Читать книгу Грязь - Андрей Николаевич Зоткин - Страница 10

Мы вышли ещё до первых лучей. Или их просто не было видно из-за низких громадных туч, которые всегда висели над городом. Мы сразу же направились на перрон местной станции через сломанные турникеты, распинали с жутким грохотом пару-тройку куч пустых жестяных банок, согреваясь таким образом, и сверились с часами. Электрички ещё не ходят. Значит, прыгаем. И вот мы уже шли по грязным шпалам и щебню. Нас окружали бетонные стены, изрисованные жуткими рисунками и непристойными надписями. Хотя кто тут говорит о пристойности? Два ободранных выкидыша. Грош нам цена.

Мы прошли мимо огромного упавшего рекламного щита, который уже наполовину ушел под вечно мокрую землю. Какой-то умелец баллончиками нарисовал на нем библейские сюжеты, которые уже стали выцветать. Я остановился и стал разглядывать это. В моей голове зазвучали строчки: «И вторили вавилоняне жрецам: «Бойтесь, неверные! Ибо когда придет наш Бог, то узрите вы, как глубоко заблуждались и вели свой род во тьму!» И Бог пришёл».

Снова стал накрапывать Дождь. Мой попутчик стоял рядом. Он тяжело вздохнул, вынул из широкого кармана куртки баллончик, потряс его и подошел к ржавеющему щиту, вырисовывая поверх тусклого Вавилона одно слово: ЛОЖЬ. Эта надпись перечеркнула весь рисунок. Да, нам цена была грош, поэтому мы и могли вести себя так: бросать вызов самому Богу и не наедятся на победу или милосердие, ведь последнего даже не было в нас.

А у меня с товарищем никогда не было единства. Даже в музыке. Я думаю, что многие песни были написаны из-за чувств, которые не мог не высказать человек. Если промолчал – умер, тебя больше нет. Ты можешь жить, но цели и смыла уже не догнать, они ушли. А он считал, что идеи правят миром. Даже «Hurt» Джонни Кэша была исполнена, по его мнению, ради раздумий о прекрасном былом и несчастном настоящем. Никаких эмоций, голые факты. Чем он вообще думал… Черт, эту песню даже не Кэш написал! М-да, во вселенной никогда не было единства. А смотря вокруг, казалось, что и людей тоже не было.

После того как нас чуть не сбил уже третий поезд подряд, мы поняли: пора выходить на улицы. Часы дороги не пропали даром: мы были в центре города. Немного прошли и вышли на привокзальную площадь с обелиском в центре. Где-то в толпе мелькнул человек в желтом дождевике, он выделялся своей яркостью, и это развеселило меня, но человек быстро исчез в одном из пабов на Лиговском. Мой товарищ не удержался и пошутил про фаллическую форму обелиска. Он даже не догадывался, что Фрейд в своё время на этом делал деньги и психологию. Теперь же на таких шутках зарабатывают туалетные комики. Наверное, я слишком критичен.

Мы шли по главной улице – широкому проспекту, набитому доверху людьми, машинами, старинными домами и памятниками архитектуры. Правда, домов за салонами и вывесками уже и не было видно. Лишь полуголые красавицы в дорогущем нижнем белье на большом рекламном баннере радовали глаз в этой серо-цветной безвкусице. Небо уже посветлело, но даже редкий луч не пробивался через завесу туч. Не боясь непогоды, над домами пролетел огромный неповоротливый дирижабль грязно-зеленого цвета с большими экранами и громко кричащим рупором:

– Все на футбол! Акция от Хеленгайзера! При покупке трех единиц товара скидка на второй билет 70%! Это твоя удача, так возьми её в руки!

– Ха, орет, как будто о начале войны объявляет! – сказал мой товарищ. – Войне праведного потребителя за лучшие товары! Виват, хер Хеленгойзерн, или как там тебя?!

Когда мы переходили дорогу, одна из машин не успела проехать и перекрыла зебру. Толпа людей стала недовольно обходить ее, опасаясь проезжающих мимо машин. А он рассмеялся, запрыгнул на белоснежный капот машины и прошелся по нему, как по переходу. Спрыгнул, обернулся. Парочка прохожих переглянулась и последовала его примеру. Я же перешел, как все остальные, и стоял в сторонке, наблюдая за своим хохочущим товарищем. На белом капоте осталось много грязных следов, это было действительно смешно, и я улыбнулся. Водитель машины высунулся из окна и стал громко и истерично кричать своим толстым лицом, покрасневшим от злости и унижения. Весь перекресток смотрел на него, будто бы произошедшего ему было мало. Еще несколько людей прошлись по капоту, в то время как остальные с опаской проходили мимо. А он стоял в нескольких метрах от машины и смеялся, согнувшись и держась за живот. Водитель кричал именно на него, пытаясь задавить одинокого героя своим богатым, но отвратительно сложенным четырехэтажным матом. А мой товарищ лишь смеялся. Он будто показывал суть вещей, имея мужество не только это делать, но и смеяться над этим.