Читать книгу Обнуление. Лечение разума болью души. Часть I - Андрей Масленников - Страница 6

Въехав в Париж поздней ночью, сани понеслись по пустынным улицам, пока не остановилась у низкого дома ведьмы. Грубые руки схватили девушку и вытащив бедняжку из холодной темноты временной тюрьмы втолкнули внутрь скудно освещённого жилища.

– Товар доставлен, госпожа – хриплым голосом отчитался один из бандитов появившейся откуда-то из недр дома женщине.

Увидев хрупкую фигурку Элис, хозяйка дома повернулась к доставившим девушку слугам и приказала: «Пошли вон, псы. Призову, когда понадобитесь».

После того как закрылась дверь ведьма с непривычным для местного языка именем Мерге неслышно ступая, будто паря в воздухе, вплотную приблизилась к девушке.

Мерге была молодой, красивой, несмотря на большой крючковатый нос женщиной, одетая во всё чёрное, с длинными, цвета воронова крыла распущенными волосами. Она пристально со всех сторон осмотрела хрупкую фигуру трясущейся Элис. Удовлетворённая увиденным ведьма довольно улыбнулась и глядя пронзительным взглядом чёрных глаз в испуганные глаза пленницы мягко произнесла:

– Ничего не бойся, деточка. Теперь ты в надёжных руках, в обиду я тебя никому не дам.

Элис тоненьким дрожащим голоском, робко надеясь на понимание и возможную поддержку, еле сдерживая слёзы, обратилась к ведьме:

– Скажите, где я, когда я увижу мамочку с папой? Помогите мне, отпустите меня домой, мне очень страшно!

Услышав её просьбу, ведьма вдруг, за долю секунды, изменила облик и сейчас перед девушкой стояла дряхлая старуха с горящим бешеным взором, с растрёпанными клочьями седых волос, с торчащими изо рта острыми клыками.

Вскинув вверх костлявые руки, заканчивающиеся длинными узловатыми пальцами с жёлтого цвета ногтями, дико вращая выпученными глазами, ведьма зашипела так громко, что сквозь шёпот прорывался оглушающий свист. Вплотную наклонившись к уху несчастной, брызгая в него липкой слюной, она злобно прошипела: «Моя теперь ты. До смерти твоей не оставлю тебя. Нет прошлого, нет будущего, времени нет, жизни нет, смерти нет, ничего нет, лишь грех вечен, со мной служить ему будешь, ему поклоняться научу».

Внезапно упав на колени перед оцепеневшей девушкой, старуха задрала подол её платья и нырнула под него с головой. Элис содрогнулась от охватившего её ужаса, задрожала подобно неокрепшей осинке на диком ветру, закачалась, чуть не упав.

Уткнувшись огромным холодным носом между ног жертвы ведьма принялась громко всасывать запах молодого немытого тела. Смачно сглатывая слюну, нежно рычала, приговаривая: «Вкусно, вкусно, очень вкусно! Моя, моя, только моя!»

Выбравшись из-под платья, вытирая рукавом обильно текущие по дряблому подбородку слюни хозяйка грубо схватила Элис за руку и поволокла её в глубь своего страшного дома, больше похожего на пещеру.

Находясь в полуобморочном состоянии, не видя ничего в почти полной темноте, спотыкаясь о валяющиеся по всему полу сухие коряги девушка семенила за Мерге.

Втащив жертву в кромешную темноту комнаты, мучительница быстро отпустила руку Элис, резким прыжком отскочила назад и с грохотом захлопнула тяжёлую железную решётку заменявшую дверь. Быстро навесив замок, злобно хихикая и скалясь, она не терпящим возражений тоном прорычала: «Вот теперь твой дом. Кровать прямо за тобой. До скончания века будешь здесь. Сейчас еды дам и потом спать». Обессиленная девушка присела на стоявшую у стены грубо сколоченную кровать.

Вскоре вдали помещения показался слабый, дрожащий огонёк свечи, это ведьма, громко давя в темноте сухие ветки ногами, принесла чугунок с какой-то неприятно пахнущей едой. Сунув посуду сквозь прутья решётки и коротко сказав: «Утром зайду» моментально исчезла в утробе своего логова.

Несчастная Элис осталась одна. В непонятном страшном месте, без надежды на возвращение домой. Сидя на матрасе, сплошь усеянным иглами жёсткой соломы, незаметно для себя она провалилась в глубокий, нервный сон.

Ранним тёмным утром очнувшаяся от сна пленница, остро осознавшая безвыходность своего положения, понимая, что только Господь может ей помочь, встала на колени и воздев руки к небу принялась горячо молиться:

Обращаюсь молитвой своей к Тебе,

Отец мой Небесный, Господь Бог мой,

Не дай мне, грешной рабе Элис,

Участи быть погубленной злыми людьми,

Людьми без страха и боязни перед тобой, Господи.

Избави душу мою, Господи, от тяжёлых страданий.

Сохрани меня, грешную, Господь мой.

Не дай мне страданий под присмотром людей-палачей.

Тяжко мне в плену, вдали от дома моего, от матушки с папочкой.

Наведи гнев Свой на тех, кто хочет меня погубить,

Пусть страхом душа их будет объята.

Спаси от погибели от рук нечестивых, Отец мой Небесный!

В холодной темнице, обливаясь горькими слезами громко взывала к Создателю потерявшая всякую надежду на спасение несчастная Элис скорбя о своей участи.

Вдруг послышался стремительно нарастающий шум сильного ветра и в железную решётку со всей силы врезалось голое тело обезумевшей ведьмы. Скрипя зубами, сверкая в ночи ярко-красными глазищами, дико воя и вереща проклятия она без устали билась в толстые железные прутья.

Элис, моментально бросив читать молитву забилась в угол и испуганно смотрела на беснующуюся, рвущую на себе волосы и исступлённо грызущую ржавые прутья решётки колдунью, от разгорячённого борьбой тела которой шёл густой пар и разносился удушающий запах едкого пота.

Спустя несколько минут Мерге в изнеможении шлёпнулась на пол.

Вцепившись мёртвой хваткой в железо, прожигая полным ненависти взглядом сжавшуюся в комок девушку зло прошипела: «Не читай молитвы, сука, задушу. Вырву твоё сердце, тварь и сожру его».

После этого, не вставая с пола, быстро попятилась назад и исчезла в плотной темноте.

Трясущаяся от страха Элис закуталась с головой в одежды, повернулась к решётке спиной и несмотря на запрет продолжила молиться, но уже про себя.

Когда в крошечном, расположенном под самым потолком темницы оконце показались первые лучики утреннего солнца пленница услышала шаркающие шаги приближающейся Мерге, весело напевающей какую-то песню. Открыв большим ключом огромный замок, запирающий решётку, хозяйка дома, довольно улыбаясь, будто бы и не было ночью никакого происшествия, вошла. Приказав пленнице встать и полностью раздеться, вновь дотошно осмотрела её всю, со всех сторон, приговаривая бодрым голосом: «Хороша, прелестна! Угодил мерзавец Беленус. Отблагодарю непутёвого чёрта, непременно получит он причитающееся ему!»

После чего вновь ушла, чтобы появиться через минуту, неся глиняную кружку приятно пахнущего напитка.

– Испей, красавица, до дна. – подала Мерге напиток – Ты много страданий перенесла, это снадобье поможет тебе обрести былую силу.

Не посмев отказаться Элис послушно выпила. И буквально сразу же почувствовала прилив необычайной лёгкости, в голове прояснилось, почему-то захотелось летать, мчаться в неведомые дали. Дыхание её становилось глубоким, чувственным, глаза заволокло розовым туманом, душа наполнилась необычным, доселе неизвестным ей чувством взрослой, женской любви, любви буквально ко всему, что её окружало. С загадочной улыбкой на раскрасневшемся личике, стоя неподвижно, будто вслушиваясь в себя, Элис неотрывно смотрела томным взглядом на колдунью, в какой-то момент прекратившую быть опасной, ставшую близкой, родной настолько, что захотелось прижаться к ней, оказаться в её объятиях, забыться.

Ведьма принялась что-то нашёптывать, одновременно успокаивающе поглаживая жертву. Тихая, монотонная речь Мерге усыпляла, слова ведьмы скользкими змеями медленно вползали в сознание одурманенного отваром человека, постепенно заполняя освобождающееся от земных переживаний пространство разума. Сразу со всех сторон слышалось горячее, нетерпеливое: «Долгожданная моя, милая, нежная, вкусная! Изголодалась я, ожидая тебя. Страсть как всю тебя, правильно приготовленную, тёплую, с парным мясом схожую зараз скушать хочется, но нельзя, погублю ведь. Нет, дитятко, я растяну удовольствие, по капле всё твоё высосу. Наемся тобой, омоложусь, ещё краше стану. А ты отдыхать будешь. Мёдом хмельным напою, фруктами заморскими, сахарными вдоволь накормлю, чтобы ты сока вкусного набиралась, созревала будто яблочко наливное. Уж больно охоча я до твоего, которое станет моим.

Нужна ты мне, голубушка, пока сочность в тебе имеется, а как истощишься тогда и отдам тебя смерти, она объедки-то за мной и доглодает. Но ты об этом не думай, не торопись от меня мыслями сбегать. И не жадничай, нектаром своим вдоволь меня насыщай, помни, цветочек: могу поливать тебя заботою, а могу вмиг под корень срубить, но это только если испортишься, если желчь языком почувствую. Так что постарайся быть годной, питательной долгое время, от этого зависит жизнь твоя, ягодка.

Сейчас потерпеть тебе придётся, милая, пробовать я тебя буду, а значит может и боль внизу живота и в пояснице появиться, и спазмы тягучие поверх брюшины. Но ты не переживай напрасно, знай, всё пройдёт, всё излечится…»

Внезапно ясность ума на долю секунды вернулась к околдованной дурманом Элис и она, представив как колдунья пожирает её, длинными клыками яростно откусывая куски плоти, глотая тугие струи крови вдруг сильно задрожала, громко вскрикнула раненым лебедем и потеряв сознание рухнула на пол, упёршись отрешённым взглядом широко открытых глаз в потолок.

Ведьма даже не моргнула, лишь по-доброму ухмыльнулась, точно знала как действует приготовленный ею волшебный отвар.

Очнулась несчастная Элис на кровати, полностью обнажённая, глаза закрыты плотной повязкой, руки и ноги растянуты по сторонам и зафиксированы мягкими верёвками, вокруг густая, успокаивающая тишина.

Сонная, будто застывшая душа девушки была наполнена ощущением комфорта. В опьянённом отравой мозгу появлялись медленно плывущие картины; безбрежность океана, тихий плеск воды, лёгкий ветерок, беззаботно играющий кронами раскидистых деревьев, отбрасывающих на землю причудливые тени, в прозрачной вышине множество негромко хлопающих огромными крыльями диковинных, радостно щебечущих, будто соревнующихся в изяществе пения, птиц.

Вдруг из-за прибрежной скалы появился молодой, статный мужчина. Лицо его было прекрасным; мужественное, с немного выступающими скулами, с большими черными глазами и густыми бровями. Мягко ступая голыми ногами по белоснежному песку, он чему-то улыбался, сверкая ослепительно белыми зубами.

Дойдя до воды, незнакомец скинул с себя одежду показав превосходную широкоплечую фигуру с узкими бёдрами и стройными ногами, между которых болтался огромный член, и не спеша вошёл в море.

Яркое солнце, плывущие с берега необыкновенно вкусные запахи цветов, синие волны мягко накатывая обволакивали загорелое мускулистое тело…

Не имеющая возможности отогнать волнительное видение Элис наблюдала за купающимся, похожим на сказочного принца красавцем…

Обездвиженная, тщательно подмытая, протёртая влажной тряпкой возбуждённая девушка находилась целиком в распоряжении безжалостного чудовища, готовая, если можно так выразиться, к употреблению.

Шло время, натянутое изначально подобно струне тело Элис, под обволакивающими витиеватыми узорами мягких поглаживаний опытной Мерге постепенно успокаивалось, размягчалось. Колдунья, старательно распаляя подневольную умело делала плоть принадлежащей ей рабыни всё более податливой, при этом сама возбуждалась желанием, внутренне трепеща от нетерпения. Пристально следя за дыханием пленницы, осторожно водя ладонями по тонкой коже чувствовала малейшие изменения в её поведении.

Точно уловив момент, когда витающая разумом в призрачных мирах жертва созрела для того, чтобы поделиться своим наполнением ведьма ускорила движения ловких рук плотнее прижимая их к бьющейся в еле заметных конвульсиях Элис. А после, громко сопя, вылизывала выступивший под мышками пот, щекотала языком кожу между пальцами рук и ног, мусолила запястья, подобно вампиру скользила языком по шее захлёстываясь вокруг неё петлёй, подолгу останавливаясь на пульсирующих венах, забиралась в ушные раковины, жадно чмокая и давясь сосала маленькие груди перекатывая между острых зубов нежные, истекающие кровью соски, покрывала поцелуями нетронутые губы, залезала языком в рот тщательно вытягивая оттуда слюну, долго лобызала промежность, после чего проникла длиннющим, ставшим будто резиновым языком в сфинктер заднего прохода девичьей плоти, глубоко, до появления острой боли, выразившейся внезапно вырвавшимся изо рта Элис протяжным утробным стоном.

Мёртвая душой Мерге, привыкшая питаться соком молодых организмов, собирая причитающуюся ей дань действовала подобно аккуратной хозяйке, с осторожностью снимающей сливки с отстоявшегося молока.

Колдунья, большая охотница полакомиться чистыми девушками, желая употребить как можно больше выделяемых организмом жертвы секреций, умело продолжительное время поддерживала сильное сексуальное желание в попавшем в её цепкие лапы человеке, сама регулировала подачу энергии подконтрольным ей телом, часто останавливаясь давала успокоиться просящимся наружу выплескам экстаза, тем самым нещадно мучая подневольного, доводя его до сильнейшего измождения, когда пленник не в силах был даже пошевелиться.

Подобно пауку-охотнику монструозное существо в человеческом обличье опутав чарами доставшуюся ей по праву добычу неторопливо вытягивала из неё невидимые потоки живительных сил, вдоволь насыщаясь приливами оргастической энергии.

Несколько часов продолжалось пиршество душегубки. В конце, опьянённая от обилия полученного Мерге, действуя сознательно грубо, сильными пальцами раздвинула половые губы лежащей трупом девушки и проткнув острым шершавым языком девственную плеву проникла внутрь влагалища. Проворно вылизала слизь, свежую кровь, после чего, крепко зажмурившись, шлёпнулась на пол и затихла, изредка поскуливая от удовольствия. Оставленная в покое, выпотрошенная Элис вмиг провалилась в небытие бессознательного спокойствия.

Вдруг липкую тишину разрушил громоподобный звук отрыжки Мерге. Девушка встрепенулась, задёргалась пытаясь освободиться от пут. Вскочившая на ноги ведьма, резко сорвав с её глаз повязку, глядя бесстыжим, какой бывает у насытившейся сексом сучки, взглядом, шумно сглотнув слюну прошептала: «Довольна я теперь тобой, наелась! – и вдруг, с нескрываемой грустью в голосе, вяло махнув рукой добавила: «Эх, жалко, что всего на раз в вас, людишках, чистого, непорочного. Ненадёжные вы, хлипкие что мясом, что душами». Сказала и пошла на негнущихся ногах прочь.

Противно заскрипев, захлопнулась решётка, громко лязгнул старый ключ в замке.

Долго лежала измученная чёрной силой пленница, безуспешно пытаясь освободиться от кандалов охватившей плоть немощи, время от времени безвольно впадая в мутную дрёму, горестно всхлипывая, стоная и дёргаясь в непроизвольных судорогах. Тело чувствовалось безжизненным, высохшим, не своим, ненужным. Ужасно болели обсосанные, искусанные соски, пылали нестерпимым жаром гениталии, жить не хотелось, одиночество и безнадёжность полностью овладели Элис.

Девушка не заметила когда её отвязали и накрыли старым, воняющим мышами одеялом. Очнувшись, увидев рядом с кроватью кувшин с тёплой водой она залпом выпила его и вновь провалилась в бездонный туман сна.

На следующее утро, посадив качающуюся из стороны в сторону Элис перед собой Мерге сунула ей в руки тарелку с тёплым супом и приказала есть. Глядя на лениво пережёвывающую пищу пленницу, заговорила:

– Деточка, судьбы у всех людей разные. Твоя судьба, так уж случилось, в моих крепких руках. И никуда ты от этого не денешься. До самой смерти нам суждено вместе быть.

Внезапно замолчав, уставилась в пол и замерла, задумавшись о чём-то своём, противно скрежеща зубами. Через мгновение встрепенулась и продолжила, пристально вглядываясь в лицо испуганной Элис:

– Только ты, миленькая, не помирай быстро. Бывшие-то здесь до тебя долго не жили, дохли будто мухи на холоде. Хотя и кормила я их исправно и следила за тем, чтобы в полной тишине и спокойствии находились. Все они здесь, все девять голов, под нами закопаны, – она показала пальцем в пол и притопнула ногой – плясала я на трупах их слабеньких танцами ритуальными, пока тебя ожидала, так плясала, что кости как семечки хрустели – расхохоталась страшная бабка.

– Вон, видишь, ямы по всей комнате. – ведьма показала на несколько мест с просевшей землёй – мясо гниёт, земля проседает, земля проседает – другим место приготовляет, – рассудительно объясняла Мерге. – И ты там, голубушка, будешь, когда твоё время придёт. Тоже сгниёшь под землицей-кормилицей.

Элис почувствовала сильно головокружение, кровь отхлынула от лица, сердце замерло. А ведьма, словно не замечая её бедственного состояния продолжала спокойным, безэмоциональным голосом:

– А ты не бойся этого, девочка, в смерти-то страшного нет ничего. Никак не пойму, почему люди страшатся в могилах лежать. Не бояться неизбежного надо, а потихоньку, головой своей, привыкать, да смиряться. Всем суждено удобрением быть, чего уж бегать мозгами от смерти. – Мерге ласково посмотрела на Элис. – Кормить тебя хорошо буду, мыться запрещаю, грязная с этого дня ты должна быть. Как месячные начнутся ни капли грязной крови не теряй, за это бить смертным боем буду. Вот горшок тебе, в него и сливай нечистоты свои, ради них ты здесь у меня, так и знай.

Кровью то родовой, особенно исходящей во время первых месячных и первых родов земной мир то зря брезгует, кровотечение это силу в себе невиданную имеет, молоко ли, молодое вино вмиг скисает если капля в него этого снадобья попадёт, при верном заговоре, который мало кому известен, по наследству, знать, передаётся он или лично со слов имеющего во владении своём преисподнюю господина записывается.

Выделениями то женскими можно не только огородных вредителей, жучков да гусениц разных изводить, но и при умелом использовании ещё и врачевать. От чесотки знойной, фурункулы ли гноем набитые, и даже от проказы лечу я человечишек, у которых на столь дорогое снадобье достаточно золотых монет имеется.

А уж какой отменный яд из грязной кровинушки получается – пальчики оближешь! Настолько действенный, что не успеет испивший глазом моргнуть, вот – перед ним уже костлявая со своими подручными стоит, скалится ненасытная, ручонки от удовольствия потирает, облизывается.

Она подошла к тёмной стене, достала из ниши чёрный, с резким запахом гнили горшок, сунула его в руки беспомощной девушке и продолжила наставления:

– Всё до последней капли чтобы в горшке было, потом, как сольёшь, если меня дома не будет, ставь посудину в нишу и зажигай четыре свечи, что стоят там. Они необычные, с примесью сала человеческого, жертвенные, значит.

А чтобы грязной крови много было будешь отвар, мной приготовленный для этого, пить. От него быстро здоровье-то исходит, но это не моя забота. Коли родители твои дали силу тебе, то дольше чем эти, немощные, на белом свете продержишься. – она сильно ударила ногой в землю, послышался хруст ломаемых костей. – Они-то, дохлятины непутёвые, быстро все кончались, злили меня своими исходами ранними.

А ты живи, долго живи, много грязной крови мне дай. Тогда богата я буду, тогда холить да лелеять тебя, деточка, буду, до самого конца твоего – убеждала как могла девушку ведьма.

Элис чувствовала, как волосы на голове шевелились от ужаса, кожа покрылась мурашками, озноб бросил тело в крупную дрожь.

Мерге, обратив наконец внимание на предобморочное состояние пленницы, безучастно бросила:

– Ну, ты пока обживайся, привыкай к постоянству места жизни своей, а я пойду, мне ещё нужно снадобье для короля нашего сварить. Скоро подруженька моя, полюбовница королевская прибудет. Надо успеть к её появлению, чтобы гнев на себя не навлечь. Пострашнее меня она будет, прелестница наша, мадам Дюбарри…

Ты, милая, – зло стрельнула глазами Мерге – если в присутствии королевской сучки хоть чем-то проявишь себя, то будет последний день твоей никчёмной жизни. Сиди тихо, как мышь в норе, если не хочешь с набитым землёй ртом в могиле гнить.

Закрыв решётку, завесив её большой грязной тряпкой ведьма, ласково мурлыча, удалилась прочь.

Элис осталась одна. Неотрывно глядя на просевшие по всей комнате ямы, заставила себя перестать плакать, прекратить бояться. Девушка решила, что будет бороться за свою жизнь и сделает всё, чтобы вырваться из сетей опутавшего её мучительного плена. Она не хотела лежать в земле рядом с телами других девушек, которые не нашли в себе сил бороться и сгинули, положив на алтарь смерти короткие жизни.

Пленница пока не знала, как именно ей удастся вырваться, у неё не имелось никакого плана, но Элис твёрдо была уверена, что ей удастся победить зло. Её ждали мама с папой, и девушка не собиралась сдаваться на милость ставшей слишком жестокой судьбе.

Она понятия не имела кто такая мадам Дюбарри, но решила, если они вдруг встретятся, то она уж точно не упустит возможности убедить эту самую мадам помочь ей покинуть дьявольское место. Другого выхода, как только рискнуть не было.