Читать книгу Тайный путь - Андрей Посняков - Страница 2

…как же так может быть? Как так может быть, чтоб… А может, показалось?

Лешка помотал головой. Да нет… Ну, ведь все так и было тогда… Он сходил к Федотихе, купил спирту – вот эту самую пластиковую канистрочку – зашел в общагу, переоделся в кроссовки, прихватил магнитофон… А затем был дождь, гроза и… И проткнутый стрелой Вовка, и татарский отряд, и… И, в общем, все, что потом случилось… Был… Интересно, а сейчас – все так же будет? Вон тот парень – он, Лешка, – сейчас дойдет до болота, а там гроза и… Стоп!

Юноша вытер со лба холодный пот. А что, если… Что, если сбегать да посмотреть, как там все будет? Да, да – так и нужно поступить, по крайней мере, не будет уже никаких неясностей-непоняток.

Закатав рукава рубахи, Лешка сделал глубокий вдох и уже направился было к площади, но почти сразу остановился, случайно взглянув на свои сапоги. Хорошие были сапоги, мягкие, зеленого сафьяна, отнюдь не дешевые, купленные по случаю у какого-то купца или приказчика. Удобные до ужаса, вот только жаль – слишком приметливые. В таких сапогах шастать – только внимание к себе привлекать. А оно надо?

Сплюнув, юноша решительно поднялся на крыльцо и нашарил на притолочине ключ…

Отперев большой амбарный замок, зашел в комнату… И устало привалился к косяку. Все то же. Все, как тогда… Заправленные серо-голубыми казенными одеялами койки, сияющее блеском, начисто протертое Лешкой окно, занавешенное турецким тюлем, застланный цветной клеенкой стол.

Внезапно почувствовав голод, Лешка, откинув клеенку, выдвинул ящик стола – ага! Вот она, колбаса! Еще и батон есть, правда, черствый… Сделав бутерброд, юноша принялся жадно жевать, медленно – словно в первый раз – разглядывая комнату, когда-то самолично оклеенную плакатами с изображением российских рок-групп с количественным преобладанием «Арии» и «Король и Шут», других плакатов на местной почте не было, да и эти еще поди, попробуй, достань!

Переобувшись в резиновые сапоги – свои собственные! – Лешка завернул в старую газету сафьяновую обувку и, сунув сверток под мышку, аккуратно закрыл за собой дверь. Заперев замок, вернул ключ на место, сунул старые сапоги под крыльцо, подумав, отправил туда же и кафтан, после чего, закатав рукава рубахи, бодренько отправился в путь.

Обогнув площадь оврагом, выбрался на грунтовку и, оглянувшись, прибавил шаг. Висевшее в небе солнце жарко пекло спину, пахло жимолостью и сосновой хвоей, в придорожных кустах весело пели жаворонки, а где-то неподалеку, в лесу, гулко стучал дятел. В небе, над деревьями, носились ласточки… или стрижи… в общем, какие-то птицы с раздвоенными – вилкой – хвостами. Лешка знал – если ласточки (или стрижи) носились низко над самой землей – к дождю. Однако сейчас птицы летали в небе, а вовсе не над землей… так что же, дождя не будет, что ли? А как же тогда гроза? Туча?

Юноша замедлил шаг и посмотрел в небо – а туча-то уходила! Уплывала куда-то далеко за линию горизонта, медленно, словно бы нехотя, но все ж таки уходила. А тогда… А ведь тогда…

Сокращая путь, Лешка свернул в лес, и зашагал вдоль противопожарного рва, усыпанного рыжими сосновыми иголками. Подлесок был чистым, лишь кое-где, в низинах, густо росли папоротники.

Сняв с лица прилипшую паутину, путник внезапно остановился, прислушиваясь к раздавшемуся вдруг невдалеке реву двигателя… Неужто уже пришел? А похоже, так. Лешка быстро пробежал метров двадцать, пока не увидел за коричневатыми стволами сосен оранжевое рыло гусеничного трактора. За гусеничком, на тросе, виднелся злополучный МТЗ, в грязи по самые «уши»… Господи! Да они его что, вытащили уже?! Юноша непроизвольно улыбнулся: а ведь вытащили-таки! И не сказать, чтоб долго возились…

Заглушив двигатель, из оранжевой кабины «дэтэшки» выбрался довольный Иваничев. Постояв немного на гусенице, ловко спрыгнул на землю, закурил, глядя, как из вытащенного МТЗ выбирается слесарь дядька Слава… или дядька Федя. Второй слесарь – Слава или Федя – уже деловито отматывал трос.

– Лихо мы его, а? – добродушно ухмыльнулся Иваничев. – И ведь, главное, ешкин кот, с первого раза!

– Да просто здорово, дядя Иван! – засмеялся вертящийся тут же Вовка – щуплый, темноглазый пацаненок, бронзовый от въевшегося в кожу солнца, с выгоревшей белесой челкой. – Как вы его ухватисто… Я и моргнуть не успел – раз, и уже вытащили!

– Профессионалы, понимать надо! – Иваничев прищурился и посмотрел вдаль. – И где же, интересно, Леху-практиканта черти носят? Уж пора бы ему и появиться.

Леху-Практиканта… Неправильная, между прочим, кличка – лучше б «студентом» прозвали. Впрочем, на селе всю «рабочую» молодежь «практикантами» звали, да и сам Лешка уже к этому привык, так и говорил, не на работе он здесь, а на «практике»…

– Верно, пора, – дружно закивали слесарюги. – Самое оно время.

– И где ж…

– Да вон он идет! – взобравшись на трухлявый пень, выкрикнул Вовка. – Во-он, за кустами. Канистру какую-то тащит.

– Канистру?! – мужики обрадованно переглянулись. – Ну, Леха, ну, молоток! Вовремя!

– Лешка-а-а! – громко закричал Вовка. – А мы уже твой трактор вытащили!

Лешка… не тот, что шел сейчас по тропинке с канистрой спирта, а тот, что затаился в кустах… до боли закусил губу. А тот, другой, улыбаясь, словно ни в чем не бывало – а чего бы ему не улыбаться? – поставив канистру в мох, весело поздоровался с мужиками за руки.

– Вытащили?! Так быстро?!

– Да раз только и дернули. Всего и делов. Принес?

– А как же! Угощайтесь. Закуску вот только… Зато спирт разбавил уже, чтоб не болотной водицей.

– У Федотихи брал?

– У нее.

Кто-то из слесарюг, сообразив, подозвал Вовку:

– Ну-ка, парень, беги, нарви ягод…

– А на «дэтэшке» поездить дадите? Ну, хоть фрикционами покачать, а?

– Дадим ему, Иван?

Иваничев хохотнул:

– Дадим, ништо… Ягод только набери некислых!

– Наоборот, кислых и надо! Брусницу бери, брусницу…

Вовка побежал к кочкам, мерцающим розовато-белыми, неспелыми еще ягодами, а Лешка, прячась за кустами, наблюдал за своим… за собой! Такая вот получалась шизофрения.

Быстро нарвав ягод, Вовка принес горсть, высыпал на заботливо подстеленную кем-то из слесарей газету, на которой тут же возник и стакан, тот самый, захватанный, из которого пили у дороги портвейн. Плеснув в стакан из канистры – немножко, наполовинку – Иваничев громко произнес: «Будем!» и, лихо поглотив спирт, довольно крякнул. Слесарюги засверкали глазами:

– Ну? Как?

– Хороший спирт, – выдохнув, ухмыльнулся Иваничев. – Пейте, ребята.

«Ребята», не заставив себя долго упрашивать, тут же выпили, после чего Иваничев протянул стакан Лешке… тому Лешке, местному. Парень покривился…

– Пей, пей. Леха. – Тракторист похлопал его по плечу.

Слесаря поддержали:

– Давай, за компанию!

– Ну, разве что за компанию… – Обреченно вздохнув, юноша закрыл глаза и, залпом опростав стакан, принялся хватать ртом воздух, словно вытащенная из воды рыба. Наконец, утерев выступившие на глазах слезы, жадно кинул в рот пару брусничин, скривился…

– Ничего, ничего, – добродушно захохотал Иваничев. – Сегодня как раз в клубе танцы – сходишь, развеешься, девку какую-нибудь снимешь… Ну, еще по одной.

Конечно, выпили, а вот потом чуть призадумались – спирту в канистре еще оставалось порядочно, но нужно было еще не забыть пригнать на машинный двор оба трактора, иначе потом не жди покоя от бригадира Михалыча.

– Да, Михалыч – мужик упертый, – согласно кивнул дядька Федя (или дядька Слава). – Может и в выходной на машинный двор заглянуть, проверить, как там все…

– Да не «может», а точно – заглянет! – убежденно воскликнул Лешка.

Тот Лешка, что прятался сейчас в кустах, хмыкнул – ну явно было видно, что его… что тому… что ему… в общем, что этому парню вовсе не хотелось больше пить, тем более – спирт, да еще по такой жаре. Солнышко-то в небе жарило, припекало, Лешка – тот, что пил сейчас спирт, естественно – даже снял рубаху, от чего сидевший в кустах презрительно скривился – да уж, не атлет. Сам-то ведь давно накачал мускулы, как же, накачаешь, еще будучи в акритах – воинах ромейской пограничной стражи, ну и потом, в вольных авантюристах. А помахай-ка мечом да саблей – накачаешься живо! Юноша украдкой пощупал бицепс – кремень! Не то что у этого…

– Вот что, мужики, – меж тем, подумав, произнес Иваничев. – Значит, так сделаем: трактора сейчас отгоним…

– Да ты че, Ваньша?! – разом возмутились слесаря. – Бабы-то наши с утра уже около машинного двора крутились, носом чуяли… Твоя, кстати, тоже!

– Так мы на машинный двор и не поедем… За речкой встанем, где огороды. Огурчиков свежих нарвем, луку…

– Огурчики, это, конечно, хорошо… Да как бы бабы не проведали.

– Не проведают… Ништо у нас и пить-то! Ну, на дорожку…

Снова выпили, потом пошли к тракторам. Лешка – местный – оглянулся, махнул рукой Вовке:

– Ну, ты на какой трактор?

– Я? Ммм…

Мальчишка озадаченно зачесал заросший затылок. Видно было, что ему и туда и сюда хотелось, и вот сейчас никак не мог решить…

– К Лехе садись! – ухватившись за пусковой тросик, обернулся Иваничев. – А на «дэтэшке» так и быть, от речки поедешь… А то ведь мы… – Тракторист с усмешкой подмигнул слесарям: – …в ворота еще не впишемся – чини потом, да и Михалыч разоряться будет. Ты, Вовка, попадешь, в ворота-то?

– Попаду! – обрадованно закричал мальчишка. – Обязательно попаду, дядя Ваня!

– Ну, тогда беги к Лехе.

Завелись, застрекотали, зарычали двигатели, обдавая округу сизым солярным чадом, и сидевший в кустах Лешка вздохнул, провожая трактора долгим завистливым взглядом. Эх, сейчас бы самому вознестись в просторную кабину «МТЗ», врубить передачку да с ветерком по лесной дорожке… Впрочем, можно и не с ветерком, можно и в гусеничнике фрикционами поворочать… нет, в гусеничнике, пожалуй, сейчас пыльно да жарко… хотя и в «МТЗ» не лучше.

Все, уехали! Лишь где-то за лесом слышалось приглушенное рычанье двигателей. Лешка выбрался из кустов, уселся на мягкую моховую кочку и долго сидел так, не обращая внимания на зной, и смотрел перед собой невидящим взглядом. Мысли путались… Еще бы… Он – вот он, здесь, на кочке и – одновременно – там, в синей кабине трактора. Было от чего задуматься.

Просидев так какое-то время, юноша тряхнул головой и, подойдя к болотине, нагнулся, плеснул в лицо теплой болотной водицей. Походил по кочкам, поел кислой брусники… и вдруг улыбнулся. А чего грустить-то? Он ведь теперь дома! Не в рабстве, не с тяжелой саблей в компании подозрительных личностей, не в чужедальней стороне – дома. У себя. А значит с чего грустить? Вот тот парень… пусть он будет сам по себе, а он, Лешка, как-нибудь выкрутиться. Слава Богу, не сталинские времена, о которых как-то рассказывал Владимир Филиппыч, воспитатель из детского дома. Да и вообще, то, что Лешка был детдомовским сиротой, сейчас, в данной ситуации, выходило куда как на руку. Родителей-то нет, любимой девушки – тоже, как-то не сложилось пока, а значит – делить нечего, вернее, некого. А надобно просто выстроить свою жизнь, с учетом… гм… некоторых обстоятельств. Во-первых, для начала хорошо бы раздобыть денег – купить одежду, еды… Да, еды бы неплохо – на ягодах долго не вытянешь, и так уже желудок сводит. В принципе, можно к дачникам пойти, дров наколоть, воды натаскать – не заплатят, так хоть накормят. Да – так сейчас и сделать!

Приняв решение, Лешка пригладил пятерней волосы и быстро зашагал к грунтовке. Шел – рассуждал, думал. Уж приходилось соображать, куда деваться? Дачники, конечно, не выход. Ну – день там можно погужеваться, ну – два, ну – неделю. А потом кто-нибудь стуканет участковому – мол, объявился у нас какой-то молодой бомжик, как бы чего не украл. От участкового, конечно, можно и убежать, но ведь всю жизнь не набегаешься. Да и так… это сейчас в лесу или в стогу ночевать можно – тепло, жарко даже – а ну как дожди пойдут? Делать нечего – придется уезжать, коли место занято. Да, но опять-таки нужны деньги, приличные деньги. А где их взять? Да на пилораме, вот где! Не на той, что у самой Касимовки, на дальней. Туда и без документов возьмут, подрамным, и платят неплохо. Опять-таки, можно еще и на ночь сторожем подрядиться – вот и жилье на первое время. Однако, без документов, конечно, нельзя. Никак нельзя. Паспорт хотя бы… Паспорт… А что, если…

Лешка даже остановился, покраснел от внезапно пришедшей в голову мысли – слишком уж она была этакой, нехорошей, что ли… Паспорт он решил выкрасть. Выкрасть у себя самого – ну, вот у этого, местного. А что? Лешка ведь вовсе не собирается как-то вредить или портить жизнь своему… гм… себе, что ли… Заработает денег, уедет куда-нибудь подальше – и все. А этот пусть хоть немножко поможет, с паспортом. Потом уж восстановит, невелико и дело… А вот ему, Лешке ромейскому, университет, куда только что – только что? – поступил, похоже, не светит – нет его ни в каких списках, вернее, есть, но не он… не он? Тьфу-ты! От подобных мыслей свихнуться можно!

Итак, сперва – дачники. Поработать да перекусить малость…

Обойдя Касимовку лесом, юноша пересек по расшатанному пешеходному мостику неширокий ручей и вышел на окраину – к дачным домикам, окруженным одинаковыми заборами из ячеистой проволочной сетки – рабицы. За заборами виднелись смородиновые кусты, грядки с зеленью, парники с помидорами, разноцветные цветочные клумбы, отличавшие именно дачников, местные почему-то цветов не садили, да и вообще, изо всех огородных культур предпочитали те, что попроще – картошка, огурцы, лук, редиска – вот, в общем-то, и весь репертуар – дешево и сердито – а уж все остальное – дачники.

Вот к одному из таких домиков Лешка и направился, углядев склонившуюся над грядками моложавую женщину в широкополой соломенной шляпе. Ирина Петровна. Какой-то там доктор исторических наук… Или кандидат – Лешка в ученых степенях не силен был.

– Здравствуйте! – останавливаясь у распахнутой калитки, выкрикнул юноша. – Дровишек поколоть не надобно ли? Или там, воды натаскать? Не бойтесь, дорого не возьму – сговоримся.

Дачница оторвалась от грядки, улыбнулась:

– Вечер добрый. Вынуждена вас разочаровать, молодой человек, – дров мне не надо, а воды… у меня насос есть.

– Жаль, – пожал плечами Лешка. – Что ж, поищу кого другого.

Юноша повернулся уже – уйти, как вдруг дачница окликнув его, подошла ближе:

– Вот если только забор подправить… Видите, во-он там, кажется, столбик прогнил.

– Да не «кажется», а точно прогнил, – присмотрелся Лешка. – Ничего, в миг подправим. Ножовка с лопатой у вас найдутся?

Нашлось и то и другое. Пройдя огородом к лесу, юноша выпилил столбик – небольшой, но крепкий – отцепил от старого сетку, выкопал, вкопал новый и весело застучал молотком.

– Как вы быстро справились! – похвалила дачница. – Меня Ирина Петровна зовут, а вас?

– Ле… э… Сергей.

– Проходите в дом, Сергей, попьем чаю.

Изнутри дачный домик оказалось чистенький и уютный, по стенам были развешаны портреты, на полках стояли книги, в большинстве своем – старые и, скорее всего, не очень-то нужные, как раз из таких, что можно отвезти на дачу.

Хозяйка кивнула на старое кресло:

– Вы посидите пока, я поставлю чайник.

– А можно… Можно я книжки посмотрю?

– Смотрите, конечно.

Разные были книги, некоторых Лешка отродясь не видел – Теккерей какой-то, Джойс, – но попадались и знакомые еще по детскому дому – Жюль Верн, Дюма, Диккенс… А на самой нижней полке стопками громоздились школьные учебники, оставшиеся, верно, от внуков. Математика, химия, история…

Юноша нагнулся, вытащил черный томик «Истории средних веков» для 6-го класса. Усевшись обратно в кресло, любопытствуя, просмотрел оглавление: «Византийская империя в 6 – 9-м веках»… Ну, это, пожалуй, рано… «Первый крестовый поход»… Тоже не то… Ага! Вот! «Завоевание турками-османами Балканского полуострова»… Кажется, это подойдет… Ну-ка…

Лешка торопливо отыскал в учебнике нужный параграф, вчитался…

«…Византийская империя утратила свое былое могущество»… Византийская империя? Ах, ну да, наверное, так в учебнике именуют Империю ромеев, ведь Константинополь когда-то назывался Византием… «Угроза Византии нарастает». Это уж точно! Турки! Что там дальше… ну-ка, ну-ка… «На 53-й день осады турки овладели Константинополем»… Вот как, овладели все-таки… Что ж, можно было предвидеть. «Так, в 1453 году прекратила существование Византийская империя. Султан отдал город на три дня на разграбление своим войскам. Большая часть защитников была истреблена…» Истреблена!!! «Около 60 тысяч жителей продано в рабство»… В рабство!!! Это что же, значит… А он-то, Лешка был в Константинополе в году… ммм… в году… в 1440-м году, вот когда. Значит, через тринадцать лет… через тринадцать лет необузданная ярость завоевателей турок обрушится на его друзей – на Владоса, на Георгия, на Ксанфию, наконец! Ксанфия, Ксанфия… Златовласая фея ночных грез… К тому времени она, вероятно, уже выйдет замуж, народит детей… Интересно, будет ли помнить его, Лешку? Лексу, как она называла… Навряд ли, хотя, кто знает? Ну, а уж Владос с Георгием – точно будут вспоминать. Владос станет богатым и уважаемым коммерсантом, а Георгий – поди, настоятелем, если не архиепископом! И придут турки! И все рухнет! И великий город будет охвачен пламенем и смертью!

Закрыв глаза, юноша, словно наяву, представил зубчатые стены Константинова града… И рыжеволосого воина в сверкающем шлеме – Владоса. Он лихо машет мечом, отбиваясь от лезущих на стену турок. Вот проткнул одного, вот – другого… А турки все лезут, их все больше и больше, а защитников города мало… вот остался лишь один Владос, и турки, громко крича, навалились на него скопом, и кровавые брызги обагрили закопченные камни стены, и отрубленная голова Владоса, упав со стены вниз, подпрыгивая, покатилась по кочкам, как когда-то – голова десятника Фирса…

А затем турки ворвались в храм… изрубили в клочья молящуюся толпу – стариков, женщин, детей… и подняли но копья рванувшегося на защиту паствы священника в золоченой ризе – Георгия…

А потом… потом настала очередь Ксанфии. Грязные, алчно вращающие глазами, турки, выломав двери, врываются в дом, увидев златовласую красавицу, гнусно хохоча, срывают с нее одежду, и…

Нет! Господи ты, Боже! Нет!

– Что с вами, Сергей? – Хозяйка принесла с кухни чайник. – У вас сейчас было такое лицо!

– А? – Лешка вздрогнул. – Нет, нет, ничего… Просто вспомнилось вот…

Он поспешно поставил учебник на полку.

Попив чаю, поболтали о том, о сем. Ирина Петровна поинтересовалась, не родственник ли, случайно, «Сергей», некоему молодому человеку из практикантов – Алексею Смирнову – уж больно похож. Лешка, подумав, сказал, что да – родственник, двоюродный братец. Спросил об участковом – часто ли, мол, заходит – и, услыхав в ответ, что нечасто, с деланным безразличием кивнул головой. Поинтересовался и соседкой – проживавшей неподалеку бабкой Федотихой, той самой, что скупала у окрестного населения ягоды с грибами, да из-под полы торговала паленым спиртом.

– Надоели уж ее клиенты, честно говоря. – Дачница махнула рукой. – Бывает, целую ночь напролет шумят, шастают. Участковому жаловались – бесполезно, говорит, законодательство у нас несовершенное.

– Да уж, это точно, – солидно кивнул Лешка. – Несовершенное.

Съев еще один бутерброд с копченой колбасой и сыром, он посмотрел в окно и решительно вышел из-за стола:

– Ну, пойду. Поздновато уже.

И в самом деле, на улице уже начинал фиолетиться вечер. Теплый, тихий, летний, с обволакивающе прозрачным воздухом, напоенным запахом луговых трав, с надоедливым зудением комаров, звоном колокольчиков и утробным мычанием возвращающихся с пастбища коров. Коров, правда, в деревне держал мало кто – не те времена – однако, все ж, скотинка имелась.

Выйдя во двор, Лешка остановился у самой калитки, раздумывая – куда бы сейчас пойти? В лесу-то уж больно неохота было ночевать – все-таки не дикарь же! Уж лучше в чьей-нибудь заброшенной избе или баньке… на худой конец – в клубе. Да, в клубе как раз неплохо будет, там скамейки широкие, мягкие, коричневым дермантином обитые. Красота!

– Молодой человек!

Лешка вздрогнул и оглянулся.

– Вот вам за работу. Спасибо.

– Ну, что вы. – Лешка смутился, но деньги взял – сто пятьдесят рублей, для местных гопников – деньги немалые, это ж сколько ж спирту можно купить?! – Вам спасибо… Если чего надо – обращайтесь. Я на пилораме работаю… на дальней…

Во, сказал! Юноша сам же над собою и посмеялся, едва отошел подальше. Взяли б еще на пилораму-то; а то, может, им и не нужны вовсе работники… Нет, как не нужны, нужны, не может такого быть, чтоб не нужны, им там всегда люди требуются – текучка лютая. Школьники подзаработать наймутся, студенты, выпивохи местные – все народ несолидный.

Оп-па!

Какой-то черт вывернул на машине из-за дальней избы, мазнул по глазам фарами. Притормозил… Зачем-то врубил дальний свет.

Лешка поспешно прикрыл лицо рукою и, срезая путь, свернул на тропинку через кусты – не любил, когда его вот так разглядывали… словно покупатели на рынке с «живым товаром».

Выйдя на тропинку, оглянулся – машина как раз тронулась с места и въезжала под тусклый одинокий фонарь. Красная «Таврия» – авто бабки Федотихи. И чего бабка разглядеть пыталась? Наверное, думала – клиент, за спиртягой.

Быстро темнело, и идти приходилось осторожно – с узких мосточков вполне можно было сверзиться в ручей. Не смертельно, конечно, но и приятного мало – иди потом мокрый…

Черт! Услыхав впереди музыку, Лешка сплюнул и замедлил шаг. А ведь, похоже, зря он сейчас в клуб поперся. Сегодня ж суббота – танцы! И как он раньше-то не догадался… Что ж, придется пробираться в лес, а лучше – в поле, не на сельповской же лавочке же ночевать. Интересно, кто там сейчас, в клубе, из знакомых ребят? Рашид, Мишка Лигуров – соседи по общежитию – уж, самом собой – и Лешка. Тот, другой, Лешка. Тьфу ты… Лучше и не думать об этом… Только вот как – не думать?!

Лешке вдруг стало жалко себя, настолько жалко, что – словно в не таком уж и далеком детстве – захотелось заплакать. Это ж надо, из такой передряги вырвался, что расскажи кому – ни в жисть не поверят, вернулся домой, можно сказать, из далекого далека, и на тебе – никому не нужен! Место-то занято, так что мог бы и не возвращаться, мог бы… И как это могло все таким образом произойти? Уму непостижимо! И если б… если б не было этого… того….то… То сейчас бы, вымытый и подстриженный, явился бы Лешка в клуб, уж непременно явился бы, да и без особой опаски – практикантов в деревне было немного, и те, вроде как, считались своими, пусть даже и не совсем, но настолько, что морды им при первом же удобном случае не били, что вообще-то для деревни – уже само по себе достойно большого удивления. И тем не менее, именно так и обстояли дела. Касимовские издавна враждовали с соседними деревнями и РТС-овским поселком, называемым почему-то «Промкомбинат». Вот тут уж борьба разворачивалась не на шутку – и колья в ход шли, и ножики, и топоры бывало… На смерть зарубленных пока, слава Богу, не было, но до обоюдных кровопусканий дело доходило – как же без этого? Участковому никто не жаловался, какие жалобы между своими? «Промкомбинатовские» и прочие деревенские были для касимовских вражинами вполне привычными, давними и, можно даже сказать, родными.

Лешка даже не понял, как уже оказался у клуба – словно бы сами собою вынесли ноги. Опомнился только лишь под ярко-фиолетовым фонарем у афишного стенда, на котором красовалась написанная от руки афиша – «Ди Джей Колесо и Кампания». Слово «компания» почему-то было написано через «А» – «кампания». Ди Джея Колесо – местного уроженца Мишку Колесова – Лешка знал хорошо, как, впрочем, и всю «кампанию» – гопников «туши свет, сливай масло». В музыке они ничего не смыслили, зато обожали подраться, особенно, если вчетвером на одного, да пыхнуть за крыльцом анаши, которой – имелись такие подозрения – через подставных лиц торговала пресловутая бабка Федотиха. Конечно, торговала! Иначе б откуда у нее «Таврия», с одного спирта, что ли?

– Э, пацан, закурить дай!

Лешка вздрогнул – ну, вот оно, начинается. Ох, зря он сюда подошел. Ну, да делать нечего, не он начал…

Пожав плечами, юноша оглянулся, приметив позади себя, шагав в трех, мелкого круглолицего крепыша Витьку Битюгова, касимовского пацана лет одиннадцати, самоуверенного и наглого, как немецкий танк. Ну, еще бы не наглеть, когда во-он, невдалеке, на скамейке – «кампания» гопников. Короткие, «зэковские» стрижечки, спортивные штанишки, кроссовки – а кое у кого и туфли, это при спортивных-то шароварах! – футболочки черненькие… Ничего ребятишки, накачанные, – да только ведь и Лешка теперь не лыком шит! И мечом пришлось помахать, и сабелькой – кровишки попроливал, было дело, не своей, правда, волею, а будучи на военной службе ромейской империи. Так что у этой гопоты шансов перед Алексием Пафлагонцем, акритом пограничной стражи, не было никаких. Турок бивал, татар бивал, а уж эту-то шваль… Жаль, сабли под рукой нет – зато вон тут, рядом, от забора реечка отломалась, хорошая такая реечка, увесистая…

Посмотрев на «заводящегося на драку» пацана, Лешка скривил губы и сплюнул:

– Не наглел бы ты, Витька, а? Шел бы себе спокойно в клуб.

Мальчишка изумленно хлопнул ресницами и вдруг пошатнулся – ага, он к тому же еще и пьян. Не рановато ли начал спиртяшку хлестать? Хотя, по местным меркам, не рановато – тут обычно лет с пяти пить начинают, да потом друг перед другом хвастают, кто больше выпил. Хвастают, правда, недолго, потому как быстро спиваются…

– Э, парни, – чуть отбежав к гопникам, закричал Витька. – Он, похоже, наш. Меня знает.

– Какой – наш? – зло хохотнул кто-то из гопоты. – У нас отродясь таких патлатых не было! Глаза-то разуй, карасина!

Витька засопел – видать, обиделся на «карасину» – снова подбежал к Лешке, и сразу завелся:

– А ну, чего тут рыщешь, лошина?!

Небрежно оттолкнув Витьку рукой, Лешка рванул сторону, и, оторвав от забора рейку, спокойно направился к гопникам.

Кто-то из сидевших на скамье парней нервно рванулся прочь.

– Сидеть! – ухватил ренегата за шиворот мускулистый, небрежно развалившийся жлоб лет двадцати на вид. – Не ударит он. Дешевые понты кидает… Эй, брось палку, козел!

Игнорировав «козла» Лешка улыбнулся, все так же продолжая продвигаться вперед пружинящей кошачьей походкой, так, как учил когда-то покойный десятник Фирс, увы, сложивший буйную голову под турецкой саблей. Все это Алексей уже проходил в далекой крепости в Силистрии – и как подходить, и как отвлекать врагов, и как действовать обломком копья… Отвлечь – и нанести удар, а лучше – несколько. Ни капли жалости не светилось в прищуренных глазах юноши – он был сейчас не Леха-практикант, а воин пограничной стражи Великой империи, акрит. Перед ним были враги – и поступить с ними нужно было соответствующим образом.

– Предупреждаю сразу, господа турки, – пружиня ногами, ослепительно улыбнулся Алексей. – Бить буду по возможности не смертельно…

Оказавшись от гопников шагах в пяти, он плавно перенес весь тела на левую ногу…

– Но – действенно!

…Теперь – на правую.

– Ты кого это турками обозвал, козел?!

…Теперь – на обе. И – тут же, с менее чем секундной задержкой – безо всякого перехода ударил главного гопника в пах концом рейки.

Тот завыл, скрючился – еще бы, удар-то оказался силен да и поставлен правильно – прошедший немало заварушек десятник Фирс не зря потратил время на Лешку!

Юноша не останавливался, действуя энергично, как вел бы себя любой акрит.

Раз!

Отскочил в сторону…

Два!

Перенес вес тела на опорную ногу…

Три!

Нанес быстрый удар…

Четыре… – еще один!

Трое остались лежать, остальные убежали…

Нехорошо усмехнувшись, Лешка быстро осмотрел валявшихся на земле гопников, чувствуя запоздавшие укоры совести – все ж таки акритом он был там, а эти… эти были не турки. Главный жлоб так и лежал, скуля, держась руками за пах, второй скрючился и плакал, третий – слабо стонал, устремив взгляд широко раскрытых глаз в черное звездное небо. Этому не повезло больше всех – кажется, Лешка все же пробил ему грудь. Да-а-а… Хорошо б «скорую» вызвать… или хотя бы фельдшера. Послать бы кого-нибудь… Интересно, где этот мелкий черт, Витька? Да сбег, скорее всего, чего ему тут еще делать-то? Хреново тогда придется его сотоварищам… хотя, какие они ему сотоварищи, к чертям собачьим?

Обойдя клуб, юноша остановился в отдалении и с минуту прислушивался – нет, никаких криков слышно не было, если не считать обычных пьяных воплей да женского крика – кто-то из матерей надрывно искал свое чадо. Чадо, впрочем, откликаться на родительский зов вовсе не торопилось, видимо, хорошо разглядев в материнской руке длинную гибкую вичину.

– Ну, Вовка… – Женщина устало вытерла со лба пот. – Ну, погоди, паразит, ужо, напляшешься у меня, напляшешься…

Вовка?

Ага, во-он, кажется, прячется за крыльцом…

Дождавшись, когда женщина ушла, юноша подошел ближе, позвал:

– Вовка!

Один из пацанов оглянулся, и Лешка его еле узнал – аккуратно причесанный, в джинсах и такой же джинсовой турецкой рубашечке, Вовка выглядел вполне франтом, этаким сельским джентльменом, не то, что совсем недавно у трактора на болоте – грязный и в штопаных шортах…

– Эй, Вовка…

Подойдя ближе, мальчишка сверкнул глазами:

– Чего тебе?

– Тебя мать искала…

– Не, это не моя. Мои-то в город на выходные уехали, одна бабуся осталась.

– Ну уж, бабусе-то за тобой не уследить, – хохотнул Лешка и тут же попросил самым серьезным тоном. – Рашида-фельдшера знаешь?

– Усатенький такой? Молодой?

– Ну да, практикант. Он сейчас в клубе?

– Да, вроде был.

– Слушай, там, в аллее, у скамеечки… – Лешка показал рукой направление. – Три тела лежат, видать опились. Боюсь, не случилось бы чего. Ты б ему сказал, Рашиду… Мне-то самому некогда в клуб заходить, ухожу – на работу завтра.

– Конечно, скажу! – уверил Вовка и, мотнув головой, побежал к крыльцу.

Славный пацан… Лешка проводил паренька взглядом. Хорошо, что его все ж таки не пронзили стрелой!

На крыльце, в сопровождении Вовки, показался Рашид – высокий, усатенький, с черной, тщательно уложенной шевелюрой. Уж он-то мог посещать танцы безо всякой опаски – фельдшера во всех деревнях уважали. Следом за Рашидом виднелся еще один Лешкин знакомый – Мишка, а за ним – еще пара-тройка местных пацанов лет по шестнадцати, относительно трезвых. Не взрослые, конечно, но и не самая мелочь…

Вся компания спустилась по ступенькам крыльца и следом за Вовкой направилась в сторону аллейки. Лешка усмехнулся – ну, слава Богу, уж Рашид никому помереть не даст, да и не так уж и сильно пришиб гопников акрит Алексей Пафлагонец – так, может, пару ребер сломал, делов-то!

Все же, юноша не решился сразу уйти – сердце не на месте было. Вот, еще не хватало – вдруг, да угробил кого? Осторожно обойдя фонарный столб, прошелся кусточками, встал, прислушался, узнавая хрипловатый голос Рашида.

– Этот ничего, оклемается… Да не стоните вы так, Игорь Николаевич, – пах у вас не сильно задело, поболит и пройдет.

Лешка усмехнулся – была у Рашида такая манера, всех своих пациентов, независимо от возраста, называть по имени-отчеству. «Игорь Николаевич», надо же! Стоп! А это не Гошка Оглобля часом? Ну да, он и есть – местный Рэмбо! То-то рожа показалось знакомой… Лешка правда, раньше с ним не сталкивался, так, видал пару раз, да слыхал кое-какие россказни о Гошкиных криминальных подвигах. А вот теперь, значит, свиделись… К Гошкиному несчастью. Ну, черт с ним, с Гошкой, интересно, как остальные? Юноша с осторожностью выдвинулся вперед, хорошо расслышав невнятные Гошкины угрозы «из-под земли достать этого патлатого козлину». Угу, достань, кому еще хуже от того будет? Скребет кошка на свой хребет.

– Ну, ну, не стоните так, Виктор… как по батюшке? Нет, я никуда не пойду – врачебный долг не пускает. Похоже, ребрышки у вас сломаны… Два… Вот здесь… и здесь… Да не стоните вы… По уму, в ФАП бы вас всех доставить, уж там получше бы осмотрел да перевязал бы… Идти-то можете?

Дальше Лешка не слушал, и так было достаточно – слава Богу, все живы! Ну, наконец-то, можно было со спокойной душой идти спать, оставив все проблемы на завтра.

Обойдя деревню, юноша спустился к ручью и зашагал по рыбацкой тропинке, старясь не угодить в какую-нибудь яму, хорошо, хоть ночка выдалась ясная – звездная, с полной, сверкающей, словно начищенный медный таз, луной. Лешка знал – за деревней, ближе к лесу, располагался заливной луг со стогами – туда и шел. Ручей постепенно расширялся, превращаясь в небольшую речушку, пользовавшуюся большой популярностью у местных рыбаков. Впрочем, не только у местных, бывало, что и из города приезжали… Ага! Вон, кажись, костерок – мелькают по стволам берез оранжево-желтые сполохи. Пахнет дымом… и еще чем-то вкусным… Ухою! У Лешки чуть ли не до земли побежали слюни – проголодался, чай, что и сказать, окромя колбасы да бутербродиков у дачницы Ирины Петровны, ничего целый день так и не ел. Подойти, что ли, поесть ушицы? А собственно, почему бы и нет?

Решительно махнув рукою, Лешка свернул к костру.

– Здоровы будьте, добрые люди!

– И тебе того же, – откликнулись сидевшие у костра мужики, судя по одежке – джинсы, курточки, модные рыбацкие жилетки, – не местные, городские.

– Садись с нами ушицу хлебать, – предложил один из рыбаков – седой, в небольших очках в тонкой блестящей оправе. – На вот ложку… Ты из местных будешь?

– На пилораме работаю. – Присев к костру, Лешка запустил ложку в котелок. – Сейчас вот из клуба иду…

– Из клуба? – Тот, что в очках, хохотнул. – Что-то подозрительно трезвый. А ну-ка, мужики, налейте ему стопочку.

– Не очень-то я люблю это дело – пьянствовать, – прожевав, отмахнулся юноша. – Но за ваше здоровье с удовольствием выпью.

– Вот-вот, выпей… Тебя как звать-то?

– Алексей…

Рыбаки тоже назвались, представились. И тут же намахнули еще – теперь уже за знакомство. Лешка с непривычки закашлялся – все ж таки в Константинополе полегче напитки были.

– Ты ешь, ешь, не стесняйся, – заботливо похлопал его по спине седой. – Бери вот колбаску, хлеб…

А гость и не стеснялся нисколечки – ел так, что за ушами трещало. Лишь потом покраснел, устыдился:

– Спасибо за уху, добрые люди. Знатная у вас ушица!

– Это особый рецепт надо знать, – засмеялся седой. – Каждый по-своему варит. Кто лук целиком кладет, а я так на две части разрезаю. Ну – и перчику, само собой, и рыбьих голов – для навару.

– Да уж, навар так навар! Вкусно!

– Еще бы не вкусно! Тут ведь что главное – не ото всякой рыбы голова для навара сгодится, некоторые и горечь дадут – выбирать надо…

Тут рыбаки пустились травить байки, неспешно попивая водочку под успевшую уже подостыть ушицу, которую даже Лешка не смог уничтожить полностью – уж больно велик оказался котелок. Юноша чувствовал, как неудержимо слипаются глаза, а голова клонится к земле… Вообще, пора было идти – не сидеть же тут до утра этаким навязчивым гостем – совестно.

– Спасибо вам! – тряхнув шевелюрой, еще раз поблагодарил юноша. – Пойду. Пора мне, завтра, чай, на работу – доски грузить.

Седой засмеялся:

– Да уж, это не нам – сибаритствовать. Хорошо хоть платят?

– Да неплохо.

– А все-таки, сколько? Ты, Леша, не подумай чего, я ведь из чистого любопытства спрашиваю – интересно просто.

– Да по две тыщи за куб, – от балды брякнул Лешка. – Каждому.

– Угу, – поднимаясь, захохотал кто-то из рыбаков. – Ну, что, братие? Встретим утреннюю зорьку?

– А не рано? – обернулся седой.

– Не, в самый раз будет. Вы на небо-то гляньте!

Лешка тоже поглядел в указанную сторону. За ручьем, на востоке полнеба пылало пожаром, а по вершинам далеких холмов – было хорошо видно – гуляли золотисто-оранжевые сполохи, предвестники быстро приближающего рассвета, обещавшие хороший погожий денек. По всему ручью стелился туман, но не плотный, словно овсяный кисель, а так, легонький такой туманец. И ясно было – как только покажется солнышко, так и растает он, исчезнет, пропадет без следа, словно и не было.

Простившись с рыбаками, Лешка вновь зашагал по тропинке, иногда останавливаясь и задирая голову к небу, любуясь ало-золотыми рассветными сполохами. И так едва не прошел луг, хорошо, вовремя увидел стога, в один из которых и влез, наслаждаясь душистым запахом свежего сена. Ах, как здорово было зарыться в стог с головой, закопаться, уснуть – крепко-крепко – и спасть спокойно и долго, безо всяких сновидений. Хорошо!

Лешка проснулся от чьих-то голосов, а скорее – от жары или просто оттого, что выспался. Говорили двое – девчонка и молодой человек – кажется, где-то совсем рядом…

Юноша осторожно высунул голову… Ну да, вон они, на соседней копне. Сидят, милуются. Девчонка ничего себе, красивая – этакая златовласка с прической каре… Вот, если б не эта причесочка – коротковатая слишком – она бы сильно походила на Ксанфию… Ксанфию… Только вот глаза… у Ксанфии – синие, как чистое весеннее небо, а у этой… у этой не видно, какие…

– Я, знаешь, что готов для тебя сделать? – продолжал начатый разговор сидевший спиной к Лешке парень в светло синих джинсах и клетчатой красно-зеленой рубашечке.

– Что? – Девчонка улыбалась, по всему, явно благоволя своему кавалеру.

– Да все! – громко воскликнул тот. – Ты только скажи, Настя!

– Вина меньше пей! – Девчонка расхохоталась.

– Вина? – несколько удивленно переспросил парень. – Так я и так почти не пью… А хочешь, так вообще не буду… – Он придвинулся к девчонке поближе и, приобняв, нежно поцеловал в губы… Потом – еще раз. И еще… А потом уже и не отрывался больше… Так они и целовались в копне – влюбленная парочка! – и Лешке было хорошо видно, как руки юноши задирали на девчонке футболку, обнажая загорелое тело… все выше и выше… Ага, вот – до самого лифчика… И дернулись к застежке…

– Нет… – оторвавшись от поцелуев, жарко прошептала девчонка. – Не сейчас… вот так, сразу… хорошо, да?

– Как скажешь… – Парень тяжело дышал. – Я просто хотел поцеловать твои… твое тело… Можно?

– Зачем… Зачем ты спрашиваешь?

Сдернутая футболка полетела в пожню… туда же отправился лифчик… И юноша принялся целовать голую девичью грудь – упругую, незагорелую, белую на фоне бронзово-золотистого тела, с восхитительными розовыми сосками…

– Ох, – стонала девушка. – Леша, Леша, хватит…

Леша?

– Ну, Леша! Кажется, кто-то идет!

– Идет? Где?

Парень резко обернулся, и Лешка едва успел убраться обратно в стог. И едва не вскрикнул – парень-то был – он! Лешка Смирнов, собственною персоною. Ишь, черт, какую девку себе отхватил! Ну, молодец, молодец, ничего не скажешь… Когда и успел только? Наверное, в клубе, познакомились. Ну, и черт с ними, пускай милуются, их дело, мешать не стоит, как говорится – я не я, и лошадь не моя!

Лешка дождался, когда парочка вновь приступит к поцелуям, выскользнул из стога и осторожненько зашагал к ручью. В коричневато-прозрачной воде весело отражалось…