Читать книгу С моих слов записано верно - Андрей Пустогаров - Страница 3

здравствуй Азия!

запахов сено

рек зеленые вены

дерево

на щеке обрыва

пыли грива

воздуха

желтое пламя

облака знамя

автостанция поле закат

желчь и пепел тоска Тамерлана

выбираться пора нам солдат

но темнеет так рано

где автобус где автомобиль

не гляди все угнали «на хлопок»

придорожную пыль

подгребу себе под бок

слишком долго бродил средь руин

целовался с кустом тамариска

потому и остался один

прямо против тяжелого диска

словно кроны тугих райских рощ

изразцовое небо Аллаха

нервно дышит цыганская ночь

и до лезвия в сердце полшага

шелест игл и молчание глин

мир рубашку последнюю скинул

в пересохшие русла равнин

сколько нежности стелет пустын

чтоб с печалью ее тягаться

Азиатской железной дороге

прокаженных не хватит акаций

городов протянувших ноги

а закат отекает тоской

рикшу тела на волю отпустишь

звезд осыплет листвой

оскопленную пустошь

тепловоз будто ангел трубит

что же выпадет – в рай или в ад?

ночь задумчиво цедит как кит

звонкий мусор цикад

ты покорно на корточки сядь у дороги

жди попутку гляди как кончается день

и от пыльного солнца охрипли отроги

и по саю[1] тревожная тянется тень

кроной машет закат солнца капают смолы

покатилась заря как круги по воде

тонкий тополь в зеленой рубашке до пола

выбегает к звезде

страсть стареет тяжелого жара

осыпается красок пыльца

желтизны догорели пожары

до конца

ты кишлак нарисуй-ка

на зрачках у меня

дыма вытекла струйка

из ладони огня

спирта синего выпиты фляги

и небес зеленеет вечерняя медь

и осталась одна только парню-рубахе

радость – семенем в ветре лететь

кладбищ оспой исклеваны склоны

время палкой пробило куполов черепа

а земля беззаконна

смерть слепа

цитаделей клыки стали вздохом рельефа…

когда крошится страсть

сердце радость кусает как эфа

чтоб обняться упасть

содрогается ночь от восторга цикады

тени быстро бегут по траве

и худая корова отбившись от стада

осторожно подходит к моей голове

как легко засыпать на окраине рая

средь созвездий камней сквозняка

что над полем теряет

материнская Божья рука

здесь о чуде воды

грезят хриплые русла

облетая цветут запустенья сады

душа в шелест погрузла

золотой лебеды

пока в жилах шумит

желтых сумерек море

ветра ласки святы

прохожу под ветвями

походкою вора

обрывая дары нищеты

здесь базара волна бьет в обломок мечети

и чудовищем купола времени рев

я пылинкой плясал в заката балете

море рыжее сумерек мой улов

ночь травы шевелит плавниками

я восторга вкусил белены

и в меня сверху бросили камень

бесноватой луны

Господа археологи, браво!

Вы старьевщики в лавке времен.

Рухлядь памяти лечит потраву

и витийствует, как Цицерон.

Черепок поправляет: Cicero[2].

На развилке неверных дорог

под двурогой луной Искандера

в нас ударил восторга горох.

Праха вкус средь пустыни не робок,

шелест звездного неба не тих.

Совершая раскопки раскопок,

пусть потомок почувствует их.

я люблю тебя Гур-и-Амир

смерти чуя проказу

мы посмотрим спокойно на мир

сумасшедшим подкрашенным глазом

на крошащихся глин языке

закричав грусти речи

в прибывающей мрака реке

мы стоим неподвижно по плечи

неба око желтеет как кость

скупо

мою выласкав злость

ночь обхватит твой купол

пусто в воздухе невозвратимом

желтизны все бесстрашнее рык

красок тающим дымом

меня лижет заката язык

так густы смерти речи

и безумие глин

сотрясает предтечей

средь щербатого счастья руин

завтра спины подставят железные звери

я увидеть хочу хоть умри

солнце дня как сыграет мистерию

на мелеющих водах Дарьи