Читать книгу Потерянное наследство и хронология. История вокруг двух хронологий в одном тексте - Андрей Николаевич Ковалев, Анна Константиновна Крупченко, А. К. Крупченко - Страница 12

Короли-рыбаки и короли-врачеватели

Оглавление

«Те, кто утверждают, будто ведут свой род от святого Мартина, уверены, что могут излечивать от падучей»

Жан-Батист Тьер, «Трактат о суевериях», 1679

В рамках выстраиваемых здесь генеалогических представлений позднего средневековья, важен факт существования в те времена представления о связи Меровингов с королями-рыбаками, которые с одной стороны короли-священнослужители, а с другой, из-за причастности к таинствам Чаши Грааля, – чудотворцы.

По распространенным представлениям, апостолы Андрей и Петр были обыкновенными рыбаками и в своем христианском апостольском служении перенесли опыт и привычки своего мастерства на ловлю людских душ. В средневековье считалось, что все 12 апостолов, став рыбаками душ человеческих, передали эту функцию главам основанных христианских церквей, тем самым сделав ее прерогативой Церкви. Но короли были не против оспорить это право в свою пользу.

В этом деле им в помощь часто призывался ветхозаветный образ Мельхисидека – царя и первосвященника. В 14-й главе книги «Бытие», в связи с чествованием победы Авраама над врагами, сказано: «… и Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино, – он был священник Бога Всевышнего, – и благословил его, и сказал: благословен Авраам от Бога Всевышнего». Т.е. первосвященником Бога еще до рождения Христа мог быть и царь. Более того, Авраам, предок Левия – родоначальника священнического колена, приносит Мелхиседеку десятину и получает от него благословление. Павел в своем Послании к Евреям, в главах с 4 по 8, развивает тему первосвященства Иисуса: «Священник вовек по чину Мелхиседека» (Евр. 5:6); «…куда предтечею за нас вошел Иисус, сделавшись Первосвященником навек по чину Мелхиседека» (Евр. 6:20). В 7 главе Послания Павел подчеркивает, что Иисус не из священнического рода (не от колена левитов), но его священство превосходит «законное» левитское.

Фортунат (историк VI века) говорит о Хильдеберте (ок. 496 – 558), франкском короле из династии Меровингов: «Наш Мелхиседек, [именуемый] по справедливости королем и священником, хоть и мирянин, но довершил дело религиозное…» /24, с. 140/. В XI – XIII вв., когда в Европе усилилось противостояние церковной и имперской властей, обращение к Мелхиседеку, как царю облаченному и священнической властью, было распространено. Согласно средневековому роману Эшенбаха, в Европе после смерти Артура «правление измельчало», и Парсеваль уезжает на восток в поисках царя-пресвитера Иоанна, который, видимо, представлял из себя идеальное воплощение Мелхиседека.

Но Короли-рыбаки не просто короли-священнослужители, которые были и до Христа. Они причащены к тайне, заставляющей их стремиться воплотить идеальное правление под знаменами новой веры. А, как отметил еще К. Г. Юнг, одним из основных направлений христианской деятельности является врачевание. Поэтому неудивительно, что потомки королей-рыбаков обладают особыми чудодейственными способностями к врачеванию. Но, как пишет Марк Блок: «Французские и английские короли смогли стать врачевателями-чудотворцами потому, что они уже задолго до этого были сакральными особами» /24/. Поэтому для обретения чудодейственной способности врачевать наложением рук, королю не надо быть потомком короля-рыбака, но при желании эти способности могли быть привлечены, как часть доказательства генетической связи.

Скрытая отсылка к Меровингам, возможно, присутствует в «Послании к Генриху» Нострадамуса. Она приводится чуть раньше первой хронологии: «… лишь единый вечный Бог есть благой, справедливый и милосердный провидец человеческих судеб и истинный судья, коего я прошу защитить и охранить меня от клеветы злых людей, которые из тех же низменных побуждений стремятся узнать, почему Ваши древнейшие предки Короли Франции умели врачевать золотуху…». По легендам Меровинги передали французским королям умение наложением рук врачевать золотуху. В этом поверье отразилось представление о последних, как о Королях-чудотворцах. В средневековом сознании этот факт сближал французских (и английских /24/) королей с апостолами – наследниками Христа. Поскольку, согласно Евангелиям, только апостолы были наделены Святым Духом даром лечить наложением рук, то католическая Церковь часто ревностно относилась к «захвату» королями части их жреческих обязанностей, хорошо отдавая себе отчет, какая часть их доходов обусловлена монополией этих услуг. Одновременно превращение королей франков в общественном сознании в некое подобие Самсонов поддерживалось королевской чертой-привилегией «длинных волос», в то время как существовал обычай коротко стричь волосы с наступлением зрелости. Согласно поверью, в их длинных волосах скрывалась волшебная сила, поддерживающая сакральную власть. При этом не следует забывать о силе впечатления от внешнего образа, порой производящего и процедуру излечения, поддерживающего возвышение его носителя в сознании простолюдинов до положения полубогов.

Особое отношение к чудесной врачебной способности французских королей сохранялось еще при Генрихе IV (1589 – 1610): «Однажды на Пасху в Фонтенбло Генрих IV, совершив над золотушными больными обряд возложения рук, решил позабавить гостей зрелищем ученого состязания и столкнул трех ученых спорщиков: лейб-медика Андре Дю Лорана, историографа Пьера Матье и Гийома Дю Пера – высшее духовное лицо при особе короля, ведавшее раздачею милостыни; историограф и врач утверждали, что той способностью, которую только что продемонстрировал их государь, обладал еще Хлодвиг80…» /24, с. 101/. Для нас здесь важно, что среди утверждавших был и врач. Это позволяет считать, что и Нострадамус, скорее всего, также намекает на легендарного Хлодвига. Благодаря обширному исследованию о королях-врачевателях французского историка Марка Блока /24/, сейчас принято считать, что первыми проявили эту способность, скорее всего, Капетинги, но здесь важно, что во Франции XVI века эта способность приписывалась уже Меровингам. В своей книге Марк Блок рассматривает и английскую сторону этого явления. При этом самый древний английский источник относит эту способность к Эдуарду Исповеднику (ок. 1003 – 1066). Этот факт был достаточно примечательной частью английской истории, и нашел отражение в пьесе Шекспира «Макбет»:

«…Но золотушных в язвах и прыщах,

Опухших, гнойных и неизлечимых

Он лечит тем, что молится за них

И вешает монетку им на шею.

Я слышал, будто этот чудный дар

Останется в роду его».81

Английский историк Уильям Малмсберийский (1090 – 1143) так пишет об этом: «В наши дни кое-кто извлекает пользу из сих чудес, толкуя о них лживо; люди сии утверждают: не оттого король обладал даром исцелять, что был свят, но оттого, что дар сей – наследственная привилегия королевского его рода». В этом замечании отразилась суть всего многовекового спора вокруг этой «способности»: По святости или по рождению дана она?.. Из приведенного выше отрывка «Послания» видно, что Нострадамус осуждает этот спор – «… клеветы злых людей, которые из тех же низменных побуждений стремятся узнать, почему…». Хотя пророк осуждает не сам спор, а «низменные побуждения», толкающие усомниться в божественности королевской власти. То, что буквально сразу за этим местом следует первая хронология, отчасти опирающаяся на генеалогию рода Христа, толкает считать, что Нострадамус видит основание священных прав в крови.

В «Истории франков» Григория Турского, в книге IX, в рассказе о короле Гунтрамне82, сыне Хлотаря I (правили в VI веке, примерно во времена короля Артура), читаем: «Верные ему подданные повсюду рассказывали, что какая-то женщина, у которой сына трепала четырехдневная лихорадка, так что находился он в тяжелом состоянии, приблизилась в толпе народа сзади к королю, незаметно оторвала бахрому от королевской одежды, положила ее в воду и дала выпить сыну. И тотчас лихорадка оставила его, и он выздоровел. В этом я не сомневаюсь, поскольку сам часто слышал, как одержимые в исступлении взывали к его имени и, покоряясь его чудодейственной силе, каялись в своих преступлениях» /23, с. 262/. Считалось, что этот дар передавался по наследству чуть ли не всем королям. Аббат Гвиберт, автор XII века, в трактате «Приметы святых» пишет о своем короле Людовике VI: «Да что там? разве не видели мы, как повелитель наш, король Людовик, свершает обычное чудо? Собственными глазами зрел я, как больные, страдающие золотухой, с язвами на шее или других частях тела, толпами сбегались к нему и молили его, чтобы коснулся он их рукой, а притом и осенил крестным знамением… Отец его Филипп также наделен был сим славным и чудесным даром и пользовал болящих с превеликим пылом, однако ж, не знаю за какие грехи, дара сего лишился» /24, с. 96/. Следующий сохранившийся источник об этой особой способности относится к Людовику Святому83. М. Блок подчеркивает, что, видимо, было распространено представление о передаче этой способности по наследству. При этом «Капетинги всегда представляли себя законными наследниками каролингской династии, а Каролинги – наследниками Хлодвига и его потомков» /24, с 125/.

Если передается по роду, то это доказывает (в умах подданных) такую степень сакральности королевской власти (заключенной в ее крови), которая не просто частично покрывает сакральность священнослужителей церкви, но и превосходит ее. С одной стороны, распространение такого взгляда в XVI веке было бы выгодно протестантам, с другой, как это отметил еще Джеймс Фрэзер (1854 – 1941) в своей «Золотой ветви» /26, с. 232/, – он отражает древние верования, которые не умирали на протяжении всей тысячи лет господства христианства в Европе. А эпоха Возрождения и последующая Реформация отчасти даже усилили жизнь этих древних частей человеческой психе. Но усилившаяся часть психе должна была каким-то образом ужиться с наступающим веком науки. Древнее верование должно было обрести новое частное очертание. И этой попытке синтеза отчасти могли соответствовать поиски «узаконенных» корней святости королевской крови среди легендарных святых, стоявших у истоков христианства, – Марии Магдалины, Иакова, Иосифа Аримафейского, но в первую очередь – среди потомков Девы Марии. Поэтому не стоит удивляться, когда узнаешь, что Людовик XI (1461 – 1483) настаивал на принадлежности Магдалины к роду французских монархов. Хотя острой необходимости не было: «Французские и английские короли смогли стать врачевателями-чудотворцами потому, что они уже задолго до этого были сакральными особами: „sanctus enim et christus Domini est“84, – говорит Петр из Блуа о своем повелителе Генрихе II, дабы объяснить его чудотворную мощь» /24, с. 124—125/. В традициях королей было возводить свое происхождение к богам или их сыновьям. Сохранилось несколько англосаксонских королевских родословных: все они восходят к Вотану. Возможно, намек на божественное происхождение Меровингов содержится в знаменитом послании, которое Авит, епископ Вьеннский, написал Хлодвигу в связи с его крещением. /24, прим. 51/. Но, если христианство утвердило существование на Земле только единого сына Бога, то на какую родословную связь намекает епископ? Или христианский епископ, приняв единство Бога, скрыто придерживался представления о существовании множества (а не только одного Христа) земных детей у него?..

В эпоху Возрождения воскрешение древнегреческой культуры могло усилить акценты в этом вопросе, поскольку по многим источникам знаменитые династии тех легендарных времен вели свое происхождение от богов. Геракл, Елена, Диоскуры, Ахилес, Тесей и многие другие герои и цари были наполовину детьми богов. При этом если небеса даровали еще и божественный знак, отмечая особенность рождения кого-либо в царском роде, то это могло служить поводом для рождения подобного верования, а со временем – и подтверждением его. Дети этих полубогов наследовали часть достоинств своих великих предков. А если в их роду сохранялись предания о характере небесных знаков, сопутствующих рождению их легендарных предков, то повторение этих знаков при рождении кого-либо в этих (или других) родах, могло быть свидетельством особой избранности появившегося дитя. Наиболее подходящими на роль повторяющегося божественного знака, видимо, следует признать кометы, и особенно – комету Галлея. Вспомним, что она претендует быть Вифлеемской звездой. Но если волхвы, которые шли по ней, смогли прочесть знаки ее прохождения по небу, то не значит ли это, что они уже обладали переданным им опытом интерпретаций в подобных случаях?85

Меровинги, возможно, со временем и сами уверовали в свое небесное происхождение – трудно избежать «высокого» соблазна, когда все кругом склонны поддерживать его. Соответствие этому представлению требовало от самих королей и определенной доли самоотдачи, но, увы! – Quod licet Iovi, non licet bovi86, а не наоборот. И столь печально известная историкам моральная деградация рода Меровингов, превращение их в кутил, которых от простых людей отличал только разве что королевский размах загулов, может иметь в своей основе, с психологической точки зрения, шаткую позицию «сыновей бога». Не находится ли часть ядра этой темы в проблеме внутренней метаморфозы личности в ситуации не вполне обоснованного возвышения? Ведь о своем небесном происхождении чаще всего вспоминают после падения.

И «… когда в 751 г. Пипин… решился заточить в монастырь последних потомков Хлодвига и вместе с реальной властью присвоить себе и королевские почести, он почувствовал необходимость каким-то образом скрасить эту узурпацию и обратился к авторитету церкви. Разумеется, старинные короли никогда не переставали казаться своим подданным существами высшего порядка, однако тем неясным мистическим ореолом, который их окружал, они были обязаны исключительно воздействию на коллективное сознание смутных воспоминаний языческой поры. Напротив, новая, истинно святая династия должна была удостоверить свою святость с помощью совершенно определенной и полностью христианской церемонии, заимствованной из Библии» /24, с. 142—143/. В результате в Европе впервые происходит замещение наследования королевской власти по крови церемонией миропомазания на престол христианской Церковью. С одной стороны, эта церемония сближала европейских королей с древними царями Израиля из Ветхого Завета, с другой, положила начало многовековой борьбы между Церковью и монархами за первое место под солнцем. И возникшая между историческими традициями межа оттеснила реальную историю Меровингов в тень, где она стала источником легенд и преданий.

Церемония лечения золотухи королями-врачевателями, начиная с простого возложения рук, а точнее – с прикосновения ко лбу или к больному месту, пройдя христианскую фазу осенения крестом пациента и его ран, к Новому времени превратилась в пышный, разработанный до тонкостей, церемониал – принадлежность абсолютных монархий. Но именно с наступлением эпохи Возрождения, когда начинается пересмотр старых верований, приходит и распространение неверия во врачебные достоинства королей, которое до этого проявлялось только в единичных случаях87. И это – первая ласточка, извещающая о перемене в отношении к представлению о божественном происхождении (или – божественном Провидении, как в случае Капетингов) королевской власти. И хотя пышный церемониал служит компенсацией распространению этого неверия, призван скрыть его, но он, как всегда, для проницательных людей только подчеркивает опадание внутренних содержаний. Начиная с XVI века старинная словесная магическая формула, которой короли Франции сопровождали акт исцеления, заменяется на: «Король руки на тебя возлагает, Господь от недуга тебя исцеляет», что отражает факт осознанной передачи своих способностей Господу88. И со временем приходит осознание необходимости более веских доводов в защиту законности своего положения, а точнее – прав и власти. И один из таких доводов могла быть и более серьезная проработка генеалогических древ, поиск «доказательств» своего происхождения, если и не от богов, то – от Девы Марии89, от Марии Магдалины… или хотя бы от Константина Великого.

Но первый удар по представлениям о священности королевской власти нанесла грегорианская реформа во второй половине XI века, названная так по имени папы Григория VII (Гильдебранда). Её целью, в первую очередь, было лишить мирских владык их сверхъестественного облика, низвести европейских королей до уровня простых смертных, властных только над вещами сугубо земными. При Григории VII эльзасский монах Манегольд Лаутенбахский в трактате, посвященном апологии папской власти, объяснял, что король, избранный, дабы препятствовать деяниям злых людей и защищать людей добрых, должен, если уклонится от исполнения своих обязанностей, быть лишен сана, ибо в подобном случае он несомненно «сам расторгает соглашение, силою коего произведен он в короли» /24, с. 205/. Реформаторское течение XI века, представляя собою, прежде всего, стремление положить конец старинному смешению мирского и духовного, не только ставило духовную власть на земле выше королевской, но и развенчивало священный ореол вокруг последней, и тем самым принижало положение королей в глазах их подданных.

Отношения между мирской властью и Церковью ужесточились из-за нововведений этого папы до того, что император Генрих IV (1050 – 1106) низложил Григория VII, устроив Собор немецких епископов в Вормсе, на что Григорий ответил первым отлучением Генриха. Это играло на руку тем немецким аристократам, которые хотели свергнуть императора. Тогда Генрих, чтобы удержать престол, пришел в суровый мороз пешком к папе римскому, который тогда жил в замке Каносса между Моденой и Пармой, и формально прося прощения, три дня простоял у ворот замка, пока его не впустили… «Пойти в Каноссу» стало нарицательным выражением для обозначения поражения и господства Церкви над государством.

Мнение Григория VII о монархической власти выражено в его знаменитом послании, адресованном епископу мецскому Герману (от 15 марта 1081 г.) В эту пору он вторично отлучил от церкви Генриха IV и начал борьбу за воплощение своих идей «… не на жизнь, а на смерть и отныне может не соблюдать излишних предосторожностей… С какой-то яростью он возвышает священство и унижает королевскую власть, третируя ее, словно установление поистине дьявольское. Из чего же проистекает, с точки зрения Григория, вопиющее несовершенство земных государей? Из того, что, будучи людьми светскими, они остаются чужды сверхъестественной благодати…» /24, с. 206—207/. Много ли значит король, каким бы могущественным он ни казался на Земле, рядом со священником, способным «единым своим словом» пресуществить хлеб и вино «в тело и кровь Христовы»? – Вот вопрос, постановка которого в XI веке заставила придворных историков и самих королей искать доказательства божественного Провидения в факте правления конкретного человека. И способность лечить золотуху наложением руки – ответ, оставшийся со временем в основном для простолюдинов, за сердца и умы которых вели борьбу короли и папа римский.

А для аристократов требовалось или «объяснение» факта появления такой способности в конкретном роде, или более весомое доказательство. И здесь кстати было бы свидетельство особого происхождения королевской семьи. И в результате мы имеем почти полное молчание в средневековой литературе XI – XIII веков, которая была полностью религиозной, о врачебных чудодейственных способностях королей. И это, как подчеркивает Марк Блок /24, с. 212/, было следствием подчинения велению Церкви. Но первые светские романы времен крестовых походов, объединяемые в цикл рыцарей круглого стола, хотя и подчиняются этому неписаному церковному запрету упоминания, но дают подсказку в каком направлении аристократам искать ответ…

В эпоху Реформации этот вопрос обострился. В Англии, в результате бракоразводного процесса Генриха VIII и Екатерины Арагонской (которая, ко всему прочему, была старше короля на 5 лет), официально – из-за отсутствия наследников мужского пола и «незаконности брака», не официально – из-за желания короля жениться на леди Анне Болейн (будущей матери Елизаветы I), в 1529 – 1532 гг. произошел разрыв с Римско-католической церковью (которая не давала развода) и началась Реформация в Англии, приведшая к появлению современного варианта англиканской Церкви. В 1534 году Генрих VIII был провозглашен, на основании принятия парламентом «Акта о супрематии», Главою Церкви Англии и тем самым, несколько банальным образом – без какого-либо обоснования, воплотил давнюю мечту многих аристократов о короле-первосвященнике. Страна, имевшая меньшие основания для Реформации, чем Франция, Германия и Швейцария, стала первой европейской страной, отпавшей от церковной власти Рима. Чему способствовало островное положение Англии. Акт о супрематии, не содержа богословского обоснования, утверждал, что правами Верховного главы английской Церкви король обладал «в долготу дней», то есть Акт не передавал Генриху VIII никаких новых прав, а лишь торжественно подтверждал их. Тем не менее, авторы Акта не были уверены во всеобщем одобрении нововведения, так как в том же году был издан «Акт об измене», согласно которому лица, отказавшиеся под присягой признать «Акт о супрематии», обвинялись в государственной измене. Именно согласно Акту об измене был осужден и обезглавлен Томас Мор – великий писатель-утопист. Мария I (Кровавая – старшая дочь Генриха VIII от брака с Екатериной Арагонской), вступив на престол в 1554 году, отменила Акт о супрематии и осуществила возвращение Англиканской церкви в лоно Католической. После Марии королевой Англии становится Елизавета I (с 17 ноября 1558) и начинается «золотой век» – Елизавета утверждает религиозный выход из-под власти Рима, как государственный курс, но не преследует католиков.

Для Нострадамуса, пишущего свои «Послания» в марте 1557 и июне 1558 гг., это события текущего дня. И конкретно в это время в Англии восстановлено католичество. Одно дело красивый символ рыцарских эпох – «король-рыбак», совсем другое – чем конкретно обернулись для Англии церковные реформы Генриха VIII. И хотя Нострадамус тайно стоит на стороне гугенотов, но вряд ли он желает для Франции повторения английского варианта выхода из-под власти католической церкви. Будучи врачом, он, видимо, не склонен ни к методам католика-идеалиста Мора лечить огнем заблудшие души, т.е. – отошедшие от католической веры и впавшие в протестантскую ересь, ни к несколько маниакальной идее Кромвеля – полностью разрушить католическую церковь. Но век Елизаветы в Англии еще не настал, и пророку-врачу, пишущему послания Генриху II, приходится с осторожностью нащупывать свой путь.

Если предполагать существование внутренней логики в прозаическом тексте Нострадамуса, приведшей к близости в «Послании» утверждения об истоках чудодейственных способностях предков Генриха, отсылки к событию в начале 7-го тысячелетия и первой хронологии, то напрашивается вывод: их связывающая нить, скорее всего, генеалогическая. При этом со скрытой политической подложкой. Первенство королей перед Папой заключено в сакральных священных достоинствах крови. Эта идея так ярко и образно выразилась во всем цикле легенд Чаши Грааля, что, занимаясь вопросами королевской генеалогии, почти невозможно обойти ее.

То, что упоминание королей-чудотворцев предваряет первую хронологию, является косвенной поддержкой нашей гипотезы о связи этой хронологии с родом королей-рыбаков. Для нас здесь интересен и весь отрывок о королях-врачевателях в «Послании Генриху». Воспроизведем его повторно: «… лишь единый вечный Бог есть благой, справедливый и милосердный провидец человеческих судеб и истинный судья, коего я прошу защитить и охранить меня от клеветы злых людей, которые из тех же низменных побуждений стремятся узнать, почему Ваши древнейшие предки Короли Франции умели врачевать золотуху…» Нострадамус, с одной стороны, оставляет нам свидетельство существования в его время недоверия к целительным способностям французских королей, с другой, в обращении к Богу о защите астролога, есть и намек на радение Нострадамуса в защиту королевского дома. Говоря о врачебных чудодейственных способностях французских королей, он, будучи врачом, отчасти приближает и себя к ним. Но гарантом этого приближения выступают его способности провидца – именно их он ставит в один ряд с необъяснимыми способностями королей: «…Короли Франции умели врачевать золотуху, другие роды излечивали змеиные укусы, а у третьих был определенный дар к искусству гадания…». Достаточно частые отсылки Нострадамуса к своим предкам, при попытке как-либо очертить причины появления у него дара прорицателя, дают основания предполагать, что он мог допускать общие генеалогические корни у представителей рода человеческого, наделенных (с точки зрения обывателя) способностями чудотворцев. Вполне допустима гипотеза, что астролог или знает и воспринимает вполне серьезно заявление Людовика XI о принадлежности французских королей к роду Марии Магдалины, или придерживается взглядов о еврейских «королевских» корнях Меровингов.90

Но какие основания могли быть у него для сближения себя с этими знаменитыми предками? Просто исходя из общего происхождения от Иакова, где каждому колену (роду) что-то досталось из «даров»? Обратимся к генеалогии астролога. Нострадамус – латинская форма фамилии де Нотр Дам, взятой дедом Мишеля по отцовской линии при обращении в католицизм примерно в 1455 году, который до этого звался Крескас де Каркассон. Согласно написанному сыном астролога Сезаром де Нотр Дам, Пьер де Нотр Дам, наравне со вторым дедом Мишеля – Жаном де Сен-Реми – был лейб-медиком Рене Доброго (1409 – 1480) – герцога Анжуйского и Лотарингского, титулярного короля Иерусалима и Неаполя. Рене Анжуйский был поэтом и любил романы цикла рыцарей круглого стола, восходя по материнской линии к Санчо I Великому (970 – 1035) – королю Кастилии, Наварры и Арагона. Предки Крескаса, судя по фамилии, были родом из Каркассона – столицы одноименного графства, в XI веке вошедшего в графство Тулуза королевства Аквитания. Каркассон входил в регион Лангедок-Руссильон, столь знаменитый своим альбигойским прошлым. Согласно семейной легенде, отец астролога принадлежал к роду Иссахара91, пятого сына Иакова от Лии, представители которого проявляли пророческий дар. Насколько верно последнее утверждение судить трудно, но принято считать, что пророк Елисей был из колена Иссахара. Если отнестись к семейным легендам, распространяемым братом и сыном Нострадамуса, с естественным желанием подтверждающих документов, то можно узнать, что Крескас де Каркассон занимался торговлей и ростовщичеством, и не найдено записей о его службе лейб-медиком у Рене Доброго, а второй дед Жан был врачом и казначеем в Сен-Реми. Согласно семейной легенде, он был последним представителем рыцарей Сен-Реми времен первых крестовых походов. И хотя в этих фактах видны основания для увлеченности Нострадамуса темой Святого Грааля, поскольку в детстве он воспитывался дедом Пьером, который познакомил его и с азами астрологии, но достаточно доводов в пользу утверждения о его особых корнях, конечно, в них нет. Но из этого не следует, что их не было на самом деле – еврейские семейства, крещенные под давлением обстоятельств, склонны были, скорее, скрывать свои корни, чем думать о тщательном сохранении подтверждающих документов… для будущих историков.


Выше упоминался обычай франкских королей носить длинные волосы. Но этим они сближались не только с Самсоном, еврейским вариантом греческого Геркулеса, но и со всеми назареями, дававшими обет не стричь волосы92. В наше время, конечно, этих фактов недостаточно для поддержания представления о связи Меровингов с королевскими еврейскими династиями, но в средневековые христианские века, с их особым интересом к прославленным личностям из Библии, – могло вполне хватить. И хотя сейчас невозможно ответить на вопрос о существовании намека у Нострадамуса на некий род, но выделение врачом-астрологом людей, родившихся в результате замыкания двух родов в символическое «кольцо», проявляется в его тщательной обрисовке в различных катренах обстоятельств рождения в начале 7 тысячелетия (anno mundi) в результате объединения двух домов («Орла» и «Лилии») таинственного «Геркулеса», который упоминается в «Послании Генриху». Но об этом далее, в главе «О предсказании рождения «Французского Геркулеса». Здесь только отметим, что этот «Геркулес» как-то связан с событием, давшим толчок всему нашему исследованию.

80

Хлодвиг I (ок. 466 – 511) – король франков из династии Меровингов, правил в 481/482 – 511 годах. Сын короля Хильдерика I.

81

Перевод Б. Пастернака.

82

Обратим внимание, что имя Гамурет из романа Эшенбаха – почти анаграмма имени Гунтрамн (Gunthram), если исключить носовые «н». Имя Gunthram переводится со старо-германского, как «Ворон битвы». Гамурет из романа постоянно стремится участвовать в ратных делах.

83

Людовик IX Святой (1214 – 1270) – король Франции в 1226 – 1270 годах. Сын Людовика VIII и Бланки Кастильской. Руководитель 7-го и 8-го крестовых походов.

84

«Ибо он святой и помазанник Божий» – лат.

85

Ответ на этот вопрос, как и на многие другие, с ним связанные, см. в Приложении «Комета Близнецов».

86

Что позволено Юпитеру, то не позволено быку.

87

Португальский епископ первой половина XIV века Альварес Пелайо, бывший во времена Оккама одним из самых язвительных памфлетистов, именовал рассказы об этих способностях французских и английских королей – «ложью и мечтанием». Сам же знаменитый философ Оккам (вспомним «бритву Оккама»), желая доказать, что короли получают вместе с помазанием «благодать даров святого Духа», среди доказательств называет исцеление золотушных королями Франции и Англии.

88

Более раннее словесное сопровождение не известно. Может быть, приведенная фраза использовалась и ранее XVI века, но свидетельств этому не сохранилось.

89

Сначала через Иакова и других детей матери Христа. В связи с чем могла приобрести новые акценты древняя тема о существовании у Марии других родных детей. Упомянутые в евангелиях от Матфея и Марка братья и сестры Христа католичество, вслед за Евсевием Кесарийским и св. Иеронимом, считало двоюродными, а православие, следуя Оригену и Епифанию, – сводными.

90

Не мог ли он намекать на род, появившийся в результате соединения, к примеру, еврейских колен Иуды и Вениамина? Напомним, что цари Давид и Соломон был из колена Иуды, а Мария Магдалина – из колена Вениамина.

91

Одно из 12 колен Израилевых.

92

Самсон был назареем «… от лона матери» (Суд.13:5).

Потерянное наследство и хронология. История вокруг двух хронологий в одном тексте

Подняться наверх