Читать книгу Время собирать камни. Сборник рассказов - Андрей Михайлович Говера - Страница 4

Советский союз стал для многих страшным и далеким прошлым, а некоторые вовсе были рождены в эпоху становления Новой России. Но всё ли так было мрачно и плохо в двадцатом веке? Прогресс, век информационных технологий – всё это еще больше отдаляет старое поколение от нового. Однако не стоит забывать, что среди множества «переменных», всегда найдутся «постоянные». Члены большой семьи, во главе с Вениамином Евгениевичем, пытаются найти общий язык друг с другом. Уговоры провести газ к дому старика перерастают в жаркий спор.

Дед уже третьи сутки отхаркивал чёрную слизь прямо на постель.

Мы с мамой и папой хоть и жили давно в городе, но про деда никогда не забывали. Раз в три месяца старались приезжать на выходные, а в новогодние каникулы пять из десяти дней проводили у него в селе. Моего деда зовут Вениамин Евгеньевич. В российской современности такое имя и подобные ему – Аристарх, Порфирий – уже сложно встретить, особенно в городе. По этой причине и по причине моего слабого интеллектуального развития к пяти годам (не всегда был умён и гениален) я называл деда первое время Вина Мин и даже долгое время говорил ему, что он китаец. Было всегда приятно и весело вспоминать свои догадки уже в зрелом возрасте, все обычно дружно смеялись, а дед улыбался так широко и открыто, что морщины на его постарелом лице расправлялись, как гофрированные шторы в моём доме.

Но уже довольно продолжительное время он не мог так откровенно хохотать, даже дышать ему было сложно. Первые признаки ухудшения общего самочувствия начались сразу после смерти бабушки. К депрессии, связанной с утратой «души моей», как называл её дед, добавились резкие боли в груди, общее повышение утомляемости, а также резко атаковавшая его старость. Мы, естественно, поддерживали его, как могли, несколько раз предлагали переехать к нам в город, но он горделиво отказывался, продолжая «со скрипом» в коленях и свистом в легких хозяйствовать у себя во дворе и доме. Буквально через несколько месяцев после смерти бабушки он продал корову, отдал соседке безвозмездно три козы, договорившись о том, что она будет предоставлять ему каждый день по литру молока из-под козы в период её лактации. Оставил он только кур. Как он говорил: «без яиц мужик – не мужик, даже если ему семьдесят два года». Видимо, возраст на чувство юмора влияет слабо.

Примерно через год, как раз после годовщины смерти, ему опять вдруг поплохело: дед даже во сне уже свистел, как ветер между сосен. Выход во двор, чтобы накормить Дружка, стал пыткой. Апогеем происходящего являлся странный кашель, природу которого сразу понять было сложно. Чёрная мокрота вперемешку с зелёной слизью выглядела страшно, но, по крайней мере, освобождение от этой субстанции позволяло ему вдыхать необходимые объемы кислорода в легкие. В тот день как раз все были дома в деревне: мама, папа, я и тётя Галя, папина родная сестра и, соответственно, родная дочь деда, а также вся родня, речь о которой пойдёт чуть ниже. К слову, нужно заметить, что Галю дед особо никогда не любил, а бабушка принимала такой, какая она есть: со всеми её выкрутасами.

Галя не закончила и девяти классов и, не сказав никому о своём точном местонахождении, ушла из дома в четырнадцать лет. Вернулась только в тридцать пять и с двумя детьми пяти и девяти лет. За всё то время, пока её не было, она написала лишь два письма с одинаковым текстом, наполненным одинаковыми ошибками: «Мам, превет, са мной всё харашо. Скора стану знаминитой». Третьего письма так и не дождались. В общем, Галечки не было дома семь лет, как и её пресловутой знаменитости.

Когда приехала «цыганка», помогали ей тогда всем селом. Об этом рассказывал неоднократно отец, который в год её возвращения уже работал главным инженером на ТЭЦ3 в нашем городе. Он чуть старше тёть Гали. Рассказывал он о том смутном и странном времени в их семье примерно так:

«Отстроили дом Гале всем селом, сделали ремонт, устроили мелкого в садик, старшего – в школу (два сына). Первое время местные тащили масло, молоко, картофель, учитывая, что и своего добра со двора деда и бабушки было навалом. Ну ничего не поделаешь: русская сердобольная душа сердоболит всегда с избытком. Потом Галя устроилась на работу техслужащей в школу, где учился старший сын, вышла замуж за учителя труда, с которым так и живёт по сей день».

Надо отдать должное Сергею Вячеславовичу, ведь где-то через три года после её приезда, когда они уже во всю распивали черные чаи в учительской после 18:00 (только там горел свет, все видели и следили за тенями), по селу поползли слухи о двадцати с копейками годах, проведенных в якобы Москве. Вспоминать об этом не очень хочется, да и не особо приятно, потому что в целом тётя Галя остается хорошим человеком, с весьма темным и, скорее всего, не совсем приличным прошлым. Сергей же, дабы заткнуть всем рты, усыновил обоих пацанов и дал им свою фамилию. К тому же в наше отсутствие тетя Галя и дядя Серёжа – это незаменимые люди, помогавшие дедушке и бабушке до момента ее смерти.

К слову, смерть бабушки не была неожиданностью для нашей семьи. Она была на пятнадцать лет старше дедушки. Очень давно плохо себя чувствовала, почти не вставала с кровати, физически не могла. После перенесенного инсульта за три года до кончины правая сторона её тела была практически полностью парализована. Всё это время дед ухаживал за ней, менял белье, подмывал кожу и опрелости, разминал суставы и мышцы, чтобы не было пролежней, готовил еду, выводил её к скамейке под окнами дома, где росли ее любимые цветы, за которыми он с трепетом и нежностью ухаживал все эти годы. Она прожила восемьдесят семь лет.

На все расспросы о том, как они познакомились и что их связало, бабушка всегда отвечала одинаково: «Он был молодой, работящий и не пил. Таких мужиков больше не было». После чего дед, если был рядом, всегда добавлял: «И не будет!»

Он всегда скромно отмечал на всех праздниках и сборах, что бабушка – это самая потрясающая женщина на свете.

Да и, собственно, с ним не поспоришь. Какой она осталась в моей памяти? Наверное, старой, мудрой, гордой, но чрезвычайно по-деревенски женственной и трудолюбивой. Всю свою трудовую деятельность она провела в детском саду, в который и устроили младшего сына Гали – связи пригодились. От простого воспитателя ясельной группы она выросла к тридцати пяти годам до директора учреждения. Многие думали, что у этой гордой брюнетки на уме только карьера, увеличение денежного довольствия, а простое и мирское, как, например, мужское внимание, ей и не нужно вовсе. Срамные пигалицы за спиной щебетали, мол, «Альбинато в город к любовницам ездит».

Тем сильнее было удивление местных, когда она обратила внимание на молодого парня-сироту, который к тому моменту только осваивал и, не покладая рук, перенимал у опытных мужиков искусство кладки печи. Директор детского сада и печник – золушка и принц времён коммунизма, только наоборот.

Через два года родился отец, ещё через год с шумом и слезами – тётя Галя. Даже рождение детей не стало весомым аргументом для деда. Местная округа первое время шарахалась от того, что молодой мужик не выпивает даже в день рождения сына, однако потом о его «сухости» начали даже складывать легенды. Кто-то даже умудрился выдумать миф о том, что бабушка перед свадьбой предъявила деду условия, согласно которым после выпитой первой рюмки она его погонит к чертям собачим из дома. Порой казалось, как рассказывал папа, что люди даже спорили на то, выпьет ли на очередной дискотеке в клубе дед хоть что-нибудь или нет? Выгонит его после этого бабушка или нет? Но все их ожидания были глупостью, а умным был тот, кто всегда ставил на «нет», потому что дед просто в клуб не приходил. Шумные развлечения его мало стали интересовать с появлением детей.

Ну а дальше…

Дед рос как специалист, так сказать, бабушка работала директором до самой пенсии. Вскоре к сорока годам дед стал самым востребованным в деревне мастером по укладке печей, вернее, остался единственным. Благо, тогда это ещё было кому-то да нужно: окружавшие село деревни умирали, люди переезжали вместе с хозяйством, кто куда: в райцентр, областной центр, в Москву. Всё-таки большая часть деревенских жителей не уезжала далеко от «корней», а поселялась на краю села, где отстраивала дом. А какой дом без хорошей печки?

Его учителя и наставники ушли, превратившись в тепло печей, созданных их руками, а дед с честью и достоинством нёс по жизни их философию и подход в работе. Он часто вспоминал об этих людях, говорил много и только хорошее. Пожалуй, что в сегодняшнее время сложно представить нашему поколению подобное отношение к труду, когда, вроде бы, обычная укладка печи для людей превращалась в процесс, сравнимый с работой Васнецова, пишущего на потертый хост очередной пейзаж Вятской местами еще девственной земли. Печь – это не просто строение, а сердце дома, его тепло и душа.

Как мне кажется, больше всего впитал эту философию отношения к любимому делу мой отец, нежели Галя (что, очевидно, по-моему). Папа честно отдавал каждый рабочий день все силы на работе и любил то, чем занимается, да и любит по сей день.

Коротко об оставшихся. Младшему сыну тёти Гали сейчас восемнадцать лет, как и его отчим, он мастер деревообработки. Заявил всем, что сходит в армию, если понравится там, то останется защищать Родину от внешних раздражителей и попросится в Сирию, если война не кончится. Если же в армии будет (дословно) «полный трэш и отстой», то пойдет в ПТУ, получит диплом и будет дальше заниматься тем, чем занимался в гараже с отцом. Учитывая, что с одной пятеркой по труду (остальные тройки только четвёрка по музыке) перспектив других у него особо и не было, то вполне себе годный план. Село покидать наотрез отказался. Был шанс устроиться после армии приставом в городе, но он отказался.

Старший брат был гораздо смышленей. Бог наградил его талантами разных мастей. Ему уже двадцать два года, и в армии он уже побывал. Мыслей о том, чтобы остаться там, у него даже не было. Дело не в том, что ему там понравилось или не понравилось, а в том, что парень давно уже решил для себя связать, да и связал, свою жизнь с танцами. Ещё в детстве он открыл собственную студию брэйкданса в селе, а через год после открытия он с учениками занимал призовые места на областных состязаниях. Подтверждаю, лично приходил поболеть за брата: кричал, свистел, что есть мочи, а мочи у меня предостаточно. Сейчас как раз думаем с отцом, как можем помочь ему с квартирой на первое время, а работу он и без нас уже нашел: будет заниматься с детьми в одной из самых продвинутых танцевальных студий города. Планирует в Москве на кастинг в шоу «Танцы» съездить. Талант в помощь. Лично я не сомневаюсь, что у него всё получится.

О себе совсем коротко. Мне двадцать девять лет. Я – инфантильный экстраверт, вечно сующий свой нос не в свои дела. Как мне удалось закончить химфак, я до сих пор не понимаю. Не думаю, что пьяные посиделки с зам. декана на это как-то могли повлиять. Сегодня я занимаюсь тем, что у меня свой небольшой бизнес: я продаю кондиционеры и занимаюсь их установкой. Семьи нет, детей нет. Надеюсь, и то и другое появится. Глядя на деда и бабушку, отца и мать, я невольно ищу от женщину с восприятием действительности того же уровня и с теми же чувствами, но найти её мне пока не удаётся. Я вроде бы и понимаю, что живу в другом мире, в иное время, но, как говорили классики, «я жду чуда, как двадцать лет назад».

Так вот, в тот день дед не переставал кашлять, в селе собрались все родственники, которые заняли свои места вокруг хозяйского стола в доме деда. Все шутили, смеялись, общались на разные отвлеченные темы, но после очередного ужасного кашля деда шутки прекратились. Первым слово взял отец:

– Слушай, пап, это уже не смешно, я тебя скоро силком увезу в город на приём. Флюорографию сделаем, полежишь в больнице.

– Полежишь в больнице, говоришь? А дом я на Галю оставлю, она и так за мной и матерью твоей сколько лет ходит, а ты из своего города вряд ли приедешь: работа, семья, то-сё. Ты человек ответственный, ты на месте людям нужен.

– Ты кашляешь чёрной жидкостью! Это явно опасно! Я не знаток медицины, но такого в жизни ни разу не видел. Тебя вообще это никак не смущает?

– То, что ты ни разу не видел этого, еще не значит, что этого не существует. Знаю я, что это такое, поэтому и не еду никуда.

– А вдруг, пап, это смертельно опасно?

– И что?

Пока отец и дед спорили, все остальные, опустив взгляд в тарелки, тыкали в рожки вилкой, насаживая по две-три штуки. То и дело глаза каждого из гостей, не синхронно, конечно, поворачивались в сторону сидевших рядом друг с другом и споривших мужчин, но вмешаться никто не смел. Перебивать деда – дело гиблое. Неожиданно в разговор вмешалась тётя Галина:

– Бесполезно ему что-то объяснять. Я ему уже полгода говорю, чтобы хотя в наш местный ФАП сходил на прием, а он ни в какую.

– Да ты видела этого врача? Сам хромает на две ноги в его-то годы, лицо вечно красное, сосуды на щеках от алкоголя полопались, вспух, как будто у него круглосуточная аллергия. Ему бы кто-нибудь помог уже, а то пропадёт.

– Папа. Ладно этот, с ним понятно, но сейчас же настроили телемедицины. Специальное оборудование завезли, я сама видела, да и все в школе про это болтают.

– Это что еще за чудовище такое?

– Телемедицина – это такое ноу-хау, специально для таких чё ли придумали. Врач ведет прием прямо из областного центра: осмотр, консультация и так далее.

– То есть, ему в экран чернятиной плюнуть должен, а если я на геморрой пожаловаться захочу, дак это что мне тогда, ему…

– Ой всё, пап, не продолжай.

– Это ж ты предложила, я только пытаюсь понять, что этот ваш двадцать первый век за чудеса подарил. Такие подарки, что скоро все помрём, не от болячек, дак от безразличия друг к другу и бездуховности.

– Ну началось!

Причем последнюю фразу произнесли одновременно как минимум человек пять из присутствующих. Это вообще больная тема для нашей семьи. Технологии, цивилизации на одной чаше, а общечеловеческие ценности, тепло семейного очага, взаимоотношения – с другой. Для нас, городских, новинки технологии, гаджеты, да та же телемедицина, плавно входили в обыденность. Мы не воспринимаем их, как лейкоциты воспринимают введенное в организм инородное тело. Это не вызывает в нас чувства отторжения, кроме, может быть, пары минут, затраченных на изучение принципов работы и интерфейса (Для нас всё, появившиеся по принципу упрощения процессов, и есть цивилизация).

Деда такой подход никогда не устраивал. Любое упоминание, даже вскользь, о технологических новинках вызывало у него острую реакцию: всегда вступал в спор, который выигрывать ему с каждым годом было всё сложнее. Самой большой для него трагедией была новость о том, что в скором времени через село, так как оно было одним из самых больших, проведут газпромовский газопровод. На самом деле, как стало известно, никто при создании проектной документации даже не знал, что по прямой, по которой пойдет труба, будет лежать хоть какойто населенный пункт. Может быть потому, что на всех картах село появлялось только при сильном увеличении.

Проблем было для деда две. Первая, самая понятная и тривиальная, хоть он открещивался всегда от того, что «терял целевую аудиторию». Люди всё чаще стали задумываться о том, чтобы разобрать печь, освободить место в доме и провести газ, поставить газовый котел и забыть о вечных проблемах с дровами и растопкой печи. Дед же понимал, что так он теряет работу, но больше всего его расстраивало то, что ему некому будет передать своё мастерство, потому что в таких условиях вероятность востребованности этого труда для кого-либо равна нулю.

Кроме того, исходя из своих жизненных философских убеждений и принципов, которые уже описывались выше, дед делал неутешительные прогнозы на будущее. Он считал, что, если разобрать по кирпичам «сердце дома» и поставить на его место «бездушный» котёл, напичканный электроникой, дом уже нельзя назвать семейным очагом, а только как максимум – жилищем. Однажды он даже сказал: «лучше буду жить в землянке с дымоходом, чем с этой хренотенью на стене».

Мне тяжело понять, о чём он говорит, так как я рос в то время, когда уже начинали появляться компьютеры, приставки. Магия технологий очаровывала. Понять, как это работает, было сложно. Весь этот мир был полон загадок, ответы на которые хотелось найти. Мы и искали. И нас нельзя в этом обвинять. Но в чём действительно я бы согласился с дедом, так это в том, что мы теряем чувство меры.

Гаджеты, устройства, компьютеры и многое другое перестали быть просто подручными средствами, решающими задачи. Всё это – часть нас, порой даже большая, нежели человеческая. Молодые люди проводят часами на диванах, сгорбившись и уставившись в дисплей телефона, получают кучу сопутствующих болезней, о истинных причинах которых даже не догадываются. Если нас родители считали зависимыми (что чаще было ошибкой), то сегодняшнее поколение и меня пугает, меня, человека, который доказывал, что компьютер и Интернет – это свет.

А что мы получили? Любовь – через интернет. Знакомства и любые коммуникации некоторые люди уже иначе и не представляют, как через интернет и желательно с заполненной по всем графам анкетой. Покупка еды – с доставкой на дом, пожалуйста. Готовка – покупаем готовое, упакованное, с салфеточками, часто при этом бываем очень недовольными полученной услугой. Выражаем протест – через Интернет. Узнаём о важных семейных событиях – там же. Документы заказываем, билеты покупаем, смотрим онлайн-концерты, фильмы. Мы перестали быть самостоятельными и инициативными. Быть эрудированным и любознательным вдруг стало наказанием.

Красим ногти только у «мастеров», даже оформление праздников воздушными шариками мы и то заказываем, чтобы самим не надувать. Зачем напрягаться? Наращиваем и ресницы, и волосы, и ногти. Наращиваем, похоже, уже почти всё, кроме мозгов, а жаль.

Мир обленился. И в этом я абсолютно согласен с дедом. Если раньше, чтобы чего-то достичь и стать почтенным и уважаемым жителем мира, или хотя бы страны, нужно было много работать и стараться, то сегодня нужно просто вывернуться, но стать узнаваемым в сети и Интернете. Может, и вправду мы выветрили всё тепло из наших домов, умов и сердец? Дед разорвал тишину кашлем. Казалось, что-то взорвалось. И тут как некстати мама подняла тему, которую начинать не стоило:

– Вениамин Евгеньевич, может, печь плохо топится уже? Она старая совсем. Может, всё-таки стоит провести газ, тем более стояк газовый у соседей есть, полдороги перерывать не надо будет. Недорого будет стоить, да и вам не нужно будет на старости лет напрягаться.

Дед перестал ковыряться в тарелке, отложил вилку в сторону. Поднял глаза на маму и одновременно с этим отпил из стакана чай на шиповнике. Стояла гробовая тишина, только кто-то курил на улице и смеялся. По-моему, это были два брата, сыновья тёти Гали.

БАЦ! Дед ударил по столу кулаком. Все вздрогнули. Мама моя была не из робкого десятка, не испугалась. Папа было хотел вступиться, но, остановив его, мама взяла слово:

– Вениамин Евгеньевич, я бесконечно вас уважаю и ценю. Вы это прекрасно знаете, но отказываться глупо. Прогресс не остановить. Это нормально.

– Нормально что, милая? И прогресс чего?

– Нормально воспользоваться благами, которое даёт государство и современные технологии. Прогресс технологический, конечно.

– Какое еще государство? – фыркнут старик. – Оно никогда нашему брату ничего не давало, если это не связано было с выкачиванием денег. Эх, жаль стариков уже сейчас в селе нет, я бы тебя отправил к ним на разговор с плюшками. Ох, они бы тебе рассказали, как после войны паспортов не видели, а ведь добрая часть из них всю войну прошла, а Поликарп Матвеевич (один из его учителей), царство небесное, один из тех, кто Рейхстаг брал. Всегда плевать всем на село. Пока нужно было страну кормить задарма, высасывали из нас все соки и силы. Не платили толком, а вот если в райцентр будешь ездить на заседания и кричать там пуще пущего о любви к партии, которая твою же родню за навоз считает, будешь видным человеком. Телемедицина? Может, об этом прогрессе? Рассказать тебе, чего ж она появилась у на селе?

– Ну же, интересно послушать!

– Да потому что! А зачем на нас, на стариков, целый штат медиков держать, медикаменты покупать или бензин тратить, чтобы бригада с центра приехала? Стариков от болячек лечить? Зачем? – продолжал протестовать дед. – Чем быстрее помрут, тем пенсионному фонду лучше, больше сэкономят. Телевизоры эти ваши, компьютеры дистанционные – видимость и срам. Мол, гляньте, как мы о вас заботимся. Ага. Врач зав. ФАПом – алкашина в сорок лет, а рядом вагончик с ритуальными услугами.

В этот момент зашли два брата-акробата:

– Услышали хлопок, что, думаем, такое?

– А, это дед разошелся. Что обсуждаете?

Дед глазами им показал, чтобы молча прижали мягкие места. Мама замолчала, я молчал, мне было даже весело.

Вы не думайте, что обстановка была накалена, или что-то такое. Вовсе нет, всё обсуждалось так же, как Вы, например, сегодня обсуждаете новый сериал от Netflix. Главного героя убили? О, боже. Срочно в паблик и начать обсуждение. Тут также. Газ проводят? О, боже. Срочно к деду и начинаем обсуждение.

Муж тёти Гали взял слово. Он никогда не был робким, поэтому сказал, как отрезал:

– Вот и я Гале говорю: «Срал я на этот газ».

– Сергей! – сказала тётя Галя.

– А чего Сергей? Пока хожу, пока могу, буду топить печь. Тепло, а пирожки какие из печи выходят – вкуснятина.

– Ну мы же собирались.

– Ты собиралась, а вот я – нет. Да и мелкий меня поддерживает. Вон, Людка, соседка, провела газ. Радовалась первые полгода, пока лето было. Наступила поздняя осень. И чего? Выключает его, котел этот, периодически. Говорит, что дорого очень. Заработные платы у нас на селе с хер да маленько, а за всё заплотишь, и ни на что не останется. Муж еёный рассказывал, что ходит по дому, бывает, в трёх штанах и двух носках. И чего это за прогресс такой? Я уж пока могу, буду дрова колоть и печь топить, чтобы тепло не на бумаге было и не в квитанциях, а в доме. Поэтому, Галина, вопрос закрыт официально на семейном совете.