Читать книгу Обретение любви - Андрей Рихтер - Страница 4

Проклятому Куму мало стало дней, он повадился изводить Петра ночами. Снился в разных видах – то ребенком, то взрослым. Раз даже в милицейской форме явился, хотя никогда в жизни ее не носил. Но каким бы ни представал Кум во сне, занимался он всегда одним и тем же – отбирал что-нибудь у Петра. Что у Петра во сне было, то и отбирал – мороженое, велосипед, кошелек, машину… Один раз даже Оксану отобрал. Взял за руку и увел, а она послушно шла за ним и даже не обернулась. То был единственный раз, когда Петр, увидев во сне Кума, не злился. Проснувшись, покосился на размеренно сопящую рядом жену и подумал: «Наяву бы так». Но сразу вспомнил все обстоятельства, препятствующие разводу, и разозлился на всех разом – на Кума, будь он трижды неладен и семижды проклят, на жену и на себя, дурака-перестраховщика.

Ночами хотелось отдыхать, а не просыпаться в холодном поту от яростного зубовного скрежета. Спал Петр мало, пять-шесть часов, смолоду так привык, жаль было тратить на сон драгоценное время, но эти пять-шесть часов вынь да положь, то есть ляг да поспи. Глубоким, крепким сном. Иначе на следующий день все пойдет наперекосяк – давление, головная боль, раздражительность, никакой ясности в мыслях. А владельцу и руководителю торговой сети, пусть и не очень большой, ясность в мыслях нужна постоянно. Слишком много решений приходится принимать, и ошибаться нельзя. Каждая ошибка непременно обернется потерями. Средними или крупными, мелких потерь в большом бизнесе не бывает.

Одна радость была у Петра – его фирма, его детище, созданная с нуля сеть продовольственных супермаркетов «Острiв смаку»[6]. С самого что ни на есть нуля, «нулее» не бывает. Поначалу сам Петр был един во всех лицах – директор, он же бухгалтер, он же закупщик, он же «продажник», он же водитель, он же грузчик… Ничего, справился, в люди вышел. Шестнадцать магазинов (средняя площадь 250 метров, все в хороших, «проходных» местах) – это, конечно, не «Бон шанс», но и не кот начихал. Это – настоящая Торговая Сеть! С хорошими перспективами. Ладно, пусть не с хорошими, пусть с неплохими. Даже при наличии в Киеве «Бон шансов», «МЕТРО» и прочих гигантов. С ними тоже можно конкурировать. Гипермаркет предназначен для крупного субботнего шопинга, супермаркет рядом с домом или по пути домой – для небольших ежедневных покупок. Каждому свое, отец бы сказал: «Большому кораблю свой фарватер, маленькому свой». Будучи коком, то есть поваром на круизном корабле, отец любил строить из себя заправского моряка. Слова в простоте не говорил, все переиначивал на морской лад. Даже тюрьма от этой привычки не отучила.

Одна радость была у Петра. И три беды, то есть три крупные личные проблемы.

Проблема номер один – родной сын Остап, единственный наследник, единственная надежда, которого сам Петр давно уже звал не Остапом, а Остолопом. К имени Остап русское «остолоп» подходило лучше, чем украинское «йолоп»[7]. Чтобы заслужить такое отношение отца, надо хорошо постараться. Остап старался изо всех сил. Учился через пень-колоду, иначе говоря – на отцовские взятки, все свободное время посвящал азартным играм. Петр сам был не прочь расписать на досуге пульку в приятной компании, но по маленькой и на досуге. Не выигрыша ради, а чисто из спортивного интереса. Больше ста долларов никогда не выигрывал и не проигрывал. Сын, кажется, тоже больше этой суммы ни разу не выиграл (или просто помалкивал про выигрыши), а вот проигрывал тысячами. Время от времени Петр шел на принцип и заявлял: «Сам проиграл, сам и заработай», – но следование принципу продолжалось недолго, несколько дней. «Зарабатывал» Остап всегда одинаково. Или тайком тянул из дома деньги (как вариант мог стянуть что-то из материных драгоценностей, если нужной суммы налом дома не оказывалось), или же брал в долг. Брал, не думая, прекрасно знал, что отец поворчит-поворчит, да расплатится. Волшебное заклинание: «Папа, меня убьют, если не отдам», – срабатывало без осечек. Пожалуй, на всей Украине не было человека, который радовался запрету игорного бизнеса больше Петра. Запретили, а что толку? Были легальные казино, стали нелегальные. С легальными было как-то спокойнее, все-таки бизнес, а не катран[8]. В то, что двадцатидвухлетний остолоп возьмется за ум и начнет радовать родителей, уже почти не верилось. При всем желании. Петр не раз слышал про то, что на детях гениев природа отдыхает (он не без оснований считал себя финансовым гением), но чтобы уж так сурово… Не сын, а чемодан без ручки. И тащить тяжко, и бросить жалко. Больно и гнусно разочаровываться в детях, но больнее всего было сознавать, что все нажитое такими (такими!) трудами за долгие годы сын после смерти родителей спустит за месяц.

Если, конечно, останется что спускать. Если конкуренты не задавят, не затопчут, не разорят. Бизнеса без конкурентов не бывает, но конкурент конкуренту рознь. Конкуренты бывают обычные и необычные, то есть заклятые, такие, как Кум, он же Сергей Никитич Кумок, владелец компании «Кум-ОК». Двадцать девять супермаркетов – восемь в Киеве, четырнадцать в Харькове, пять в Запорожье и два в Полтаве. Плюс складской комплекс на двадцать тысяч метров и транспортная компания – это все в Харькове. Киевские магазины и складской комплекс записаны на дочь Яну, но это ничего не значит. Заправляет всеми делами Кум.

Заклятый конкурент был второй проблемой Петра. Обычный конкурент спит и видит, как тебя обскакать. Заклятому конкуренту этого мало. Заклятому конкуренту нужно тебя уничтожить, потому что к деловому интересу примешивается личная неприязнь. Давняя, сильная, ставшая едва ли не смыслом жизни, ее главной целью. Когда-то (дай Бог памяти, в каком это году) Петр выжил Кумка из Киева. Выжил не самыми гламурными методами. Не потому что зверь, а потому что время было такое – зубастое. Или пан, или пропал, или ты, или тебя. По мнению Петра, повода для обиды у Кумка не было. Все произошло по-честному («по чесноку», как любил выражаться Петр). Обе стороны использовали совершенно одинаковые методы, Петр оказался умнее, дальновиднее и победил. Кумок придерживался другого мнения. Перенес остатки своего бизнеса в Харьков, поднялся там потихоньку, поднакопил жирок и вернулся в Киев этаким графом Монте-Кристо, благородным мстителем за свою поруганную мечту. Магазины ставил рядом с петровскими «Островами», цены держал хоть на пять копеек, да ниже, по выходным устраивал сногсшибательные распродажи ходовых продуктов. Сногсшибательные подчас в прямом смысле слова – в толчее у стеллажей кого-то сбивали с ног. Время от времени заклятый конкурент предлагал Петру продать ему всю сеть «Островов» чохом. Глумился, скотина, цену называл оскорбительно низкую (за такие деньги один магазин еще можно было продать, но не всю сеть) и неизменно вставлял: «Пока я добрый».

В любой войне в конечном счете побеждает тот, у кого тыл крепче, у кого больше резервов. Это аксиома. Резервы Петра были уже на исходе. Чтобы поддерживать торговлю на прежнем уровне, пришлось залезть в долги. Долги росли. Петр прекрасно видел, что бизнес катится в пропасть, но брал новые кредиты, надеясь, что проклятый Кум разорится раньше. Другие конкуренты в сравнении с Кумом выглядели заиньками-паиньками. У них не было никаких личных мотивов. Каждый из них карабкался вверх, отпихивая остальных. А Кум вцепился в Петра и тянул его вниз. Большая разница.

Кумку тоже приходилось несладко. Петр вел войну на своем поле, имея развернутую, раскрученную сеть, налаженные связи с поставщиками и властями. Кумок же только начинал раскручиваться в Киеве, нарабатывал связи. Много надо денег, чтобы лепить новые магазины как пирожки и демпинговать, демпинговать, демпинговать… Петр в силу своего опыта мог примерно представить размеры резервов Кума. Не с точностью до гривны, но более-менее объективно. По его расчетам выходило, что Куму пора было обанкротиться еще позавчера, но тот, казалось, и в ус не дул. Готовился открывать девятый магазин на Голосеевке[9]. Возле станции метро, прямо напротив самого «оборотистого» из магазинов Петра.

Два дня назад до Петра дошли слухи, объясняющие прыть Кума. Свой человек из городской администрации шепнул, что Кумок стакнулся с начальником управления торговли Горобцом, и они намерены прибрать к рукам все мелкие торговые сети в городе. «Острiв смаку» стал первой ласточкой, со временем настанет черед и остальных.

Информация не просто настораживала, она пугала. Подружились волк с медведем и пошли овец драть. Горобец был известным, весьма хватким рейдером. Теневым, предпочитавшим действовать через подставных лиц, но разве от людей что скроешь? Интересно, как Куму удалось найти подход к Горобцу? Так же вот просто не придешь и не предложишь «объединить усилия», нужны рекомендации, гарантии. Петр и сам не отказался бы от союза с Горобцом. Впрочем, нет, отказался бы, потому что предпочитал играть первую скрипку, пусть и в маленьком оркестре. «Островов» вам захотелось, панове? А хрену с горчицей не желаете? Как бы у вас «Острова» поперек горла не встали! Сдаваться и отступать Петр не привык, но и без того изнурительная борьба обещала стать еще труднее.

Проблема номер три – жена Оксана. Не столько сама она, сколько глупость Петра, некогда казавшаяся не глупостью, а предусмотрительностью. Мода была такая – записывать имущество на близких родственников. На всякий случай, чтобы не конфисковали, случись что. Тогда ведь случалось на каждом шагу, сплошь и рядом, вот люди и подстраховывались. Кто на жен писал, кто на родителей, кто на братьев с сестрами. Родители Петра к тому времени умерли, сестре он не доверял, а жене доверял, даже очень. Пока черная кошка между ними не пробежала, жили душа в душу. А когда пробежала, Оксана уже владела кучей недвижимости – двумя киевскими «хатами», коттеджем в Подгорцах, земельным участком в Заборье, что был куплен под дом Остапу, и, что самое главное – десятью магазинами, точнее – помещениями, в которых они располагались. Поначалу Петр предпочитал выкупать помещения под магазины. Свое – это свое, никто арендную плату не повысит и съехать не попросит. Своя рука владыка. Потом времена изменились. И недвижимость круто подскочила в цене, и денег свободных меньше стало, и крутиться-поворачиваться надо было быстрее, поэтому для шести последних магазинов Петр помещения не выкупал, а брал в аренду. При таком поганом (иначе и не скажешь) раскладе развод для Петра означал крах бизнеса и вообще конец обеспеченной жизни. Ни кола ни двора, да еще и за десять магазинов придется вносить арендную плату по высшей ставке. Если еще Оксана не продаст все эти помещения Кумку. Прекрасно зная характер жены, Петр не обольщался на ее счет. Понимал, что пока все хорошо, а если точнее – не совсем плохо, то есть пока не дошло до развода, жена ведет себя лояльно. Все-таки одна семья, одно целое. С большой трещиной посередине, но целое. Как только целое распадется на две половинки, Оксана покажет зубы. И что тогда делать? Времена уже не те, чтобы с нуля подниматься, да и силы не те. Годы берут свое, особенно такие годы. Нет, какой-нибудь небольшой «быстрооборотный» бизнес замутить всегда можно. Пяток грузовичков купить и заняться перевозками или, скажем, отель с почасовой оплатой открыть. Но это же не дело… Ни полета, ни масштаба, ни удовольствия. Одно расстройство…

Если враг создает коалицию, то и тебе не годится мешкать. Упустишь время – упустишь бизнес. Петр решил действовать по двум направлениям (действовал бы и по третьему, да третьего не было) – попробовать объединиться в нечто вроде консорциума с кем-то из конкурентов. В конце концов, союз Горобца с Кумком угрожал не только Петру, его просто собирались съесть первым. Конкуренты уже должны были быть в курсе. Все имели своих людей в городской администрации, без этого мало-мальски серьезный бизнес вести невозможно. Первую удочку Петр закинул в «Повну кишеню»[10], с владельцами которой, братьями-близнецами по фамилии Паливода[11], у него были довольно неплохие отношения. Не только в бане вместе парились и в преферанс играли, но и время от времени совместно «нагибали» чересчур строптивых поставщиков. Владельцы «Кишени» смотрели далеко вперед, то есть были людьми высокого полета, а с такими иметь дело не только выгодно, но и приятно. С ними (если все пойдет гладко) можно было сотрудничать и по второму направлению – развиваться в регионах. Братья уже подготовили «стартовую» площадку, открыв по магазину в каждом областном центре, но стартовать одновременно повсюду конечно же не могли, ресурсов для такого рывка не хватило бы.

О регионах Петр подумывал давно, но как-то вяло, между делом. В Киеве, «окруженном» гипермаркетами, торговать было непросто, но, с другой стороны, место насиженное, все схвачено, отлажено, открытие новых магазинов и заполнение их товарами не представляет проблем. На новом месте развиваться куда сложнее. Зато конкуренция не столь велика. Наиболее привлекательным Петру казался Крым. Курортный сезон почти шесть месяцев в году, толпы народу, отдыхающие тратят деньги легко, во всяком случае, каждую копейку не считают. А если еще на сезон «прицеплять» к каждому магазину по летнему кафе, можно иметь на круг не меньше, чем в Киеве. Торговля в Крыму толком еще не развернулась, сетей было мало, а подмять под себя отдельные мелкие магазинчики большого труда не составит. Крым представлялся Петру большим непаханым полем – запрягай да паши, сколько успеешь вспахать, все твое! Издалека картины всегда смотрятся оптимистичнее. «Хорошо бы развернуться в Крыму, – думал Петр, и с каждым разом эта мысль грела душу все сильнее. – Это же и развитие, и запасной аэродром на всякий случай, если вдруг в Киеве придется сворачивать дела». Полный перевод бизнеса из Киева в регионы (не дай Бог, конечно, но следует быть готовым ко всему – на войне как на войне) при всех хлопотах и потерях сулил одну крупную выгоду. Продав киевскую торговую (а может, и не только торговую) недвижимость, все купленное на новом месте Петр уже записал бы на себя, а не на жену. Тогда бы и о разводе можно было подумать. Умный человек и из поражений кое-какую выгоду сможет извлечь.

Развестись очень хотелось. До зубовного скрежета (это выражение у Петра служило для характеристики наивысшего напряжения душевных сил, поскольку при стрессах он на самом деле скрипел зубами). Тягостно было терпеть рядом с собой вечно недовольную всем женщину. Особенно тягостно, если вспомнить, какой Оксана была раньше – веселой, ласковой, жадной на любовь. Была… Жена менялась как-то незаметно, неуловимо, Петр долгое время ничего не замечал (некогда было, дел всегда по горло), а когда заметил, было уже поздно. Попытки вызвать жену на откровенный разговор долгое время оказывались безуспешными. Оксана уходила от разговора, ссылаясь то на усталость, то на головную боль, то на что-то еще… Причину всегда найти можно, было бы желание. Но Петр все подступался и подступался, все вызывал да вызывал и, наконец, услышал, что они стали чужими друг другу, и это плохо. Но у них есть ребенок, и это хорошо, потому что ради ребенка можно многим пожертвовать. Ну и так далее… Итог был такой – время покажет, что нам делать, а пока оставь меня в покое. Петр, привыкший во всех бедах винить конкурентов, заподозрил, что у жены появился любовник. Нанял частного детектива, который оказался полным кретином. Явился средь бела дня в больницу к Оксане и начал наводить о ней справки у сотрудников. Ладно бы действовал как-то тонко, деликатно, а то спрашивал в лоб и у всех подряд без разбору. Скандал (Бородино и извержение Везувия в одном флаконе) Петр получил раньше, чем отчет от горе-сыщика. Тогда-то и прозвучала угроза оставить его в случае развода «с голым задом». Всего один раз прозвучала, но этого было достаточно. Семь лет прошло, а Петр помнит и всегда будет помнить. Почему не развелись до сих пор? Из-за сына. Сначала не хотели травмировать подростка (известно же, насколько они ранимы, эти слегка повзрослевшие дети), а потом, когда Остап превратился в Остолопа, понимали, что кое-как сладить с ним можно только совместными усилиями. Петру не хватало времени для контроля, этим занималась Оксана, зато он мог при случае проявить мужскую строгость – сказать свое веское «нет», стукнуть кулаком по столу (а иногда и не по столу). Не очень, но все же помогало. Во всяком случае, отца Остап побаивался. Жил бы с матерью, давно бы все ее побрякушки спустил и все мало-мальски ценное из дому бы вынес. Нет, мужская рука это мужская рука. Что бы там ни говорили психологи, а ребенку (и молодому парню тоже) нужна строгость. Без нее никуда. К психологам у Петра был особый счет. Эти шарлатаны (а как их иначе назвать, если от них нет никакого толку?) вытянули из него едва ли не столько же денег, сколько пустил по ветру Остап. И что? Разве сын хоть на время образумился и перестал играть в карты и в рулетку? Фигушки вам! Только обнаглел пуще прежнего. Раньше хоть краснел, когда его ругали, и глаза прятал, а теперь смотрит гоголем и твердит, что лудомания[12] – это не порок, а болезнь. Больных нельзя ругать, их лечить надо.

Настал день, и у Петра, при всей его настойчивости, при всем упрямстве, опустились руки. Он признал свое поражение, и теперь если и отчитывал сына, то больше по привычке. Хорошего не ждал, понял, что не дождется. Появилась мысль, что сорок семь – это еще не возраст, что в сорок семь можно начать новую жизнь с другой, новой женой. Можно родить еще ребенка, а то и двух. Снаряд, как известно, в одну воронку дважды не попадает, глядишь, еще и успеешь порадоваться на свое чадушко. И помирать, наверное, не так страшно, когда знаешь, что дело твоей жизни будет продолжено. Это все равно что не совсем умереть, часть твоей души будет жить в деле, в памяти о тебе. Во всяком случае, как-то так представлялось Петру. Но развод грозил обернуться крахом… Куда ни кинь, всюду клин. Ржавый. Когда-то теплилась в душе надежда, что с Оксаной все наладится, что она сбросит с себя чужую личину и станет прежней. Знакомой, любимой, родной… Но время шло, и чужая личина стала знакомой. Настолько, что в ближнем кругу Петр позволял себе шуточки. Горькие, неостроумные, вроде такого: «Мы простоквашу не покупаем, от вида жены молоко само сворачивается». Глупость, но пока ты сохраняешь хоть какое-то чувство юмора, тебя нельзя считать побежденным. Юмор висельника – изнанка надежды на лучшую долю.

Доля. Любимое слово. Фамилия Петра была Доля. Фамилия нравилась – красиво, коротко, емко и со смыслом. Не Наливайко, не Подопригора, не Непийпиво, а До-ля. «До» и «ля» – две ноты, перезвон колокольчика. На заре своего предпринимательства Петр хотел назвать свои магазины по фамилии. Звучно же и запоминается намертво. Но потом представил, как одна тетка говорит другой: «Пойдем в «Долю», – и передумал. Покоробило, жалко стало собственную фамилию в общее пользование отдавать. Глупость, конечно, но передумал, решил, что нехай будет «Острiв смаку». Тоже хорошее название. Кругом море безвкусицы, безвкусья, серость сплошная, и вдруг яркое пятно – остров вкуса. Вставляет. При всей своей внешней брутальности и суровости, в глубине души Петр был поэтом. В юности, еще при социализме, пробовал сочинять стихи. Одно стихотворение даже в газете напечатали. Радости было до неба. Сейчас десять миллионов в лотерею выиграй, такой радости не будет…

А может, причиной семейного разлада стала Ольга? Но ведь не было ничего, ни случая, ни повода, одни намеки. Обстоятельства оказались сильнее чувств, да и были ли чувства? Так, родственная приязнь, не более. Делать из такого выводы, это уж слишком. Хотя… Женщины чувствуют, когда оно так. У них на эти дела чуйка, дай Боже… А что не почувствуют, то придумают. Да что толку копаться в прошлом? Главное, не мотивы, а результат. Итог. Закономерный и досадный…

Зазвонил «личный» мобильный. По нему, в отличие от обычного, делового, номер которого знало пол-Киева, Петр отвечал всегда. Номер звонящего не определился – странно. Наверное, какой-то сбой.

– Петр Николаевич? – не здороваясь, уточнил незнакомый мужской голос.

– Я слушаю! – ответил Петр. – Кто вы?

– Друг, – коротко и расплывчато представился незнакомец. – Ваш сын у нас, и, если хотите, чтобы с ним все было хорошо, вы должны за это заплатить.

– Должен? – переспросил Петр, постепенно осмысливая услышанное. – Кому должен?

– Будьте на связи. Вам перезвонят.

Короткие гудки впивались в ухо злыми пиявками.

Мало было печали, так еще это.