Читать книгу Хранитель ключа - Андрей Марченко - Страница 6

Если вдуматься, в обезлюдевшей деревне нет ничего странного. Всякое случается: молодежь тянется в города. Сначала в ближайший, потом побольше. Самые удачливые умирают в столицах. Старики и неудачники доживают век самостоятельно в деревнях. И наступает день, когда последний, похоронив предпоследнего, умирает в своей постели или падает лицом меж недополотых грядок капусты. Или вот бывает, положим: живет народ, никто его не трогает. Или почти никто. И соответственно он никого не беспокоит. Но приходит время, и что-то меняется, появляется на ровном месте. Не то шило в заднице, не то бес в ребро, не то луч из космоса лупит в голову. Или же напротив – в ту же голову бьет иное, довольно приземленное вещество. И народ срывается с места, закладывает детей и жен, рубит лодки, из домов переселяется в повозки, уезжает.

В своих поисках места потише старик уже миновал много брошенных деревень. Попадались ему и вовсе старые, такие, где деревья прорастали прямо в избах, выбрасывали ветки в окна. Там тоже никого не было – жители ушли давно, неведомо куда, даже выкопав с местного жальника кости своих предков. Были и другие, где жители помирали от болезней, эпидемий. Самым странным было село, где все обитатели скончались в один момент: умерли младенцы в люльках, рука, качающая колыбель, повисла как плеть. Кто-то заснул вечным сном, запрягая лошадь. Сама кобыла полегла рядом. По улицам той деревни старик прошел почти безбоязненно: что бы их ни убило, того уже не было. Но задерживаться в деревне все же не стал: что случилось раз, может произойти вновь.

В нынешней же деревне старику понравилось: прежние обитатели ее покинули, но сделали это с толком, с расстановкой. Собирались не в панике, когда хватают первое попавшееся, а ценные вещи забывают. Нет, тут уходили спокойно, готовились несколько дней. Хозяйки даже не забыли про комнатные цветы. Они оказались выставлены на улицу – авось не пропадут. Особенно старику нравилось, что деревня не была обозначена на картах. Даже река, вдоль которой старик вышел к этому поселению, была обозначена неправильно, неуверенной тоненькой ниточкой. Да и та была заштрихована горизонтальными черточками – болотами. Это вполне устраивало вчерашнего странника.

Старик стал обживаться: исследовал окрестности и дома, проверяя, что и где хозяева оставили за ненадобностью. Особо обрадовал его найденный в одном доме самогонный аппарат. Прошелся по огородам, посмотрел, где чего не убрали. Там сельдерей с петрушкой зеленеет. Сям – морковку хозяева начинали дергать, да бросили: мелкая. Вот она в земле и дозревает. Нашлось даже немного съестного. Но все больше такое, попорченное: горшки с вареньем неизвестной давности, крупа, наполовину с жучками. Яблоки моченые, бочонок с солеными огурцами… Больше всего в деревне нравилось собаке. На цепь старик ее никогда не сажал, да и вообще считал это человеческое изобретение вредным. Потому животное пользовалось полной свободой. Порой отсутствовала весь день и возвращалась хоть и уставшая, но довольная. Старик сносил в выбранную хату всякую разность, что-то складывал в сарай. Целую комнату забил всем стеклянным, что удалось найти, – все больше пустыми бутылками. Затем стал эту посуду наполнять. Ловил жаб, затем резал их острым ножичком. Каждый день ходил в лес рубить дрова. Отдельно складывал чурки березовые, осиновые. Различал даже сосновые и еловые. Затем каждую траву кипятил на определенном сорте дров. Разливал по бутылочкам, смешивал, что-то пил сам, что-то давал своей собаке. Порой декокт выплескивал на траву. В ответ происходили вещи странные – иная трава сгорала в мгновение. После другой капли на лысой площадке земли прорастали побеги, спящие в ней до поры до времени. Начинали зеленеть, словно сейчас не осень, а самая что ни на есть весна. Да вот беда – жизнь свою цветочную, и без того краткую, проживали они еще быстрей. Утром прорастали, к обеду давали цвет, а на закате уже лежала пожухлая солома. И снова начинались опыты, проверка концентраций. Драхмы и унции, моменты и атомы…

Исследовал старик и дорожки, что вели от села, туда, где бортники мед когда-то качали. Сходил на лесопилку, нашел орешник. Прогулялся к прудам. Зашел даже на местный жальник. И лишь тогда первый раз испугался… Среди прочих могил имелось еще одно, довольно странное захоронение, чуть не на самой опушке кладбищенской рощи. Это была братская могила. Над ней стоял крест поболе остальных, была и табличка: имена и фамилии. Порой имелся год рождения. Абсолютно точно было обозначено одно – дата смерти. Как водится на братской могиле, она была единой для всех. Здесь похоронили чужаков. Не стали возиться с персональной могилой – вырыли яму и… А фамилии и другие данные взяли с бумаг, найденных в карманах убитых. У кого-то это были письма, у других документы.

Старик обошел все кладбище. Нашел и другие могилы с этой же датой смерти – весна текущего года. Эти покойники лежали на своих фамильных участках. Старик надолго задумался. В кладбищах вообще нет ничего хорошего, а это вовсе пугало. Означали эти могилы одно: Гражданская война добралась и в этакую глушь, к прудам, к бортям… Причем случилось это недавно – месяца два назад. Первая мысль была уйти сразу же, но подумал: чего переться на ночь глядя, решил дождаться утра. Но утром задождило – по грязи уходить не хотелось. Подумал, что по размокшим дорогам сюда ехать не всякому захочется. А после убедил себя, что бояться решительно нечего: если за неделю, что он в деревне, ничего не произошло, то и дальше худого не будет. Да и не от Гражданской войны он прячется, ну а если она сюда и явится, то он маленький, как-то выскользнет.

Как-то, обходя свои владения, старик нашел железный лабаз, закрытый на замок. Раньше старик его не замечал – стоял он заваленный со всех сторон. Старик дернул замок, надеясь, что его содержимое сгнило, что высыплется на землю ржавой трухой. Но нет: в замке лишь с довольным лязгом стукнулись какие-то части. Попробовал открыть его Словом: выдохнул заклинание в замочную скважину. Но замок остался все таким же: холодным и закрытым. Вероятно, прежний хозяин не очень верил в чистую физику и купил замок не то заговоренный, не то с серебром в механике. Серебро, как известно, к волшебству – нейтральный металл. Нашел гвоздь, покрытый ржавчиной до такой степени, что ржавчина отваливалась хлопьями. Для порядка поковырялся в замке, но было ясно: чтоб узнать содержимое лабаза, надо сбивать замок. Но тут послышалось:

– Ключ под камнем…

Старик обернулся. За его спиной, шагах в трех стоял бледный мужчина лет тридцати. В руках держал садок с раками. Показалось – какой-то он странный. Вроде и стоит здесь, рядом, а будто и нет его. Будто лет тридцать, а присмотришься: не то больше тридцати, не то вообще нет возраста. И лицо было скорее не бледным, а с синим отливом. И тянуло от незнакомца холодом за три шага. Что-то было в нем нехорошее. Старик ногой откинул камень. В ямке действительно лежал ключ. Но прикасаться к нему не торопился.

– Это ты его сюда положил? – спросил старик.

Мужчина покачал головой.

– Это не твое, но и не мое. Я не могу открыть этот замок, да и мне без разницы, что там лежит. Но вдруг там то, что тебе надо? И если ты попользуешься, а потом положишь на место, закроешь на замок, а ключ вернешь под камень – никому вреда не будет.

Отчего-то эти слова убедили старика. Он нагнулся и поднял ключ, вставил его в замок. Замок открылся с тихим звуком «крак». Внутри сарая имелась бочка, три ведра и тележка. Все это было щедро затянуто паутиной. Содержимое сарая явно дешевле запирающего замка.

– Так ты здешний? – спросил старик, возвращая замок на место.

– Жил когда-то здесь.

– Потом съехал?

– Можно сказать и так.

Установилось молчание, и незнакомцу пришлось пояснять:

– Мы почти соседи. Я тут рядом живу.

Неопределенно махнул рукой в сторону реки.

– За болотом? – предположил старик.

– Нет, – пришелец смутился. – Не за болотом, а в нем…

За рекой действительно имелось болото. Но насколько далеко оно простиралось, где оканчивалось – старик не проверял. Чтобы там кто-то жил, не замечал. Не было тропинок, вообще следов человека. С иной стороны, кому придет мысль жить посреди болот, когда вокруг столько свободного места? Дом на болотах – роскошь ненужная. Во-первых, далеко таскать камни и дерево. Во-вторых, еще до того, как достроишь, дерево гнить начнет, а на камне появятся мох да плесень. Если построишь, проживешь недолго – воздух на болотах нездоровый – все гниль и сырость одна. Человек на болоте жить не будет. Если он, конечно, человек неглупый и вообще… Ответ пришел в голову старика немедленно. Действительно все сходилось.

– Ты нежить?

Незнакомец потупил взгляд:

– Ну да… Точнее сказать – утопленник. Меня русалка утащила.

– И ты пришел за мной?

Мужчина махнул рукой:

– Зачем?.. Просто зашел, как сосед к соседу.

Старик промолчал.

– А что, нельзя? – спросил утопленник.

– Да, пожалуй, можно.

– Ну вот и ладно. А я ведь не с пустыми руками, – и бледнолицый протянул старику садок с раками.

Те шевелились и ползали, задумчиво поводили усами и клешнями.

– Как тебя зовут? – спросил между тем утопленник.

Старик задумался крепко: а действительно, как? Он так давно не разговаривал, что забыл названия некоторых вещей. Раньше он говорил со своей собакой, но та не отвечала, хотя и понимала его с полужеста. Оттого надобность в словах отпала. Вот почему старик долго не отвечал, подбирая нужное слово. Наконец вспомнил:

– Геддо.

– Ну а я Федот. Послушай, а у тебя нет самогона? Ну хоть чуточку? Истосковался, просто сил нету.

Самогона у Геддо не имелось. Но с иной стороны – долго ли умеючи?

Словно седина в роскошной шевелюре, в кронах деревьев появлялся желтый лист. На иных деревьях рыжее проступало равномерно и в разных местах. На орехе вдруг за ночь вспыхнула желтизной целая охапка листьев, но остальные остались зелеными. Отчего? Ночью произошло нечто, что испугало дерево? Или просто случилась мимо осень, да и решила похулиганить: вплела в сентябрь ленточку ноября. Скоро осень состарится, станет злой мачехой, старухой. Начнет водить к себе в гости зимние деньки, затем и сама сгинет под сугробами.

Геддо предвкушал: вот придут вьюги и метели, дождь и распутица. Дороги разбухнут от дождей, станут болотами. Проехать по ним не будет никакой возможности – разве что осторожно пройти по обочине. После завалит их снег, что и видно не будет, где та дорога была. И знающий человек пропустит нужный поворот, не найдет деревню, путь к теплу. А если человек такой уж умный, он не станет дразнить волков, шляться, рискуя сгинуть в снежной пустоши. Он будет сидеть дома, жечь дрова да пить чай. Старик ждал этих времен с нетерпением. Но тут наступила обманка – бабье лето. Дороги просохли. Сколько времени оставалось этому ложному лету? «Немного, – успокаивал себя Геддо. – Очень немного». А пока старик коротал осень с Федотом-утопленником. Пил с ним самогон на крылечке своего нового дома. Рядом, в бадье с дождевой водой, плескались русальчата. В дом Федот не заходил – не пускал оберег, повешенный кем-то над порогом.

– Оберег лучше не снимай, – говорил Федот. – Вдруг жена моя зайдет или еще кто из наших. У нас на болоте сейчас Лихо спит. Пока оно тишком держится. Но лучше его не дразнить…

Самогон тянули под малосольные огурцы. Для его изготовления пришлось на пару дней прервать алхимические опыты.

– А так хорошо живем. Детишки у нас. Только вот жена борщ не умеет готовить и огня боится. Да и как баба малость холодна…

На теплой земле нежилась собака. В деревню псина вошла – лишь кожа да кости, сейчас отъелась на мышах. Ребра обросли жирком, шерсть лоснилась. Русальчата брызгали на собаку водой, но та смотрела на их игры ленивым глазом. Федот бросил палку, распорядился:

– А ну принеси.

Собака не пошевелилась, будто подумала: «Ну вот еще, глупости. Была бы тебе нужна эта палка, стал бы ты ее выбрасывать».

– А это она или он? – спросил Федот, указывая на собаку.

– Ума не приложу. Как-то совершенно не задумывался.

– Как зовешь животинку?

– Да ты ее зови не зови – все равно не прибежит. Глухое оно. Я и подумал, если не отзывается, зачем придумывать имя?

Федот пожал плечами:

– И все же чудно, что она на меня так.

– Как?

– Да никак! Это и чудно. Обычно животину нежить раздражает. К слову… Я ведь следил за тобой, – заметил Федот, разливая самогон по кружкам, – ты траву собирал на кладбище. Колдун?

Геддо кивнул.

– Чернокнижник? – предположил Федот.

– Нет.

Чокнулись, выпили, захрустели огурчиками.

– Тогда зачем тебе не спать ночами? – продолжал Федот. – Ходить на кладбище?

– Что касается ночей, то некоторая трава только после захода солнца силу имеет. А другая – исключительно на кладбище растет…

– То бишь покойников подымать не станешь?

– Снова нет…

– Ну, оно и хорошо. На тутошнем жальнике моя бабка лежит. Не хотелось, чтоб она воскресла.

Собутыльники немного помолчали, подумали каждый о своем.

– Может, эта, тебе чего-то разэтакого надо, – спросил Федот. – У нас на болотах разное имеется.

Геддо покачал головой. Дескать, нет, спасибо. Как-то своими силами справится.

– Ну и ладно. А за еду не беспокойся. Только скажи – нагоним и рыбы, и раков. Знай – таскай. Насолим на зиму, наварим ушицы… Хороша ведь уха да под самогон?

Федот подмигнул старику. Геддо совершенно честно кивнул: да, действительно хороша. Впрочем, уха и без самогона была хороша, да и, если самогон сварен для себя, его можно с чем угодно употреблять.

Со стороны леса на деревню наползали тяжелые грозовые тучи. Задул ветерок, потянуло сыростью.

– Ладно, – поднялся Федот. – Пора мне идти.

– Бывай… – отозвался Геддо. – Заходи завтра, я грибов нажарю…

Непогода обрадовала Геддо дождем. Но тучи на небе не задержались. Воробьи переждали краткий ливень под крышами и, как только дождь перестал, стали плескаться в лужах, предвещая погоду жаркую, солнечную. Солнце палило так нещадно, словно, собравшись на зимние каникулы, решило напоследок выплеснуть на землю все положенное на полгода тепло. Вот именно в такой жаркий день все и случилось. Из-за леса появились четверо конных. Ехали не спеша, совершенно не таясь. О чем-то беспечно разговаривали. Один, отпустив удила, крутил цигарку. Геддо следил за ними из окошка. Думал не высовываться, сидеть тише воды ниже травы. Но люди эти совсем не походили на тех, от кого он скрывался. Тем наверняка сообщат приметы, его слабые и сильные места. Дадут оружие, иное, нежели шашки, пистолеты и винтовки. Геддо решил выйти на крыльцо дома, постоял. Затем пошел к калитке. Собака потрусила за ним. Отряд заметил старика еще с околицы. Но торопить лошадей не стали. Проехали улицей так же неспешно, как проделали весь путь. Когда были в трех шагах от Геддо – остановились. Стали рассматривать старика. Был тот не то чтобы диким… Командир отряда задумался, подбирая подходящее слово. И как ни странно, это ему удалось. Он был не диким. Он был одичалым.

Вот так молчали долгие несколько минут, глядя друг на друга. Было жарко. Казалось, под форменной фуражкой главного мозги начинают плавиться.

– А что, дед, кроме тебя в деревне другие полезные ископаемые имеются? – наконец спросил командир. – В смысле другие люди?

Старик покачал головой:

– Не-а. Один я тут.

– Ну и стоило сюда ехать? – спросил командир у своих спутников.

Те пожали плечами: дескать, наверное, все-таки зря ехали. Но коль уже приехали…

Стали спешиваться.

– Устали, поди, издали ехавши… Вам, наверное, водицы испить хочется студеной?

– Да нет, старик, тут одной водой не отделаешься…

И, не дожидаясь приглашения, направились во двор к Геддо.

Хотя во двор имелись ворота, они были закрыты. А старик стоял в узкой калиточке, и никак нельзя было пройти, не задев его. Впрочем, командир и не пытался быть вежливым. Не обращая внимания на старика, специально толкнул его плечом. Геддо попятился, чуть не наступил при этом на свою собаку. Четверо вошли во двор. Шли будто вальяжно, но было в них что-то скрытое, сильное, взведенное как пружина. Случись что – вздрогнут, из расстегнутых кобур вылетят пистолеты, и в воздухе станет тесно от свинца. Гости огляделись, осмотрели двор. Остались довольны. Геддо, чтоб далеко от дома не ходить, свои эликсиры испытывал тут же. В палисаднике густо цвело вишневое деревце. Растерянные дикие пчелы гудели в этом бело-зеленом крошеве. Все это невыносимо пахло весной. Под вишней имелась грядка моркови – была она поменьше репки из легендарной сказки, но ботва стояла по пояс, неизвестно как глубоко уходил корешок, но на поверхности было видно плод размером с мужской кулак. При этом сравнении мужчину следовало бы подобрать побольше. Имелась капуста, кочан которой одному не унести в руках – только катить. Особое место занимали помидоры – хоть и были они сами вроде как обычные, но росли на кустах вышиной с двухлетнее деревце.

– Тэк-с… – ухмыльнулся главный. – А это что у нас растет? Да ты, старик, я так посмотрю, куркуль? Кулак? Рабочие в городах голодают, а у вас тут… Прям сады Гефсиманские.

Вероятно, командир имел в виду сады все же дивные, Вавилонские. Но это были уже тонкости. Нюансы. Его, похоже, совершенно не смущало, что помидоры в этих краях обычно не растут, а вишни никак не могут цвести в сентябре. Мужчина потянулся рукой, чтоб, как яблоко, сорвать помидор.

– Не трогайте их… – тихо попросил Геддо. – Они могут быть опасны! Надо сперва на животных пробовать.

– Да пошел ты! – ответил человек в кожанке.

И небрежно смазал рукой куда-то в направлении старика. Ударил не то чтобы сильно – в эпоху сабельных атак некоторые дамы пощечины бьют сильнее. Но старику хватило и того. Он, охнув, рухнул на землю, да так неудачно, что сам себя стукнул по носу. Пролилась первая кровь – пока что из разбитого носа. Густая кровь, цвета пурпурного, упала вниз, обернулась корочкой пыли. Геддо тут же поднес руку к лицу, зажал нос. Но было уже поздно: пока капля падала, что-то изменилось в этом мире.

Собака очнулась от полудремы. Словно лениво поднялась на все четыре лапы, неспешно подошла к старику.

– Смотри-ка, – бросил один из прибывших, – этот блошиный питомник еще двигается.

– Нет… – заклинал старик. – Только не это, не сметь! Пусть бьют.

Собака не слышала – она была глухой. Да если и слышала – что бы это изменило? Искушение было сильней. Она подошла к старику, прямо с земли слизнула капельку крови.

– Эй, дед, да ты свою шавку что, не кормишь? – предположил тот же балагур.

Остальные услужливо засмеялись.

И тут собака прыгнула. В мгновение произошла трансформация: от земли оторвалась некрупная собака породы будто обыкновенной, дворовой. Но в прыжке она стала больше, тяжелей, с огромной силой ударила в грудь обидчику так, что тот не удержался на ногах – и, махая руками, рухнул в пыль. Трое выхватили пистолеты – закружили вокруг борющихся, но стрелять опасались. По крайней мере сначала. Что было дальше – старик не видел. Он по-прежнему лежал на земле. Вокруг него происходило что-то ужасное, но он не желал знать и видеть, что именно. Прятал голову в руках, смотрел на мир по-воровски, одним прищуренным глазом. Да и тем видел совсем немного: лишь узкую полоску земли под собой. Звучали выстрелы, мелькали тени, шла борьба. Что-то треснуло, лопнуло, будто разорвалась ткань. Короткий крик. Прямо на полоску земли под стариком упала тугая красная струя. Капли крови тут же покрылись серой пленкой пыли. Геддо снова зажмурился. Но совсем скоро все затихло. Даже не раскрывая глаз, Геддо понял: мир стал другим. Вместо неуместной весны теперь пахло смертью.

Нужно было вставать. Старик поднялся, огляделся. Собака лежала тут же рядом, в пыли. Могло показаться, что псина здесь совсем ни при чем, если бы не полосы крови на ее шкуре. Строго говоря, кровь была везде, просто на собаке ее было больше всего. И еще: теперь собака не просто лежала, а, словно маленький щенок, трепала кусок материи. Окровавленный, как и все остальное. Присмотревшись, Геддо рассмотрел рукав от кителя. И внутри рукава, кажется, еще что-то было.

– Фу! – крикнул старик. – А ну брось гадость!

Глухая собака не заметила слов. Геддо топнул ногой. После этого животное действительно оставило рукав и побрело к дому.

На земле лежало… Впрочем, точное количество трупов установить не представлялось возможным. Некоторые части были разбросаны на всем пространстве поля боя. На первый взгляд мертвых имелось от двух с половиной до трех с четвертью. Воздух словно дрожал от густого запаха крови.

– Нет, ну я же их предупреждал! – частил старик. – Совершенно честно предупреждал.

На дороге паслись четыре лошади. Выглядели они так, словно во дворе ничего особенного не случилось, их не испугали ни выстрелы, ни кровопролитие. Они были привычными. Но глупо было думать, что ничего не произошло. Что достаточно закопать покойников, присыпать кровь песком, и все вернется на круги своя. Нет, не вернется. Эти четверо, пусть и не ехали именно к нему, здесь оказались не просто так. Они не были разбойниками – во всяком случае, в примитивном смысле этого слова. Их наверняка хватятся, и сюда прибудет сорок, четыреста, четыре тысячи – сколько надо, чтоб установить здесь свой порядок. Может, некоторым удастся противостоять – собака уложит в пыль еще десятки, а может, сотни. Но все равно найдется кто-то достаточно умный, чтоб не дать убить себя, но уничтожить собаку и убить старика. Геддо это совершенно не устраивало. Следовало бежать – и, чем скорей, тем лучше. Но что делать с плодами трудов своих?

* * *

– Федот! Федот! – звал Геддо со стороны болота. – Ты где?!

Зашумела трава за спиной. Старик быстро обернулся, а Федот уже стоял, будто вырос из-под земли или из-под воды. А может, именно так оно и было.

– Ты звал меня?

– Федот… – начал Геддо и замолчал.

Что говорить? Что в его дворе лежит четыре покойника? Что их задрала собака. Что?

Федот сам пришел на помощь:

– Ты весь в крови… Это твоя кровь?

– Нет.

– Недавно в деревню приехали. Они…

Федот кивнул: спокойно, без осуждения. Дескать, ничего неожиданного, он догадывался, что тем и закончится.

– Это сделала твоя собака?

Теперь пришла очередь кивнуть Геддо.

– Вот, оказывается, отчего она на меня не кидалась. Она тоже нечисть. Что ты будешь делать?

– Я ухожу сейчас, – ответил Геддо. – Пока этих хватятся, пройдет дней пять. Но мне нельзя терять время.

– Может, пока укроешься у нас на болотах?

– Нет, – ответил Геддо быстро, так что понятно стало: обдумывал он и этот вариант, да ничего в нем хорошего не нашел. – Нет, мне надо уходить дальше.

Немного подумав, Федот кивнул:

– Ну что же. Если решил уходить – уходи. Останавливать не буду.

Однако Геддо не торопился.

– Что-то еще? – спросил Федот.

– У меня будет к тебе просьба…

– Говори.

– То, что я посадил перед домом, надо убрать. Может быть – вместе с домом.

– Боишься, что твои труды попадут в злые руки?

– Зачем в злые? Достаточно просто в неумелые. Я сниму обереги, выставлю самогон за порог, разожгу в печи огонь… Сделаешь?

Федот кивнул.