Читать книгу Тайна старой усадьбы - Андрей Посняков - Страница 3

Бывший райцентр Озерск. Июнь 1965 г.

– Косинус на синус равно… Ой! Как-то не так все!

Лежавшая на расстеленном невдалеке от забора покрывале девушка лет шестнадцати – высокая, с золотистой косою и полной грудью – задумчиво заглянула в синюю общую тетрадь с надписью «Билеты к экзамену» и возмущенно фыркнула:

– Нет, ну надо же! Это что же, я не все записала? Жень, а у тебя?

– А у меня вроде есть. – Загоравшая рядом соседка – худенькая, смуглая брюнеточка с прической каре – поправила задранную к плечам майку. – Да, вроде бы…

Женя пролистала тетрадь – такую же, как у подружки, купленную в канцелярском магазине «Лентагиз» за срок восемь копеек, только с красной корочкой.

– Ну, я же писала, помню… Да где же? – Девушка округлила глаза. – Вот! Теоремы, задачи… Ну, ты слушаешь, Кать?

Катерина между тем перевернулась на спину, закрыла глаза и подставила солнцу живот. Белый матерчатый лифчик и черные купальные трусы – вот и вся одежка.

Загорали подружки… Впрочем, не просто так – заодно готовились к экзаменам за курс восьмилетней или, по-новому, девятилетней школы. Раньше, еще лет пять назад, экзамены сдавали бы после восьмого класса, а нынче вот – после девятого, а потом еще предстояло учиться в десятом, а одиннадцатого, как в прошлые годы, уже не было! Десятый был выпускной! И еще – одиннадцатый, по программе которого доучивались те, кто был старше подружек на год. В прошлом учебном году, осенью, в школу вернули десятилетку вместо прежней, одиннадцатилетней программы. В следующем 1965/66 учебном году школу оканчивали последние одиннадцатые классы и – одновременно – новые десятые, таким образом, количество выпускников 1966 года автоматически увеличивалось в два раза! Вот об этом сейчас и вспомнила Катя.

Открыв глаза, приподняла темные очки а-ля знаменитый польский актер Збигнев Цыбульский и повернула голову:

– Ой, как представлю: это теперь все будут десять классов учиться, и мы – первые! Два года в один. Могли бы и экзамены после девятого отменить, коли такое дело!

– Так после восьмого-то не сдавали, – резонно возразила подружка. – Это сейчас сдают… Ну и мы заодно. Говорят, в каждой республике по-разному.

– Дурдом! Зато школу на год раньше окончим! Представляешь, это же здорово!

– Да уж не совсем, – поправив такие же очки, усмехнулась Женя. – С выпускными-то – полный атас! Это же и мы будем сдавать, и одиннадцатые классы! В два раза больше выпуск! Никаких институтов не хватит. Как говорит моя мама, все мозги прокомпостировали!

– А ты после школы в институт собираешься? – Катя облизнула пересохшие губы и потянулась к бутылочке ситро, лежавшей рядом, в траве. Открыла, сделала пару глотков, протянула подружке. – Будешь?

– Давай.

– Ох, Женька… – Привстав, Катерина накинула на плечи клетчатую рубашку и тяжко вздохнула. – Везет же тебе.

– Чего везет-то?

– Как к тебе хорошо загар прилипает. Вон вся коричневая уже. А я только обгораю.

– Зато у тебя грудь, как у Брижит Бардо – вон какая! – утешила подругу Женька. – А у меня… стыдно смотреть…

– Ничего, вырастет еще!

– Ага, как же…

– Так ты в какой институт собралась? – Катерина улеглась на живот, вытянула ноги. – На кого?

– Ну-у… – задумчиво протянула Женя. – Наверное, в педагогический… или на юриста. Не решила еще. Да время есть подумать.

– А я так вообще не хочу в институт. – Сняв очки, Катя беззаботно рассмеялась. – Сразу бы на работу… Или для начала в какой-нибудь техникум. В любой. В какой – не важно.

– Как это – не важно? – привстав, возмутилась Женька. – Ты же в ветеринарный хотела… Или на агронома.

– Расхотела уже. – Катерина повертела в руках очки. Модные, большие. Точно такие же, как у подружки, предмет зависти многих девчат. Точно такие носил знаменитый польский артист красавчик Збигнев Цыбульский в детективе «Девушка из банка», который подружки как раз недавно посмотрели в клубе. Вернее, пересмотрели, первый-то раз ходили еще в прошлом году, летом. Фильм им очень понравился. Как и очки. Еще бы – в «Лентагизе» такие не купишь, даже в соседнем Тянске не купишь, пожалуй, только в Москве!

– Знаешь, Жень, я бы, может, замуж… за такого вот, как тот артист, Цыбульский. Как в фильме! Ну, помнишь? Как они приехали на курорт и все такое… Вроде бы как по работе. А потом начали целоваться… Вот такая я эгоистка, да! Мечтаю о личном счастье… Мещанка, ага.

– Ой, ну тебя. – Женька фыркнула. – А кто в комитете комсомола всегда? Кто во всех общественных делах первый? Да мы с тобой, кто же еще-то? Лидка Щетинникова, что ли? Или Ермакова с Лейкиным? Нет! Все Мезенцева да Колесникова, Колесникова да Мезенцева! Не так? Да без вас, товарищ Катерина Мезенцева, весь школьный комсомол рухнет, а ты еще мещанкой себя обзываешь! На других посмотри!

Женька раскраснелась, даже поднялась на ноги, правда, тут же уселась на покрывало – с той стороны забора прокатил на мопеде какой-то пацан. А и нечего ему смотреть на загорающих девушек, мал еще!

– Ну ты, Колесникова, даешь! – Катя тоже уселась, скрестив ноги. – Этакую речугу задвинула.

– Так что – не так?

– Все так… Но личного счастья я тоже хочу.

– Кстати, о личном счастье… – поправив маечку, усмехнулась Женька. – Это, случайно, не тебя на мотоцикле видели? С участковым нашим, Дорожкиным…

– Нет, не меня! – Катерина замотала головой и, покраснев до самых ушей, тут же спросила: – А кто это тебе сказал?

– Да бабки у колодца говорили.

– Вот сплетницы старые! Подумаешь, один раз прокатилась…

– Сказали – в синем сатиновом платье!

– И не в сатиновом, а из крепдешина! – не удержавшись, похвалилась Мезенцева. – Отрез в Тянске достали… тетя Фая, материна подруга. Там же в ателье и пошили.

– А! Так вот ты зачем в Тянск ездила – на примерку?

– Ну да…

Женька склонила голову набок и улыбнулась:

– Вообще, Дорожкин – неплохой парень, серьезный. И уже давно глаз на тебя положил!

– Ой, скажешь тоже…

– Положил-положил, не отпирайся! Поди, лейтенант уже?

– Лейтенант… А мотоцикл у него – «Ковровец», ужас один! Представляешь – одно сиденье. Так Игорь поролон подложил… И все равно так трясло, до сих пор попа болит!

Девушки разом засмеялись.

– Значит, уже Игорь? – отсмеявшись, прищурилась Женя. – Завидую. Вот честно! Это все потому, что ты красивая. Не то что я… замухрышка какая-то. У тебя вон и грудь, и все… а я…

– Да не переживай ты! – Катерина обняла подругу за плечи. – Ты тоже очень даже ничего, хоть и худенькая… На певицу одну похожа французскую. Ну, помнишь, мы у тебя маленькую пластиночку слушали? Ма жёнессэ фу ль кам… ла-ла-ла ла-ла-ла…

– А-а-а! Франсуаза Арди!.. Что, правда, похожа?

– Одно лицо! Только у тебя глаза красивее – синие-синие.

Подружки снова обнялись и рассмеялись.

– Завтра у тебя готовиться будем, – завязывая рубашку узлом на животе, предупредила Катя. – Заодно музыку послушаем. А сейчас пойдем-ка перекусим. Окрошку сделаем. У нас квас на хлебных корках. Ну и в залавке что-нибудь поищем. Мама сказала, чтоб без нее обедали… Ой, Женька! Боюсь, как бы она не прознала про Анатолия!

– Про какого еще Анатолия? – Колесникова непонимающе сдвинула на лоб очки.

Модные очки эти, к слову сказать, прислал Катин старший брат Максим, вот уже около года служивший в Венгрии. Вот так вот – купил и послал. Две пары. Сестре и ее лучшей подружке. Женька обрадовалась. Она по Максиму еще с шестого класса сохла… Правда, это все в детстве было…

– Знаешь, у нас же с Дорожкиным ничего и нет. Все эти охи-вздохи – в прошлом все, – лукаво взглянув на подругу, призналась Катерина. – Да и простоват Дорожкин. Подумаешь, лейтенант! Тебе, как лучшей подруге, скажу – мне давно уже Анатолий нравится, Толик!

– Что еще за Толик? – Женька вдруг осеклась. – А-а! Уж не Анатолий ли Иванович, кружковод?

– Ну… угадала… – сконфуженно призналась Мезенцева. – Только ты пока – тсс… никому.

– А я-то думаю: с чего это ты в фотокружок записалась? Меня еще потянула… А ты вот оно что… Ну… Анатолий Иванович – мужчина красивый, видный… И на артиста Цыбульского похож – да! Только… не слишком ли для тебя старый?

– На десять лет всего-то! – с вызовом бросила Катя. – У меня, между прочим, папа старше мамы на двенадцать лет был. И ничего! Кабы не война проклятая, не раны, так до сих пор бы и жил…

– Да, война… – Женька вслед за подругой поднялась по крыльцу на веранду – летом Мезенцевы там частенько обедали. – Что же до того, что старше… Тетя Вера – женщина не такая уж и строгая. Не как иные, узнает – уж точно не прогонит и не изобьет.

Отца в семье Мезенцевых не было – умер от полученных на фронте ран. Мать же, Веру Ивановну, все в городке уважали и любили за легкость в общении и надежный характер.

– Так-то оно так, – доставая из залавка бидончик с квасом, вздохнула Катя. – Да Толику все девки на танцах глазки строят… Курвищи! Особенно Светка Кротова из десятого «Б»! Вот ведь…

– Ладно тебе ругаться-то… – Женя вымыла под рукомойником руки и обернулась. – Где у тебя ножик? Ого – колбаска! «Докторская», без жира! Откуда взяли?

– В леспромхозовском магазине выбросили.

– Здорово!

– Еще бы! – Катька наклонилась и принялась шарить в залавке. – Жаль, огурчики еще не пошли… Ага, вот и сметана! И мелкий лук… Чего еще надо?

– Еще яйцо бы.

– Так вот они, яйца-то. На той неделе в «Заре» взяли. Представляешь, без всякой очереди.

– Ну, в «Зарю» не за яйцами, за вином ходят. Ой, какие крупные! По рубль пять?

– Рубль тридцать!

– Дорого. Потому, наверное, и без очереди. Давай только одно сварим – нам хватит как раз.

– Нет, лучше два. – Катерина задумалась, помотала головой. – Мама с работы придет – тоже окрошку покушает.

– Верно.

Поставив варить яйца, девчонки нарезали аккуратными кубиками колбасу, покрошили тонкий лучок-порей да сбегали на огород – нарвали только что появившуюся молоденькую ботву. Все – на окрошку.

Вообще, времена нынче стояли неголодные, но и не очень-то сытые. Слава богу, волюнтаризм до городка докатился не особенно сильно – голодных бунтов не случилось. Однако приусадебные участки порезали, да со скотом и с домашней птицей стало куда хуже. В продуктовых магазинах все доставалось с очередями – даже за хлебом очередь, что же касается рынка, так там сразу после денежной реформы цены скакнули в разы и с тех пор толком так и не опустились.

Весна, начало лета – самое голодное время. Все прошлогодние запасы подъедены, а нового еще ничего не наросло. Еще месяцок – и пойдут овощи: лук, редиска, морковь со свеклою, а там и до картошки недалеко. Да и в лесу, рядом, – ягоды да грибы. Бери – не хочу, множество.

– Завтра пластинки послушаем. – Наливая в чугунок квас, Катерина подмигнула подруге. – «Лучший город земли» есть у тебя?

– Есть.

– Обожаю Магомаева! А еще что новенького? Не присылали из Риги?

Старшая сестра Женьки Лена вышла замуж за моряка, старпома из Риги. Туда и переехала и работала на радиозаводе ВЭФ. Женька ездила в Ригу почти каждые каникулы, покупала модные пластинки, которые потом слушала дома на проигрывателе-чемоданчике «Юбилейный». У Колесниковых еще была радиола «Ригонда», но эта считалась как бы родительская, «чемоданчик» же был подарен лично Женечке.

– Ну, кое-что прислали. – Очистив яйца от скорлупы, Колесникова потянулась к ножику. – Да и сама весной ездила, купила ансамбль «Дружба». Наш, ленинградский…

– А! – перемешивая окрошку, вспомнила Катя. – Там еще девушка поет… похоже, нерусская.

– Эдита Пьеха.

– Ах, да-да! Так, говоришь, есть у тебя?

– Да, завтра послушаем.

Вытерев стол, Катерина разлила по тарелкам окрошку:

– Пожалуйста.

– Ой, как много-то! – округлив глаза, запротестовала Женя. – Я столько не съем.

– Съешь-съешь! Иначе грудь не вырастет!

Подружки от души расхохотались.

– Ой, хлеб-то забыла! – Вспомнив, Катерина вскочила со стула и убежала в дом. Вернулась с двумя кусочками черного, заодно включила обычное проводное радио, тут же запевшее песню про валенки, что «не подшиты – стареньки».

– О, «В рабочий полдень»! – обрадовалась Женька. – В прошлый раз Магомаева твоего передавали.

– «Лучший город земли»?

– Не, поспокойнее что-то… Может, и сейчас услышим чего…

– Да ты кушай, кушай! Ложку-то мимо рта не проноси.

– Это кто проносит?

Между тем по радио наконец закончили с «Валенками»…

– А теперь работники колхоза «Новый путь» Ленинградской области просят передать для своего агронома, Героя Социалистического Труда Валентины Ивановны Петровской какую-нибудь хорошую песню… Валентине Ивановне недавно исполнилось пятьдесят пять лет…

– Ой, Магомаева бы! – взмолилась Катя.

– Что ж, уважаемая Валентина Иванова, принимайте музыкальный подарок! – напрочь проигнорировав девичьи просьбы, торжественно возвестило радио. – Выступает молодая эстрадная артистка Тамара Миансарова. Музыка Юрия Саульского, стихи Михаила Танича. Шуточная песня «Черный кот»!

– Ко-о-от!!! – дружно выдохнули девчонки и, бросив недоеденную окрошку, тут же пустились в пляс.

Ах, видели бы учителя! М-да-а…

– Только черному коту и не везет!

– Ну вот! А ты говорила – «Валенки»!

– Ничего я такого не говорила!

После «Кота» началась передача про Нобелевскую премию знаменитого писателя Шолохова. Подружки это не слушали и, быстро угомонившись, доели-таки окрошку.

– Хорошо у вас – радио можно и на веранде слушать, – облизав ложку, одобрительно покивала Женечка.

Катя потянулась:

– Так Максим еще года три назад протянул провод.

Старший брат Катерины Максим неплохо разбирался в радиотехнике, даже когда-то ходил в радиокружок в местный Дом пионеров и школьников. Правда, после школы в радиотехникум не поехал, а выучился в местном училище на шофера, а по весне был призван в армию. Попал служить в Венгрию, сначала – в город Секешфехервар, а нынче вот – в Будапешт, в столицу. Собственно, это было все, что подружки знали о Максе. Ничего более конкретного он им не писал, не имел права.

– Макс-то пишет? – посмотрев в окно, тихо спросила Женька.

– Да пишет… – Катя принялась мыть посуду в рукомойнике. – Тебе ведь тоже…

– Редко. На четыре моих письма – одно ответное.

– Слушай! – резко обернулась Катерина. – Я ему напишу, чтоб он чаще…

– Да нет, что ты! Не надо.

– Хотя он и нам-то нечасто… Видать, служба такая. Армия – это тебе не детский сад! Тем более за границей. Кого попало не пошлют.

– Это уж точно… – Чуть помолчав, Женька вскинула брови. – Ну, что? Еще чуть-чуть поучим?

Катя покусала губы:

– Знаешь что… А давай перерывчик устроим? Ну, прогуляемся, что ли. А то башка уже не варит совсем! Анатолий Иваныч, кстати, просил зайти… Что-то там насчет практики.

– Ах, Анатолий Ива-а-аныч, – лукаво прищурилась Женечка. – Вот оно в чем дело-то! Так и сходи прогуляйся, а я домой…

– Ну, Женюль… – Катя взяла подружку за руку и жалобно заглянула в глаза. – Ну, пойдем, ну, пожалуйста. Ну, как я одна-то? И так уж все сплетни свели…

– А если вдвоем, так не сведут?

– Вдвоем – совсем другое дело, – серьезно отозвалась Мезенцева. – Тем более – с тобой. Ты у нас человек положительный, ответственный…

– Ладно, уговорила. – Женька махнула рукой. – Пошли. День-то какой! И вправду, чего дома сидеть?

– Я сейчас переоденусь и – айда. Я быстро.

Дожидаясь подружку, Женька натянула треники и вышла на крыльцо, бросила взгляд на старый сарай – летнее обиталище Макса. Ах, Максим, Максим… были же времена когда-то… И не так уж давно. Когда – вместе, вдвоем…

За сараем Максим всегда приглядывал лично – перед самой армией даже покрыл крышу старыми железными листами. Нынче листы эти валялись в траве, у забора – третьего дня был сильный ветер, почти ураган, вот и сорвало. Теперь уж кто починит? Никто…

Девчонка вздохнула – жаль, их с Максом дружба особого продолжения не имела. Да и была ли она вообще? Что общего между вальяжным красавцем-выпускником и сопливой восьмиклассницей? На Макса, между прочим, и взрослые девицы засматривались… Даже учительница-практикантка… которую убили потом… Ох, были дела…

– Ну как?

На крыльцо вышла наконец Катерина – в новых белых туфлях-лодочках, в синем крепдешиновом платье в мелкий белый горошек… м-м… не то чтобы очень уж коротком, но и не длинном – на пару ладоней выше коленок.

– Ой, Катька! Ну, ты даешь… – Оглядев подругу с головы до ног, Женя восхищенно покачала головою. – Брижит Бардо – вылитая! Бабуси у колодца оценят…

– Тьфу! – Катя махнула рукой. – Вот не можешь ты без ехидства! Ну, пошли.

– Стой, – вдруг напряглась Колесникова. – То есть как это – пошли? Ты, значит, Брижит Бардо, а я – в трениках да в старой майке? Не-е… Точно домой зайду. А то как-то…

– Да, как-то не очень выходит… – подумав, согласилась Мезенцева. – Ладно, к тебе так к тебе. Зайдем.

Совсем недалеко жила Женька Колесникова, да и весь городок был не особенно-то велик. Промкомбинат, молокозавод, колхоз, леспромхоз, больница. Еще – на самой окраине – училище механизаторов, а напротив – две школы. Новая – кирпичная, просторная, светлая, и старая, деревянная – рядом, на холме. В старой до сих пор учились начальные классы – в новую все не помещались. Напротив новой школы также располагался и интернат – для тех, кто уж очень далеко жил, по таким жутким дырам, куда и автобусы-то не ходили.

– Ну… зайдешь? – Женька остановилась у калитки.

Подружка покрутила головой:

– Не. Я тебя тут подожду, на лавочке. Только ты побыстрее.

– Кто бы говорил-то?

Женечка долго не задержалась – коли на прогулку, так уж ясно, чего надеть. То же, что и в клуб, особого-то выбора все равно не было. Не в школьной же форме идти? И не в трениках.

Забежав в свою комнату, девушка распахнула шкаф и быстро переоделась… Белая узкая юбка длиною… нет-нет, не мини, пусть самую малость, но подлиннее. К юбке – светло-голубая нейлоновая блузка с короткими рукавами, сильно напоминавшая мужскую рубашку, – предмет зависти всех девчонок школы! Еще бы – настоящий нейлон! В тон блузке – гольфики, такие же светло-голубые…

И – широкий белый ремень с большой золотистой пряжкой! Шик, блеск, красота!

Юбку и гольфики покупали вместе с сестрой в Риге, блузку привез из плавания муж сестры, старпом. Заграничная! Еще и в меру плотная – не слишком просвечивает, не надо майку поддевать – жарко. С лифчиками для Женькиной груди были проблемы – такого размера просто не выпускали, приходилось ушивать большие – смотрелось это плохо, а носилось еще хуже. Так что лучше без ничего – вот так…

Глянув в большое зеркало в дверце шкафа, Женька осталась довольна. Причесалась, подумала еще расстегнуть на три пуговки блузку… Расстегнула на две, чтобы поскромнее. Да, на две – пожалуй, вот так… Или все-таки на три? Ладно, там, по пути, видно будет…

– Ух ты! – заценила подружку Катерина. – А очки-то что, забыла?

– Ой…

Так вот и пошли под ручку по центральной – Советской – улице в направлении автобусной станции, «на площадь», как говорили в городке. Там можно было срезать путь – пройти к Дому пионеров через стадион и клуб… ну и лесочком немного, так сказать, по козьей тропе.

Появление модно одетых подружек, конечно же, не осталось незамеченным – проезжавший мимо лесовоз – солидный «ЗИЛ-157» с прицепом-роспуском – едва успел притормозить на повороте, молодой водитель засмотрелся на девушек…

Отъехавший от автостанции междугородний автобус – серебристый, похожий на огромный дирижабль «ЗИЛ-127» – притормозил, посигналил… Усатый шофер в форменной фуражке и белой рубашке с галстуком, высунувшись в окошко, помахал девчонкам рукой.

– На дорогу смотри! – Катя, усмехнувшись, помахала в ответ.

– Катька, очки сними! – вдруг напряглась Женька. – Вон бабуси с остановки идут…

– Здрасте, тетя Лена! Баба Матрена, здравствуйте!

– И вам, и вам здравствовать…

– Ой, какие девочки-то красавицы, ой…

– …Курвищи, тьфу! И куда только родители смотрют? А еще, поди, комсомолки!

Хорошо, очки снять успели… А то бы еще в шпионки записали – запросто.

Последние слова подружки, конечно, не слышали… Впрочем, догадывались. Ну, ругаются бабули на молодежь – и что? Не сталинские времена нынче и не этот чертов… волюнтаризм!

Ведь как все же здорово было пройтись по городу – молодым да красивым! Все встречные мужики шеи свернули! И пусть потом их могут разобрать на комсомольском собрании, «поставить на вид», зато сейчас – как славно, как радостно-то! Как прекрасно вот так идти, ловя на себе восхищенные взгляды, радовать весь мир… и себя!

В школу, конечно, ходить в таком виде было нельзя, даже на вечера и прочие там «огоньки» да собрания. Хотя за внешним видом учащихся здесь, в провинции, следили не так строго, как в больших городах. Кто-то ходил в форме, а кто и нет – жили-то еще бедновато, далеко не каждый мог себе позволить школьную форму купить, особенно если семья многодетная, а такое сплошь да рядом.

С распущенными волосами и даже с каре в школу тоже нельзя. Женька хвостик завязывала, Катерина – косы, а многие – еще по старым временам – жиденькие «бараньи» рога-косички. Мальчишкам легче было – в парикмахерской полубокс или, там, полечку, сделал и ходи себе. Да и форма у них куда удобнее – у кого была. У девчонок же – совсем другое дело. Как царские гимназистки ходили – платье полушерстяное коричневое, неудобное – жуть! Жарко, ноги все время чешутся, еще и каждый день воротнички-манжетики отпарывай, перестирывай да обратно пришивай – вот прямо больше делать нечего! В младших классах это все мамы делали, а класса с пятого уже сами… Еще и передник этот дурацкий – к чему?

Что же касаемо губной помады… Ну, тут не каждая старшеклассница осмеливалась даже на танцы в клуб! Соседи, не дай бог, увидят, родителям донесут… Ну а в школе с такими модницами вообще разговор короткий – половой тяпкой по губам и шагом марш в уборную – «все это позорище» смывать! То же самое касалось и туши для ресниц.

– Слышь, Жень… – Миновав площадь, Катерина хитро глянула на подружку. – Давно спросить хотела. У тебя с Алексом как? Ты это, извини, если что…

Алекс – он же Алексей (Леха) Кошкин, известный озерский стиляга, учился двумя классами старше и по Женьке – все знали – вздыхал, постоянно снабжая ее самодельными пластиночками на рентгеновских снимках, «на костях». А может, и не вздыхал, может, ему просто нравилось с Колесниковой общаться: та тоже музыкой увлекалась, а «рыбак рыбака видит издалека».

Именно через Алекса Женька познакомилась не только с многочисленными рок-н-роллами, но и с «Битлз», и теперь частенько напевала «Э тест оф хани» и «Айлл фоллоу зе сан» – вот уж привязались песенки! В свою очередь, именно Женя давала послушать Алексу джаз и «французов», и не только выпущенного в СССР Ива Монтана, но и то, что в Союзе не выходило: Генсбура, Франс Галь, Франсуазу Арди. Все это богатство в виде маленьких, с большой дыркой, пластиночек для музыкальных автоматов привозил ходивший в загранку муж старшей сестры, той самой, из Риги.

Что же касается личных отношений… то, их, пожалуй, и не было. Да Алекс особо в воздыхатели и не напрашивался, скорее, ему было просто приятно с Женькой общаться, ну, с кем еще-то практически единственный в Озерске стиляга мог поговорить о Гленне Миллере или сравнить Билла Хейли с Элвисом Пресли. Теперь вот «Битлз» прибавились…

Наверное, в Озерске о них только двое и знали – Женька и Алекс. В прошлом году они даже как-то вместе пришли в библиотеку, в читальный зал, где читали ругательную статью о «Битлз», напечатанную в журнале «Крокодил». Статья называлась «Жучки-ударники и жук-претендент», в ней «Битлз» почему-то сравнивались с сенатором Барри Голдуотером, и предсказывалось, что «жучки» не смогут долго продержаться на гребне успеха: «не тот калибр».

На эту тему юные озерские меломаны даже заспорили: Алекс утверждал, что «Битлз» еще себя покажут, Женька считала, что «поживем – увидим». Тем не менее те битловские песенки, что она слышала, девчонке очень даже пришлись по душе.

В прошлом году в «Литературной газете» вышла еще одна ругательная статья известного композитора Никиты Богословского «Из жизни «пчел» и навозных «жуков», после чего старшая школьная пионервожатая Тая попросила Женьку рассказать о «Битлз» в таком же критическом духе на классных часах в пятых или шестых классах. Попросила со всей серьезностью, «как комсомолец комсомольца», вернее, комсомолку…

Колесникова тогда от этой почетной обязанности отказалась, заявив, что в творчестве «Битлз» не разбирается, а больше любит джаз… Ругать джаз уже было неактуально, и Тая отстала.

Алекс, не окончив десятый класс, перевелся в областное культпросветучилище. Как его туда взяли – с коком на голове, в узеньких брючках, в ботинках на «манной каше», в модной курточке-«хулиганке»? Скорее всего, по большому блату – как-то, приехав под Новый год, Алекс проговорился про своего дядюшку-начальника…

– Никакая у нас с Алексом не любовь, если ты об этом, – замедлив шаг, улыбнулась Женя. – Мы с ним просто друзья, как и раньше. Да что говорить? Он же у нас теперь ленинградец!

– Это да-а. – Покивав, Катерина вытащила из сумочки зеркальце, посмотрелась…

Женька фыркнула:

– Да хороша, хороша!

– Ах, Женечка… Сама знаешь, сколько девок вокруг Толика вьется!

– Да уж, Анатолий Иванович – мужчина хоть куда!

Анатолий Иванович Резников появился в Озерске недавно, то ли в конце зимы, то ли в самом начале марта. Просто приехал и устроился на работу в Дом пионеров – вести фотокружок и еще на полставки – ночным сторожем. Молодой двадцатишестилетний красавец-брюнет с загадочно-туманным взором сразу же привлек к себе внимание всей девичьей части Озерска.

Еще бы – холостой мужчина, да еще с налетом некоей загадочности и тайны. Какой черт принес его в эти края?

Всегда чисто выбритый, пахнущий дорогим одеколоном, Анатолий Иванович (для друзей и начальства просто Толик), даже приехав в провинцию, одевался изысканно и со вкусом. Кремовый заграничный пиджак, темные зауженные брюки, штиблеты с длинными носами и светлый супермодный свитер-водолазка! Да уж, это вам не доморощенный стиляга Алекс, пополнявший свой гардероб у знакомой портнихи. Здесь сразу же угадывался утонченно-шикарный фирменный стиль…

И что такой человек потерял здесь, в Озерске? Откуда он приехал, зачем, почему? Над этими вопросами сломала голову не одна девчонка… коих новый кружковод отнюдь не чурался, но и головы не терял.

В конце концов через отдел кадров и директора, а кое-что Толик и сам рассказал, выяснилось: Резников приехал из Тарту, что в Эстонии, собственно, не так уж и далеко, почти рядом. Просто сбежал от нелюбимой жены, с которой развелся, но, как оказалось, зря! Некая загадочная возлюбленная – не жена, другая – бросила Толика ради красивой жизни, выйдя замуж за капитана торгового судна (более осведомленные говорили – за первого секретаря местного райкома партии). Как бы то ни было, несчастный молодой человек вынужден был уволиться с работы и переехать… в Озерск, потому как его бабушка или мать были отсюда родом.

– А вообще, я и рыбалку люблю, и природу фотографировать, – сразу же пояснил он директору. – А места здесь у вас – красивейшие. Да и, скорее всего, ненадолго я к вам – год-другой… Хотя, если вдруг встречу свою судьбу, кто его знает?

Директор Озерского Дома пионеров и школьников Аркадий Ильич Говоров новому сотруднику очень обрадовался: должность надо было закрыть срочно, до конца первого квартала, иначе в гороно грозились срезать ставку. Так что нового кружковода Говорову послал сам господь бог… в лице начальника отела кадров местного горисполкома товарища Раскатова, а вот кто попросил его? Как понял Аркадий Ильич из телефонного разговора – какой-то старый знакомый, профессор из Тарту… Ну, профессор так профессор, да кто бы ни попросил – как раз все сошлось! Бежавший от жизненных неурядиц Анатолий Резников нашел на какое-то время приют для своей мятущейся души, а директор Дома пионеров закрыл горящую ставку новым сотрудником.

– Ну что ж, Анатолий Иваныч, хоть на какой-то срок… благодарю за откровенность. Да в иное, честно говоря, и не поверил бы… У вас образование какое?

– Четвертый курс Института культуры… Академический отпуск…

– Ага… Очень хорошо – незаконченное высшее. Только вот, Анатолий Иваныч, с зарплатой у нас, сами понимаете… Ставка кружковода – семьдесят три рубля. Правда, есть еще возможность на полставки подработать ночным сторожем…

– Отлично! – Новый кружковод выглядел вполне довольным. – Так и сделаем. Да, я еще публикую свои фотографии в журнале «Советское фото». Неплохо платят.

– Да? Вот не знал…

Так и появилось в Озерске новое лицо, на женский вкус – довольно-таки симпатичное. С подачи директора новый кружковод без особого труда получил комнату в двухэтажном деревянном доме в самом начале улицы Школьной. Комната, конечно, требовала ремонта, как и сам дом, но это уже не так важно, главное – свое жилье!

Трудился Анатолий Иванович вполне добросовестно, группы набрал быстро и даже инициировал покупку новых фотоаппаратов для своего кружка. Лично ходил в исполком и выбил деньги, на которые и были приобретены четыре фотоаппарата марки «ФЭД-3» с объективами «Индустар», автоспуском и оптическим видоискателем с дальномером. Да уж, «ФЭД» – это вам не какой-нибудь там «Любитель» или «Школьник» – вещь серьезная!

Миновав клуб, выстроенный на пригорке сразу за стадионом уже после войны пленными немцами, девчонки обогнули песчаный карьер, немного прошли лесом и, свернув на Школьную улицу, выбрались к Дому пионеров. Не по-деревенски длинное здание, обшитое досками, с высоким крыльцом и большими светлыми окнами, располагалось на самой окраине городка, невдалеке от автобусной остановки, разрисованной местной шпаной разными непотребностями, словно какая-нибудь доисторическая пещера! Костер жгли, вино пили, заодно углем рисовали да писали разные мерзости – неандертальцы, что уж поделать. Участковый Дорожкин их гонял, но так, время от времени – ему куда более важных дел хватало. А народ жаловался – мол, с такими-то пещерными остановками мы никогда коммунизм не построим. Так ведь и не обещал никто коммунизм в ближайшем обозримом будущем! Это раньше обещали, когда волюнтаризм был.

– О! – Оглянувшись на остановочную будку, Катя скривила губы и фыркнула, оценив надписи и рисунки. – «Катька дура» – это не про меня. Я ведь умная.

– Ой, опять про Бальзака… И рисунки все те же – одна похабщина, – поддакнула Колесникова. – Не лень же такое малевать? Участковый-то твой куда смотрит?

– И не мой он вовсе. – Поправив косу, Катерина махнула рукой.

Позади послышался рев мотоцикла. Судя по звуку, мотоцикл был тяжелый, не какой-нибудь там «Ковровец», возможно, с коляской даже… Трофейный немецкий «БМВ»…

Девушки обернулись. Из-за поворота выскочил милицейский «М-62», синий, с красной полосой на коляске. Выскочил и тут же затормозил, подняв тучу пыли. Подружки закашлялись.

– Здорово, девчонки! – заглушив двигатель, во весь рот улыбнулся мотоциклист, худенький симпатичный парень в расстегнутом синем кителе с погонами лейтенанта милиции и форменных галифе – участковый уполномоченный Дорожкин.

Подружки переглянулись – вот ведь, ну надо же – только вспомнили…

– Здравствуйте, Игорь… Яковлевич…

– А с остановкой я разберусь, разберусь, вычислю гадов!

Судя по этой фразе, участковый умел читать мысли!

– Вы велосипедистов тут по пути не видели?

– Не, не видели. А что?

– Да так, – погладив руль, тяжко вздохнул лейтенант. – Опять кражи пошли. И главное, воруют-то всякую дрянь и – друг у дружки. Потом друг на друга же и жалуются. У вас, кстати, тоже велики есть? Так что смотрите.

– Ну, у нас не дрянь, – обиженно прищурилась Катя. – У нас нормальные.

– Все равно внимательней будьте, где попало не оставляйте…

Налетевший ветер растрепал светлую челку лейтенанта, форменная, с красным околышем, фуражка, как всегда, валялась в коляске.

– Что, в студию не ходите больше? – искоса взглянув на Катерину, поинтересовался Дорожкин. – Сергей спрашивал.

Сергей – Сергей Валентинович – был заведующий клубом и бывший одноклассник Дорожкина. На танцевальную студию участкового загнало начальство – по присланной из райкома комсомола разнарядке, утвержденной служебным письмом Министерства охраны общественного порядка РСФСР: «В целях повышения культурного уровня сотрудников советской милиции». Министерство охраны общественного порядка (МООП) с 1960 года заменило упраздненное МВД, о восстановлении которого ходили самые упорные слухи…

Ну а где служебное письмо, там и отчеты. Деваться некуда, вот и пошел участковый в танцевальную студию! Катерина тоже пошла. Только Дорожкин – по приказу, а Катя – потому что Дорожкин. Он ей тогда нравился. Пока Анатолий Иваныч – Толик – не появился… Кстати, все говорили, очень даже неплохая пара получилась! Не только вальсы да всякие там па-де-спани танцевали, но даже и танго… «Ах, эти черные глаза-а…»

– Да некогда мне сейчас ходить, Игорь… Яковлевич. – Стрельнув глазками, Катя мило улыбнулась. – Экзамены. Готовимся вот.

– Поня-атно… Ой, может, вас подвезти? – вдруг спохватился лейтенант. – Вы куда идете?

– Да мы пришли уж. – Катя кивнула на клуб и тут же соврала: – Аркадий Ильич звал насчет практики.

– Ну, раз Аркадий Ильич… – Дорожкин тряхнул челкой и запустил двигатель. – Девчонки… ветлечебница открыта еще, не знаете?

– Не, не знаем. А зачем вам ветлечебница? Служебную лошадь выдали?

– Ха-ха! Ну, пока, шутницы! Мне еще на метеостанцию… Да, девушки, вы бурю-то помните? Ну, три дня назад была.

Катерина скривилась:

– Ой, ну скажете тоже – буря! Просто сильный ветер. Да и то недолго.

– Ой, у нас белье унесло! – припомнила Женька. – Главное, только-только развесили!

– Ха, белье! – Катя уперла руки в бока. – У нас вообще крышу сорвало!

– Крышу?! – В голосе участкового звучала какая-то непонятная радость. – Ну, ничего себе! Прям с избы?

– Да не с избы – с сарая… – охолонула Женька. – Всего-то два ржавых листа и слетело. Максим в армии – вот и некому прибить.

– Хоть и сарай, а все равно крыша. – Узкое лицо участкового сделалось вдруг необычайно задумчивым и даже каким-то загадочным. – Кать… мне сейчас некогда, а вот после обеда заглянула бы ты в отделение? Мне тебя опросить надо… Ну, по крыше…

– Х-хо!

– Очень надо, поверь!

– Ладно, может быть, загляну.

– Вот и славненько! Ну, счастливо.

Резво рванув с места, мотоцикл скрылся за поворотом.

– Хорош гусь! – сняв очки, неожиданно нахмурилась Катерина. – Даже не сказал, как мы классно выглядим! Вот ведь тетеря. Такому и впрямь только на лошади и ездить. На хромой кобыле. Как дядюшка твой, конюх. И не пойду я ни в какое отделение, вот еще!

– Да дядюшка мой не на хромой… А к Дорожкину ты все же зайди. Сказал ведь – очень нужно.

– Чурбан тупой! Платье мое даже не заценил… и твою блузку!

Ох, вовсе не со зла не оценил девичью красоту участковый Дорожкин, не со зла. Не до того ему было: в последнюю – перед отпуском! – неделю навалилась вдруг куча дел, хоть и мелких, так ведь и их нужно было переделать, не оперу же оставлять? Хоть и мелкие дела, а сколько писанины? Два ведра чернил уйдет! Да и не отпустит начальник в отпуск, пока все дела не сданы. Вот и приходилось крутиться с раннего утра и до самого позднего вечера. Ничего, в отпуске можно будет отдохнуть – махнуть на дальние озера, в вепсские непроходимые леса. Недели на две, на рыбалку! Вот где красота! И главное, ни бумаг, ни начальства, ни сроков. Эх-х…

Свернув к озеру, Дорожкин погнал мотоцикл к высохшему болоту и, удачно миновав старую гать, покатил прямо по лугу. Там, за озером, в маленьком зеленом домишке располагалась метеостанция со всеми полагающимися приборами.

Метеоролог – женщина средних лет в рабочем комбинезоне и клетчатой рубашке-«ковбойке» деловито красила во дворе метеобудку. От своего занятия она оторвалась с неохотою и долго не могла понять, какую именно справку от нее нужно?

– А, ветер… Да не такой уж и сильный – порывами… Ну да, три дня назад. Провода вон порвало… Так написать, чтоб понятно? Указать метры в секунду?

– Да. Так и напишите – сколько. А в скобках укажите, что ветер относится к сильным.

– Хм… ну, разве только для наших мест.

После метеостанции Дорожкин заехал в столовку, взял на полтинник комплексный обед: борщ, пюре с котлетой, салат из квашеной капусты и компот. Столовая находилась как раз напротив ветлечебницы…

Слава богу, вислоусый ветеринар Василий все заботы участкового понял правильно.

– Курица? Конечно, птица. А вы думали кто? Хи-хи, динозавр? Ну да, иногда и летает. Недалеко, правда, но – да. Я хоть и не орнитолог, но… Осмелюсь спросить, а что, кто-то кур никогда не видал? Ах, справку… Ну, это пожалуйста.

* * *

– Анатолий Иванович? – Директор Дома пионеров поправил мешковатый пиджак. – Так он на обеде еще. Скоро придет. Вы, девочки, во дворе подождите, там ребята уже…

Во дворе, сразу же за крыльцом, человек семь ребят класса из пятого-шестого играли в «гуси-гуси, га-га-га». Встав в две шеренги напротив друг друга, сцепились за руки…

– Пятого-десятого – Стрекозу к нам сюда! Маринка, беги, чего стоишь-то?

– А? Ага!

Опомнившись, Маринка Снеткова по прозвищу Стрекоза, с тонкими косичками пигалица лет двенадцати, наклонила голову, словно бык на корриде, и отважно бросилась на прорыв. Да вот беда, по пути споткнулась и полетела в траву… Правда, тут же вскочила на ноги, заулыбалась:

– Скользко! Ой! И под ногами что-то валяется…

Под ногами валялась старая, проржавевшая местами табличка, синяя, с серебристыми буквами: «Озерский районный Дом пионеров и школьников». Озерский район упразднили еще года два назад, райцентром стал Тянск, а Озерск – так себе городок… остался. Архив, военкомат, райком и даже редакция местной газеты «Коммунист» – все переехали в Тянск, хорошо хоть кустовая больница осталась, да еще сельскохозяйственное училище. Ну и школа – как же без нее-то?

Нынче вывеску на крыльце повесили другую: «Озерский Дом пионеров и школьников», вот так.

– Здравствуйте, ребята! И вы, девушки, здравствуйте!

Анатолий Иванович Резников наконец-то явился во всей своей красе, правда почему-то не в пиджаке и остро модной водолазке, нынче педагог был одет попроще: спортивные шаровары с кедами и синяя на короткой молнии олимпийка, которую тоже еще попробуй, достань!

Подтянутая фигура, темные волосы, волевой чисто выбритый подбородок… И дорогой одеколон – на весь двор! Ах-х… Не кружковод – артист!

Поздоровавшись с мелюзгой и отдельно поприветствовав старших, Анатолий Иванович подошел к мелкой Маринке, ласково положив ей руку на плечо:

– Ну, здрасте-пожалте! Не ушиблась?

«Здрасте-пожалте» или «здрасте-пожалста» – было такое у Резникова любимое присловье. Как у некоторых – «это самое», «б-э-э, «м-э-э», «э-э» или чего похуже.

– Не-а… Анатолий Ваныч, тут вон чего! – Мотнув головой, девочка указала на вывеску.

– А! Так это ее, верно, ветром от крыльца отнесло… Ветер-то какой был!

– Ой, у нас забор повалило!

– Это старый-то?

– Да не забор у вас и был-то!

– У нас не забор? Да я как сейчас…

– Так, стоп! Здрасте-пожалте! – Разняв мелюзгу, Резников торжественно поручил им вывеску. – Несите к сараю, от греха. И… куда мы сейчас с вами отправимся?

– На карьер! – хором прокричали ребята. – Фотографировать лес.

– Не, здрасте-пожалте… – Бросив взгляд на старшеклассниц, Анатолий Иваныч поспешно спрятал улыбку. Уж конечно, в таком виде им не на карьер идти – на подиум!

– На карьер мы как-нибудь в следующий раз…

– У-у-у, а вы говорили – на карьер!

– Нынче мы с вами – на озеро.

– Ур-ра-а! Анатолий Ваныч, на какое озеро? На Маленькое или на Среднее?

– На Маленькое… Там луга какие! Цветы!

– Ага… А искупаться можно будет?

– Ну, здрасте-пожалте… У кого купальники есть. – Расхохотавшись, Анатолий Иванович шутливо погрозил пальцем. – Однако прошу не забывать, главная наша задача – что?

– Что?

– Научиться делать высокохудожественные снимки! Все понятно?

– Ага!

…Тогда за мной. За фотоаппаратурой… Будем снимать пейзажи и… – Тут кружковод оглянулся на девушек. – И пожалуй, портреты тоже. Прекрасно выглядите, Катерина! И вам, Женечка, эта блузка очень идет.

Девчонки смущенно зарделись. Впрочем, именно на такой эффект они и рассчитывали.

Взяв фотоаппараты, ребята всей ватагой направились к озеру. Миновав тенистую лесную дорогу, вышли на луг, тут же взорвавшийся прозрачными шариками одуванчиков. Уже распускались ромашки и клевер, проглядывали кое-где первые колокольчики и разноцветные луговые фиалки, а ближе к озеру – лютики.

– Ах, что же за красота!

Шелестела, качаясь, трава, клонились к самой воде ивы, в отмутке, за камышами и рогозом, плескалась рыба…

– Все же какие красивые у вас места… А ну-ка, Женечка, снимите… Смотрите в видоискатель… Дайте больше диафрагмы… Выдержку меньше… ага… Теперь старайтесь, чтобы этот куст получился резким, а все остальное – как бы размытым… Катерина, у вас как? Получается?

– Да, вроде бы да… Анатолий Иваныч, а давайте вместе сфоткаемся?

– Здрасте-пожалте! Ну, говорил же – фотографироваться не люблю! Я не фотогеничный, девушки, не то что вы… Вы лучше мне про места ваши красивые расскажите. Вот, к примеру, эта дорожка куда ведет?

– Эта? На Школьную.

– А дальше?

– Дальше – на грунтовку выходит, по деревням. – Катя наморщила носик. – Там фермы еще… И усадьба заброшенная.

– Да-да – усадьба, – подхватила Женька. – Графа Возгрина… Он после революции за границу сбежал граф-то, а усадьба… Там до войны лагерь полевой на сенокосах был, а сейчас ничего нет – деревни-то переселили. Но места там красивые, у меня там бабушка раньше жила.

– Точно красивые? – Покрутив объектив, Анатолий Иванович направил фотоаппарат на девушек. – А ну-ка, улыбнулись… Оп!

– Красивейшие там места! – мечтательно прикрыв глаза, протянула Женя. – Прямо глаз не оторвать! Там такие пологие холмы, долины и лес. И усадьба, конечно же…

– Я почему спрашиваю, думаю, куда бы нам походом пойти, – тут же пояснил кружковод.

Подружки обрадованно переглянулись.

– Ой! С ночевкой?

– Ну разумеется. – Анатолий Иванович как ни в чем не бывало пожал плечами. – От Дома пионеров, со всей нашей мелюзгой. А вы бы – вожатыми, в качестве практики. Если хотите, конечно.

– Ой, у нас экзамены…

– Так вы уж к тому времени сдадите… И помните, я как-то про практику говорил?

– Не знаю даже… – задумчиво прошептала Женя.

Ушлая подружка тут же ткнула ее локтем в бок:

– Конечно, Анатолий Иванович, пойдем! Хоть сейчас записывайте.

– Ну, вот и славненько! А то мне одному с мелюзгой тяжеловато… А начальство поход требует. По плану, видите ли…

Потянувшись, Резников посмотрел вдаль:

– Здрасте-пожалста… вот и велосипедисты…

– И кто бы это? – настороженно всмотрелась Катя. – Господи, Кротова… Ишь ты, вырядилась, ага…

Велосипедистка быстро приближалась. Дамский, с низкой рамой, велосипед, красивый, блестяще-синий, изящный, как-то не очень гармонировал с одеждой его владелицы – долговязой рыжеволосой девицы, впрочем вполне даже симпатичной.

К такому велосипеду, наверное, больше пошла бы изящная длинная юбка, блузка с цветами и шляпка… но уж никак не короткие спортивные трусы с белыми лампасами и майка, завязанная узлом сильно выше пупка. Стройные загорелые бедра, упругий живот, угадывающаяся под майкой грудь – девушка явно знала себе цену.

Еще бы… Светка Кротова окончила десятый класс и считалась оторвой. Поговаривали, что Светка частенько дерется на танцах, да и вообще, связалась с дурной компанией, так что оторви да брось! И надо ж такому случиться, что Кротова тоже положила глаз на нового кружковода! Даже записалась в фотокружок.

– Ну вот, только ее и не хватало, – склонившись к уху подруги, рассерженно зашептала Катька. – Специально так оделась… вернее, разделась… Вот ведь зараза, а? И как только не стыдно?

– Здравствуйте, Анатолий… Девчонки, привет…

Ишь ты – Анатолий! А с девчонками через губу – «привет»…

– Еле вас нашла… Аркадий Ильич сказал, что вы к озеру… Ой, меня сфоткаете? Класс! Славно! Анатолий, а вы завтра на танцы пойдете? И я тоже пойду… Говорят, Сережа новые пластинки привез. Потанцуем!

К чести Анатолия Ивановича, надо сказать, тот держался с развязной девицей вполне корректно и ровно, не позволяя себе даже усмешки.

– Фотографироваться? Что ж, здрасте-пожалте, идем. Вон у того камня прекрасный вид… Ну, с кого начнем? Давайте с вас, Женечка. Поставьте ногу на камень… вот так, да… Снимите очки… дайте сюда… Теперь задумчиво смотрите вдаль… Оп-па! Катя, давайте снимите подружку… И вы, Светлана, улыбнитесь… Ну, улыбнитесь же! Ах, какая у вас улыбка красивая…

После таких слов Кротова аж вся расплылась!

– Анатолий… вы меня, пожалуйста, у озера снимите… И вот у тех красивых цветов…

Мелюзга между тем отважно бросилась купаться, не обращая внимания на холодную воду – на дне Маленького озера било много ключей, и водичка здесь прогревалась куда медленнее, нежели на соседнем Среднем. Зато и почище была!

Лишь один мальчишка, Ващенков Коля, не купался – сидел себе скромненько на берегу с книжкой, надвинув на нос очки. Вокруг не смотрел, на купающихся ребят не отвлекался, видно, читал что-то по-настоящему интересное, иногда даже смеялся. Ну, что с него взять – отличник, зануда, книжный червь! Так его все и звали. От природы стеснительный, худенький, со светлою челкой, Коля жил вдвоем с мамой, Валентиной Кирилловной, детским врачом, женщиной хорошей и доброй, правда слишком доверчивой. Дети звали ее тетя Валя, а многие просто – Валя, поскольку ведущему педиатру Озерской кустовой больницы не исполнилось еще и тридцати. Красивая, светлоглазая, худенькая, она привлекала многих мужчин, но, увы, один раз обжегшись, была холодна. Именно Валентина привела сынишку в фотокружок, чтобы Коля хоть с кем-то общался. Сам-то бы он ни за что не пришел – застеснялся, так бы и просидел в своей библиотеке.

– Айда нырять, парни! А вот кто до того берега? Кто?

– Ох, не утонули бы! – озабоченно спохватился Резников.

Бросив девчонок, подбежал к мосткам:

– А ну-ка, на общее фото! Быстренько вылезли, построились… Во-он у той березы… Девушки! Давайте к нам…

По возвращении домой Женька еще издали заметила белеющее сквозь дырки почтового ящика письмо. Сердце так и кольнуло – вдруг от Максима? Ну, вдруг?

Зажмурясь, девушка вытащила конверт… медленно распахнула веки…

Ну, точно – Максим!!!

Усевшись прямо на ступеньку крыльца – да черт с ней, с юбкой, – Женька разорвала конверт и…

«Женя, беда! Срочно нужна твоя помощь!»