Читать книгу Скифская история. Издание и исследование А. П. Богданова - Андрей Лызлов - Страница 25

Что бы там ни замышляли политики, озабоченные многолетней перспективой международных отношений, армия (и прежде всего дворянство) не могла смириться с отступлением перед турками в 1678 г. На фоне всеобщего возмущения действиями Ромодановского и Самойловича легко представить себе, что многие могли бы присоединиться к заявлению генерала Гордона: «Чигирин был оставлен, но не покорен»[213]. Речь шла не только о патриотизме, профессиональной гордости и увлеченности имперской идеей, развиваемой Римским-Корсаковым: все российское дворянство испытывало острый земельный голод, а служилые по отечеству южных уездов, составлявшие основу регулярной кавалерии, рвались в бой, чтобы выбиться из настоящей нищеты.

В результате смотров 1677–1679 гг. было установлено, что на одного дворянина и сына боярского в южных районах приходится в среднем меньше одного тяглого двора![214] Стоять на краю черноземов и быть нищими в виду бескрайнего Дикого поля из-за турецкой или татарской опасности было просто нестерпимо. Даже привилегированное московское дворянство, имевшее поместья и вотчины по всей территории России, исключая Русский Север, Урал и Сибирь, за счет роста своей численности (к 1681 г. его списочный состав включал 6385 служилых людей) обнищало изрядно[215]. Стольник Андрей Лызлов, получивший в 1678 г. поместный оклад в 600 четвертей[216], в «скаске» 3 января 1681 г. уверял, что служит «с отцова поместья», насчитывавшего всего 48 дворов в Вологодском и Перемышльском уездах (включая новопожалованные И.Ф. Лызлову по итогам русско-турецкой войны 11 дворов. № 9). 10 января Андрей Иванович вновь уверил правительство, что «поместья и вотчин за мною нет ни единой чети» (№ 10). – Ни клочка ни своей, ни служебной земли у стольника, в 1677 г. служившего в свите Голицына, а в 1678 г. выполнявшего важное задание по снабжению армии!

Бедность дворян в некоторой степени поощряла их стремление к действительной службе на денежном жалованьи. Андрей Иванович Лызлов, например, весной 1683 г. вызвался вместо А.М. Таузакова «жить на Москве в нынешней четверти» (стольники, не имевшие дворцовых чинов[217], служили четвертями посменно), отказавшись от «отпуска» (№ 11). Эту челобитную можно толковать и как стремление Лызлова быть поближе к царскому двору не только в свою очередь службы стольником. Важнее, что поместного жалованья Андрей Иванович так и не получил.

В соответствии с политикой правительства, которое многочисленными указами и новыми статьями к Соборному уложению 1649 г. стремилось укрепить принцип родового наследования земли, Лызлов получил в 1684 г. бóльшую часть владений (39 дворов) своего умершего отца (№ 13). Однако, несмотря на увеличение его поместного оклада по челобитной царям Ивану и Петру и царевне Софье 1686 г. (№ 12), расширить вотчину ему удалось только за счет «поступки» и мены у дворянских вдов Вологодского уезда: всего на 31 двор и одну пустошь к началу 1697 г. (№ 13).

Хозяйственная сметка Андрея Ивановича, округлившего владения до 70 дворов, к тому же получавшего по 9 рублей в год за сдачу земель под оброк, налицо. Вместе с тем его история хорошо иллюстрирует кризисное состояние поместной системы. Даже много послуживший дворянин высокого чина не получил ни пяди земли и ни единой «души» от правительства, способного удовлетворять лишь самые неотложные нужды в пожалованиях безземельным военным и чиновникам, дабы они не «отбыли» службы, а также власть предержащим и фаворитам, что для «верхов» всегда является наиглавнейшим.

Для обеспечения растущего числа дворян поместьями, даваемыми под условием службы, и вотчинами (в дворянской собственности) существовало лишь три способа: передел существующих владений, закрепощение новых категорий населения и расширение границ на удобные для сельского хозяйства земли.

Дворянство, естественно, с алчностью смотрело на дворцовые владения царской семьи, составлявшие по переписи 1678 г. 88 тысяч крестьянских дворов, в то время как все вместе думные чины владели 45‑ю тысячами дворов. Еще привлекательнее выглядели церковные владения, в которых насчитывалось 116 461 двор! Только за патриархом было более 7 тысяч дворов, тогда как самый богатый среди бояр имел около 4 600, а средний боярин – всего 830 дворов (окольничий – 230, думный дворянин – 150 и т. д.)[218].

Собственные владения государь мог раздавать невозбранно, но не бесконечно, ибо это противно было всей философии феодального государства. Если при Алексее Михайловиче за тридцать лет было роздано 13 960 дворов дворцовых крестьян, а при Федоре Алексеевиче за шесть лет – 6 274 двора, то диктовалось это как политической необходимостью, так и щедростью государя. Между прочим, князь В.В. Голицын как доверенное лицо царя Федора получил 2 186 дворов, выдвинувшись в число богатейших людей страны. Отсутствие рачительного хозяина в правление царевны Софьи и в особенности Нарышкиных сопровождалось пожалованием за 17 лет (1682–1699) более 24 тысяч дворов, причем одни Нарышкины присвоили себе более 6 500 из них, перекрыв все раздачи дворцовых владений при царе Федоре[219].

Попытки секуляризации, а проще говоря – отъема церковных земель во всех странах Европы были трудны. Не то, что отобрать церковные землевладения – даже ограничить их рост в России не удалось ни запретительными статьями Соборного уложения, ни последующими указами. Буквально перед смертью, в марте 1682 г. царь Федор Алексеевич с помощью собора представителей светских феодалов утвердил решение о конфискации вотчин, поступивших в церковное владение после 1649 г. в нарушение Уложения[220]. Возможно, неправы были современники, твердившие об отравлении государя заговорщиками. Однако трудно оспаривать факт, что именно патриарх Иоаким возглавил дворцовый переворот в день смерти Федора Алексеевича, 27 апреля 1682 г.[221], после которого был поставлен крест на большинстве реформ государя и, разумеется, на решении о частичной секуляризации церковных земель.

Не удовлетворяло земельного голода, но помогало его несколько сдерживать укрепление сословных перегородок между всеми слоями общества, включая служилых по отечеству. Прежде всего речь шла о последовательной политике избавления от «белых» (не несущих прямых государственных налогов, тягла) дворов, афористически выраженной в именном указе Федора Алексеевича от 29 октября 1677 г.: «Беломестцов, которые живут на тяглых землях, а по договору тяглой с той земли не платят – и тех сводить!»[222].

Одновременно в ходе военно-окружной реформы 1679 г. производилась генеральная чистка армии: недворяне и разорившиеся вконец служилые по отечеству выписывались из конницы в солдаты (которые содержались в основном за счет сборов с черносошных крестьян и торгово-промышленного населения Севера); окрестьянившиеся солдатские и драгунские полки обращались в тягло; вся масса чинов старинной дворянской городовой службы была упразднена – дворян записывали в регулярную кавалерию, недворян в пехоту, негодные увольнялись вовсе.

С осени 1678 г. «даточные люди» – крестьяне и холопы, выходившие на службу с дворянами нестройными толпами, – пожизненно записывались в полки. В 1679 г. все дворянство, кроме чинов Государева двора, обязывалось к постоянной службе в регулярных полках по военным округам (разрядам) под угрозой лишения поместий и самого социального статуса[223]. Действительная служба подразумевала денежное и хлебное жалованье, ставшее большим подспорьем для малоземельных дворян. Однако выплата его в полном объеме едва не поставила страну на грань экономического краха.