Читать книгу Россия в эпоху постправды - Андрей Мовчан - Страница 3

Я никогда не думал становиться ни журналистом, ни экономистом (собственно, я ни первым, ни вторым не стал, хотя многие думают иначе). До 1990 года я был уверен, что всю жизнь буду заниматься физикой. Но революция смешала все карты (вернее, смешал их я, уставший жить на 10 долларов в месяц в институте в Подлипках, – как раз в 1992 году «Альфа-Групп» предложила мне аж 500, и думал я недолго). Я занялся финансами, а потом и инвестициями, и вот уже примерно 25 лет каждый день (помимо рутинных вопросов руководства компаниями или банками) решаю один и тот же вопрос: кому можно дать денег, так чтобы они вернулись с прибылью.

Ответственность за деньги (свои и чужие, сейчас я решил, что после 50 надо жить полегче, и управляю «всего» парой сотен миллионов долларов, а лет 10 назад, когда я возглавлял «Ренессанс Управление Инвестициями», их было 7 млрд) делает человека не только циничным, но и вдумчивым. В детстве меня много учили решать нестандартные задачи (и я учился прилежно, так что за постоянно выигрываемые олимпиады учителя прощали мне чудовищное поведение в школе). Выработанный навык искать скрытые закономерности и смыслы, сопоставлять данные, учитывать множественные факторы очень помог мне сориентироваться в пространстве экономики и финансов, а школа математической статистики, которую я прошел на мехмате МГУ (как же часто я потом жалел, что предпочитал пить пиво и играть в преферанс, а не сидеть на лекциях!), дала мне неплохой аппарат для анализа.

Но вдумчивость, цинизм, математический аппарат – это хорошо, но мало. И мне пришлось влезть в экономику как науку, постараться разобраться в механизме сложнейшей системы, состоящей из миллиардов элементов – домохозяйств, компаний, рынков, инструментов, – системы, в которой большинство элементов наделено свободой воли, но над которой стоят древние незыблемые законы, связанные с самой природой человека. Надо сказать, что очень быстро я начал понимать, насколько фрагментарно и несовершенно современное экономическое знание и как мало можно взять из фундаментальной науки с точки зрения практических рецептов. Кажется, это Марио Варгас Льоса сказал, что экономика – это не наука, а вид литературы: как и художественная литература, экономика выхватывает из жизни изолированные сюжеты и аспекты и описывает их с целью кого-то чему-то научить – но не претендует ни на объективность, ни на универсальность.

Я был готов с этим согласиться – и начать писать про экономику. Тем более это было явно полезно бизнесу – со всех сторон мне говорили, что в России доверие к печатному слову огромное, а тому, чье имя стоит под статьей в приличном издании, всякий готов дать денег в управление.

Наконец я собрался и встретился с тогдашним редактором журнала Forbes. Меня как главу крупнейшей управляющей компании Восточной Европы (то была эпоха инвестиционных банков, средней руки банкир летал на частном самолете и чувствовал себя почти президентом – как же смешно все это вспоминать сегодня) в Forbes знали и были бы рады моей колонке. «Напишите, во что надо инвестировать, желательно на российском рынке», – предложил за чашкой кофе редактор.

Это было скучно. Статей на эту тему было множество (вернее – каждый уважающий себя брокер регулярно писал такую статью, предлагая инвестировать как раз в то, что очень хотел продать), а мои амбиции требовали создать что-нибудь эпохальное. Я решил, что напишу на тему о ресурсном проклятье, причем не статью, а серию, и начну издалека – с древних цивилизаций. А раз редактор хочет про Россию – будет ему Россия.

Через неделю я отослал редактору статью про работорговлю в Киевской Руси и почему она явилась причиной заката государства. Проработал я ее на совесть – так, как это делали физики еще тогда, когда я учился в университете, – с полным указанием источников, перечнем литературы, специальными оговорками и отсылками. Но редактор, специально приехавший к нам в офис для разговора, начал с вопроса: «Вы историк?» «Нет, – ответил я, – вообще-то математик». «Ну вот, – сказал мрачно редактор, – мы не можем это печатать. Полстраны обидится, историки назовут это клеветой, нам этого не надо. Вы лучше напишите про инвестиции – про рубль там… Мой вам совет, не думайте, что вы писатель или журналист. У вас есть тема – куда вложить, ее и придерживайтесь. Ничего другого никто читать у вас не будет».

Мои амбиции были оскорблены – я человек тщеславный и самоуверенный (сейчас, правда, намного меньше, чем тогда). Я тут же решил, что обязательно буду писать и добьюсь, чтобы меня читали. Нет, для Forbes я, конечно, писал потом скучные колонки про «куда вложить». И даже про рубль, как и хотел редактор, я написал – в сентябре 2013 года: предупредил всех, что в 2016-м он будет стоить 60 к доллару (мало кто внял моим предупреждениям). Но серию про ресурсное проклятье я продолжил; со временем четыре статьи из серии вышли на «Снобе», потом мы в Московском центре Карнеги сделали огромную работу на средства британского парламента и выпустили большой набор статей и аналитики на эту тему; наконец, недавно я подписал контракт на написание книги, в которой будет уже около 30 глав, – о том, как ресурсы разрушали государства с древних времен и до наших дней. Я стал писать на экономические и социальные темы, и, как ни странно, меня стали печатать. Я завел аккаунт в Facebook, стал размещать статьи там – и меня стали читать.

Надо сказать, что я никогда не питал иллюзий относительно новизны того, что пишу. Скорее, в процессе работы у меня сформировалось понимание, что я могу своими статьями помочь публике понять то, что у профессиональных экономистов пишется заумно и скучно, а у профессиональных журналистов – недопустимо поверхностно и неточно. Я постарался занять позицию «между», и, кажется, мне это удалось.

Я также никогда не питал иллюзий относительно полезности моего занятия. Нет, для меня лично оно оказалось очень полезным – доверие клиентов росло с каждой статьей. Но экономика (это уже мое мнение) схожа с медициной: как и врачи, экономисты говорят на особом языке и делают вид, что все знают; как и в медицине, в экономике в половине случаев диагноз поставить не удается, а еще в четверти – удается только при вскрытии; как и врачей, экономистов слушают только тогда, когда есть быстрое и безболезненное решение – «таблетка», и часто экономисты идут на поводу у пациентов и прописывают такие «таблетки» – невзирая на спорность эффекта и побочные действия; настоящие же экономические рецепты сродни советам о здоровом образе жизни – их слушают, морщась, за них даже платят, но потом мало кто им следует.

За последние 10–12 лет я написал несколько сотен статей, постов, комментариев. Они складываются в большой обзор моих представлений о том, как устроен современный мир – мир доминирующей геоэкономики, мир, управляемый с одной стороны мощью рациональной научной мысли, а с другой – человеческой склонностью прятаться за сложным переплетением унаследованных и свежепридуманных мифов, мир, полный благородства и красоты и одновременно – цинизма, варварства и уродства. Мы живем в эпоху так называемой постправды, и мои статьи (несмотря на множество разных тем) – все про постправду и все – попытка борьбы с ней, раскрытия реальности, сути, рационального взгляда на вещи. Эта книга – любезно предоставленный мне издательством шанс выбрать наиболее точно отражающие мое мировоззрение статьи и предложить их читателю: для удовлетворения любопытства и желания узнать что-то новое – или же вступить в полемику.