Читать книгу Солнце на дороге - Андрей Максимов - Страница 9

– Мне надоело все время бегать, – прошептал Антошин. – Почему меня так не любит это Время? Почему я все время вынужден убегать? Что я сделал плохого?

– А ты не убегай. Ты иди. По дороге, – снова услышал Антошин таинственный Голос.

Медведь, казалось, тоже прислушался, удивленно повел ноздрями и упал на четыре лапы. Но не стал от этого меньше. Антошин не подозревал, насколько медведь, оказывается, могучее животное.

Зверь мог настигнуть полковника в два прыжка, но пока, видимо, раздумывал, стоит ли это делать?

– Почему я тут постоянно со всеми борюсь? Почему? – Антошин отступал медленно, спрашивая непонятно у кого. – Один нормальный человек встретился, да и тот – чудище, да и жена у него ненормальная.

И Непонятно Кто ответил:

– Не борись.

Медведь посмотрел на полковника и не спеша, будто растягивая удовольствие, двинулся на него.

– Как – не борись? Как – не убегай? А что же делать?

– Смотри. Говори. Думай.

Зверю, видно, надоела эта игра. Он дико зарычал и бросился на Антошина.

Антошин развернулся и помчался сквозь лес, не разбирая дороги. Впрочем, дороги не было, так что нечего было и разбирать.

Ветки хлестали по лицу, ноги проваливались в мягкий мох, но у Антошина не было времени обращать внимание на эту ерунду.

Впрочем, погоня обещала быть короткой. Гигантский зверь бегал, оказывается, очень быстро. Антошин уже чувствовал позади дыхание медведя и его не столько обозленный, сколько удовлетворенный рык.

«Кому не суждено стать жертвой Борового, быть тому съеденным медведем – таковы законы этого времени», – некстати подумал Антошин.

Еще секунда, полсекунды, и…

Дерево. Ветка – низко. Толстая – выдержит. Подпрыгнуть. Схватиться.

Надо же, удалось!

Много чего приходилось делать полковнику в своей военной жизни, но он никогда не подозревал, что умеет так ловко лазить по деревьям.

Кажется, за мгновение Антошин, словно обезьяна, добрался почти до верхушки дерева.

Медведь удивленно посмотрел на лазающего человека и, вздохнув, улегся под деревом.

Всем своим видом зверь показывал, что у него полно свободного времени и он хотел бы поближе познакомиться с незваным гостем.

Антошин отыскал широкую ветку и улегся на ней. Он совершенно не понимал, что ему делать. Надежда была только на то, что медведь в конце концов уйдет. Или Боровой придет, спасет его. Или еще какое чудо случится.

Надежда на чудо, конечно, самая зыбкая. Но как же часто именно она выручает!

– Человека ищи, – снова возник Голос. – Человеку для жизни нужен человек. Человек без человека жить не может. Как без воздуха. Как без еды.

Когда ты лежишь на ветке между небом и землей, а под деревом, облизываясь, отдыхает дикий зверь, спорить не хочется.

– Это без медведя мне не прожить! – усмехнулся полковник.

– Медведь – особенный зверь. Если снять с медведя шкуру, будет человек: у него человеческие ступни и пальцы. Медведь умывается, плачет и горюет. Медведь любит своих детей. Медведь…

Полковник перебил:

– Так что, мне теперь породниться с ним, что ли?

– Смотри. Говори. Думай.

Антошин не выдержал и заорал:

– Что ты заладил красивые слова! Сколько я еще просижу здесь, как кукушка?! Час? Два? Сутки? А потом что? Ты скажи: медведи едят людей? Или просто убивают? Не хотелось бы, знаешь ли, быть съеденным медведем.

Медведь, словно поняв, что речь идет о нем, поднял свою огромную голову, внимательно посмотрел на полковника крошечными, ничего не выражающими глазками и зарычал.

– Ну что ты хочешь от меня, «почти человек»? – устало спросил Антошин. – Ну давай: кто кого пересидит. Ты что, надеешься, что я рухну к тебе сам, как перезревшая груша?

Медведь смотрел внимательно, будто и вправду слушал.

А потом произошло ужасное.

Антошин забыл, что медведи умеют лазить по деревьям. Оказалось, умеют. И неплохо.

Медведь вздохнул и медленно полез вверх по стволу.

Это был конец.

Прыгать?

Высоко. К тому же медведь тоже рухнет и подомнет под себя.

Драться? Сломать толстую ветку и биться ею, как саблей?

Об этом и думать смешно.

Медведь лез осторожно и, казалось, лениво. Но приближался неотвратимо.

Жить полковнику оставалось недолго.

Антошин много раз бывал на краю смерти, и никогда в эти минуты ему не вспоминалась его жизнь. В памяти всплывали всё какие-то глупости…

Сейчас почему-то вспомнилось, как старый разбойник что-то шептал на ухо быку, договариваясь с ним. И ведь бык его послушал…

«Смотри… Говори… Думай…»

Смотреть – некуда.

Думать – не о чем.

Говорить?

Говорить…

Тихо, почти шепотом, Антошин произнес:

– Послушай. Вот сейчас ты убьешь меня. Это нетрудно. Одной лапой. Я упаду, окровавленный, на землю. Мои переломанные кости будут торчать в разные стороны. И что? Кому от этого будет хорошо? Тебе, уверяю, будет неприятно.

То ли от самого́ звука человеческого голоса, то ли и вправду услышав смысл слов, медведь остановился.

А вдруг он понимает человеческий язык? Может, это непростой медведь? Как в старой сказке? А если даже и не понимает, может быть, на него действует звук человеческого голоса? Или и с этим справляется его чип-переводчик?

И Антошин, сам поражаясь тому, что делает, продолжил говорить медведю:

– Ты вообще подумай: кто ты такой, чтобы лишать меня жизни? Нет, я понимаю, если бы я тебе угрожал. Угрожал жизни твоей жены. У тебя жена есть, кстати? Не важно… Детям там грозил. Тогда понятно. Ну а так-то – что? Возьмешь и убьешь меня просто так? А еще говорят, ты похож на человека: страдать умеешь, плакать. И тебе что – охота плакать надо мной убитым?

Медведь прижался к дереву и внимательно смотрел на полковника.

Антошин изо всех сил старался понять, что говорят эти крохотные черные глазенки. И не мог. Полковник понимал одно: надо говорить. Без остановки. Не важно о чем. Говорить, говорить, говорить… Слова, слова…

– Я познакомился с Боровым, хозяином леса.

Антошину показалось, что в медвежьих глазах мелькнуло недоверие.

– Ты что, не веришь мне? Правда. И с Боровухой его познакомился. Она – противная такая, баба в общем. Злая. А он – хороший человек, Боровой. Ну, может, и не человек, но хороший. И мы дружим с ним теперь. Ага. Нет, ну в гости друг к другу не ходили еще, но дружим.

Антошин так увлекся этим, условно говоря, разговором, что не заметил, как мгновенно, словно по чьему-то приказу, небо обложили темные, грозовые тучи.

Полковник не умолкал:

– У меня есть сын. Я, собственно, ради него здесь. Он без матери растет. Получается, что он с детства несчастный. Это значит, что его надо любить в три, в пять, в сто раз больше, чем других, счастливых. А ты хочешь его несчастья продолжать. Разве ж это хорошо – множить несчастья ребенка? Если ты почти человек, то думать-то должен головой своей мохнатой. Вот у тебя, говорят, тоже семья есть. Жена, дети. Тогда ты, как отец, должен меня понять.

И тут разразился ливень. Без подготовки, без прелюдии, сразу и вдруг. Словно сверху на землю вылили гигантское ведро воды.

Ударил гром. Сверкнула молния. За ней – еще одна. На мгновение показалось, что небо заполыхало огнем.

В медвежьих глазах появился страх. Зверь, забыв про человека, кубарем скатился с дерева и умчался в чащу.

Антошин осторожно слез по скользкому стволу, еще не веря до конца в свое чудесное спасение.

Дождь шумел, веселился, будто радовался вместе с полковником. Даже всполохи молний казались не зловещим огнем, а осколками праздничного салюта.

Антошин снял рубаху, подставил свое тело не бьющим, но ласкающим струям дождя.

Дождь закончился так же внезапно, как начался. Струи дождя как будто кто-то отрезал от неба – раз! – и они исчезли.

Антошин надел мокрую рубаху и пошел куда глаза глядят.

А куда они глядят? Вперед. Глаза всегда так делают.

– Ищи молодильные яблоки… Где искать? Ищи человека… Где? Хоть бы подсказал кто. Объяснил, куда идти, что делать. Дорога объяснит… Красивые слова! Что, дорога ошибиться, что ли, не может? Еще как!

Антошин говорил, уверенный, что таинственный Голос ответит ему.

Но ответа не последовало.

Только вдали грохотал уходящий гром.

Так и шел полковник Антошин по древнему лесу, совершенно не понимая, куда он идет, но твердо зная – зачем.

А человек, которого надо было найти, даже не подозревая о существовании полковника Николая Васильевича Антошина, готовился к смерти.

Но поскольку он не знал, как к ней готовиться, он просто ждал. И боялся.

Очень боялся.