Читать книгу Над нами Бог, в прощеньи сила… - Андрей Милованов - Страница 3

Оглавление

Гляжу на спину мудреца,

Меня ведёт вперёд, юнца,

Миг! И доносится: «Подъём!

К купцам приезжим на приём!»


«Эй, парень, ты чего там спишь,

Служивый, ты никак шалишь?

Считай, наряд уже схватил, –

Меня сержант предупредил. –


Сходи в ту дверь, возьми метлу,

Ступай спать дальше по двору».

Я взял метлу, пошёл во двор,

Навстречу капитана взор:


«Куда путь держите, курсант?» –

Спросил меня купцов десант.

«Устал, посмел немного спать,

Иду во двор я пыль гонять».


Фамилию, как звать спросил,

Меня в блокнот он поместил.

«Ты окажи мне здесь услугу,

Ступай гонять свою пылюгу».


Махнул отчаянно рукой,

Мужик он вроде неплохой,

На внешний вид он весь опрятный,

Его поступок мне понятный.


Меня в блокнот он свой занёс,

Блокнот в карман, с собой унёс,

Неужто в середине дня,

Взор кто-то бросил на меня.


Во двор я вышел, стал мести,

А в голове: «Мой Бог, прости,

Уснул не вовремя, устал,

Меня сержант сюда послал».


Здесь я усталость заметаю,

Мету снежок и напеваю:

«Ой, снег, снежок, белая метелица,

Говорил, что любит он, только мне не верится».


Мотив тот создаёт уют,

Как снег увидят, все поют,

А песня больно хороша,

Мету снежок я не спеша.


Мой ненавязчивый мотив

Создал в природе позитив,

Луч солнца осветил наш двор,

Где я сметаю свой позор.


Солдат сидит на лавке, смотрит,

С моей метёлки глаз не сводит,

Затем вальяжно говорит:

«Эй, молодой ты паразит,


Не так метлу в руках ты держишь,

Метёшь не так, ты всё заснежишь,

И очень медленно метёшь,

Ты за метлой своей заснёшь».


Ответ он долго ждать не стал:

«Ты покажи, – ему сказал, –

Как нужно правильно мести,

К чему здесь языком трясти».


Солдата чем-то я задел,

Ко мне он быстро подлетел,

Открыл свой рот, сказать не может,

Метла в руках тебе поможет.


Ему метлу свою всучил:

«Ну, покажи, как ты учил,

А я на лавке посижу,

На труд учёный погляжу».


«Ты что! – в ответ кричит солдат. –

Ошибся ты, наверно, брат!»

Ему я тоже возразил:

«Меня мести ты сам учил.


Давай, давай, мети, браток,

А я посплю ещё часок!»

Метлой он поражает тело,

А я ему леща, за дело.


Он мне: «Салага обнаглел!»

А я его опять нагрел,

Рукою по спине шлепок:

«Давай, давай, мети сынок».


Спинной удар не рассчитал,

Дар речи парень потерял,

Сказать он что-то хочет мне,

А сам как будто бы во сне.


Метёлку я ему поправил,

Куда мести его направил:

«Учить народ любой мастак,

А, как работать, сам дурак».


Опять он что-то мне хрипит,

Метлу поднял и мне грозит,

Удар ему опять под дых:

«Я, брат, к такому не привык».


Метлу он бросил, убежал,

Подняв её, я продолжал,

Наряд за сон свой отбывать,

Работать мне не привыкать.


Минут так пять двор подметал,

Под нос я песню бормотал,

Вдруг высыпается пехота,

Подраться, видимо, охота.


А с ними дядька Черномор,

В зубах цигарка «Беломор»,

Ушанка-шапка набекрень,

И важный, как во льдах тюлень.


За ним вприпрыжку три солдата,

Ума неполная палата,

В карманах руки замерзают,

В бильярд руками в них играют.


«Ты брата нашего обидел,

Ты службы в армии не видел,

Закон армейский ты нарушил,

Ты кодекс чести здесь обрушил.


Теперь тебе держать ответ,

Прощений, снисхождений – нет,

Тебя немного мы поучим,

Глядишь, чему-то и научим».


Пижон-вожак нахмурил брови,

Кулак он сжал и приготовил,

Размах рукой, я увернулся,

Ну, и вояка промахнулся.


Врага победы ждать не стал,

Кулак я свой покрепче сжал,

Есть молот, есть и наковальня,

Есть тело, в коем нет сознанья.


Упал боец, сражённый пулей,

Пехота налетела бурей,

Меня солдаты окружили,

Тем самым гнев мой пробудили.


Я взял метлу: «Ну что, давайте,

Лежит бедняга, выручайте».

Пошёл их по двору гонять,

Зачем уродам уступать?


Смотрю, крепыш ко мне бежит,

От холода чуток дрожит:

«Один ты парень, а их пять,

Давай спиной к спине стоять».


И понеслась пурга лихая,

Есть сила в теле удалая,

Кулак пошёл по головам,

Мы слышим стоны тут и там.


А мой заступник, молодец,

Пошёл месить дурных овец,

Удары только отлетают,

Зачем шли в бой, не понимают.


Удар я влево, затем вправо,

Мой разум с восхищеньем: «Браво!»

Тут Черномор пытался встать,

Я кулаком ему: «Лежать!»


Пыл нападающих сломили,

Ребят мне жаль, мы их побили,

Лежат брутальные герои,

У них, у всех, в крови побои.


Картина «Куликово поле»,

Врага мы обделили в доле,

Наука впрок мне не пошла,

Лежит солдат, а с ним метла.


Я парню руку протянул,

К плечу его главой примкнул:

«Спасибо, Русский человек,

Тебя я помнить буду век».


«Да, что ты!» – он мне говорит,

Лицо румяное горит. –

Увидев твой неравный бой,

Я тут же встал к спине спиной.


Ты лихо их метлой гонял,

С асфальтом ты ребят сравнял,

Да ты б один их уложил,

Тебе я просто удружил.


Несправедливость не люблю,

А драки – просто не терплю,

Но здесь один ты, а их пять,

Несправедливо, дал понять!


Я в детстве боксом занимался,

Противника побить старался,

А может, он меня побьёт,

Поднимет, руку мне пожмёт.


Мы люди всё же, а не волки,

Нам жертву рвать, так нету толку,

Мы человеческой породы,

А это нелюди, уроды.


Вот тот, что первым подошёл,

В себя он так и не пришёл,

Ему досталось меньше всех,

Зато друзей подбил на грех.


Он очень острый на язык,

Друзей использовать привык,

Лихая слава атамана

Свалила с ног его, барана.


Лежит теперь и ждёт развязки,

В уме придумывает сказки,

Расскажет он затем глухим,

Как бился с ворогом лихим.


В бою кулачном не мастак,

Ударил головой кулак,

Глаза в тот миг с душой простились,

Под лоб широкий закатились.


Прибудет скоро к нам наряд,

Глаза откатятся назад,

Он встанет сам и отряхнётся,

Затем ехидно улыбнётся.


С тобой нас в карцер под арест,

Увидим мы решётки крест,

А он уйдёт, как не бывало,

Эх, жалко, дали ему мало».


Мой друг сквозь зубы проскрипел,

Наряд военных подоспел,

Кричат: «Кто драку здесь устроил?

Охрану кто побеспокоил?»


Военный, в драке что лежал,

Встал и сердито так сказал:

«Берите этих в оборот,

Пусть плац вон чистят от ворот».


«А эти что лежат бойцы?

Их что, побили те юнцы? –

Спросил начальник караула. –

Вы не бойцы – карикатура.


Пять тел побитых диверсантов,

От рук молоденьких курсантов,

Не мужики, одна разруха,

Пошли курсанты, бляха муха».


Повёл он нас в комендатуру,

На нас он смотрит, на структуру:

«Не по годам сильны ребята, –

Сказал, – готовых два солдата».


«За что, – спросил, – вы их побили?

За что на плац всех положили?

Побить за что хотели вас,

Скорей начните свой рассказ!»


Мы шли, дорогу всю молчали,

Язык зубами зажимали,

Мы плакать в тряпку не привыкли,

Давно глаза от слёз отвыкли.


Мы знали, жалоб здесь не любят,

Язык под корень взглядом рубят,

Есть подлость, зло – на стороне,

Добро и правда – всё в тебе.


Пусть сотню раз ты будешь прав,

Ты должен усмирить свой нрав,

Рассудят сами командиры,

У них казённые мундиры.


Мы здесь, курсанты, просто пешки,

На шахматной доске орешки,

Куда покажут, мы пойдём,

Что скажут, то и принесём.


Нас привели в комендатуру,

Начальник доложил фактуру:

«Бойцов побили по лицу,

Лежат бедняги на плацу».


«А сколько там бойцов лежат?»

«Шесть вроде было, на мой взгляд!»

«И эти двое пацанов

Избили шесть твоих орлов?»


«Да, – отвечает караульный, –

И вид вполне у них культурный,

Солдат осанка подвела,

У этих сталь, а не тела.


Они, как горных два орла,

Повадка, доблесть, как у льва,

Не по годам у них и силы,

А руки, кулаки – громилы.


Такой лишь только попадёт,

Так память тут же отшибёт,

А если он ещё ударит,

То к Богу душу он отправит».


«Вы нехорошие мерзавцы,

Что будем делать с вами, братцы?» –

Спросил угрюмый капитан,

Воды налив себе стакан.


Он воду пьёт и рассуждает,

Его от холода шатает:

«Пошла сегодня молодёжь,

По морде даст, не унесёшь.


А эти хилые уроды,

Какой-то мелочной породы,

Дунь в спину – ветром унесёт,

В лицо посмотришь – упадёт.


Да, шесть бойцов уж год как служат,

С мозгами, головой не дружат,

Здоровья, силы никакой,

Пошли толпой на мордобой.


Им нужно голову исправить,

Здоровье и мозги поправить,

Физподготовка каждый день

Им отобьёт на службе лень.


Вот эти парни, два юнца,

Готовых, так сказать, бойца,

Злой стаи волчьей не боятся,

Неважно с кем и как кусаться.


Ну что, выносим приговор, –

Сказал начальник, прокурор, –

Тебя отправим в десантуру,

Там увеличишь ты фигуру,


Тебя отправим напоказ,

В войска наземные осназ,

Найдут в войсках вам примененье,

Не будет к дракам вам стремленья.


Дам всем сейчас и здесь я знать,

Ту драку на плацу замять:

Над нами будут все смеяться,

Позору нам не обобраться», –


Сказал начальник караула,

Рукой подвинул спинку стула,

Мы посмотрели на него,

С умом, спасибо, повезло.


Ну, всё, пришло к нам расставание,

Я друга обнял на прощание:

«Даст Бог ещё нам повстречаться,

Над этой дракой посмеяться».


За ним пришли бойцы в тельняшках,

Звезда горит у них на пряжках,

Береты – небо, голубые,

Ребята сильные, лихие.


За мной пришёл тот капитан,

Он руку запустил в карман,

Достал блокнот, открыл страницу,

Поставил галочку, как птицу.


Его тогда ещё приметил,

Когда меня с метлой отметил,

В блокнот он ФИО записал,

Затем мести во двор послал.


«Ну что, сегодняшний герой,

Ступай во двор, ищи свой строй!» –

Приказ отдал мне мой спаситель,

Мой командир и повелитель.


Всех караульных растолкал,

Во двор вприпрыжку побежал,

Кричу ехидным голоском:

«Ловите попу за углом».


Нашёл призывников осназа,

Внедрился в строй к ним без приказа,

Звучит команда «Смирно встать!»,

Нас капитан идёт считать.


Итак, пятнадцать, сосчитали,

Мы в две шеренги строем встали:

«Во двор, в автобус, на посадку!»

Звучит команда для порядку.


Осназ в автобус разместили,

Нас к месту службы покатили,

И я подумал головой –

Служить я буду под Москвой.


Хорош автобус на извоз,

Но это вам не паровоз,

Не увезёт нас далеко,

И на душе моей легко.


Сижу я рядом у окошка,

Вперёд бежит моя дорожка,

Москва у нас уж за спиной,

Любимый город мой родной.


Я здесь, как вам писал, родился,

Крестился, здесь же я учился,

Здесь было трудным наше детство,

Но было радужным соседство.


Москва не любит увядания,

Москва – наш город процветания,

Москва для нас всегда красива,

Москва для Русских – Мать Мария.


Где бегал в детстве во дворе?

В прекрасном городе Москве,

Мне снится яблонь первоцвет,

Прекрасней в мире цвета нет.


Бульвар, Волхонка и Арбат,

На самокате к речке скат,

Сад Александровский манит,

Для москвичей, гостей – магнит.


Врагами город обожжённый,

Москва, наш город закалённый,

Твои холмы и берега,

Мы будем помнить все века.


Как любим мы твои просторы,

Старинных улиц цвет, узоры,

Кустарник колкий на Тверской,

И вяз кудрявый на Ямской.


Нам не забыть и кисть рябины,

Что клали бережно в корзины,

И стаю зимних снегирей,

От той рябины грудь красней.


Мы водоёмами гордимся,

Туда на отдых мы стремимся,

От стаи белых лебедей,

Москва становится добрей.


Идём по старому бульвару,

Москвы боярской тротуару,

Везде красуются скамейки,

Играют там по две копейки


Кто в шахматы, кто в домино,

Кто в нарды, кто кричит в лото,

Там в карты дурачка раскинут,

Там шашку в дамки с криком двинут.


Там малыши бегут на горку,

Нет снега летом, мало толку,

Бегом, вприпрыжку с той горы

На смех всей здешней детворы.


Упал, коленки разодрал,

Но терпит, плакать он не стал,

Тогда в героев мы играли,

От ссадин мелких не рыдали.


Поэтов сцены, поэтесс

Бульвару придают прогресс,

Народ их слушает, внимает,

Строфа бульвары украшает.


Ларёк мороженым торгует,

Народ в жарищу атакует,

Пломбир московский, эскимо

Едят, затем идут в кино.


Фонтан с водою лучезарной,

Взлетает ввысь к звезде полярной,

В жару нас всех слегка остудит,

Никто нас, мокрых, не осудит.


Под ноги голуби садятся,

Людей московских не боятся,

Днём скачут бойко воробьи,

Поют нам ночью соловьи.


А утром дворник подметает,

Бульвар московский прибирает,

Спортсмены ранью по порядку,

Бегут к бульвару на зарядку.


Здоровья всем бульвар пропишет,

В стихах поэт его опишет,

С него картины там рисуют,

И живописцы все ликуют.


Стихов и песен с ним не счесть,

Влюблённым встретиться там честь,

Кино снимают на Покровской,

Любовью он покрыт Московской.


Весной бульвар стоит в цвету,

Он дарит людям теплоту,

А осенью рисует краской

Картины нам, пейзаж указкой.


А летом – крыша, мажь зелёнкой,

Не страшен дождик под клеёнкой.

Зимою всё белым-бело,

Как в сказку, наш бульвар, окно.


Автобус мчится по дороге,

Где не ходили мои ноги,

Ребята на сиденьях спят,

За мною рядом в такт сопят.


А за окошком вечереет,

Ведь рано осенью темнеет,

Покрылась сумраком дорога,

Мы все под пеленой у Бога.


Свет фар навстречу замечаем,

Деревню быстро проезжаем,

Горит в избёнке свет в окошке,

Чуть слышен звук, игра гармошки.


Маэстро вспомнил я, рапсодии,

Нам виртуоз играл мелодии,

Работать с ним совсем не лень,

Расстались мы, уж третий день.


Марата вспомнил, мужика,

Плакат в углу, военрука,

Я вспомнил доку и ребят,

Я класс наш вспомнил, интернат.


Как жить мне дальше – непонятно,

Диктуют жизнь пока невнятно,

Но нужно что-то в ней менять,

И это «что-то» мне принять.


Асфальт закончен на дороге,

Мой организм уже в тревоге,

Ухабы, кочки да грунтовка,

Боюсь, не скоро остановка.


Меня немного укачало,

Заснуть пытался для начала,

Усталость, качка в унисон,

Я провалился в крепкий сон.


Отец пришёл в мой сон покойный,

На вид опрятный и спокойный,

Он «Здравствуй!» мне, «сынок», сказал,

Обнял меня, поцеловал.


«Я строгий в жизни был отец,

Но ты, сынок мой, молодец,

Терпел мои нравоучения,

Имеешь ты от всех почтение.


Тебя плохому не учили,

За дело лишь ремнём лупили,

И то, тихонечко, любя,

Ты ж моё кровное дитя.


Мы с мамой вам не признавались,

Что в жизни мы всегда нуждались,

Вас нужно было нам поднять,

Смогли тогда мы устоять.


Твой дед, отец мой, был священник,

У власти этой слыл отшельник,

Он Богу нашему служил,

Народ его всегда любил.


В России Царской церковь чтили,

В ранг государства возводили,

На праздники, на торжества

Без церкви раньше никуда.


Твой дед за Веру жизнь отдал,

Его чёрт красный расстрелял,

Храм разломали и сожгли,

Святыми стали те угли.


А смуты дед не испугался

И верным Богу оставался,

Служил он за простых людей,

У красных слыл он как злодей.


Любил Россию всей душой,

Гордился он её красой,

И за границу не сбежал,

Со всем народом голодал.


Чем только деда не пугали!

Сто раз его предупреждали,

Что Вера – опиум народа,

Нет, не боялся он урода.


Избу ему то подожгут,

Вдесятером его побьют,

То в Храме двери забивали,

Иконы били и сжигали.


То рясу всю на нём порвут,

Крест настоятеля сорвут,

Зимой водой зальют студёной,

Слух разнесут – умалишённый!


Власть сатаны! Пупки порвали,

Характер деда не сломали,

Служил он Богу, что есть сил,

Народ простой ступал за ним.


«Россия-матушка больна,

В Кремле лютует сатана», –

Он говорил тогда народу,

Не красной партии в угоду.


«Россия Храмами сильна,

На Вере держится страна:

Когда её мы защищаем,

То церковь, Бога вспоминаем».


Дед Богу и стране служил,

Он Русью нашей дорожил,

Народ любил, всех, как родных,

Здоровых, умных и больных.


Ему власть красных – не закон,

Благословит церковный звон,

Горит свеча его в лампадке.

Приказ пришёл по разнарядке –


Призвать священников к ответу,

Ничком поставить к парапету,

В затылок – пулю, расстрелять,

Пример тем самым показать.


Пришли под вечер к деду в дом

И вновь устроили погром,

Избили мать мою, детей,

Разлили по полу елей.


Забрали нас, детей, и мать,

Отцу приказ звучит: «Стоять!»

Забрали дедушку с собой,

Нас отвезли в приют чужой.


Потом нам люди рассказали,

Как деда в церкви убивали,

Как дом сожгли у нас родной,

Дым расстилался над рекой.


В награду красной сатане,

Прикладом деда по спине:

«Пошёл из дома, в сени, прочь!»

Никто не мог ему помочь.


Дом подожгли, из всех щелей,

Пошёл гореть тогда елей,

А деда к церкви потащили,

В дороге, как обычно, били.


Пришли. «Молись, – сказали, – дед,

Верши народу свой обет,

Осталось жить тебе немного,

Здесь Бога встретишь ты земного».


И вновь на землю повалили,

Ногами очень сильно били,

Дед на себя всё принимал,

Не выл, не плакал, не стонал.


«Давай, вставай, иди, прощайся,

С Крестами в церкви обнимайся,

Вам не перечить коллективу,

Воткнём мы Крест тебе в могилу».


Дед встал, к порогу подошёл,

Три раза церковь обошёл,

Из алтаря он вынес скатерть,

И расстелил её на паперть.


Пред ней три раза помолился

И на колени опустился:

«Мы, Отче наш, тебя любили,

С тобой детей своих крестили,


Ты нам любовью отвечал,

Встречал на свет и провожал,

Ты нам Россию даровал,

Нас от врагов оберегал.


И Храмы мы тебе открыли,

Святые нас благословили,

Твои иконы – в каждый дом,

Дом прирастал тогда добром.


Тебе мы Верою служили,

Мы в Церковь каждый день ходили,

Ты отвечал нам добротой,

Водичкой чистою, Святой.


Народ наш Русский благодарный,

Его приход, Тобою данный,

Спасал и от кромешной тьмы,

От преступлений и тюрьмы.


В голодный год нас Ты кормил,

В жару водичкою поил.

Замёрзнем в стужу мы зимой,

Придёшь, согреешь теплотой.


Сегодня правит изувер,

Его народу вы в пример,

Икону с Богом растоптали,

Кресты над Храмом поломали».


«Ну, всё, вставай, старик, молись,

А хочешь жить, так отрекись,

От Бога, Храма, от икон,

Зачем народу ваш трезвон?» –


Сказал от власти командир.

Кровавый цвет на нём, мундир,

Папаха с лентою косой

Лоб делит красной полосой.


Дед встал, к народу повернулся,

К Кресту губами прикоснулся,

Народ затем перекрестил,

Негромко, внятно всем гласил:


«Я этих красных не боюсь,

От Бога я не отрекусь!»

В затылок выстрел, люд в испуг,

Заплакал город Петербург.


На паперть, скатерть дед упал,

«Прости нас Бог», – хрипя, сказал,

Глаза на небо, вверх глядели,

Там журавли над ним летели.


От нас, детей, расстрел скрывали,

Росли мы без отца, страдали,

«Пропал без вести», – нам сказали, –

Но позже правду мы узнали.


Дед твой, сынок, служил России,

Христу молился и Марии,

Он красных власть не признавал,

Себя он людям отдавал.


Я также власть ту ненавидел,

В её глазах я смерть увидел,

За Русь, за нашу, воевал,

Здоровье всё своё отдал.


Не вспоминай мою ты тризну,

Люби душой свою Отчизну,

Россия – любящая мать,

Её нам нужно отстоять».


Автобус снова затрясло.

Проснулся, стал смотреть в окно.

Снежок тихонько порошит,

От фар, как искорка, горит.


Ещё примерно час катались,

На кочках сильно мы болтались

И на ухабах нас трясло,

Куда, мой Бог, меня несло!


Вот и замедлил транспорт ход,

Закончен первый наш поход,

С звездой ворота отворились,

Мы тихой сапой в часть вкатились.


«Подъём!» команда, «Всем вставать!»

Не забываем вещи взять,

Здесь офицеры нам указ,

Над всем главенствует приказ.


Его не стоит обсуждать,

Команда есть – так выполнять,

Здесь армия, а не гражданка,

К вам не придёт сюда служанка.


Мы в суете собрались в строй,

Мешок с вещами за спиной,

Нас обошли, всех сосчитали,

На стрижку в баню всех послали.


Там голова догнала тело,

Причёска мигом улетела,

Здесь, в армии, она одна,

Теперь расчёска не нужна.


Я локон взял своих волос –

Бывает в жизни парадокс!

Когда теперь ты отрастёшь?

Когда причёску наведёшь?


В военной бане мы помылись,

От грязи бытовой отмылись,

Простынка вместо полотенца

Нас обернула, как младенцев.


Нам выдали трусы и майки,

Как в новый год под ёлкой зайки

Одеты все в одном, похожи,

Для армии вполне пригожи.


Теперь ответственное дело:

Мне измеряют мое тело,

Размер ноги, размер руки,

Нужны перчатки, сапоги.


Окружность лысой головы,

От пят к макушке высоты,

Размах могучих наших плеч,

В них нужно сажень уберечь.


Каптёра вижу, фигуранта,

Он выдал мне мундир курсанта

И посмотрел на две ноги –

Портянки выдал, сапоги.


Ушанку выдал мне, ремень,

Принёс двуполую шинель,

Всю в скрутку, словно колбаса,

Погоны с буквами СА.


Мне дали нитку и иголку:

«Пришей петлицы на оборку,

Погоны с буквами СА,

Сто миллиметров ото шва».


Я в пять минут пришил погоны,

Петлицы, пуговки, шевроны,

Сижу, смотрю я на ребят,

Все пришивают и пыхтят.


Да, сложный труд – метать иголкой,

В ушко просунуть нить сноровкой,

Затем проткнуть шинель, погон,

Не нанеся себе урон.


Каптёр меня тогда спросил:

«Ты что, боец, уже пришил?

Я вижу кителя изнанку,

Здесь не нанять тебе служанку».


Шинель и китель разложил:

«Давно я их себе обшил», –

Ответил я не по уставу,

Он сразу вспомнил чью-то маму,


Держа в руке шинель, мундир.

«Здесь армия, а не трактир,

Ответ мне чёткий, по уставу,

Нашёл ты в армии забаву?


«Так точно!» – нужно доложить,

Труд свой к ответу приложить,

И ждать дальнейших указаний,

Не нужно нам здесь ваших знаний.


Наука в армии одна –

Есть командир и старшина.

Они подумают за вас,

Решенье примут в тот же час.


Приказов обсуждать не нужно,

Их исполняют быстро, дружно,

Исполнил, тут же доложил,

Глядишь, отметят, заслужил».


«Так точно!» – я тогда сказал,

Свой труд каптёру показал,

Он «Молодец!» сказал в ответ,

«Так точно!» – выполнил совет.


«Ступай, друзьям ты помоги,

Ты видишь – шить им не с руки,

Все пальцы в кровь поискололи,

Не руки, а одни мозоли».


«Так точно!» – вновь я произнёс,

Шинель чуть в сторону отнёс,

Пошёл ребятам помогать,

Погоны на шинель стегать.


Часа за три себя обшили,

Считай, что подвиг совершили.

Затем поставили нас в строй –

Бегом в казарму, на покой.


Казарма длинная, глухая,

Кровать в два яруса стальная,

Штук сорок в два ряда стоят,

Есть также тумбочка, наряд.


За тумбочкой стоит военный,

Входным дверям сегодня пленный,

Он глаз от них не отрывает,

А вдруг начальство проморгает!


Для сна мне место показали,

На верхний ярус указали,

Высокий рост мой подсказал,

Прыжком в кровать, затем провал.


И вновь построили всех в строй,

«Отбой!» – команда на покой,

Пошли ложиться мы в кровать,

«Отставить!» – снова в строй вставать.


Нам объяснил сержант дежурный,

По роте нашей караульной,

«Отбой!» команду нужно знать,

Бегом, прыжком в свою кровать.


И вновь команда на покой,

Летим в кровать теперь стрелой,

И наши лысые макушки

Добрались в полночь до подушки.


Душа моя кричит «Ура!»,

Подъём наш будет в семь утра,

Вставать мне рано не впервой,

Дом не забыл ещё родной.


Работал дома я серьёзно,

Спать я ложился очень поздно

И в теле чувствовал провал,

Я очень быстро засыпал.


Нам нужно утром рано встать,

Жизнь с чистого листа начать,

И, чтоб Святые нас простили,

Не партии служить, России.


Я вспомнил деда, сказ отца,

Служили верно два бойца,

Один жизнь Богу отдавал,

Второй на фронте воевал.


Есть внутренний и внешний враг,

Есть злобный гений, есть дурак,

Есть подлый и паршивый сброд,

Есть славный Русский наш народ.


Нам нужно свой продолжить род,

Мы Русский защитим народ,

Земли Российской не отнять,

Врагов с неё мы будем гнать.


Над нами Бог, в прощеньи сила…

Подняться наверх