Читать книгу Букет из преисподней - Андрей Макаров - Страница 12

Аркадов в раздумье остановился на лестничной площадке…

Сегодня рабочий день пошел как-то не так. Спустившись на первый этаж, он усиленно пытался вспомнить, с какой ноги начал движение – с правой или с левой? Такие маленькие приметы вносили забавное разнообразие в повседневное течение работы, но Аркадов относился к ним с большим уважением. Вот и сейчас, наклонив голову, он стал вопросительно разглядывать видавшие виды ботинки. Ему показалось, что и они хитро взглянули на него, упорно храня тайну первого шага. Не получив от них психологической «поддержки», Аркадов мысленно собрался и более уверенным шагом направился в Совет ветеранов управления.

На повороте он неожиданно столкнулся с незнакомым молодым сотрудником, который, бегло взглянув на него, молча прошагал по коридору. Аркадов на секунду задумался, а затем, не повышая интонацию, спросил:

– Молодой человек, почему вы не здороваетесь?

Тот, не смутившись, сразу ответил:

– Простите, но я вас не знаю…

– А вы что, знакомитесь только на брудершафт? Насколько мне известно, в этом здании посторонних быть не может. Кстати, вы, как военный и, наверное, офицер, должны не только знать, но и соблюдать правила приличия, особенно по отношению к старшим по возрасту и званию?

Не дожидаясь ответа от смущенного сотрудника, Аркадов спустился на первый этаж.

Подходя к кабинету, он пожалел о происшедшем. «Да если бы я вспомнил, с какой ноги наступил на первую ступеньку, возможно, прошел мимо. – Но тут же мотнул головой, как бы отгоняя эту мысль. – Нет, все правильно. Справедливое замечание остается в памяти на долгие годы, хотя, к сожалению, не всегда…»

Дверь кабинета открылась с каким-то особым приветливым шелестом. Этот таинственный звук неизменно свидетельствовал о частых посетителях в этом уютном, светлом помещении. Аркадов догадывался о цели своего приглашения в Совет ветеранов, но, зная, как любят поговорить пожилые люди, приготовился выслушать все с величайшим терпением.

Председатель Совета с редкой для его возраста силой одарил Аркадова рукопожатием. Андрей взглянул в его не по возрасту живые глаза и представил, сколько всего они могли видеть за большую и особенно тяжелую фронтовую жизнь.

– А у нас, как всегда, крепкий чай, – предложил Владимир Николаевич, – присоединяйтесь.

Ветеран по-хозяйски разливал чай в потертые чашки. Андрею неожиданно вспомнилось прошлое… После зачисления в контрразведывательное подразделение, он, совсем молодой сотрудник, привлекался к разоблачению карателя, состоявшего на службе у фашистов. В свое время он перечислил в анкете свои «технические» увлечения. Одно из них руководство решило использовать в операции. На деле все оказалось значительно сложнее, поскольку Аркадову пришлось заменить кинооператора. Да, это была непростая задача – срочно освоить работу с пленочной камерой, что было намного сложнее, чем знакомая ему фотография. Однако все происходившее невероятно интриговало.

Да, порой возникало сомнение: «А смогу ли?!» Но рядом неизменно был старший наставник, который хорошо понимал его состояние. Только потом, с годами, Аркадов смог оценить и осознать многие воспитательные приемы опытного контрразведчика, который думал и заботился о достойной смене. Он очень тонко и незаметно вел его по тропинке к вершинам профессионализма.

Постоянно чувствуя за спиной дыхание старших товарищей, осуществлявших его прикрытие, Аркадов негласно в одном из отдаленных сел области снимал внешне невзрачного пожилого человека, который старческой походкой отмерял остатки уходящего времени.

Пристально вглядываясь в окуляр камеры и периодически смахивая с глаз солоноватые капельки пота, которые, как всегда, появлялись не вовремя, Аркадов не подозревал, что его напряженная работа была крайне нужна специалистам-экспертам. Значительно позже он узнал, что результаты его киносъемок были использованы для сравнительного анализа особенностей походки подозреваемого. Характерные особенности заболевания правой ноги и иные поведенческие реакции в совокупности с другими доказательствами могли объединить бывшего молодого главаря зондеркоманды и этого дряхлого старика в одно целое…

От воспоминаний его отвлек отозвавшийся трелью внутренний телефон. Владимир Николаевич неторопливо поднял трубку и, внимательно вслушиваясь, неожиданно пристально посмотрел на Андрея:

– К сожалению, детально поговорить не удастся. Звонил твой начальник и дал нам не более пяти минут. Но я, думаю, уложусь. – Он аккуратно положил трубку на место. – Ты знаешь, что приближается годовщина Дня Победы? Мы включили тебя в оргкомитет, для оказания помощи в подготовке к празднику. Но, как всегда, сам понимаешь, желательно все зафиксировать, так сказать, на пленку. К сожалению, ветераны уходят от нас быстрее, чем хотелось бы, а сохранить память о них – наша святая обязанность… Однако меня тревожит звонок Давлетова. Просто так он нас бы не побеспокоил… В общем, все для тебя знакомо, а детали обсудим позже.

Вложив в свой голос самую уверенную интонацию, Аркадов заверил ветерана, что все сделает. Прощаясь, Андрей почувствовал знакомое, только ему понятное азартное волнение. Он мягко затворил за собой дверь и поспешил в свой кабинет. За качество будущей съемки не беспокоился, тем более что до праздника оставалось больше месяца и можно тщательно подготовиться.

В ту минуту Аркадов не предполагал, что встреча с членами Совета ветеранов произойдет быстрее, чем он мог предположить…

Приготовившись постучать в знакомую дверь кабинета начальника, Аркадов замер с протянутой рукой. Его натренированный подмечать малейшие нюансы взгляд невольно замер на золотистой ручке. Солнечный зайчик, прорвавшийся через штору окна, с яркостью сварочного луча, ударил по ней и отразился необычной световой гаммой. Андрей знал, что это продлится несколько секунд и, несмотря на срочный вызов, разрешил себе полюбоваться и, главное, – получить позитивный заряд от этой красоты…

Давлетов легким взмахом руки пригласил Аркадова присесть и, перевернув листок, продолжил знакомство с какими-то материалами. Андрей сосредоточился. Он знал, что сейчас начальник закончит чтение, так как не позволял своим сотрудникам терять время даже у себя в кабинете.

– «Чихабельный документ», – с легким недовольством произнес он и отложил бумаги в сторону.

«Кто-то явно недоработал», – пронеслось в голове у Аркадова: начальник редко позволял себе подобные высказывания.

– Нам кто-то решил серьезно подпортить юбилей Победы, – начал разговор Давлетов, и пластик шариковой ручки резко согнулся в его руках, – все обсудим позже. Сейчас тебя ждет дежурка со следователем. Два сотрудника уже на месте происшествия по поиску свидетелей и охране территории. Возьмите все необходимое для подробной фиксации следов, думаю, после осмотра все придется уничтожить, если, конечно, не выпилите часть стены с надписями. – И он грустно улыбнулся.

– Проявление на улице? – быстро спросил Аркадов.

– Для тебя, думаю, намного хуже. – И, взглянув в глаза Андрея, добавил: – На территории студенческого городка с несколькими институтами и специальными учебными заведениями. Жду подробностей. И удачи тебе.

«Вот тебе и подарочек», – подумал Аркадов, выходя из кабинета. Возможно, как говорят в милиции, запахло «глухарем».

Машина тихо урчала у запасного выхода управления.

Строжевский с улыбкой встретил Аркадова и предупредил, что на заднем сиденье лежит следственный портфель.

– Поместимся, не только вам, спортсменам, фигуру держать, – в ответ улыбнулся Андрей, быстро устраиваясь за водительским креслом. Он краем глаза посмотрел на высокого, стройного коллегу. Иногда на соревнованиях по волейболу он обращал внимание на своеобразную манеру игры Строжевского, которая волнообразно переходила от мощной атаки до хитроумных комбинаций, порой ставивших в тупик не только противника, но и членов своей команды.

Слегка наклонившись вперед, Аркадов спросил:

– Откуда пришла информация и какая окраска?

– Точно не знаю, по-моему, позвонили из города дежурному.

– Не анонимно?

– Нет, звонивший представился, сейчас наши с ним уточняют детали. Угрозы теракта нет. Что-то профашистское. Я думаю, что ситуация для поиска будет достаточно спокойной…

Аркадов слегка постучал Строжевского по плечу и, перебивая его, напомнил:

– Ты забываешь о политическом резонансе в канун юбилея Победы… Каждый день будем по струнке стоять.

– Не лови на слове, ты же знаешь, о чем я говорю. Поехали?

Дорога была не близкой, но обсуждать было нечего, и в кабине воцарилась тишина, прерываемая шуршанием и легким свистом колес на поворотах. Водить машину Аркадов желания не испытывал. В свое время в обязательном порядке сдав экзамены на права, он на охоте загнал жигуленок друга в водогон, который на счастье оказался без воды, и понял, что «рулежка» – не его занятие. А вот ездить он любил и, как многие, старался сесть у окна, чтобы в полной мере насладиться ощущением поступательного движения и подумать о делах насущных.

Наконец машина, обогнув несколько зданий учебных корпусов и общежитий, подъехала к группе сотрудников и молодых людей. Аркадов обратил внимание на то, что предварительная работа была проведена своевременно. По привычке быстрым и цепким взглядом он «срисовал» общую картину и почти сразу обнаружил надписи на стене. Аркадов всегда старался в первые минуты пребывания на месте происшествия самостоятельно ориентироваться на местности, так как это помогало ему впоследствии понять преступника, возможную логику его действий именно в это время и в этом месте.

– Помочь зафиксировать надписи? – вглядываясь в рисунки на стене, быстро спросил Строжевский.

– Не отбирай мой хлеб, сам знаешь, что мне нужно запомнить каждую деталь. Я доверю потом тебе все это уничтожить, – улыбнулся в ответ Аркадов, открывая свой следственный чемодан.

– Действуй. Я займусь возможными свидетелями и осмотром местности, – продолжая с интересом изучать надписи, задумчиво почти «на автомате» произнес Строжевский.

Аркадов хорошо понимал причину повышенного внимания своего коллеги к надписи. Он и сам, уже вроде привыкший к «художествам» своих клиентов, был удивлен второй частью надписи на стене, которая утверждала: «Наша жизнь отдана комете». Но если это больше относилось к ведению врачей, то первая надпись настораживала. Внутри масштабной фашистской свастики аноним начертал: «Долой комунизм!» Перед началом обзорной и детальной фотосъемки, Аркадов попытался ответить на сразу же возникший вопрос о возможных причинах употребления одной буквы «м». Он хорошо знал, что даже грамотно сделанная съемка в определенной мере меняет перспективу и всегда старался «по живому» делать необходимые для последующей работы выводы. Имея хороший глазомер, он пытался определить величину сжатия слова в свастике, которое могло вызвать потребность анонима к сокращению буквы без изменения смысла слова. А может это невнимательность или банальная безграмотность? Вопросы, вопросы…

– Когда будем стирать надпись этого грамотея? – неожиданно сзади послышался голос Строжевского.

– Ты уже закончил? Мне еще соскоб нужно сделать, – доставая скальпель, ответил Аркадов и добавил: – Зря иронизируешь…

– Да здесь за километр все видно, – усмехнулся коллега.

Андрей прервал свою работу и повернулся к Строжевскому:

– Посмотри внимательно. Явно свастика была нарисована первой и только потом в ней аноним делает надпись. Не исключаю, что в первичный замысел она не входила. Но в любом случае размер первых двух букв задает общий рисунок всей надписи. Понял, куда клоню?

Наклонившись к надписи, Сторжевский тихо произнес:

– Ты хочешь сказать, что он не рассчитал размеры слова?

Аркадов загадочно улыбнулся и продолжил:

– Меня интересует другое – почему он не изменил размер последующих букв, видишь, первая и последняя один в один. Чуть измени – и вторая буква «м» вошла бы в нужное место! Хотя, возможно, я просто фантазирую…

– Слушай, классная логика. Нас такому не учили.

– Да ладно, простое самообразование и шальные мысли. Что у тебя?

Продолжая смотреть на надпись, Сторжевский быстро произнес:

– Ничего особенного. Это здание столовой технологического техникума. Надписи обнаружили работники рано утром. Подробности потом. Думаю, что их сделали вчера вечером, когда никого не было. Что он здесь забыл и на кого рассчитывал?.. Я закончил. Затираем – и по коням!