Возле них стояли экипированные по-боевому бойцы. Меня сразу остановил Соловьев, назначенный старшим в этом выходе, пожал руку, подвел к открытой двери десанта одного из БТР и достал оттуда шлем с бронежилетом.
– Примеряй, подгоняй.
Интересно… так мне подумалось, когда я разглядывал обновку. И шлем, и броник были новенькими, со склада. Шлем красовался защитно-зелеными кевларовыми боками и отделанным черной резиной краем. И форма у него была не наша классическая армейская, а что-то вроде германской десантной, сидел он на голове высоко, открывая уши, и был очень легким. Соловьев назвал его БЗШ или «Маска-4». Явно не суперзащита, всего лишь первый класс, но осколок выдержит и от удара защитит. И защитные очки на него нормально сели, как раз по резинке.
Бронежилет был в натовской раскраске «вудлэнд», модель совершенно мне незнакомая, не наша военная 6Б13, без передника и защитного воротника, только для торса. Опять из «экспериментальных запасов» выделили, тут к гадалке не ходи. Похоже, что они весь нестандарт решили нам перекидать. А нам что? А мы и не откажемся, если честно. Я вот как раз на выход с «нестандартным» АК-105 пришел вместо уже привычного АКМ, вроде как «летные испытания» провожу.
Ну да ладно, сойдет, если к шлему и бронику вернуться – защитить это все сможет. Без воротника и фартука жилет, правда, только для торса. Спецназеры же все были в новеньких БЗК «Пермячка», лишь недавно принятых на вооружение, защищающих чуть ли не все тело. Видать, правда, что все самое новое сначала в «Пламя» на обкатку попадало. Повезло.
– А что это за броник? – не выдержав, спросил я у Соловьева. – Фигня какая-нибудь, на которую никто не согласен?
– Офигел? – даже возмутился он. – Новье от НИИ Стали, «Бастион» называется. Новая спецсталь, СВД и пулемет держит. А вес чувствуешь? Восемь кил всего!
– А на шею и пах защиты нет?
– Нет, – покачал он головой. – Чего нет, того нет. Серия новая, они только базовый жилет производить начали, нет на них воротника с фартуком покуда.
Я расстегнул подвесную, влез в этот самый жилет, подогнал его на боках по размеру. Ничего так, удобно, и вентиляция нормальная. Вентилирующий слой пружинит, так что если пуля угодит, то, может, ребра и не поломает, и кровью харкать не будешь из отбитого легкого.
Натянул подвесную сверху и понял, что все надо подгонять заново. Повозился еще несколько минут, но настроил разгрузку на сильно растолстевшего себя. В довершение всего раскатал по лицу маску и натянул шлем, отрегулировав ремни. Отвык я от броника и каски, сразу почувствовал, как все и со всех сторон давит и мешает. Нашлепнул на лицо очки, все равно на броню лезть, и на этом приготовления закончились.
Пока я возился со снаряжением, суета у машин закончилась, и стоило мне надеть каску, как послышалась команда: «По машинам!» Мое место было в головном БТР, как заодно и проводника, поэтому я бросился туда, и стоящий у машины майор Соловьев переадресовал меня наверх, на броню. Верхние люки были открыты, там же, возле них, валялось несколько сидений от каких-то дешевых конторских кресел, в скользкой дерматиновой оболочке, но без фанеры внутри, выполняющих функции поджопников, то есть предметов первой необходимости. Знаете, каково без них на холодной броне трястись? «Здравствуй, простатит!» – называется аттракцион. Это если не на жаре. Но и на жаре на горячей броне подчас без подкладки никак.
Кстати, американцы во Вьетнаме для солдат специальные алюминиевые тарелки производили. Бронеподжопники, так сказать. Если их М113 налетит на мину или фугас, и даже корпус не защитит от взрыва, то алюминиевая тарелка вроде как последний шанс. И говорят, иногда срабатывало, особенно в плане защиты солдатских гениталий от взрывного повреждения.
Колонна тронулась с места, взревев дизелями, тяжелые машины плавно покатили в сторону КПП. БТР по комфорту езды, на мой взгляд, так и «мерседес» обгонит. Подвеска длинноходная, восемь толстых колес, как на перине везет. Это тебе не старушка-«копейка»[10] из тех, что у нас были, которая из тебя всю душу вытрясет и уронит при первом удобном случае, да еще завоняет солярным выхлопом, закоптит всю морду. А плеваться соляркой еще сутки будешь, не меньше.
Сам Соловьев сидел, свесив ноги в командирский люк, запихав себе под задницу подушку от какого-то дорогущего дивана из коричневой альпаки. Рядом с ним из второго люка торчала голова в новом композитном шлемофоне, в очках и маске. Механ предусмотрительно прикрыл окна связанными друг с другом патронными ящиками, набитыми гравием, для пущей защиты, и смотрел теперь на дорогу через верх. Интересный шлемак, никогда таких не видел. У нас «мазута» в классических каталась, как четыре танкиста со своей собакой.
Моим соседом слева оказался среднего роста капитан лет тридцати на вид, со светлыми усами и с плечами пугающей ширины. Единственный без маски и очки на шлем поднял. Он баюкал на коленях слегка потертый «Печенег». Справа сидел прапорщик, вооруженный автоматом с подствольником.
Наш оторвавшийся вперед от колонны БТР провилял по лесной дороге, на которой нам, кстати, не попалось ни одного мертвяка, и вырвался на пустынное Ленинградское шоссе. Абсолютно, совершенно пустынное, по которому не ехало ни единой машины. Все. Исход из Москвы завершился, равно как и из ее пригородов. По крайней мере, с этой стороны. Фонари вдоль дороги не горели, еще густую сумеречную полутьму рассекали лишь лучи наших фар. Соловьев счел, что пока соблюдать светомаскировку без надобности. В стоящих поодаль от дороги домах Солнечногорска кое-где светились окна, но были ли там люди или просто свет не был выключен?
– Откуда энергия? – спросил я сидящего молча капитана.
– От МЧС, – ответил он. – Они вместе с фээсбэшниками, московским ОМОНом и частью «внутряков» электростанции и распределительные сети взяли под охрану. Поделили обязанности. Армейцев на топливо и заправки кинули, нас вот как разведку все больше пользуют, а они энергетику приняли.
– И сколько продержатся?
– Недолго, наверное, – пожал он своими плечищами. – По слухам, атомные станции уже начали в крепости превращать. Будут глушить на каждой все энергоблоки, кроме одного, их тогда лет на сто хватит. Но возле Москвы таких нет.
Ну вот, а я гадал. Можно было бы и раньше спросить. Взяли же организованно под охрану те же склады Росрезерва? А заправки? А НПЗ и топливные базы? Так почему не взять, хотя бы на первое время, электростанции?
– А отходы? – спросил я.
Насколько я понимаю, вывоз отходов с атомной станции не менее критичен, чем отсутствие топлива.
– Не знаю, – пожал плечами капитан. – Наверное, что-то придумали. Или потом придумают.
– Ага, придумают. Загрузят в бочки и затопят где-нибудь, – вмешался прапорщик. – Я раньше в морпехе служил, в Печенге, у нас много говорили о том, что все это в море топят.
– Не врали? – спросил я. – Я сам помню, как об этом болтали, но тогда времена такие были, что болтали о чем угодно.
– Не знаю, – покачал он головой. – Я на палубе не стоял, когда с нее бочки сталкивали, но говорили много.
Я оглянулся и увидел, как в километре от нас сзади на дорогу выехали еще три пары огней. Наша колонна идет следом. Не думаю, что кто-нибудь собирается устраивать на нас засаду на пустынном Ленинградском шоссе. Сейчас в таких местах засады устраивать сложно: во-первых, никого не ждешь, кому засаживать-то, а во-вторых, вокруг шоссе тут и там попадались блуждающие мертвяки. И сидеть тихо в ожидании того, что кто-то проедет по шоссе, уже не получится, придется отстреливаться от зомби, идущих к тебе на предмет перекусить. А вот в городе уже следует быть готовым ко всему, там пристроиться в зданиях совсем не трудно.
– Кстати, а насчет хранения топлива… – заговорил я на засевшую в черепе тему. – У дизельки же пять лет, верно?
– Вроде бы так, – кивнул капитан.
– Ерунда, – неожиданно повернулся Соловьев. – Пять лет – это гарантийный срок хранения при условии, что хранится это в стандартной металлической цистерне, вроде как на всех складах ГСМ. А что такое гарантия? Полное соответствие ГОСТу, а вовсе не то, как соляра в движке сгорает. На Дальнем Востоке хранилища топлива в пещерах, в каменном монолите, так там оно чуть не пятьдесят лет хранится без ущерба.
– Так, может, его обновляют постоянно? – спросил капитан.
– Его там обновлять никаких сил не хватит, – ответил Соловьев. – Все тамошнее население только этим и должно было бы заниматься. Его там море. Я служил в тех краях, а у меня сосед в службе тыла как раз топливом занимался.
– Ну у нас-то тут пещер нет, – возразил я.
– Это кто тебе сказал? – поразился Соловьев. – Чуть не вся Московская область на карстовых пещерах стоит. Другое дело, что кому теперь там хранилища оборудовать… А впрочем, в обычной глине дизельку можно хранить. Запросто, не хуже, чем в каменном монолите. Опять же в бочках, если без доступа воздуха и с правильным внутренним покрытием, чуть не вечность сохранится.
– А что через пять лет бывает? – спросил прапор. – Когда гарантия выходит?
– Кислотность какая-то повышается, на один процент, кажется. Тоже поправимо, как говорят. И вообще… – он похлопал по броне под собой, – у тех же бэтээров дизель мультитопливный, предполагается, что он все чуть ли не вплоть до мазута может жрать, так что ему не страшно.
– А с бензином что? – снова спросил прапорщик.
– Бензин расслаивается, – ответил Соловьев. – Если его в канистрах хранить, например, и сразу целиком заливать в бак, то он чуть не вечность продержится. Или если в цистерне насос оборудовать, чтобы перемешивал постоянно. Главное – контакта с воздухом избегать.
– В общем, лет двадцать продержимся на запасах? – спросил капитан.
– Если не лоханемся, то должны вроде, – ответил Соловьев.
Мелькнул справа поворот на Зеленоград, танк на постаменте, памятник на холме. Москва была все ближе. Представив, что мы приближаемся к городу, погибшему под напором миллионов бродячих мертвецов, я зябко передернул плечами. Жутковато это как-то… Крепче сжал автомат, ощутив его тяжесть и рубчатую поверхность цевья пальцами.
Быстро светлело, вскоре показались длинные низкие здания торговых комплексов, растянувшихся по всей Ленинградке от города до поворота к аэропортам.
– Гля! – показал рукой и одновременно ткнул меня в плечо прапорщик.
– Итить… – только и смог я пробормотать и обомлел.
На огромных парковках, раскинувшихся вокруг не менее огромных зданий, стояло и бродило множество зомби. Пусть не сплошная толпа, но пробежать это асфальтовое поле насквозь, уворачиваясь от оживших мертвяков, какими бы медленными они ни были, я бы точно не решился. Никаких шансов, разорвут. Да и не все они медленные на самом деле, в этом мы уже имели возможности убедиться. Появится цель, и многие из этой толпы окажутся вовсе не медленными и вялыми, ускорятся за всю фигню.
Сотни медленно бредущих или перетаптывающихся на месте, стоящих неподвижно и сидящих полуразложившихся трупов. Кошмар наяву. Филиал преисподней. Волосы под шлемом зашевелились, и по спине прокатилась волна мороза. Я еще не видел их столько и сразу. Даже когда стреляли по мертвякам в Солнечногорске, в последний день, все равно не видел. Их было в сотни раз меньше.
– А чего они сюда приперлись? – спросил вдруг капитан.
– Я слышал, они тянутся к каким-то местам, куда ходили, пока живыми были, – ответил молчавший до сих пор молодой лейтенант, тот самый Сенчин, который в свое время обеспечил показ моего видео. Я его по голосу узнал под маской.
– Да ну?
– Ну да. Так выходит по наблюдениям. Даже когда народ из Москвы уже в сторону окраин уходил, мертвяки перли в центр, – сказал Сенчин.
Это верно, я в свое время тоже обратил внимание на это, когда мы в город ехали, автохозяйство грабить.
– Причем смотри, их и у мебельного не меньше, чем у супермаркета со жратвой, – показал прапорщик. – Видать, на одни воспоминания наводятся.
Второй прапорщик, с СВД-С в руках, так и молчавший всю дорогу, поднял винтовку, некоторое время разглядывал происходящее в прицел, затем зябко передернул плечами. Ага, даром что такой невозмутимый, а тоже проняла картина.
Мы миновали шведский «Икеа», автосалоны, затем потянулась бесконечная стеклянная стена «Гранда». Тоже мебельный, он нам не нужен, а вот сзади него будет нечто интересное – бывший «Рамстор», ныне «Ашан». Там вообще-то еще можно дополнительной едой запастись, наверное, а самое главное – тем, чего не хватает пока ни у кого, – всякой зубной пастой, мылом, шампунем, женскими делами и батарейками. И осмотр положения дел у «Рамстора-Ашана» входил в список наших задач.
– Повнимательней! – скомандовал Соловьев.
Снайпер навел винтовку на крышу торгового центра, еще двое зашарили биноклями по окнам прилегающего высотного конторского здания. Мало ли кто мог там окопаться? Высотка с одним подъездом, да под боком у большого магазина, вполне может быть обитаемой.
Стоянка, отгороженная сетчатым забором от окружающей дороги, забита мертвяками. Мнотостворчатые стеклянные двери, ведущие в торговый центр, были выбиты, хоть и не все. В освободившийся проем входили и также безо всякого дела выходили обратно ковыляющие мертвецы.
Мы, остановившись посреди пустынного и очень широкого шоссе, понемногу привлекли внимание бродивших зомби. Некоторые из них, хоть и не все, неторопливо направились в нашу сторону. Впрочем, большинство из них нас пока не заметило.
– Колонна, стой, – скомандовал в висящую на груди тангенту Соловьев, придержав идущую следом колонну на безопасном удалении от нас. – Ждать команды.
Затем он обратился к механику:
– Копыто, давай вперед помалу, вокруг магазина объедем.
Копыто, Копыто… Где я это слышал? А! Это ведь тот невидимый механ, который сталкивал машины расстрелянного вице-премьера с охраной. Знакомая фамилия. Правда, в лицо я его ни тогда не видел, ни сейчас. Сейчас все, впрочем, в масках, шлемах и очках, в лицо не видно никого.
– А вот давайте, ножки в люки свесили… – скомандовал он нам. – И вообще, лишние – на хрен с брони! Крамцов, останься, ты здесь места знаешь.
Действительно, я еще на постановке задачи сказал, что расположение «Рамстора» помню наизусть. Часто сюда ездил, и зрительная память у меня хорошая.
Команду Соловьева выполнили все, кроме капитана с пулеметом, который, как и я, лишь спустил ноги в открытый люк. Я чуть повернулся левее, взялся за автомат, висящий на груди. Теперь глаз да глаз, особенно когда, объехав по кругу магазин, войдем под мост, а потом окажемся в Химках. Затем я неожиданно для себя вспомнил о видеокамере, которую дала Маша и которая висела у меня поверх разгрузки, откинул экранчик видоискателя, включил и начал снимать. Попросили – надо сделать.
Зомби, направившиеся было в нашу сторону на шоссе, замерли, когда мы тронулись с места, и лишь провожали нас своими тупыми мертвыми взглядами. Нас отделил от них высокий решетчатый забор, и ближайшие к нему тоже направились в сторону неторопливо двигающейся бронемашины, некоторые тянули руки через решетку.
Спереди хлопнуло несколько одиночных выстрелов из автомата. Это Соловьев свалил двух мертвяков, бредущих по проезжей части. Машина продолжала описывать плавную параболу, следуя изгибу дороги, слева мелькали металлические прутья, к которым прижимались полуразложившиеся, обвисшие лица тех, кто когда-то были людьми. В воздухе пахло. Пахло смесью мертвечины и все тем же, каким-то странным, «химическим» запахом, похожим на запах ацетона.
– Ну чего там? – окликнул меня сзади капитан.
Он смотрел в свой сектор, но ему было интересно, что я вижу. А видел я грузовик, влетевший в стеклянные автоматические двери торгового центра и остановившийся внутри. И не только видел, но и снимал. Вокруг грузовика толпилось немало зомби, часть дверей устояла. Вход состоял из секции ударопрочного стекла, за которой шла двустворчатая дверь, за ней еще стеклянный простенок, еще дверь и снова простенок. Последняя дверь с простенком была выбита проехавшим через главный вход грузовиком. Остальные стояли на месте, оставшаяся автоматическая дверь не работала, хотя электричество в магазин подавалось, там горели лампы.
– Метров восемь примерно ширина пролома, – ответил я. – Остальное все устояло.
– Сколько въездов в подземный гараж? – спросил Соловьев. – Я всего два насчитал.
– Два и есть. Въезд и выезд.
– Нормально. Теперь смотрите по стенам, чтобы какие-то черные ходы не были открыты.
Но и с этим нам повезло. Похоже, что торговый центр успели запереть, и именно поэтому кто-то проломил себе туда въезд грузовиком. Вопрос в другом: а что там после проникновения уцелело? Вывезли все ценное и полезное или нет? Не идти же туда сейчас на разведку?
– «Ольха», долго вы еще там? – заговорило радио на общей волне. – К нам тут мертвяки подваливают, так что мы малым ходом в вашу сторону.
– Минуты две, – ответил Соловьев. – «Сосна», подтягивайтесь.
Справа от меня гулко стукнул пулемет. Это капитан кого-то свалил, но кого – мне не видно.
– Копыто, сразу за мостом разворачиваемся, – скомандовал майор. – И обратно тем же маршрутом. Все равно ни черта не разглядим с той позиции.
– Я понял, – ответила затянутая в шлем, маску и большие защитные очки голова.
На мосту-путепроводе, нависающем над дорогой, толкались несколько зомби, смотревших на нас сверху. Не думаю, что они могут кинуться, но на всякий случай я камеру убрал, а вместо нее поднял и взял на изготовку «сто пятый». А то как свалится что-то эдакое на голову и покусает. Хотя меня покусать не так уж и просто. У той же «горки» ткань плотная, палаточная, местами так и в два слоя, руки в «штурмовых» перчатках с наружной защитой, наколенники-налокотники, броник, каска – куда зубами вцепишься? Впрочем, если сверху свалится, то может просто шею сломать.
БТР нырнул под мост, рев дизеля резким ударом отразился от стен нам по ушам, навалилась темнота, снова сменившаяся бледным утренним светом, шум отступил. Я резко обернулся назад, не отрывая взгляд от моста. Машина отъехала метров на семьдесят, пока не появилось достаточно пространства для маневра. Разворот у «восьмидесятки» тринадцать метров, он, в отличие от нового БТР-90, бортового поворота не знает. Бортовой – это как у танка, когда колеса одного борта крутятся, а второго – нет. Поэтому бронетранспортер резко забрал вправо, вскарабкался на высокий бордюр, причем так резко, что я услышал стук шлема механа о край люка, снова свалился на дорогу, вскарабкался на следующий бордюр, завершил разворот, после чего я заорал диким голосом: «Стой!», вскинул автомат и прицелился в приземистый силуэт за перилами моста.
– Что за… – не завершил стандартный в такой ситуации вопрос капитан.
На мой крик среагировали, по-прежнему безликий Копыто остановил бронетранспортер в ту же секунду.
На мосту топтались на месте, глядя на нас, четверо мертвяков. А ниже, почти на уровне их колен, быстро и плавно двигалось нечто непонятное и понятное одновременно, потому что так же плавно и гибко двигался мертвый Витька-алкаш, сожравший свою жену. И так же двигались те морфы, что встречались нам до этого в наших похождениях. И одновременно с этим… В общем, то, что кралось по мосту, явно намереваясь спрыгнуть сверху, не было в прошлом человеком. Я даже не понял, чем это могло быть раньше.
Тварь остановилась, глядя на нас. Затем легким прыжком вскочила на узкие перила и на них застыла, не шелохнувшись, превратившись в изваяние. Невероятное равновесие, так и кошка не сумела бы. Что бы это могло быть?
– Товарищ майор, вы пасите эту заразу, а я поснимаю… – проговорил я, на ощупь отыскивая болтающуюся на груди камеру и включая ее.
– Снимай, снимай… – протянул майор, прицеливаясь. – Это полезно, потом все посмотрят… Бугаев, держишь?
– Конечно, – ответил капитан с «Печенегом».
– Давай, по моему выстрелу, – скомандовал Соловьев. Чувствуя, как у меня дрожат руки, и преодолевая желание отбросить к чертовой матери камеру, а взамен схватить автомат, я навел видоискатель на морфа, вдавил клавишу «зума», приближая изображение к себе.
– Снимаешь? – спросил Соловьев.
– Так точно… – пробормотал я.
Морф охотился на нас. Это было несомненно, потому что его глаза смотрели прямо мне в объектив, а измазанные запекшейся кровью длинные клыки были оскалены. На что это было похоже? На смесь обезьяны, уродливой собаки и оборотня из фильма ужасов, да еще с кошачьей гибкостью и грацией. Морда с какими-то странно вытянутыми в стороны ушами, которые постоянно шевелились, гибко изогнувшееся длинное туловище. Мускулистые конечности с обратными суставами, заканчивающиеся настоящими пальцами с мощными когтями. И хвост, тонкий, длинный как кнут и по-крысиному лишенный шерсти. На конце хвоста что-то вроде недлинных шипов.
К нашему счастью, тварь пока не решалась нападать. Не от страха – она явно рассчитывала на то, что мы подъедем к мосту, собиралась свалиться на нас сверху. А мы нарушили ее планы, остановились. Что это значило? А значило это то, что моя теория находила очередное подтверждение – зомби и морфы начинали соображать, тварь явно охотилась. Именно «охотилась», а не «нападала», что предполагает куда более сложно организованное поведение. Кто же это был раньше? Собака? Шерсть, еще оставшаяся на ней, цветом напоминала немецкую овчарку. Но овчарка должна быть раза в четыре меньше, на мой взгляд, морф, сидящий на перилах, размерами и льву не уступал.
Точку в этом немом противостоянии поставили выстрелы из автомата. Соловьеву надоело разглядывать монстра, и он без промаха всадил очередь из трех пуль прямо в лоб существа. Голова оборотня дернулась, брызнула чем-то темным, и тяжелая туша, мгновенно потеряв равновесие, с глухим стуком упала на асфальт. Вот так. Бац – и всех делов.
Но, как оказалось, не всех делов. Обязанная быть мертвой, тварь вдруг изогнулась, перекатилась, вновь встав на четыре конечности, молниеносным рывком метнулась в сторону, налетела на вторую автоматную очередь и струю пуль из «Печенега», снова рванула вперед, одновременно смещаясь вбок, чтобы уйти из-под огня. Я, чувствуя всю мощь того броска, и понимая, что сам схватиться за оружие уже не успеваю, лишь до боли в пальцах сжал видеокамеру, не теряя существо из вида и приноравливаясь быстро провалиться в люк. Но в этот момент морф споткнулся сразу на обе передние конечности, перекувырнулся через голову, прокатился пару оборотов боком и замер.
– Песец, кажись… – выдохнул капитан Бугаев.
Я выпустил камеру, которая закачалась на ремне, судорожно схватил автомат и вскинул его к плечу, наведя на мертвую тварь. Соловьев тоже продолжал целиться.
– Я ему три пули в череп всадил, – пробормотал он. – Почему оно не сдохло?
– Мозги без надобности? – спросил Бугаев.
– Может, мозги передвинулись? – предположил я. – Вон у него какой горб на шее сзади, а башка совсем плоская.
– Все возможно, – философски ответил Соловьев и скомандовал: – Давай все на броню! Подмога нужна.
Мы с капитаном подвинулись, и нас снова стало наверху пятеро. Все держали на прицеле на этот раз явно мертвую тушу, из которой на асфальт понемногу вытекала какая-то темно-коричневая жидкость, уже совершенно непохожая на кровь.
– Короче, «Сосна»! – вызвал Соловьев по рации. – Давай сюда третий номер, есть что погрузить! Сразу за «Рамстором» налево, под мост, дальше нас видно.
– Принял, – ответила рация. – Направился к вам.
Я с недоумением посмотрел на Соловьева, спросил:
– Этого морфа с собой прихватим, что ли?
– Именно, – кивнул командир. – У нас полиэтилен в грузовике, упакуем в лучшем виде.
– И резиновые перчатки тоже имеются? – поинтересовался я.
– Тоже имеются, – подтвердил Соловьев. – И ты сейчас в этом убедишься лично, потому что будешь эту дрянь грузить.
Через минуту к нам на хорошей скорости подкатил «Покемон», с ходу сбив двух направлявшихся к нам мертвяков. Из него выскочил невысокий худой спецназер, державший в руках рулон пластиковой пленки. Еще двое выпрыгнули из кузова. А я уже понял, что к чему. И еще через минуту, под аккомпанемент раздававшихся с брони выстрелов, я вместе с капитаном Бугаевым и двумя прапорами из кузова, действительно в хозяйственных резиновых перчатках, ворочал по асфальту вонючую тяжеленную тушу морфа, заворачивая ее в полиэтилен. Забрасывали в кузов грузовика ее уже вшестером. Тварюга явно весила куда больше центнера, к тому же, замотанная в полиэтилен, стала очень скользкой и неухватистой. Судя по всему, где-то нашла целую прорву белка своего вида, вот и откормилась.
Хотя… Если это была собака и она сумела сожрать другую собаку, не дав той воскреснуть, то она стала уже намного сильнее. И дальше на других собак охотилась эффективней. Сожрав еще одну, выросла и усилилась еще больше. Интересно, такому прогрессу может быть предел или нет? Страшно подумать, во что может откормиться такой морф, скажем, за год, лишь бы собак в меню хватало. Ладно, может быть, там, в «Пламени», разберутся. Там, как я вчера случайно узнал, дали приют немалой группе ученых, причем затащили их туда целенаправленно, выслав за ними в город мотоманевренные группы и эвакуировав с семьями. И даже завезли с какого-то минздравовского склада целую кучу медицинского и лабораторного оборудования. «Пламя» явно собиралось развивать науку нового, перевернувшегося с ног на голову мира.
Пока мы возились с погрузкой, мертвяков вокруг изрядно прибавилось, в дело даже несколько раз вступали пулеметы бронетранспортера, хотя боеприпасы к ним предполагалось хранить до рейда в городе. К тому моменту, как мы заскочили внутрь стального корпуса бэтээра, на нас перла целая толпа. К счастью, ждать нам больше ничего не надо было, дизели победно взревели, и тяжелый БТР прошел сквозь еще неплотную толпу мертвяков, даже не заметив ее. Разве что Соловьев выругался, предполагая, что от колес будет потом вонять. Это он верно предположил, кроваво-слизистый след тянулся за колесами машины еще долго.
Как же все странно получилось… Насколько люди сильнее этих самых оживших мертвецов и насколько мир людей оказался перед ними беззащитным. То, что могло людей защищать, хранилось в далеких складах, за крепкими воротами, подальше от этих самых людей. И в самый критический момент тех, у кого был доступ к этой технике, к горам оружия, оказалось слишком мало. Что такое несколько полков, если считать тех, кто уцелел после массового дезертирства, на десятимиллионный мегаполис и огромную область? Даже не капля в море, а величина, стремящаяся к нулю. Несколько тысяч военных, которые еще и свои семьи должны спасать, и самих себя. Наш мир не умер, побежденный волной восставшей мертвечины, он просто сдал себя ей, без всякого сопротивления. Печально об этом думать сейчас, когда мы на своей бронетехнике играючи справляемся со всеми этими мертвяками. При этом осознавая, что мы побеждены ими. Уже побеждены.
Для меня это второе такое разочарование в жизни. Первое было раньше, когда я был еще ребенком. Тогда я всего не понимал, лишь позже осознал, что случилось. Когда сдали мою страну, которая не проиграла войну, не пала жертвой агрессии и даже не стала банкротом. С которой вообще ничего не случилось, казалось бы, живи да радуйся, строй светлое будущее. Ее сдали лишь потому, что лень было с ней возиться, зато хотелось денег и почестей, роскоши такой, какая у нас не полагалась, и если можно, то на халяву. Потому что к власти пришли мерзавцы с дураком во главе. А теперь такие же сдали весь мир, и тоже потому, что не хотелось возиться со слишком способным к самообороне народом. И все. Пришел вот этот самый полярный зверь с ценным мехом, только, блин, дохлый совсем. И воняет мертвечиной. И кусается, зараза такая.
Пока я предавался мрачным мыслям, наш бэтээр, вновь оторвавшийся от колонны, перемахнул через путепровод над Кольцевой автодорогой, и мы вкатили в город, пустынный и мрачный на фоне грязного неба, в которое поднимались дымы многочисленных пожаров.
В этом месте на улицах даже почти не было зомби, может быть, с пяток в поле зрения. Брошенные машины стояли местами у тротуаров, но немного. Здесь всегда парковка запрещена была, да и не было у людей причины парковаться вдоль проспекта. Справа бесконечные заборы спорткомплексов до самой «Войковской», слева – жилые дома, подъездами выходящие во дворы, или вообще ничего.
Поэтому наш БТР катил по проспекту почти в полной тишине, лишь свистящий звук дизеля эхом отдавался от молчаливых стен домов и возвращался к нам. Никого в окнах, многие оставлены распахнутыми, некоторые – выбиты. Один дом выгорел насквозь и представлял собой закопченную и потрескавшуюся от жара руину. Тяжко пахло гарью, а ветер нес дым. Город горел во многих местах.
Вынесенная витрина того самого магазина «Проспект», где я в первый день Катастрофы застрелил зомби, напавшего на охранника. Теперь витрина из небьющегося стекла мелкими сверкающими брызгами рассыпана по тротуару, в магазине блуждают несколько мертвяков. Среди них, как мне показалось, была толстая кассирша, не хотевшая оставить рабочее место и отказавшаяся взять с меня деньги за вторую тележку с продуктами. Жалко, если и вправду она. Но далеко, могло и показаться.
На вершине путепровода возле «Войковской» мы остановились в первый раз. На «свечке» постройки семидесятых годов, что стояла слева, на высоте десятого примерно этажа, висел плакат с надписью: «Здесь живые!», а ниже была написана частота связи. Этого нам хватило. Соловьев, после того как мы огляделись и не обнаружили явных признаков близкого нападения, скомандовал колонне подтянуться к головному дозору. Вскоре возле нас остановились три остальные машины, и из КШМ сразу же начали вызывать по заявленным частотам и немедленно получили ответ. Ответил женский голос, истерически радостный. Нас уже увидели в окна и ждали вызова. Впрочем, мы выживших в окнах тоже разглядели, в бинокли и оптические прицелы. А я разглядывал в видоискатель камеры.
По тому, что нам сообщил женский голос в эфире, все запершиеся внутри – программисты, бывшие работники софтовой компании. Страсть смотреть в Интернет больше, чем в экран телевизора, их спасла. Они раньше других поняли, чем грозит происходящее вокруг, и решили спасаться, только вот спаслись, мягко говоря, не лучшим образом. Оделись по-туристски, серьезно запаслись едой и заперлись у себя в офисе, надеясь, что военные возьмут ситуацию под контроль и всех спасут. Оружия у них не было совсем, даже импровизированного, вроде монтировок из машин и молотков, рассчитывали лишь на крепость дверей и безопасность места. А потом выяснили, что в здании было слишком много зомби. Один человек несколько дней назад вырвался оттуда, чтобы отправиться за помощью, но больше никаких вестей о нем не было. Зато теперь под их дверью скопилось не меньше десятка мертвяков. Похоже, что те запомнили, что за стальной дверью есть живые люди.
Все это мы выяснили из краткой, но информативной речи. Один момент особо заинтересовал – зомби все же запоминают то, что им нужно. Еще одно подтверждение «теории ментального развития».
Соловьев, тоже сидевший на частоте, заговорил с захлебывающейся радостной истерикой женщиной в эфире:
– Девушка, спокойно! Мы всех спасем. Отвечайте прямо на мои вопросы, пожалуйста, это важно. Как поняли?
– Я поняла! Спрашивайте! – послышался радостный крик.
– Спокойней, – повторил он. – Вопрос номер один: вы в безопасности в своем офисе? К вам могут ворваться?
– Нет, дверь стальная. Не могут.
– Вопрос номер два: есть среди вас раненые или лица, нуждающиеся в срочной медицинской помощи?
– Нет.
– Вопрос номер три: вы голодаете или у вас есть продукты?
– Пока еще есть!
Соловьев кивнул удовлетворенно, поняв, что план операции менять не нужно, затем сказал:
– Мы вас вытащим, но не сейчас, а на обратном пути. Через несколько часов, но сегодня, еще до вечера. Сейчас мы направляемся в центр города, и там вам делать с нами нечего. Как поняли?
– Понятно… – В голосе по радио слышалось разочарование, но Соловьев на это не обратил ни малейшего внимания.
Вместо слов сочувствия он выдал им последние инструкции, в числе которых предписывалось быть готовыми к выходу в течение одной минуты, что подразумевало не просто быть собранными, а стоять у входной двери, и второе – снять плакат с частотами для связи. Я сначала удивился, да и те, к кому обращался Соловьев, тоже, но объяснил он легко: раз их уже обнаружили, то незачем привлекать дополнительно чье-то внимание. Неизвестно еще, чье именно удастся привлечь. И чем это закончится. Как у Винни Пуха: «Идет ли Слонопотам на свист? А если идет, то ЗАЧЕМ?»
– Гляну? – спросил я у Соловьева, кивнув в сторону перил моста.
Они вместе с краем путепровода прикрывали от нас вход в здание. А на вход посмотреть не мешает, хотя бы для общего развития.
– Давай сбегай, – согласился он.
Я соскочил с брони и, держа автомат у плеча не столько ради того, чтобы демонстрировать готовность вступить в бой, а скорее для того, чтобы внушить самому себе уверенность, подбежал к краю моста. Едрить! А мертвяков-то возле здания куда как немало, если не сказать большего! На первый взгляд стоящих и даже сидящих на земле с пару десятков. Но это непосредственно у дверей. А так, в поле зрения, еще немалая толпа наберется. Самое плохое – в здание открыты входные двери, широкие, двустворчатые. Настежь открыты, а за ними темно, но видно, что там тоже мертвяки. И тоже немало.
Сзади послышались шаги, я оглянулся. Бугаев не выдержал, тоже решил посмотреть. Впечатление у него сложилось, сходное с моим, потому что он болезненно сморщился. Затем сказал:
– Можно неплохо вляпаться, если дуром попрем. План нужен. По-любому надо как-то заткнуть двери, транспортом каким-нибудь, иначе вся улица в здании будет через пять минут.
Я ничего не ответил, лишь согласно кивнул. План будем составлять позже, когда до дела дойдет. И наша огневая поддержка наверняка здесь разместится, где мы сейчас стоим, потому что отсюда простреливаются все подступы к зданию с фасада. Самое сложное: а что ждет внутри? Сколько там мертвяков? Хотя не бросать же теперь людей, после того как их обнадежили? Да и нужны будут программисты в «Пламени», если честно, туда компьютеров с периферии привезли несколько грузовиков, на сто лет вперед хватит.
– Давайте обратно, по дороге доложите! – крикнул Соловьев, взмахом руки подзывая нас к броне.
С бэтээра раздались два выстрела из СВД – понемножку в нашу сторону направились зомби, бродящие дальше по проспекту. Действительно, хватит стоять, подманивать на будущую позицию тварей заранее, вроде как место прикармливать. Мы подбежали обратно к машине, вяло погромыхивающей двигателем на холостых оборотах, вскарабкались на броню. Тоже вот ведь привычка! По всем правилам и по здравом размышлении нам бы в утробе стальной, в БТР сидеть, наслаждаясь теплом и безопасностью, а мы все наверх лезем. А смысл? Мин с фугасами не предвидится по большому счету, нападения с применением РПГ тоже. Хочется надеяться, по крайней мере. А во всех остальных случаях сидеть на броне опасней. И мертвяки на машины меньше реагируют, чем на людей. Так нет же…
Да и как ты залезешь в безопасное нутро бронетранспортера, если даже не знаешь, попадешь еще когда-нибудь в свой город или нет? Никак. Хочется видеть все, хоть от города остался лишь его труп. Пока еще целый с виду, но который вот-вот начнет разлагаться. По крайней мере, запах дыма от пожаров чувствуется уже везде, и просто дымно на улицах, местами и вовсе как туманом затянуло. Люди ли что-то подожгли, само ли загорелось, не выдержав безнадзорщины, но уже горит и во многих местах, и никто не спешит тушить. Так и выгорит вся Москва, и на этот раз окончательно.
БТР снова плавно тронулся с места, я лишь слегка качнулся и уселся поудобней. Снимать пока ничего не хотелось. Все молчали. Машина шла дальше по широкому проспекту, оставляя за собой широкую пустую ленту асфальта. Здесь даже заглохших машин не было. Зато были машины, припаркованные вдоль боковой дорожки, и Соловьев сразу скомандовал:
– Не спать! Запоминайте «Нивы» с УАЗами!
Это правильно, это верно. Среди нас были четверо, кого успели обучить, как заводить эти модели машин без ключа и обходить простейшую сигнализацию. А на случай, если сразу завести машину не удастся, планировалось цеплять их на буксир. Для бэтээров с «Уралом» это не тяжесть, а в «Пламени» они очень могут пригодиться.
Справа от нас потянулись корпуса Московского авиационного института. В подъезде длинного кирпичного здания двери открыты настежь, там тоже видны мертвецы. А ведь территория МАИ всегда была закрытой, при достаточных силах тут вполне можно было отбиться. Но только от мертвяков, от людей – нет.
Наша машина вновь замедлила ход. Соловьев решал, ехать ли в тоннель, или проскочить на Ленинградский проспект с Ленинградского же шоссе через верх, или лезть на построенные новые эстакады. После реконструкции тут строители такого наворотили… Решение заранее, при обсуждении плана операции, не принималось, все сочли, что на месте будет виднее. И в конце концов Соловьев решил.
– Колонна, стой! – скомандовал он. – Копыто, давай весь свет вперед и малым ходом в тоннель.
– Есть! – откликнулся Копыто из люка.
Ну что же, прав Соловьев. Мы ведь толком-то о повадках мертвяков не знаем. Например, что можно сказать о темных и неосвещенных местах вроде тех же тоннелей? Избегают их мертвяки, скапливаются там или им все равно? Так смотреть не полезешь, а на броне – очень даже запросто.
На БТР снова вспыхнули фары, врубилась ослепительно-яркая «Луна» без крышки, и, кроме того, на нашей машине стояли два дополнительных прожектора-искателя. Машину немного начали готовить для будущих задач, то есть вылазок в замертвяченный город, и начали с дополнительного света. Бронетранспортер снова пополз вперед, со скоростью пешехода. Мощные лучи зашарили по стенам, полу и потолку полого спускающегося подземного проезда под перекрестком и сразу же высветили зомби. Много зомби, сотни, наверное. В основном лежащих, почти или совсем не шевелящихся. В коме. В той самой, о которой я говорил. Стэнд-бай. Однако на отражающийся от стен гул машины и яркий свет реакция проявилась, причем сразу. Многие зашевелились интенсивней, неуверенно пытаясь подняться, опираясь на руки, как разбуженный среди ночи очень сильно подгулявший с вечера человек. Некоторые, лежавшие в основном с краю, успели подняться на четвереньки, а то и вовсе встать на ноги.
– Задний ход, – сразу скомандовал Соловьев, увидев такое мертвячье изобилие.
Машина остановилась, затем также плавно заскользила назад.
– Серых, давай проверь на них машинки! – снова скомандовал Соловьев.
Скомандовал он стрелку, расположившемуся в подвесном сиденье башни бронетранспортера. Ответом были три короткие очереди из КПВТ. Три стайки тяжелых пуль ударили в зашевелившуюся толпу, прошили ее насквозь, смели несколько мертвяков как тараном, в воздух взлетели куски разорванных тел. Дульные вспышки озарили бликами стены, грохот выстрелов ударил раскатистым эхом, словно кто-то часто застучал в большой маршевый барабан.
В общем, замах был на рубль. А удар вышел все же на копейку. Даже те трупы, через которые со страшной скоростью пронеслись насквозь тяжелые 14,5-миллиметровые пули, в основном остались стоять на ногах и на новые отверстия в собственных телах внимания не обратили. Лишь несколько мертвяков, кого уж совсем в клочки, упали на асфальт и не поднялись.
– А не так чтобы очень! Накладно такой патрон с таким эффектом изводить, – прокомментировал Битюгов и выпустил пару очередей на уровне голов почти поднявшейся толпы из своего «Печенега». Эффект получился и то соразмерней, несколько трупов свалились.
Кроме него, стрелять никто не стал. Не в том, собственно говоря, был и замысел спуска в тоннель. Разведали темное место – и достаточно, внесли ясность или дополнительную неясность в знания о мертвяках. Тяжелая машина выехала из темноты обратно на свет и так отступала задним ходом почти до самых замерших машин колонны. Несколько зомби погнались за ней, но совсем медленно, неуклюже. Похоже, что им нужно было больше времени, чтобы восстановиться после ступора.
– Соблюдать дистанцию в колонне! Колонна, марш! – скомандовал Соловьев. – Верхом пойдем.
Наш БТР вывернул передние пары колес и покатил на развязку дорог над тоннелем, на спуске которого только появились первые мертвяки, выходящие из темного его зева. Я вновь взялся за камеру, но снять их шествие не успел, потому что борт пандуса закрыл их от меня. Тогда я просто взял панораму окрестностей, где мертвяков было раз-два и обчелся, после чего снова выключил, экономя место на диске и батарею. Хватит пока снимать, лучше оружие держать поближе, если не хватает ума через гостеприимно распахнутый люк спуститься в десант.
Чем ближе к центру города, тем больше мертвяков было на улицах. Почему их всех тянуло в центр? Непонятно. Может быть, остаток их разума подсказывал им, что в центре должно быть больше людей и больше добычи, но людей мы здесь не видели. Хотя в КШМ перехватывали радиопереговоры, ведущиеся в городе, причем довольно интенсивные. И не все они были паническими, большую часть из них вполне можно было отнести к деловым. Кто-то предупреждал кого-то о проблемах, кто-то назначал встречи, кто-то запрашивал базы. Значит, анклавы живых людей в городе сохранились, и не только те, о которых мы знаем. А знаем мы только о двух: Спецакадемии и находящейся рядом с ней автобазе Спецтранса, где засел Доценко со своими людьми.
А если людей в городе шурует много, нам тоже следует подумать о том, что как бы не разобрали без нас все ценное. По пути я, например, увидел целых четыре аптеки, и все были разгромлены – кто-то приватизировал медикаменты. «Шестерка» в организме от вирусных заболеваний спасает, а вот от воспаления легких, например, уже нет – антибиотики нужны.
Наша колонна быстро дошла до Садового кольца. Само кольцо было почти пустынным, мертвяков немного, а вот Тверская, по которой мы двигались в сторону центра, была ими просто пугающе забита. Мы свернули направо, проехав по встречной полосе возле колоннады Концертного зала имени Чайковского, спустились на Садовку. Осветили прожектором внутренность тоннеля и тоже обнаружили там настоящую толпу мертвяков, пребывающих в коме. Видать, как люди из города исчезли, они начали впадать в эту самую свою летаргию, отключаясь почти полностью, разве что не разлагаясь. И места под лежки начали выбирать укрытые.
БТР пошел в сторону Кудринской площади, мы продолжали вертеть головами. Вдалеке заметили группку из двух джипов и двух грузовиков, неторопливо куда-то кативших. Судя по тюкам в кузовах, кто-то плотно мародерил, аж завидно стало.
Даже если отрешиться от блуждающих мертвецов, то и в этом случае Москва представляла собой очень странное зрелище. Тишина и неподвижность. Брошенные машины стоят на своих местах, не слышно несмолкаемого городского шума. Звук от бронетранспортерного дизеля разносится далеко и свободно, возвращаясь к нам отовсюду гулким эхом. Мне показалось, что слышать его должны на всех окраинах города.
Сидевший в командирском люке Соловьев прислушался к чему-то, затем обернулся к нам и сказал:
– С кашээмки о новом радиоконтакте сообщили, с нами заговорили. Неподалеку, на Малой Никитской люди. Это где? – обратился он уже ко мне.
– Да прямо здесь!
Я показал рукой на въезд с Садовки на Малую Никитскую улицу. Наверное, звук моторов услышали и связались.
– Проверим, что за люди и зачем мы им понадобились, – сказал Соловьев, разглядывая карту в пластиковом прозрачном файле. – А оттуда пройдем по Большой Никитской до Манежа, заодно и на Кремль глянем.
Наш БТР описал плавную дугу и въехал на неширокую Малую Никитскую улицу. Остальная колонна исчезла из поля зрения. Они пока еще двигались по Садовому кольцу.
Мертвяков прибавилось, они останавливались, глядя на нашу машину, некоторые затем шли за ней следом. Трое или четверо «новичков» были сбиты задранным носом бэтээра и перееханы колесами, «ветераны» так глупо уже не попадались. Их и видно было сразу, по повадкам и скорости. Морфы не появлялись, но я давно заметил за ними такую особенность – на них не влияют остатки человеческих привычек, и ведут они себя уже как обычные хищники, скрываясь, охотясь и стараясь не попадаться на глаза потенциально опасному противнику.
Копыто вел БТР по самой середине улицы, держась подальше от стен и припаркованных в изобилии автомобилей.
– «Нива»! – сказал я, заметив в ряду машин маленький внедорожник песочного цвета.
– «Ольха-два» и «Осина», принять меры к эвакуации «Нивы». Пятьсот метров впереди вас, с правой стороны, – отдал Соловьев команду экипажам грузовика и второго бэтээра. – Об исполнении доложить. «Сосна» следует за мной, подтянуться.
Наша машина шла со скоростью около сорока километров в час, не больше, поэтому КШМ – точно такой же бронетранспортер, как и наш, только без башни и весь утыканный антеннами, быстро нас догнал, еще до того как мы притормозили перед серо-белым домом напротив церкви. Дом выглядел старым по архитектуре, но построен был совсем недавно – скромный и незаметный с виду семиэтажный одноподъездник, где квартиры занимали целый этаж, а цена квадратного метра приближалась к цене хорошего автомобиля.
Во двор дома вела большая арка, перегороженная закрытыми решетчатыми воротами. Было видно, что в этом дворе собралась целая выставка дорогих внедорожников. Верхний этаж дома состоял наполовину из открытой террасы, и там стояли люди. Стояли спокойно, даже немного вальяжно, словно красуясь: вот, мол, вокруг конец света, а нам как бы и по барабану. Обратив внимание, что мы их разглядываем, несколько человек помахали нам руками. Одеты все были в какую-то форму, но не военную и не милицейскую. Частная охрана, что ли?
– Говорят, чтобы заезжали во двор, зовут в гости. Ворота откроются. Просят только не запускать мертвяков одновременно с собой, – сказал нам Соловьев, заодно тем самым отдавая команду механику.
БТР, к тому времени проехавший мимо этого дома, описал круг по пустынной площади Никитские Ворота и лег на обратный курс. Кашээмка шла следом, как привязанная. Машины вновь втянулись в улицу, проскочили поворот на Спиридоновку и подъехали вплотную к огромной арке. Я еще подумал: зачем такая большая была нужна? Она же первые два этажа пополам разделила, считай, сплошной убыток для застройщика. Наверное, какие-нибудь пожарные нормы и правила или еще что-то.
Возле ворот дома топтались три мертвяка. Один был… одна была… Кстати, а как правильно называть зомби женского пола? Точнее, мертвяка женского пола? Мертвечиха? Мертвячка? Мертвица? В общем, она здорово смахивала на модель. Высокие сапоги на шпильках, одна из которых утрачена, а на второй она еле ковыляет. На лице, как ни странно, сохранился мейкап. А куда он может деться, на самом деле? Но выглядит яркая помада на трупно-синеватом лице вообще жутко. Как будто кто-то очень злобный очень мерзко пошутил над мертвой девушкой. Злобный, как сама Не-жизнь.
Дорогие украшения, дорогие часы и даже короткая куртка из шиншиллы. Видать, у девушки был кто-то, кто проявлял заботу о ее материальном благополучии. Второй мертвяк был совершенно непонятный, невероятно грязный, как будто его топили в грязи. Из-за этой облепившей его грязи он скорее напоминал глиняного голема, чем ожившего мертвеца. А вот третьего и разглядеть не удалось: увидев приближающуюся броню, он лихим спринтерским рывком пересек дорогу и скрылся за углом храма. «Ветеран» или даже чуть подморфировавшийся мертвяк, очень уж быстрый.
– Сергей, давай. Обоих, – скомандовал Соловьев, показывая на мертвяков.
Я кивнул, вскинул автомат, натянув ремень и уперев приклад в плечо, навел точку коллиматора на голову девушки. «Сто пятый» слегка брыкнулся, с громким треском выпустив две пули и выбросив гильзы, со звоном скатившиеся с брони. Девушка упала, и я сразу же второй короткой очередью свалил «голема». Когда тот упал, от его одежды полетела пыль, целое облако.
Дальше по улице тоже раздались выстрелы. Это наши занимались «Нивой», вот и отстреливали приближающихся зомби. Надеюсь, там все будет в порядке, не навалится толпа мертвяков со всех окрестностей. Хотя на БТР откуда угодно можно вырваться, да и бронированный «Урал» тварям точно не по зубам.
Ворота в арке тем временем плавно разошлись в стороны, повинуясь поданной из неизвестного места команде, пропуская наши машины внутрь. И сразу же за нами сомкнулись. Бронетранспортеры въехали на большую асфальтированную площадку, со всех сторон окруженную высоким и мощным решетчатым забором, оказавшимся достаточной преградой для мертвяков. К тому же по его верху кто-то щедро намотал «егозы».
На площадке стояло порядка десяти дорогих внедорожников, все – последних моделей, а кроме них – новенькая «БМВ» седьмой серии и «мерседес» представительского класса, судя по стеклам – бронированный. Не сироты тут живут, не сироты.
Кроме дорогих машин имелись и недорогие. Пара передвижных электростанций, толстые кабели, от которых тянулись в дом две вахтовки на базе «Урала» и два наливника, от которых заметно попахивало соляркой. И самая обычная БРДМ-2, на вид – как новенькая, видать, с длительного хранения.
Часовых во дворе не было, думаю, что при нынешней обстановке это разумно. Ждать грабителей в такой крепости маловероятно, даже самые беспредельщики не сунутся, а приманивать зомби видом стоящего во дворе живого человека не следует. Но охрана была, разумеется.
Из подъезда вышли двое, с автоматами АК-74М на плечах и в черных разгрузках с кобурами на животе. Оба были в темно-синей форме с эмблемами «ЧОП «Щит» на рукавах. Обоим к сорока примерно, ведут себя подчеркнуто миролюбиво, приветливо.
Все, кто сидел на броне, спрыгнули вниз, и один из охранников попросил нас отойти из створа арки, чтобы, с его слов, «мертвяков не подманивать». Ну, значит, я прав насчет поста во дворе. Все подошли к подъезду, откуда в этот момент вышел высокий, плечистый, в такой же, как и у других, темно-синей форме, черной разгрузке и без автомата, лишь из его «набрюшной» кобуры торчала рубчатая рукоятка «Грача». Он поздоровался со всеми за руку, затем сказал:
– Рады вас видеть, мы тут общением не избалованы. В общем, шеф вас в гости приглашает, поговорить и просто так, на чаек.
– Зайдем, – согласился Соловьев, затем глянул на меня и сказал: – Со мной сходишь. Остальным оставаться с техникой. Выставить охранение.
Рослый с пистолетом ничего не сказал на такое явное проявление недоверия, даже глазом не повел и лишь сделал приглашающий жест в сторону подъезда.
Мы вошли в роскошную, дубовую с виду, дверь подъезда с бронестеклом. Попали в светлый, отделанный мрамором холл с витражами в окнах. Окна без решеток, кстати, – наверное, какое-то спецстекло. Хотя у крайнего окна виднелся штабель кирпича, мешки цемента и малый растворно-бетонный узел. Закладывать проемы все же собираются. Справа в холле стояла закрытая бронестеклом стойка охранника, за которой как раз и сидели те двое, которые вышли нас встретить первыми.
Наш провожатый коснулся ладонью сенсорной панельки вызова лифта, и двери бесшумно распахнулись, открыв его зеркальное и хромированное нутро, мелодично блымкнул электронный колокольчик, словно приглашая. Наш спутник вошел туда первым, за ним мы, никто не проронил ни слова. Рослый ткнул пальцем в самую верхнюю кнопку, двери закрылись, и лифт бесшумно поехал вверх. Когда он остановился, все вышли на роскошно отделанную лестничную площадку. Темного дерева дверь вела в квартиру, а еще была лестница с дубовыми перилами, установленными на балясины ручной ковки со вставленными в них кусками свинцового стекла (это сколько они стоили-то заказчику?), лестница вела вверх.
– Нам наверх, – показал на лестницу провожатый. Мы пошли по гранитным ступеням выше.
– Двухэтажная квартира? – спросил Соловьев.
– Да, двухэтажная.
Я снова мысленно прикинул. Получается сотни четыре квадратных метров как минимум. Не считая террасы. Или семья большая, или аппетит, одно из двух.
Мы поднялись этажом выше, прошли через открытую всем ветрам сверкающую кухню, отделенную от огромной гостиной лишь барной стойкой. В гостиной центром всего пространства служил открытый камин современных форм, окруженный широкими и низкими диванами. С дивана поднялся невысокий, коренастый человек в спортивном костюме, с простым крестьянским лицом. Очки в золотой оправе и массивный «Патек» на руке. Все атрибуты.
Он прошел нам навстречу, меня не заметил, а обратился сразу к Соловьеву, протягивая тому руку:
– Баранов. «Газстрой».
– Соловьев, – пожал наш командир руку коренастого. – Спецназ ГРУ.
– Заходите, присаживайтесь. – Баранов сделал приглашающий жест в сторону диванов. – Кофе хотите? Или покрепче чего?
– Нет, спасибо, ничего не хотим, – ответил за двоих командир, хоть я от кофе бы не отказался. Он тут небось хороший. – Неплохо вы тут расположились, – сказал Соловьев, обведя рукой обстановку.
– Неплохо, – кивнул Баранов. – Но я вообще ниже живу, эти два этажа нефтяник один занимал. Но его даже не видели здесь никогда, он в Лондоне постоянно. Из жильцов, кроме меня, в доме никого не осталось. Ну а раз не нужно никому, то мы и вскрыли, очень уж терраса здесь стратегически выгодная.
Мы вышли на просторную террасу, от одного вида с которой у меня дух захватило. Панорама окрестностей, в дальнем конце Большой Никитской виден Манеж и Кремль. Ох, немало стоила эта квартирка неизвестному нефтянику, очень немало. Хотя сейчас вид мертвого города с язвами многочисленных пожарищ скорее внушал тоску, нежели восхищение.
А еще мы разглядели две наши машины дальше по улице. Там постреливали, но паники видно не было, да и мертвяков немного, причем в драку они не лезли, держались поодаль. Судя по всему, «Нива» скоро присоединится к колонне.
На террасе, а также на плоской крыше над ней расположились трое, в теплых куртках под разгрузками, с приборами наблюдения. Возле двоих стояли, прислоненные к перилам, новенькие снайперки СВ-98 со сложенными сошками. Третий был вооружен автоматом, но на краю крыши, на треногах, за ограждениями из бетонных блоков, стояли два крупнокалиберных «Утеса». Один накрыт полиэтиленом, но у второго, с оптическим прицелом, как раз автоматчик и прогуливался.
– А эти ребята, которые «Щит»?.. – спросил Соловьев, показав на снайперов.
– Это частная фирма, охраняли наш офис и объекты, – ответил Баранов. – Все в прошлом из Внутренних войск. Когда дело дерьмом запахло, я с их директором посовещался, и решили мы здесь запереться. Запаслись едой на несколько лет, генераторы притащили, оружие раздобыли через сослуживцев их бывших, семьи привезли. Пару-тройку лет сможем продержаться.
– До каких пор сидеть думаете? – спросил я, вмешавшись в разговор.
Не удержался, очень уж меня заинтересовала причина, по которой люди могут укрепиться посреди мертвого, в прямом смысле этого слова, города. Баранов посмотрел на меня, отметив отличающуюся форму, затем повернулся к Соловьеву:
– Вроде как не из ваших парень?
– Не из наших. Союзник, можно сказать. Другая специализация, – более чем обтекаемо ответил Соловьев.
Баранов кивнул, как бы подтверждая, что выяснил мой статус, затем ответил мне, вполне дружелюбно:
– Пока не станет понятно, что делается в мире. Прорваться из города мы всегда сможем, сил и оружия хватит. Но у нас семьи, их беречь надо, а не ломиться в неизвестность. И мне из своей квартиры просто так убираться неохота. У нас тут связь такая, что можем с Магаданом беседовать. – Он показал на крышу, где действительно стоял целый лес загогулистых антенн, и оттуда тянулись к чердаку соседнего, вплотную примыкающего здания, провода.
– А много вас? – спросил Соловьев.
– Не очень, – уклончиво ответил Баранов.
Этот вопрос уже попадал в разряд интимных, доверие в отношениях между группами людей стремительно испарялось вместе с цивилизацией. Кто знает, зачем мы спрашиваем? Может быть, хотим перераспределить ресурсы в свою пользу? Вопрос, правда, вот какой возникает: а для чего нас сюда вообще позвали? Нелогично немного. Это вопрос Соловьев и озвучил.
– Ищем союзников понемногу, – туманно ответил Баранов. – Мало ли как сложится? Сейчас хотя бы частоты для связи дадим друг другу. Мои ребята в город вылазки делают, могут вам информацию подкидывать.
– Что-то еще?
– Есть и еще, – вздохнув, ответил он. – Мы весь этот дом заняли, пробили через общую стену дверь в соседний и там обжили целый подъезд. Завалили вход, забетонировали даже, в общем, с комфортом устроились. Ниже второго этажа незащищенных окон нет. Но позавчера ночью что-то перемахнуло с соседней крыши туда… – Баранов показал на двускатную крышу соседнего старого дома, – …и оттуда через окно влезло в квартиру. Убита семья. Пока наши ломились на шум, тварь ушла, сообразила, что к чему. А один наш боец, его жена и две дочки обратились, пришлось расстрелять.
Баранов болезненно сморщился, вздохнул.
– Плохо все вышло, в общем. А вчера опять такую тварь обстреляли, но не убили. Ее в камере наблюдения заметили, они у нас по всему периметру. Крутилась здесь, причем сидела на крыше одной из вахтовок.
– Не убили? – спросил я.
– Не смогли, – сокрушенно покачал головой собеседник. – Снайпера две пули успели всадить, но почему-то без толку. Ушла, зараза. А мы теперь голову ломаем, что это могло быть?
– Морф, – сказал я. – Который откормился на существах своего вида. Мог быть человеком, животным. Собакой, например.
Вкратце рассказал ему нашу «морфскую теорию». Затем показал прямо на видеокамере ту тварь, которую снял совсем недавно и которая теперь в кузове «Урала» валяется. Объяснил заодно, где у этой гадины мозг и куда надо целиться. Странно, кстати, что они таких до сих пор не видели. Баранов посмотрел запись не один, позвал в рацию того высокого, который встречал нас и представился теперь как Николай Константинович.
– И что нам делать? – спросил Баранов. – Много их таких?
– Не знает никто, – ответил я. – Но сам я сталкивался уже несколько раз. А вот эту мутировавшую собаку мы сегодня в Химках завалили. Запись часовой давности.
– Это очень плохо, – сказал Николай Константинович. – У нас окна ничем не защищены. Когда погибла семья, тварь влезла с крыши. Это какая ловкость! Туда ведь надо было подняться суметь.
– И догадаться, – добавил я. – Мертвяки-то тупые, а вот морфы…
– Мертвяки тоже умнеют, – пожал плечами наш провожатый. – Заметно так.
– Это верно, – подтвердил и Соловьев. – Мы тоже обратили внимание.
– В общем, мы попытаемся укрепиться, – снова ступил в разговор Баранов. – Если не получится, а нападения продолжатся, то будем искать убежища у вас. Может оказаться, что в городе жизни не получится.
– Мы не против. Место найдется, – сказал Соловьев. – Только…
– Начальники не нужны? – усмехнулся Баранов, перебив майора. – Это я сейчас начальник, а всю жизнь отпахал на стройках северных, с прорабов начинал. Хоть по строительству, хоть по трубам, по всему специалист не из последних. Даже проектирую.
– Тогда и вопросов не будет, – кивнул командир группы. – А вообще, давайте пару-тройку сеансов связи в сутки организуем. Чтобы мы знали, что вы тут держитесь. Если совсем подопрет, можем и бронегруппу выслать.
– Запись сохранилась того морфа, которого обстреляли? – спросил я.
– Разумеется, – кивнул Николай Константинович. – Я зачем, собственно говоря, и уходил.
Он достал из кармана конвертик с оптическим диском, протянул Соловьеву:
– Посмотрите на досуге. Может быть, будет полезно.
– Обязательно, – ответил майор и сунул диск в карман разгрузки. Затем сказал: – Ладно. Приятно было познакомиться. Дайте человека от связи, чтобы со мной в кашээмку подошел, договорился по расписанию и частотам. А у нас еще задачи, отбываем для выполнения.
– Это в смысле ваши «Ниву» завели наконец? – усмехнулся Николай Константинович.
– «Нива» – это попутно. А задач еще хватает.
Как раз в этот момент в рации послышался доклад о том, что «Нива» на ходу и даже полный бак бензина в ней. Соловьев приказал выкатить машину на Садовку и там оставить до возвращения. Все равно никто не украдет.
10
«Копейка» – не только «жигули» первой модели, но и БМП-1, старая боевая машина пехоты, первая из линии этой бронетехники.