Читать книгу Свет матёрый - Андрей Лушников - Страница 3
Там, где двое – во имя твоё
Оглавление«Люди, верьте иль не верьте…»
Люди, верьте иль не верьте,
Я узнаю со спины:
Руки коротки – у смерти,
Ноги – осени длинны.
Трёт покуда смерть ручонки,
Ходит где-то по гробы —
Ноги длинные девчонки
Увлекают по грибы.
В лес ведёт она спросонок,
Только вы о том молчок!
Груздь проснулся октябрёнок
И зевает – дурачок.
Сочельник
Юлии
Чаёк на кухне с имбирём.
Канун. Сочельник.
И ничего не заберём
Мы в понедельник.
Друг-другу мы с тобой вот-вот
Простим ошибки.
Ко мне плывёт Чеширский Кот
Твоей улыбки.
Порой, у нас, как номер шесть,
Ума-палата.
Но в ней мы делим всё, чем днесь
Душа богата.
Лишь тело стало чуть бедней —
Никак не скрою,
Что мы с тобой уж сорок дней,
Как брат с сестрою.
С утра надежды лучик твёрд,
С ажиотажем —
Так, что в багете натюрморт
Глядит пейзажем.
Горит на нём с утра звезда
Над головами.
И едут, едут поезда
За ней с волхвами,
Везут с мороза Рождество
И запах лета,
В котором больше ничего
Нет, кроме света.
«Где мы с телом кукуем вдвоём…»
Где мы с телом кукуем вдвоём,
Кособоким вороним гнездом,
Окружённый густым купырём
Над рекой накренился наш дом.
А в дому только печь да кровать,
И остыла в печи головня.
У меня нет причин горевать —
Тело любит как может меня.
И гуляет по мне его плеть
Из огня да опять в полымя,
Неповадно чтоб было и впредь —
Тело держит за горло меня.
Но ночами, осоки острей,
Песня режет ходы в кулаке,
Прорезается из купырей
Там, где небо склонилось к реке.
И когда тело в пьяном бреду
В сапожищах ползёт на кровать,
Я её за калитку веду
В непроглядную ночь куковать.
Мальчик и река
Мальчишка загорелый
Прокрался босиком
К реке совсем несмелой
С несмелым тростником.
И тонок он, и светел,
С тростиночкой в руке,
Что ж он в реке заметил?
Увидел что в реке?
У неба под приглядом,
Всем страхам вопреки,
Он словно ищет взглядом
Несмелый взгляд реки.
И в преизбытке света
Глаза в глаза они,
И узнаванье это
Свиданию сродни.
И речь свою заводит
Река издалека,
И всё, что происходит,
Отныне на века.
От веку и до веку
Проносят облака,
Что мальчик смотрит в реку
И в мальчика река.
На Купалу
Юлии
На Купалу в лихих женихах
Недостатка и впрямь не бывает.
У калитки, вся грудь в петухах,
Кто-то деву зовёт-зазывает:
«Мы Ярило зажгли от костра,
Где заря-заряница упала.
Не пойдешь ли ты с нами, сестра?
Всех зовёт на гулянье Купала!
Мы в венках из травы и цветов
Хоровод начинаем со смехом.
Там, в объятиях нави, готов
Я до смерти к любовным утехам.
Там, в чащобе, реки где исток,
Где и ножка твоя не ступала,
Расцветает заветный цветок,
Что сегодня откроет Купала.
Там, под каждым листом лопуха,
Светляки заблестят вполнакала.
Вмиг там сыщешь себе жениха,
Где заветный цветок отыскала!».
А дивчина не любит кто врёт,
Пустословью не верит избытку.
Улыбнётся ему в свой черёд,
Обопрётся рукой на калитку,
Похвалы отмахнёт комарьё,
Поведёт соболиною бровью:
«Там, где двое – во имя Твоё, —
Я лишь то называю любовью».
«Ты помнишь, как я обрёл…»
Юлии
Ты помнишь, как я обрёл
ключи от твоих ключиц?
Стояла у света в дверях,
качаясь над нами, трава.
И небо из рукавов
легко выпускало птиц,
И медленная река
вступала в свои права.
Ах, если открылась течь —
то время не устеречь.
Его над неспешной рекой
смывает осенним дождём.
Я верю, что, если завтра
трава будет брошена в печь,
То мы у вселенской печи
ненастье с тобой переждём.
Ты помнишь, была река,
была… да была такова.
Всё то, что не от земли,
земли превозможет гнёт.
И небо, легко, опустит
спасительные рукава,
И нас, как две капли росы,
для вечности зачерпнёт.
В городке Терпеже
Где нет остановки трамвая,
Где липы настороже,
Влюблённых скамейки скрывая,
Стоят в городке Терпеже —
Сидит на вечерней скамейке
Вся в трауре, словно желна,
В тоске по весёлой семейке
Ушедшего мужа жена.
В руке телефона огарок
На нерве последнем дрожит —
Ушедшего мужа подарок,
Которым она дорожит.
Никак не отыщет родного
Ушедшего мужа жена,
Звонит она снова и снова,