Читать книгу Скифская история. Издание и исследование А. П. Богданова - Андрей Лызлов - Страница 6

Не вдаваясь в общую оценку петровских реформ (военно-крепостнический характер которых заставил бы предположить, что они инициированы дворянством и прежде всего феодальной аристократией), следует отметить главное: само представление о кардинальном изменении дворянского статуса и самосознания при Петре имеет признаки историографической легенды. Последнюю можно определить как общепризнанное умственное построение, игнорирующее общеизвестные факты.

Таковыми фактами являются, например, отлично сохранившиеся материалы о военно-окружной реформе царя Федора, согласно которой большая часть российского дворянства на рубеже 1670–80‑х гг. была связана обязательной службой[11] в регулярных полках[12], и об отмене местничества, случившейся при установлении новой формы военной службы для чинов Государева двора (1682)[13]. Верхушка последнего – боярство – при царе Федоре Алексеевиче была расширена почти вдвое[14], а Боярская дума превратилась в постоянно действующее высшее государственное учреждение: с правом принятия законов и согласованным с единым расписанием службы приказов графиком работы[15].

Решение текущих дел еще в 1680 г. перешло в выделенную из Думы Расправную (или Золотую) палату[16]. Ведавший дворянскими службами Разрядный приказ при царе Федоре был официально возвышен над всеми центральными ведомствами и получил в новых военных округах сеть местных учреждений, делегировав туда часть своих функций[17]. Не входившие в число аристократов главы центральных ведомств – думные дьяки – стали именоваться полным отчеством (с «вичем»), наряду с боярами, окольничими и думными дворянами, как свои в своем круге[18].

Административная реформа, утвердившая принцип единоначалия, охватила всю систему государственных учреждений вплоть до местного управления и была проведена параллельно налоговой реформе, разграничившей административные и фискальные функции[19]. Был подготовлен проект своего рода «Табеля о рангах» для всех чинов господствующего сословия на основе системы наместнических титулов[20].

Свод законов – Соборное уложение 1649 г. – был пополнен немалыми сериями дополнений, которые укрепляли и расширяли земле- и душевладение дворянства, оберегали родовую собственность, сближали поместья с вотчинами и увеличивали именно вотчинную часть владений[21]. Дворянство последовательно ограждалось от притока лиц из податных сословий и очищалось от деклассированных элементов, а крестьянство сближалось с дворовыми и холопами[22]. Тщательнейшим образом подготовлено при Федоре было и проведенное при Петре Генеральное межевание[23].

Дворянское самосознание, которое приходилось изучать по отдельным коллективным челобитным и выступлениям на Земских соборах[24], получило воистину массовое выражение в историко-родословных материалах, подававшихся в основанную царем Федором «Гербалную палату», широко известную в период регентства царевны Софьи (1682–1689) как Палата родословных дел. Аристократия, среднее и даже мелкое дворянство крайне озаботились составлением подборок документов[25] и сочинением истории своих фамилий для шести обещанных в феврале 1682 г. родословных книг[26], призванных закрепить структуру господствующего сословия.

Наиболее общие интересы сословия служилых землевладельцев, а проще говоря – дворянства, нашли яркое отражение в имперских идеалах Российского православного самодержавного царства, принятых на высшем государственном уровне еще с коронации Федора Алексеевича[27] и красноречиво воспетых старшим коллегой А.И. Лызлова, Игнатием Римским-Корсаковым «со товарищи»[28].

В социальной и культурной основе своей российское дворянство предпетровского времени было тем же самым, что и в период преобразований. Да и подавляющее большинство активных участников петровских реформ получили образование и воспитание в правление Федора (1676–1682), Софьи (1682–1689) и Наталии Кирилловны Нарышкиной (1689–1694).

Отдавая предпочтение версии, что автор «Скифской истории» был смоленским священником, а не дворянином, исследователи исходили из чисто умозрительного (и ошибочного) отнесения предпетровского времени к исторической эпохе Древней Руси, к Средневековью, когда безусловное лидерство в историографии принадлежало духовенству.

Эти издержки условной периодизации, необходимой для стройного деления курсов истории и филологии, порождают порой слишком уж большие отклонения от истины. К счастью, введение неведомым благодетелем понятия «переходного времени» сняло у исследователей психологический барьер противопоставления «темной и непросвещенной» допетровской Руси – модернизированной и европеизированной Петровской России[29].

Переходность – понятие условное. В основе своей оно означает просто ход истории, органичное развитие общества. Поэтому вопрос, включать ли в «переходный период» царствование Алексея Михайловича, как думали в XVIII–XIX вв., не ведая о реформах Федора Алексеевича, или начинать «переход» с воцарения последнего – риторический. Нас устраивает последнее, поскольку Андрей Иванович Лызлов вышел на сцену после воцарения царя-реформатора Федора Алексеевича в 1676 г.