Читать книгу Фантасмагорические картины из жизни следователя Татьяны Дмитриевны - Андрей Приданников - Страница 3

Когда я проснулась, было уже вовсю светло, солнечные лучи сияли на деревянных стенах комнаты, окно было приоткрыто, с улицы слышалось чирикание птиц и больше ничего. Я повернулась на другой бок, поискала телефон, чтобы посмотреть время, но под подушкой, куда я его сунула после звонка будильника, его не было. Зато он оказался на тумбочке рядом с бутылкой минералки и стаканом, причем вода была уже и в стакане. Славный мальчик, заботливый… Напившись и поставив чуть дрожащей рукой стакан на место, я поняла, что чувствую себя, в принципе, неплохо. Мне не хотелось даже дальше валяться в постели. Неужели, я выспалась, господи? – подумала я, вылезла из-под одеяла, накинула рубаху и пробежала в душ.

Осторожно спускаясь по лестнице, я прислушивалась к звукам на первом этаже. Звуки доносились из кухни, как, впрочем, и запахи, и обещали завтрак. Я вошла на кухню, заботливый мальчик готовил яичницу с ветчиной.

– Есть будешь? – обернувшись, спросил он меня. – Привет…

Вчерашняя посуда была аккуратно составлена рядом с мойкой, и, судя по всему, дожидалась меня.

– Буду, спасибо, – сказала я и села за стол. – А дядю не видел? Привет…

– Нет… Он, вроде, вчера говорил, что рано уйдет куда-то, что я его утром уже не застану.

– Ясно.

– А он твой родной дядя?

– Нет, он вообще не дядя… Ну, не родственник. Это просто я с детства привыкла его так называть. Он друг моего отца.

– Ясно…

Мы молча позавтракали, выпили кофе, который он тоже сварил.

– Я сейчас уезжаю, – сказал он. – Приятно было познакомиться…

– Мне тоже… – до меня только сейчас дошло, что он был почти одет, только куртка должна была висеть на вешалке. И портфель, с которым он вчера приехал, лежал здесь на стуле.

– Дяде что-нибудь передать? – спросила я, мне было интересно, вернется он вечером или нет.

– Да нет, ничего. Мы вчера все обговорили, – он улыбнулся, – когда я только приехал. – Привет передавай!

– Хорошо…

– Дверь закроешь?

– Конечно…

– Ну, пока…

– Счастливо!

Он оделся, вышел, я закрыла дверь, услышала, как внизу хлопнула дверца машины, потом завелся мотор. Я пошла мыть посуду.

Блин! В голове определенных мыслей не было, так – обрывки мыслей… Не спросил мой телефон… Ну, по крайней мере – не стал навязываться… Свой не оставил… Но, наверное, подумал, что я смогу спросить у дяди… А, если у него нет? Да, нет – должен быть… Они же знакомы… Блин! Что это со мною?.. Кстати, мой телефон он тоже у дяди может узнать.

Потом я оделась и вышла на улицу. Дверь закрыла своим ключом. Солнце поднялось над горой напротив и хорошо нагревало склон, на котором стоял дядин дом. Я стала спускаться по улице вниз, к поселку, и всё глядела по сторонам на поросшие лесом холмы – такая красота… Местами, где был крутой спуск, я почти переходила на бег, и волосы, хоть и не длинные они у меня, били по глазам. В принципе, плана у меня на сегодня никакого не было – так пошататься бездумно, на гору подняться… Вот ведь что забавно: много лет уже сюда приезжаю, поднимаюсь на гору на подъемнике и летом и зимой, но вот на лыжи встать или, упаси господи, на борд – этого никак себя заставить не могу. Есть вещи, которых я, наверное, просто не понимаю. Горные лыжи – среди них, хотя на беговых время от времени и покатываюсь. Помню, когда я поднялась на гору в первый раз – летом с кампанией знакомых – так чуть насмерть там не замерзла. Конечно, если заехать на подъемнике на самый верх в одной маечке… Хорошо, добрые люди там, наверху водкой отогревали и дождевик какой-то дали. Помню, что горы тогда вокруг мне показались почти как на Кавказе, где я была в детстве… Хотя, конечно, как я потом поняла – никакого сравнения. Но ощущение было очень сильное, как будто попадаешь в другой совершенно мир. Словами не передать…

Я дошла до поселка и направилась к остановке – все-таки тащиться пешком такую даль не очень-то хотелось. Вдруг подумалось, что надо было подъехать на машине, хотя тут я стараюсь не ездить, а просто ходить себе спокойненько пешочком, релаксировать… Меня даже удивила эта своя мысль – «зачем на машине-то?» Что-то в голове у меня, все-таки переклинило с этим… Интересный мальчик, надо признать. По крайней мере, поболтали мы с ним здорово, легко с ним было. Ну и остальное – тоже ничего… Звонить ему потом или нет? Буквально: «быть или не быть?» И что я ему скажу?

Чтобы срезать, я пошла дворами – дворы тут советские ещё такие, зеленью все заросшие, асфальта кот наплакал, с бабушками на лавочках у открытых деревянных дверей подъездов…

Кстати, о бабушках. Сидит вон одна такая – даже скорее просто ещё пожилая женщина – на складном стульчике рядом с песочницей, где мальчик годов четырех копается. Вернее, копался, а теперь отбросил совочек и вот-вот зареветь готов. И она быстро-быстро начинает ему что-то рассказывать. Сказку какую-то, что-ли. Как-будто с середины или откуда там ещё. Видать раньше уже начала: «…а в горах жил-был чародей… Умный-умный, старый-старый…» Задумалась – видать на ходу сочиняла. «А потом в горы пришла девочка, заблудилась, отстала от группы – а она туристкой была – думала уже замёрзнет в горах… Но в последний момент набрела она на пещеру, где жил чародей, он её отогрел, напоил-накормил, и стала она у него жить…» Чем все закончилось для девочки, я не узнала, не останавливаться же было и спрашивать: «Можно я тоже послушаю, страсть как интересно». Да и ситуация какая-то двусмысленная – девочка, наверное, маленькая ещё (хотя, кто маленькую девочку в горы потащит?) – попадает в не пойми какую пещеру, к не пойми какому чародею (старому-старому), который живет там хрен знает сколько лет или веков… И чем она там, спрашивается, может заниматься?.. Чародей-то, поди одичал за это время… Хотя, может он её просто чародейству своему будет учить, и станет она великой чародейкой какой-нибудь там первой категории… Всё ведь может быть у них, у чародеев.

Я вышла со двора на улицу и пошла вдоль дома, за которым уже была автобусная остановка. В доме был продуктовый магазин, и на его крыльце стояли двое парней, посасывая пиво. Я даже облизнулась мысленно. Молодцы – с утра выпил, и весь день свободен! Один что-то оживленно доказывал другому: «Да у меня в войну там бабка родная погибла! Вернее, без вести пропала». «Да тебе сколько лет-то?» – это другой спрашивает. «Так он на моей матери уже второй раз был женат, поздно. А бабка как отца родила в восемнадцать – сразу его своим родителям отдала и на фронт попросилась. Она уже до этого в каком-то диверсионном отряде служила. Ну их и забросили летом сорок второго на Кавказ, как раз перед приходом немцев или как раз во время… Туда семнадцатая немецкая армия рвалась. Перевалы что-ли они там какие-то должны были удерживать». Ну, да – «Первый отряд» буквально, подумала я, проходя мимо. А потом ещё и умилилась – какое поразительное для наших времен и ихнего поколения знание истории: «семнадцатая армия…» Если не четвертая танковая, кстати… Смотря о каких местах речь шла – четвертая, вроде, по побережью наступала.

То, что здесь ходят только «городские» автобусы, то есть только муниципальные железные желтые гробы на колесах, я, конечно, знала, но как-то не восприняла это за какую-нибудь проблему. Зря. Простояв минут двадцать на остановке, я стала думать, что надо было все-таки идти пешком. Да и наличие народу на остановке, когда я подошла, меня обмануло. Я подумала: значит, последний автобус был давно, и скоро придет следующий. Как бы ни так… Последний-то, может быть, и был уже достаточно давно, но это не означало ничего насчет следующего. Да и народ в основном толпился, подходя и уходя, у киоска на этой остановке. Я сначала прохаживалась туда-сюда в нескольких метрах от этого самого киоска, по другую сторону от которого была сама остановка с навесом. Потом успела изучить уже весь ассортимент киоска и даже стала приглядываться к витрине с пивом, перебирая в кармане мелочь. Вчера в магазине, ещё в городе, тридцать рублей сдачи мне сдали пятирублевыми монетами, так что меня прямо-таки перевешивало на одну сторону. Надо было поровну разложить их по двум карманам… Народ на остановке – в основном пенсионеры – возмущался отсутствием транспорта. Видать, он запаздывал даже сверх обычного…

Хотя и не одни пенсионеры тут наблюдались. У киоска терлась компания трех алкашей – мужиков лет пятидесяти. Казалось, они не могут вспомнить, зачем они тут, так как пялились они все в витрину, но трепались совершенно не о том. «Так вот они полвека не виделись, а потом этот друг его появляется и говорит, мол, ты, что, мол, делаешь! – она же посланник темных, ей не ты нужен, а дверь!» «Какая дверь?» – вопросил второй алкаш, помотав головой. «Ну, он же дверь в Шамбалу стерег!» – авторитетно пояснил третий, – «А никак нельзя было, чтобы темные через нее проходили». «Почему?» – это снова второй, – «Пусть проходят – если это темные, они там и сгорят сразу же!». «Сам ты темный!» – возразил первый, – «Там заклятие такое было, что темным – нельзя!» «Пипец…» – подумала я. «А этот друг его и говорит» – снова первый, – «Я её в тот раз убил, когда мы до сюда дошли, я её и теперь убью – она одна и та же… Ну, тут он и вспылил, конечно – он-то не знал, что это друг его тогда постарался, он-то думал, она сама гробанулась…» Тут подкатил-таки большой желто-ржавый автобус, и я не без сожаления полезла в него. Алкаши, похоже, относились раньше к советской интеллигенции, и первый пересказывал какую-то четверосортную фэнтези.

В автобусе мне даже удалось усесться к окну. Народу, на удивление, в салоне было немного, но прямо за мной оказались две тетки, обсуждавшие, наверное, уже всю дорогу, какой-то сериал. «…а в той серии что было? Я тогда так и не поглядела…» «Там они на курорт горнолыжный поехали, только у них всё снова стало налаживаться, она Николаса стала забывать… И тут ему такой сон приснился в гостинице, что она под лавину попадает и задыхается там – прямо показали это, так жутко… Вот и после этого он её никуда не стал отпускать на лыжах кататься, а она, конечно, психовать стала. Ну и он подстроил так, что она упала и подвернула ногу, и тогда он её обратно в город отправляет. А она-то ещё больше взбеленилась – у неё там уже интрижка наклевывалась с инструктором одним…» – «А Френсис сам остался, что-ли?» – «Да, у него там какие-то ещё старые дела всплыли, ещё с тех времен, когда он в тех местах служил». – «И она, что – поехала?» – «Ну, да. Ей все равно пока только на костылях можно было…» – «И, что – она спокойно его оставила там, на курорте?» – «Да нет, она у него карточку кредитную стащила в последний момент, да ещё вместе с бумажником, а там у него были какие-то документы что-ли… как раз по тому делу, из-за чего он остался…» – «Ну, и?..» – «Так он потом локти-то и кусал – думал, потерял все это, а там с него эти документы уже трясти стали прежние его дружки… там они партизаны какие-то или мафиози». – «Он, что, так и не узнал, что это – она?» – «Ну, потом она сказала – случайно, мол, прихватила, не заметила!» – «Молодец, девка!»

Нет, полезно бывает, вот так вот, среди простонародья потереться – понимаешь, что ещё не всё потеряно, что та полоса жизни была ещё светлая…

Минут двадцать дребезжания и подпрыгивания на ухабах заняла дорога. Оказалось, к подъемнику ехала я одна. Кажется, это была конечная, и кроме меня в автобусе больше никого не осталось, кроме тетки-кодукторши. Подъемник работал, я купила билет и встала в очередь. Передо мною было человек пять, кажется, одна кампания. Три женщины и двое мужиков средних лет, где-то за сорок всем. Уже веселые, ржут как кони. Я осмотрелась – на площадке рядом несколько иномарок, наверное, я одна приехала сюда на общественном транспорте. То, что это бросается в глаза, я поняла, когда один из мужиков, оглянувшись, заметил меня. Потом он быстро осмотрел машины, вернул взгляд на меня, и я прочитала в нем искреннее недоумение: мол, откуда ты взялась, родная? Взгляд его на мне задерживался, и я спросила мысленно: «Ну, чё пялишься? Вон, у вас своего добра навалом! На малолеток потянуло?» Хотя выглядела я, наверное, забавно: куртка не-пойми-какая, бесформенная, называвшаяся когда-то спортивной, джинсы, кроссовки, маникюра и косметики – ноль. Я упорно пялилась в небо, он отвернулся, поправив в левом ухе наушник. Тут я поняла, откуда мне слышалась музыка – настолько тихо, что я думала, мне кажется. Поправляя наушник, он его слегка вытащил, и до меня донеслось: «…в своем стака-ане совсем один…». Боже мой! Да-да: Варум, «Человек-свисток»… Кажется, первая ее песенка. У них, что ретро-вечеринка на горе намечается?

Пропустив после компании сиденья три, я поехала. Впереди глядеть было не на что – крутой склон, пожухшая трава – и я вертела головой направо-налево, оборачивалась назад, чуть не с ногами забираясь на сиденье. Канатка ползла медленно, и я любила эти моменты, когда уменьшаются, становясь игрушечно-пряничными, домики внизу, расступаются ближайшие склоны, звуки – которых тут и так мало – затихают… Кстати! Радио у них не орет отчего-то сегодня на каждой третьей опоре, что не может не радовать. Держась за палку, на которой сиденье подвешено за трос, я, сидя в пол-оборота, смотрела вниз и назад. Горы, полностью поросшие елями, торчавшие до этого над зданием канатной станции, закрывая – ну, не полнеба, конечно – понижались, а за ними вставали новые, повыше, а за ними – ещё, и так в несколько рядов до горизонта, теряясь в дымке уже очень-очень далеко… Поселок стал как на ладони, даже не игрушечный, а уже как нарисованный на картинке в книжке. Башня на дальнем его краю – что-то промышленное – вблизи огромная, с нормальный шестнадцатиэтажный дом, теперь смотрелась миниатюрной такой спичечкой… Ну, пусть не спичечкой, ну с мой мизинец. С погодой мне, кажется, повезло – на склоне, по крайней мере, ветра не было, и облака только изредка наползали на солнце. Так – любуясь пейзажами, довольная, в общем-то, не пойми чем – я доехала до вершины. Слезла и пошла бесцельно бродить вокруг. Народу было мало – сезон, слава богу, ещё не начался. Снега здесь, наверху тоже почти не было, хотя по склонам от вершины уже начинали тянуться белые языки. Чуть спустившись, я дошла до полосы снега, протянувшейся в небольшом распадке. Попробовала носком – вроде, твердый. Наступила и провалилась – нет, не эльф я, все-таки… Чертовски жаль. Опустилась на корточки, сгребла снежок, скатала, размахнувшись, бросила – куда глаза глядят. Растерла на ладонях остатки ледяных крупинок, провела по лбу… Хорошо. Не спускалась бы отсюда. Не хочу я вниз, нечего там делать. Тут вспомнилось из второй части «Брата»: «Что я там буду делать? – А тут ты что делаешь?» Хороший момент. Дальше мысли потекли уже сами… Представилось, что работаю я тут на станции канатной дороги, рычаги какие-нибудь переключаю, или что там у них есть… Живу в какой-нибудь пещере – плевать, что тут нет пещер… И тут мне стукнуло: пещера – чародей – девочка… Блин! Вот ведь нездоровое воображение! Но ведь как забавно совпало… Прям про меня почти что сказочка была… Осталось чародея найти – старого-старого – и в ученицы к нему набиться. Интересно, каков обряд посвящения в ученицы чародеев? М-да… И тут меня стукнуло второй раз, и как-то мне жутковато даже стало. Я вспомнила другие подслушанные мною краем уха разговоры по дороге сюда. Про чью-то бабку в горах сгинувшую по молодости лет. Ну, это понятно, был Кавказ. Про Шамбалу – тоже по слухам горная страна. И кого-то там мочканули аж два раза. Потом – про горнолыжницу эту неудавшуюся из сериала, которой ногу-то поломали, чтобы она с инструкторами местными не мутила. Или с чародеями?.. Это я уже сама додумала. Забавно – как будто слышала одну какую-то историю из разных совершенно источников… Никогда такого не замечала. Историю в переложении разных людей, показанную обрывками и с разных сторон, но одну историю-то! Блин, почти евангелие какое-то… Прости, господи…

Чтобы не упустить ничего – а то, когда ещё здесь буду – поплелась на другую сторону вершины по тропинке между кустов. Тропинка вильнула, и открылась полянка, ровная такая, с пожелтевшей травкой. Упасть бы на нее и пялиться в небо. Аустерлица. Падать я не стала и пошла дальше. На этой стороне горы достраивали еще одну трассу, опоры подъемника спускались вниз и терялись в лесу. Помню залазила я как-то по-пьяни вон на ту опору… Нет, на вот эту вот, перед самым обрывом. Года полтора назад это уже было. Залезла на самый верх, там ещё площадка такая, с решетчатым полом между катками. Я на ней стояла, раскинув руки, и представляла, что я на «Титанике». Ещё, что-ли, залезть? Только зачем? Ничего нового… Хотя, вид оттуда совсем другой открывается, чем просто с вершины – как будто бы взаправду паришь в небе. И ветер… Но я поленилась и повернула обратно.

Спускаясь на канатке, я поджала под себя правую ногу, положила руки на спинку сиденья, и, чуть зажмурившись, смотрела на самый край горизонта, стараясь не двигать взгляд. Очень медленно линия горизонта приближалась, вставая все более ближними грядами гор. Я заметила впереди долину между двумя склонами. Склоны, густо заросшие лесом, а долинка – чистая, взбирается себе полого вверх, а потом, наверное, переваливает на ту сторону. Можно по ней пройти… Так, наверное, в древности там и ходили всякие местные жители, какие-нибудь странники, герои былинные. В гору и под горой… Вот ведь в таких же примерно местах и шарились все те хоббиты с гномами у Профессора. И без всяких там канатно-кресельных дорог, вообще без дорог. Совсем. И тащили на себе всё – и жратву, и оружие с доспехом. А вокруг орки околачиваются, эльфы под луной поют и веселятся, а впереди ещё дракона воевать надо… Вот времена были – богатыри, не мы! Так, мечтая о временах, когда на Земле ещё водилось волшебство, я доехала до нижней станции канатной дороги, соскочила с сиденья и пошла себе пешком до дяди – в автобус меня больше не тянуло.

…Что мне последнее время в себе не нравиться, так это то, что настроение мое стало жить какой-то своей отдельной жизнью. Вот сейчас – в принципе – у меня, похоже, появились реальные проблемы на работе. Причем проблемы не по работе, а именно на… Последствия они могут иметь для меня нехорошие. Хуже всего то, что я не понимаю причин этих проблем… И при этом меня это нисколечко не заботит, не волнует, не настораживает. Не трогает. Я всё вижу, понимаю. Сделать ничего не то, что не могу – а не могу потому, что не понимаю, в чем дело – а не хочу ничего делать, разобраться… И при этом – вот только сейчас до меня дошло – сохну я по этому вчерашнему мальчику. Которому дала по пьяни, от нечего делать, от того, что проблемы у меня на работе. Как зовут которого – не помню. Локти себе кусаю… Что стоило ну хоть что-нибудь ему сказать? Ну, ведь он сам был бы не против продолжения… Это понятно. Хотя, он ведь тоже ничего не… Ну что мы за уроды такие? Или это всего лишь недоёб долгий сказывается – готова в первом встречном не пойми что увидеть. Не говоря уже о том, что просто… Так вот, к чему я это все? На реальные проблемы мне – по-фиг. Вся в переживаниях о том, чего и нет, наверное… И не будет. Что мне – искать теперь встречи с ним, что-ли? И одновременно, каким-то краем сознания я рада-радешенька, что вот выбралась сюда, что на гору съездила, что поглядела на всю эту красоту. Что ещё только середина дня субботы. Что полдня ещё впереди, и вечер, а завтра ещё – всё воскресенье… Вот. И настроение у меня радостное от этого тупого ощущения выходных, а хочется мне тосковать по мужику, а то, что на работе у меня полный писец – наплевать…

С такими мыслями – причем крутились они у меня в голове по кругу, без всяких выводов – я вернулась домой. Ну, то есть к дяде. Пешком. Его дома не было. Я переоделась, умылась, хотела было чего-нибудь поесть, но нужно было готовить, и я быстро перехотела. Поэтому я забралась в зале с ногами на диван, взяла пульт и стала щелкать каналы на телевизоре – единственное мое в последнее время постоянное развлечение. Настройки в дядином телевизоре были другие, чем у меня дома, поэтому ощущался даже определенный элемент новизны от этого развлечения. Кажется, на «Дискавери» я наткнулась на какой-то фильм про альпинистов и минут несколько смотрела без звука, потому что, когда переключаю каналы – всегда убираю звук. Показывали красивые горные виды, и я пыталась угадать – что это за горы. Ясно было, что это не у нас. Почему-то мне показалось, что это – Анды. Наверное, из-за характерной внешности большинства альпинистов. Хотя, они могли быть и испанцами, например. Но горы, как мне показалось, на Пиренеи не тянули. Могла быть, правда, и испанская экспедиция в любых других горах… Я включила звук, но тут оказалось, что фильм подходил к концу. Единственное, что я поняла – так это то, что это действительно были Анды, а альпинисты искали какую-то полулегендарную пещеру из каких-то там местных сказаний. Но найти они ничего не успели, потому что сошла лавина – в общем, все умерли. Фильм оказался реконструкцией, как это стало модным в последнее время, то есть там играли актеры, а мне такое никогда не нравилось… Понажимав кнопки еще несколько минут и запомнив для себя последовательность каналов, я поняла, что и это мое развлечение мне поднадоело. Фильмец какой-нибудь посмотреть, что-ли? – подумала я. Слезла с дивана и стала рыться в залежах дисков в тумбе под телевизором. Их здесь действительно было – залежи. Многие из дисков я помнила столько времени, сколько сюда приезжала. И тут мне в руки попался «Жестокий романс». То, что надо – решила я – буду смотреть и плакать!

…Обожаю, все-таки этот фильм! Особенно первую серию, где ещё все красиво, романтично и неизвестно, чем закончится. Все живы, пока… Ну, то есть, чем закончится-то – известно, если смотреть не первый уже десяток раз… Но всегда это кино смотрю как будто впервые. И почти всегда чуть ли не плачу именно над первой серией – какая, все-таки, трогательная история. Особенно мне сценка нравиться, где: «Меня маменька за вареньем послала…» – «А вы?» – «А я его ем…», а на заднем плане – звуки притихающей гулянки и умилительно-озабоченные голоса: «А где это у нас именинница?» Во второй серии события уже определились и развиваются себе в одну конкретную сторону. Глупо развиваются, настолько глупо, что там и плакать-то не над чем. Так – поржать только…

Но поржать мне не удалось. Ещё я не досмотрела первую серию, как возвратился домой дядя. Повозился в прихожей, снимая плащ и болотные сапоги, и быстро прошел в зал, глядя себе под ноги. А когда заметил меня, посмотрел на меня так, как будто ожидал увидеть меня здесь в самую последнюю очередь. Я даже испугалась, что забыла что-то – вдруг говорила ему, что задержусь где-нибудь надолго, или что уеду, или обещала что-нибудь. Хотя, ничего такого, вроде не было…

– Привет, Тань! – сказал он и пробежал в свою комнату, где у него был и кабинет, и спальня.

– Здравствуйте… – сказала я уже в закрытую дверь.

Но тут дверь снова открылась, дядя вышел обратно с сотовым в руке. Прошел на кухню, как мне показалось, бесцельно огляделся там, открыл и закрыл холодильник, вышел. Не глядя на меня, стал подниматься по лестнице. Потом на втором этаже щелкнул замок одной из дверей. Вроде, ничего такого не произошло, вообще ничего не произошло, но мне как-то стало не то, что не по себе, но как-то странно… Ну, наверное, просто что-то случилось, надо ему позвонить куда-то… Но зачем на втором этаже прятаться?

Во входную дверь постучали. Решительно так, потом ещё раз – посильнее. А дядя уже спускался по лестнице – и прямо к двери, открыл… А что ж вас так много-то? В общем, в прихожую ввалилась толпа мужиков средних лет, и все по очереди стали с дядей ручкаться, причем всё молча, отрывисто так кивая головами. Одеты они были, кто во что горазд: кто в тренировочном костюме, таком еще совдеповском, алкашеском; кто – как на рыбалку собрался – в штормовке, сапогах; один так даже в костюмчике с галстуком… Человек семь их всего было. Тот, который первым с дядей здоровался, снял плащ и стал вешать его на вешалку, но что-то у него там не получалось, и плащ все время соскальзывал. «Наши уже собираются», – вяло подумала я, – да-а… Остальные тоже снимали верхнюю одежду и пытались повесить тоже, так что в прихожей произошла некая заминка, все толкались и крутились. Дядя взирал на это как-то слишком уж спокойно, отрешенно как-то взирал. Когда с вешалкой разобрались, пришедшие все разом двинулись из прихожей и, наконец, заметив меня, встали как вкопанные. Мне показалось, что все они чем-то похожи между собой – не внешностью даже, а взглядом, что-ли… выражением глаз. Дядя тоже взглянул на меня, поморгал. Я поняла, кого пришедшие мне напоминают. Так, наверное, выглядят со стороны опера, ввалившиеся в какой-нибудь офис на обыск. Никогда не видела такого со стороны. Причем мне подумалось, что если это и менты, то – по меньшей мере – какие-нибудь собровцы… Или фэшники?.. Хотя ведут-то они себя совершенно не как опергруппа на работе. Но и не бандосы. Бред какой-то…

– Тань, нам тут с товарищами побеседовать надо бы… – наконец сказал дядя, глядя на меня извиняющимися глазами. И одновременно мне показалось, что вижу я у него в глазах ещё и раздражение. Ну, я, понятное дело, тут же подскочила с дивана, выключила телевизор и пошла по лестнице в свою комнату, ощущая на спине взгляды, и ещё с недоумением чувствуя себя какой-то нашкодившей школьницей. И даже мне показалось, что дядя хотел было попросить меня вообще пойти погулять на улицу, хоть и не сделал этого.

Часа через три дядя заглянул ко мне и позвал ужинать. Гости уже с час как ушли – я слышала через окно, как они вышли и пошли по дороге – а в доме все это время стояла абсолютная тишина. Сама я валялась на кровати и пыталась читать Саган, получалось плохо. «Ужинать» означало, что я буду сидеть на кухне и смотреть, как дядя готовит – поддерживать морально, так сказать. А есть будем уже потом. Тоже есть у нас с ним такая традиция. Я молча спустилась на кухню, села в уголок дивана, руки – на стол, голову – на них. Дядя стал доставать из холодильника продукты. Уже начинались сумерки, и на кухне становилось темновато.

– Темнота хороша для темных дел? – сказала я.

– Что?

– Это что за опергруппа была?

Дядя уставился на меня и аж холодильник забыл закрыть.

– Да приятели институтские… Давно не виделись… Вот.

Он даже не заморачивался придумать что-нибудь! Ну, ладно – нет так нет.

В общем, ужинали мы молча, я не могла понять – что происходит, а дядя вел себя как ни в чем ни бывало, только молчал, проклятый. Промелькнула даже глупая мысль помощь свою предложить, но это – уж совсем от недоумения. Если честно, мне впору самой иногда просить дядю Алика о помощи, даже по уголовным делам. Тем более, сейчас вон с работой заморочки пошли…

– А тот парень, что вчера приезжал – это кто? – решилась я. Заодно и тему сменить…

Дядя, видать, где-то в своих мыслях в это время блуждал, потому что вроде как не услышал или не понял моего вопроса, но сам почти сразу произнес, глядя в свою тарелку:

– Тань, стакан подвинь, пожалуйста.

На краю стола, на одинаковом расстоянии от нас стояли граненые стаканы, два. Справа от меня и слева от дяди, и он, видимо, хотел налить себе чаю. Или чего покрепче уже. Я потянулась правой рукой к стакану, но, наверное, слишком резко, потому что только дотронулась до него, как стакан упал на бок и, проскользив по столу, грохнулся на пол. Звук, особенно после той тишины, что стояла уже несколько минут, получился – дай боже… От неожиданности я чуть не вскрикнула.

– Ничего-ничего, – сразу же произнес дядя, не поведя бровью. И добавил, даже попытавшись улыбнуться: – На счастье.

– Пора бы, – автоматически согласилась я, рассматривая свою руку – как я могла так его столкнуть? Ума не приложу…

Помыв посуду, я вышла подышать воздухом и на веранде чуть не запнулась о что-то высокое, прислоненное к косяку сразу за дверью. Это был, кажется, лыжный чехол; вроде от беговых лыж. Я помню, отец давным-давно в таком же лыжи таскал, когда мы с ним в лес зимой выбирались. Раньше этого чехла здесь не было, да и вообще я не видела такого у дяди. Его, должно быть, оставили те мужики, «приятели институтские». Внутри что-то было – неужели, вправду, именно лыжи? Но проверять, трогать я не стала. Ну, пришли они всей толпой, ну, хотели покататься с горы на беговых лыжах, без снега. Ну, чего не бывает… И я пошла спать.