Читать книгу Взвейтесь соколы орлами! - Андрей Сиваков - Страница 4
Глава 2. Гамаюн надежду подаёт
ОглавлениеКупола в России кроют чистым золотом,
Что бы чаще Господь замечал.
(В. Высоцкий).
На следующее утро мы с братом завтракали вдвоём. Прислуживал нам Прошка. Трясущимися руками он подавал что-то, но старался опять дышать в сторону. На наш вопрос про Фролку, сообщил, что тот слёг с воспалением горла и лечится только перцовкой с мёдом. Видя страдальческую рожу Прошки, мы отпустили и его – пускай подлечится. Мы же не звери какие.
– Вообще мне эта сладкая парочка напоминает Кастора и Поллукса – сказал я.
– А кто это? – поинтересовался брат.
– Да были такие мифологические герои. Когда погибал один, появлялся другой и наоборот. И так много-много раз. Но одновременно вместе их никогда не видели, – пояснил я.
Брат лишь усмехнулся.
– А я вот о чем ещё подумал. Срок нашего пребывания здесь может сократиться более чем вдвое! – сказал я.
– Это с какого такого рожна? – удивился Комрад.
– А сам подсчитай. В 1904-м начнётся Русско-Японская война. Мы же с тобой офицеры и потому не будем же в тылу труса праздновать, а отправимся на фронт. Наша профессия Родину защищать. И там ты благополучно утопнешь на каком-нибудь самотопе, а меня скосят в какой-нибудь дурацкой контратаке, типа – кавалерия против полевой артиллерии. Прецеденты уже были у англичан под Севастополем. Со шрапнелью-то не поспоришь. Ну, так хоть погибнем геройски за отчизну – на миру и смерть красна. А может быть и уцелеем, но не факт. Но ведь после проигранной войны грянет революция 1905 года. Её не подавят, а как-то так, мягенько замнут. И вот тут уж разгуляются эсеры-террористы. И это ещё хорошо, если нас взорвут какие-нибудь бомбисты. Раз – и нету. А если покалечат или отравят на хмельной пирушке? И будем валяться в лазарете, скорбно животом маясь и помрём не как попаданцы, а как засранцы. Яркая такая картина маслом.
– И что ты предлагаешь? – спросил брат.
– Ну, раз мы не можем эту войну предотвратить – не мы же её объявили, а Япония нам… То нужно тогда в этой войне победить. А уж потом так закрутить гайки антитеррора на волне всеобщего патриотизма, что всякие там Азефы и Савинковы не то, что в Швейцарию – в Антарктиду сбегут и на пингвинах поженятся. А мы преспокойненько будем почивать на лаврах – победителей не судят! – завершил я.
– Звучит как тост! – сказал брат и наполнил рюмки: – Вот только легко сказать – победить. Я же не адмирал Макаров, да и ты не генерал Кондратенко. А других положительных героев из книги «Порт-Артур» я не помню. Были там ещё Старк и Стессель, но вот кто из них нормальный генерал, а кто нет – не помню. Потом был ещё главком Куропаткин – ну тот вааще эскимо на палочке. А вот наместник Алексеев вроде был дельный мужик. Что-то скромненький у нас багаж познаний о той войне. Ну, дослужимся мы с тобой к тому времени, благодаря протекции папеньки – я до капитана второго ранга, ты – до подпола кавалерии, хотя и лошадей боишься. Так ведь тонут-то одинаково, что кочегар, что адмирал. Да и шрапнель как-то не особо разбирает, чей доломан прошить навылет. Так что мы ничего изменить не можем! – подытожил брат.
– Это ты точно подметил – мы не адмиралы и не генералы. Но мы можем ими стать. И в корне изменить ход войны. И без всякой протекции! – сказал я.
– Разъясни вот с этого момента поподробнее! – брат намазал бутер черной икрой и налил ещё по одной.
– А помнишь, когда мне исполнилось 14 лет, ты подарил мне на день рождения сборную модель планера и книжонку по планеризму?
– Может, и было такое, разве всё упомнишь. Больше полвека прошло. Ну будь здрав, боярин! Вздрогнули! – и мы махнули ещё по одной.
– А я помню. И вот после этого, осенью я записался в ЮПШа – Юношескую планерную школу. Там ещё начальник был по фамилии Макаров. Но брали туда только с 16-ти лет и по паспорту, а мне-то только 14 исполнилось. Вот я и подтёр одну цифирку в комсомольском билете, а про паспорт сказал, что отдал его на прописку. И ведь видел же Макаров, что я вру, но сделал вид, что поверил и записал меня. Вообще мне по той жизни везло на командиров по фамилии Макаров – может, и в этой повезет. Учились мы тогда подлётывать на планерах КАИ-11 в Чертаново. Планер был из алюминия и перкаля. А подлётывали мы на высоту аж метров до пяти. И полёт длился чуть меньше минуты. Но мы уже тогда считали себя заправскими пилотами. А уж если кого при взлёте ветерком поддует метров на десять, то это уже был вааще – высотный истребитель. И очень нам хотелось поставить на планер ну хоть какой-нибудь моторчик, чтобы хоть и на планировании со снижением, но продлить время полёта. И моторчик уже подыскали от мотика Макака – М-16. А уж винтов-то понавыстругивали – пропасть. От полуметра до метра в диаметре. Хотеть-то мы хотели поставить моторчик, да кто бы нам разрешил? И вот как-то наш инструктор Гвоздиков – ветеран Отечественной, бывший истребитель, вскользь заметил, что после войны был деревянный планер БРО-11. Ну мы и загорелись идеей самим построить такой планер. Благо досок навалом, а под перкаль любая простыня сойдет, если её эмалитом промазать. А запускали этот планер с резинового троса, как из рогатки. Пошел я в Музей Авиации на улице Радио на Разгуляе. А при музее была библиотека и в ней читальный зал. Так я два месяца по субботам туда ездил после школы и на кальку копировал чертежи этого планера. А библиотекарь увидел мой интерес и как-то подсунул мне книжонку про авиетки – летающие блохи. Так на них стояли движки аж по 8 лошадок и они летали как-то. Ну я все перекатывал на кальку. По субботам после школы я в библиотеку, а по выходным на аэродром. Нас тогда на Клязьму перекинули. Но наша идея про планер с моторчиком так и сгинула. Ведь была нужна мастерская и лётное поле – а где их взять? Я потом в аэроклуб поступил на вертолёты, после в училище на спец набор. А дальше пошло-поехало. Но вот чертежи планера так в голове и застряли.
– И к чему ты это клонишь? Больше не наливай! – обрезал брат.
– А вот к чему. Кажется у Чонкина, кто-то из мужиков сказал, что ероплан тока с виду палки, тряпки да фанера. А вот ежели их тысячу понаделать и скопом на врага пустить, то любому супостату трындец. Ну или как-то так.
– Это ты что, предлагаешь создать новый род войск, ВВС?
– А почему бы и нет? Все другие ниши заняты – где нам ещё продвинуться. А тут своя армия, свои правила и никакой конкуренции. Братья Райт в штатах, только в 1903-м году взлетят. Да и то их этажерка пролетит всего 150 метров, но их на века станут считать основоположниками авиации. У нас в Штатах даже автомобильные номера из Каролины отличаются – на белом фоне в левом углу этажерка, далее по верху надпись – Первые в полете. Ну а посередке уж буквы и цифры госномера. Вроде пустяк, но они очень гордятся этим. Имеют право. Но у нас-то до войны ещё 7 лет. Неужто не состряпаем чего-нибудь такого? Да я за лето смогу планер замастрячить. Вот только где бы моторчиком разжиться? Как думаешь – здесь уже есть моторы или их ещё не изобрели? Или в мире пока только паровозы? Ведь был же самолёт Можайского с паровиком.
– Ну про самолёт Можайского я тебе точно могу сказать, у нас в МАИ даже группа энтузиастов была по воссозданию этого аппарата. Так вот он не взлетел и взлететь не смог бы – это точно доказано, – сказал брат.
– Так давай сами придумаем что-то. Мои познания в аэродинамике считай никакие. Нам же вертолёт преподавали, да и то я половину лекций проспал. Но и мы-то не вертолёт строить собираемся. А на базе того же планера – налепим крыльев побольше да поширше – или поширее? Как правильно говорить?
– Да как скажешь – главное смысл ясен. У меня-то после МАИ тоже не очень-то с теорией полёта. Я же после института в совсем другой отрасли работал.
А там всё, как у Райкина – молодых специалистов привезли на завод. Ты видел дачу Максима Галкина? – Так вот, завод ещё больше. И забудьте дедукцию, а давайте продукцию! А теорию полёта и аэродинамику потом профессор Жуковский придумает, – завершил Кондрат.
– Слушай, брат, а тебе курить не хочется? – спросил я.
– Да есть какой-то дискомфорт, особенно после секса, но точно сказать не могу – я ведь никогда не курил.
– А я вот всю жизнь дымил, как паровоз в той жизни, а в этой ну совсем не хочется. Да если бы и захотел, то не стал бы. Все мои болячки под старость – и диабет, и гипертонию и много чего ещё я нажил курением и водочкой. Так что в этой жизни уж дудки – курить не буду, да и с зелёным змием надо бы поубавить. Печень-то пока всё терпит, но обиду копит.
Тут влетел Прошка:
– Вас папенька с маменькой на ланч приглашают!
– Ну давай одеваться! В чем мы тут обычно на ланч ходим? Не в халатах же!
Прошка быстро подал нашу домашнюю одежду.
– Кондрат! Ты хоть примерно представляешь, как выглядят наши названные родители? Я вот ясно вижу их из подкорочки тутошнего Андрея.
– Ну Кондрат может и не представлять, но Кирилл-то точно своих родителей знает. Вот только ты не обмишурься с моим именем. Хотя если они завтрак ланчем называют, то и фишка с Комрадом прокатит! – улыбнулся брат.
И вот мы уже входим в столовую залу. Первым делом похристосовались с матушкой, хотя уже и понедельник. Она конечно учуяла, что мы уже причастились, но виду не подала. А с папенькой ещё проще – он уже был под шафе, но в полградуса. Мы уселись за стол и сразу попросили чаю. А на столе самовар матерушит – артельный. Ситного целое блюдо. Разных закусок и заедок сладких множество. Но я памятуя о своём диабете из прошлой жизни, от сладкого отказался. А вот икра полезла в глотку и компот полился в рот. Чай разливала сама хозяйка дома, – видать, традиция такая. При такой-то снеди, как не быть беседе?
– Порадовали вы меня, сыны. Ох, порадовали. Справлялся я у вашего начальства о ваших успехах в учебе. Специально при государе справлялся. Лестно о Вас отзывались и отменно, даже изрядно, а порою и отнюдь. Брешут наверно, собаки льстивые, но приятно. Похвально, похвально. За то и презентовали мы Вам с княгиней по тысяче рублей на Пасху, что бы и дальше так было. Ведь по осени Ваш выпуск. Тебе, князь Кирилл, осталось лишь в летнее плавание сходить, а тебе, князь Андрей, летние манёвры в Царском селе предстоят. Ну а куда бы Вы хотели после выпуска на службу пойти? – вопросил великий князь Владимир Александрович.
Первым, как и положено, взял слово старший брат.
– Мне бы конечно надлежало продолжить образование в Академии Генштаба, а князю Андрею в Пажеском корпусе. Но уж очень не хочется идти проторенной дорожкой. Печально сознавать, что всё у тебя расписано, как по нотам, на многие годы вперёд. Грустно, как-то. Повседневная рутина заест. Пожитуха с бытовухой засосёт, хоть в запой уходи, хоть стреляйся. А душа жаждет подвига во имя Отечества! – подытожил брат и весь как-то сник.
– Бытовуха с пожитухой, говоришь! – взвился отец: – Слова-то какие выдумал! А что бы Вы хотели взамен, что бы грусть-тоска вас не съедала?
Тут разговор перехватил я, вспомнив, что Фрол говорил про любовь отца к спорам и пари:
– Так ведь князь Кирилл уже сказал. Душа жаждет подвига. Вот и нам хочется совершить, что-то такое, доселе неизвестное и всех удивить. И намётки уже кое-какие имеются.
– Ну и что Вам для этого надо, чтобы всех удивить? – спросил отец.
– А надо нам время, которого у нас нет, и которое жаль тратить на всякую ерунду. Ну, уйдет брат летом в плавание на броненосце куда-нибудь на пару месяцев – многое ему это даст в познании мореходства? А я всё лето буду лозу рубить, ходить лавой в атаку на соломенные манекены и кобылам хвосты крутить – от этого тож ума-то не прибавится. А так бы мы за лето, что-то удивительное и придумали бы, – сказал я.
– Ну и рассмешили вы меня! Да я стока уже повидал на своём веку, что меня трудно чем-то удивить! Даже невозможно! – усмехнулся великий князь.
– А вот давайте держать пари. Если удивим, то вы нас с братом на год пошлёте в Америку – мир посмотреть. Ну а не удивим, так мы год ни к табаку, ни к водке не притронемся. И на том готовы хоть сейчас поклясться на оружии! – я даже встал для торжественности момента.
– Ну что же, ради того, что бы вы хоть год не пили, да не курили – принимаю пари! А от меня-то что вам нужно?
– Ну перво-наперво отмажешь нас своей властью на все лето до осени от плаваний и манёвров. Произведёшь нас с братом в офицеры. А в Гатчине в нашем имении выдели нам луг, да поровнее, десятин на сто. Да вели на краю луга срубить терем о двух этажах и большой амбар. Что и как, мы потом архитектору набросаем. А сроку на всё про всё месяц. Ну как, папенька, годятся такие условия? – спросил я.
– Да условия, право слово, никакие. Луга у меня все ровные, мужиков сгоню, так они и за пару недель управятся. В младший чин я Вас хоть сейчас произведу, чай не в фельдмаршалы. На вас и форма-то уже пошита. На князя Кирилла мичманская, а на тебя, князь Андрей, гусарского корнета. Вот только что за словцо ты ввернул – отмажешь?
– А это он, папенька всё от вольнодумства и вольтерьянства! – и брат показал мне под столом кулак: – Но на свежем воздухе из него этот дух повыветрится. А пока, как аванс, уже зарекаемся, что курить не будем – я уж за ним прослежу.
– Вы такую интригу развесили, что даже мне интересно стало. Что же – пари есть пари. На учебу-то обратно, когда собираетесь? – спросил отец.
– Да мы и не торопимся – ведь все экзамены уже сданы. Да и ночевать теперь будем каждый день дома! – ответил брат.
А маман при этом лукаво улыбнулась. Видать ей уже донесли о наших ночных бдениях.
Уже вернувшись в своё крыло замка, мы снова уселись в моём кабинете.
– Кажись мы папеньку-то ушатали! – усмехнулся я.
– А зачем тебе терем, амбар, да ещё и целый луг для сенокоса? Неужели коров вздумал разводить?
– А тебе бы всё тёлок приманивать. В той жизни одну уж подманил! – съязвил я: – В тереме будем жить, амбар превратиться в ангар, а луг в лётное поле. Или ты хочешь планер строить в спальне, а летать на нем в бальном зале? А почему в Гатчине, а не в Царском селе – так Гатчина вдвое подальше будет. Да и в Царском-то много заморских гостей бывает, а нам лишние глаза и уши пока не к чему. Надо будет ещё и батальон оцепления выставить.
– Ну ты и мозгокрут, братец! Эка ты всё по-своему выкрутил. А раз эту стройку Великий князь на себя взвалил, то и платить за все будет он!
– А как у нас с деньгами? – поинтересовался я.
– С деньгами-то хорошо, вот без денег плохо! Но нам с тобой, как кавалерам высших орденов Российской империи, за каждый из них положена пенсия со дня рождения и в сумме она составляет две тысячи рублей в год на брата. Так что за все годы немало набежало. Но главное, что в день 16-летия, нам каждому, как наследникам престола второй очереди пожаловано ещё по миллиону рубликов. Из своих наградных за ордена Кирюша-то успел немало промотать. Оказывается у меня и у князя Бориса репутация кутил и бабников. Но миллион с гаком всё же лежат на моём счету. А ты свои наградные почти и не тратил – не успел. Так что и у тебя миллион с гаком на счету. Вот только гак значительно побольше! – уточнил Кондрат.
– Так это же здорово! Планер-то мы построим буквально за копеечки, а пара миллионов нам ох как пригодятся, когда мы через всю Европу в Америку сначала покатим, а потом уж и поплывём! – обрадовался я.
– А вот за каким лешим, нам в Америку то? Нас и тут неплохо кормят!
– А за таким, что нам в скором времени понадобится много миллионов. И не рублей, а долларов. Ты же хочешь стать адмиралом? А для этого нужна своя флотилия в несколько больших кораблей. Но строить их дешевле всего в Америке в Филадельфии. И деньги можно взять там же. Я ещё в Нью-Йорке по телику на канале «Дискавери» смотрел про Аляску. Так там на реке Ном в 1898 году золотые самородки прямо на берегу валялись. А мы туда на месяц раньше нагрянем с экспедицией и сливки-то и снимем. Вот тебе и деньжата на свои броненосцы особой конструкции. Как тебе идейка – строить корабли в Америке за Американское же золото?!
– Звучит, как тост! – сказал брат и потянулся к графинчику.
– Да погоди ты с водкою-то! Скоро архитектор придет. Вот и надо к его приходу хоть приблизительные эскизы набросать всего того, что нам надо. Так что пожалуйте к кульману, ваше высочество великий князь Кирилл!
Уже через пару часов были готовы наброски и терема, и надворных построек и котельной. Отдельный лист посвятили амбару-ангару, жилью для рабочих, летней столовой и ещё одному ангарчику неподалёку от главного, но поуже и покороче. Даже часовенку пририсовали. Надо же было придать всему этому благочестивый вид. Козырной картой лёг лист на котором была баня с парилкой, бассейном и терраской для отдыха. Тут уж Кондрат превзошел самого себя, поскольку в той жизни у него на даче в Лукошкино баню он построил сам. А именовать всё это я предложил клубом «Гамаюн». Почему «Гамаюн»? Да потому что первый аэроклуб в России так и назывался. И позднее на его базе открылась Первая лётная школа. Традиций нарушать нельзя.
А тут и архитектор пожаловал. Войдя представился – Коряков Александр Степанович. Высокий, стройный, подтянутый, а рукопожатие крепче стали.
Мы наперебой начали ему объяснять и показывать, что нам надо. Вот только путались в вершках, саженях и прочих аршинах. На что он заметил, что сам является приверженцем новой европейской метрической системы мер и весов. Тут дело пошло ещё веселее. Он собрал все эскизы и решил сегодня же отправиться в Гатчину для привязки на местности. А на завтра после обеда уже обещался быть снова у нас. Архитектор нам очень понравился – внимателен, собран, молчалив, понятлив и сразу уловил суть дела.
Сами мы решили отправиться снова на прогулку, снова в цивильном платье и снова на извозчике. А то в форме, да в гербовой карете замучаешься козырять всем встречным. Да и проколоться можно. Мы же ещё не всех вспомнили из этой жизни. И Питер надо узнать получше. Раньше-то мы бывали в Ленинграде, но проездом и по делам – всё бегом, бегом. А теперь можно и полюбоваться городом-музеем под открытым небом.
– Ну пошли дела кое-как! – процитировал я Жоржа Милославского, когда коляска покатилась.
– Андрей, а не слишком ли ты торопишь события? – спросил брат: – Не гони картину!
– Да как же не гнать то, кормилец? У нас же с тобой планов громадьё, но в любой момент может всё закончиться. Ведь впереди у нас критические дни.
– Это в каком смысле? – удивился брат.
– Да в прямом смысле! В том нашем мире мы же с тобой дали дуба и наши помутненные души или сознания перекочевали сюда. Сейчас сознания прояснились. А ну как на девятый день или на сороковой нас злой рок хвать за шиворот и на сковородку? Так что для нас с тобой самые что ни на есть критические дни – это девятый и сороковой. Или я не прав?
– Прав конечно. Но почему сразу-то на сковородку?
– А ты вспомни чего мы за целую жизнь накуролесили? И после этого, ты что, в райские кущи захотел?
– Ну не в кущи, конечно, но куда-то между!
– Вот мы и попали в эти самые между! И при чем в эти самые между мы удачно зашли! – сказал я и подмигнул брату.
– Пошляк! – только и ответил он.
А тем временем коляска мягко покачиваясь, катила по набережной Невы. Вот и Медный всадник.
– Наш пра-пра-дедушка между прочим! – заметил брат: – Уж и не соображу, сколько раз «пра-» мы его внуки!
– Да и Екатерина Великая была та ещё пра-, или «про-»? Как правильнее?
– Ты в эти дебри истории лучше не лезь, а то на раз спалимся! – предостерёг меня брат: – Дальше-то что предпримем?
– А что дальше, на днях появимся на службе, выправим бессрочные отпуска, переживём девятый день и будем ждать окончания стройки в Гатчине. Тем временем наш батюшка подсунет Государю документы, чтобы нас в офицеры произвели. И надо бы подумать, как к кузену Николаше подкатить? Ведь он какой ни есть, а всё-таки царь!
– Ну с Николашкой, думаю, просто будет. Насколько я помню из истории, он ведь очень мнительный был. Во всякую мистику верил. Вот мы и будем свои идейки ему подбрасывать, как вещие сны или пророчества. Чем мы хуже Гришки Распутина? – предложил Кондрат.
– Точно! Вот только надо бы, чтоб хоть одно предсказание поскорее сбылось. А то ведь мы ничего наперёд не знаем.
– Почему не знаем? Знаем. Когда царица будет в тягостях, то мы лучше любого УЗИ предскажем, что будет дочка?
– А когда царица залетит?
– Откуда я знаю. Когда животик будет виден, тогда и предскажем!
– Да по-другому и не получится. Будем косить под Настрадамуса – согласился брат: – А пока до завтрашнего вечера мы свободны. Архитектор-то только после обеда обещал вернуться. Вот и давай накупим всех газет и журналов, что бы быть в курсе событий в России и за рубежом. А то телика-то нету, программу «ВРЕМЯ» не посмотришь!
Так мы и поступили. Вернувшись во дворец, разошлись по своим кабинетам, обложились прессой и углубились в чтение. И я сладко задремал.
Пробуждение было приятным. Зинуля нежно гладила меня по щеке. Много ли надо человеку для полного счастья? Великокняжеские покои, любимая женщина рядом, двести тысяч годового дохода золотыми рублями и всё.
А тут и Марина с Комрадом пожаловали.
– Барышни наши дорогие! – начал я: – А не пойти ли нам сегодня поужинать в ресторацию?
– Нет! Не пойти! – тут же возразила Мариша.
– Это почему же?
И тут Зинуля и Мариша в один голос, будто репетировали заранее, воскликнули извечную женскую фразу:
– Нам нечего надеть!!!
И это был не каприз. До этого мы видели их или в наряде Евы, или в скромненьких серых платьях с белыми фартучками, как у гимназисток.
– Ну это поправимо, но только вот ужин тогда переносится на завтра, а пока пригласите-ка сюда вашу домомучительницу! Как её зовут-то напомните!
– Анна Марковна! – так же хором ответили девушки.
И как ни странно, дверь тут же отворилась, и на пороге появилась высокая, стройная дама, бальзаковского возраста, со следами неувядающей красоты на лице.
– Позвольте войти? – спросила она.
Мы с братом тут же встали:
– Проходите пожалуйста, присаживайтесь, баронесса.
– Досточтимая Анна Марковна! – продолжил я: – Есть у нас с князем Кириллом к Вам одна просьба! Не могли бы Вы оказать нам любезность и завтра с утречка с Зинаидой Павловной и Мариной Владиславовной (отчество Марише я придумал по ходу) отправиться по модным дамским магазинам и там купить им по нескольку готовых вечерних платьев. Но сразу хочу предупредить – хороших и дорогих не покупайте, а только самые лучшие и самые дорогие. А уж потом заехать в модное ателье и заказать им по дюжине бальных платьев на каждую и по полдюжины лёгких летних сарафанов. Ну и что там ещё положено по женской части и обязательно туфелек побольше. Денег тратьте без меры – отчёта никто не спросит. Да и себе обязательно накупите обнов, а то мы с князем Кириллом запамятовали поздравить Вас с Пасхой, уж не обессудьте. Все счета ко мне на стол!
– Всё будет исполнено, господа, как Вы пожелаете.
– И вот ещё что! Знаю, что по долгу службы, Вы обязаны доложить обо всем нашей маман, так вот докладывайте всё без утайки, но только вскользь упомяните, пожалуйста, что все счета будет оплачивать не она, а мы с братом. Вот, пожалуй, и всё! – завершил я.
– И это будет исполнено! – встала Анна Марковна: – Позволите удалиться?
– Не смеем Вас больше задерживать, баронесса! – ответил Кондрат, тоже вставая.
Когда дверь за нею затворилась, пришло время нам с братом принимать восторженные благодарности от наших пассий. Вы видели когда-нибудь в зоопарке площадку для игр молодняка? Так вот у нас началось примерно то же самое, но в человеческом обличии. Одного не могу понять – как только люстра удержалась? Спать разошлись поздно. И тут уж начались игры молодняка поприятнее. Надо просто почаще доставлять любимым женщинам радость. А уж они отплатят сторицей – проверено веками.
На утро девушки поднялись и упорхнули, наверно, ещё затемно. В предвкушении предстоящего шопинга. А мы, позавтракав насухую, снова углубились в чтение газет. А к обеду и архитектор приехал.
– Здравствуйте, дорогой Александр Степанович! С чем пожаловали?
– Да с хорошими вестями пожаловал. Чертежи и проект терема у нас давно уже лежит от другого заказчика невостребованный и неоплаченный. Луг ваш батюшка определил огромный и ровнёхонький. Все строения будут в лесочке на краю луга. А вот с амбаром есть неясности. Мы глянули в развернутую им карту, а брат звякнул в колокольчик и велел накрыть обед на троих у него в кабинете. На карте всё было, как и заказывали, а в чертежах терема оставалось уточнить мелочи.
– А на втором этаже, что будет? – спросил брат.
– Посередине малая гостиная с балконом над парадным, справа и слева Ваши кабинеты, а за ними ваши спальни. Из каждой выход в отдельную туалетную комнату с ванной. Внизу же ещё одна, но большая гостиная, и несколько гостевых комнат.
– Кажется всё, как и было задумано. Только в туалетных поставьте ванны пошире, да кроме унитазов ещё и вот такие фаянсовые вазоны с краником и фантанчиком – бидэ называется. Баню соедините с задним крыльцом галерейкой. А вот амбар выдвиньте на треть корпуса прямо на луг. И двери пусть не открываются, а раздвигаются на колёсиках на всю ширину амбара.
Заднюю дверь сделайте пошире. И вот в малом амбарчике пусть и передние и задние двери тоже раздвигаются. А с освещением что?
– Так в Гатчине давно уже электрическое освещение. Кинем оттуда кабель и будет ночью светло как днём.
– Вот только кабель кидайте помощнее! – сказал Кондрат: – А при входе в малый амбарчик установите пару больших вентиляторов. С флотскими я договорюсь. Возьмём те, что на вытяжку из корабельных труб работают.
– И это не сложно сделать! – ответил архитектор.
– А теперь, Александр Степанович, извольте с нами отобедать чем Бог послал. За обедом и продолжим обсуждение! – предложил я.
– С удовольствием составлю Вам компанию! – ответил архитектор.
Уже за столом он сообщил нам, что лес туда уже завозят, и что застройщик мужик правильный и исполнительный.
– А не могли ли Вы, Александр Степанович, за всем этим строительством пронаблюдать. Мы не торопим, но уж больно надо побыстрее.
– Можно и пронаблюдать. Самому спокойнее будет, – ответил он.
– А строительный лес у кого закупаете? – спросил я.
– У купца Первой гильдии Шароглазова, У него лес первостатейный и без обмана. А в амбаре-то что поставить хотите? Какие закрома?
– А вот закромов нам и не надобно. Амбар-то будет пятьдесят метров длинною. Так вот первые двадцать метров ничего ставить не надо, а только по верху небольшую кран-балку с лебёдкой пустить. Далее три широченных дубовых стола метров по десять длиною, а за ними четыре столярных верстака. А что ещё – потом скажем! – уточнил я.
– Тогда благодарю за вкусный обед – повар у вас отменный, и позвольте откланяться!
– В добрый путь!
– Честь имею, господа!
Когда архитектор Коряков ушел, мы разошлись по кабинетам, что бы на диванчиках вздремнуть по паре часиков после обеда.
Пробуждение было бурным и восторженным – девчата вернулись с коробками и пакетами и сразу начали хвастать обновами. Молодые ещё, не опытные. Не понимают, что мужчина смотрит не на то, как женщина одета, а на то, как наоборот. Мы попросили барышень побыстрее наряжаться и собираться, а сами отправили посыльного в «Асторию», заказать столик в отдельном кабинете, но с видом на общий зал. И часа не прошло, а карета уже ждала нас у парадного подъезда. Когда подъехали к «Астории», глаза у девушек загорелись от блеска зеркальных витрин. А я подумал, что это они не видели ещё Пятой авеню и Таймс-сквер на Манхэттэне. Вот уж воистину – лепота!
Нас проводили в наш кабинет, усадили за стол, раздали меню и метрдотель застыл в ожидании заказа.
– Вот что, любезный! – сказал я: – Здесь ведь не библиотека и мы сюда не читать приехали. А накрой-ка нам поляну всего вкусненького, на своё усмотрение, да чёрной икорки не забудь!
– Какую икру предпочитаете? Зернистую, паюсную или стерляжью?
– Да вот всех их и неси, лишь бы не заморскую баклажанную!
– Такого не держим-с! Из заморских у нас только устрицы и вина!
– Тогда бутылочку водочки «Балинофф» и шампанского «Дом Периньон»!
Но тут возмутился Комрад:
– Что ты всё водку, да водку! Знаю я, что ты только её пьёшь, но я-то коньяк люблю!
– А какие коньяки у вас есть?
Метродотэль начал перечислять:
– Камю, Курвазье, Хеннэсси, Мартель, Наполеон, Шустовский! Вы какой предпочитаете в это время суток?
Брат даже немного растерялся, но я его выручил:
– Голубчик, Вас обманули! Армянский Шустовский ни как не может называться коньяком. Это лишь коньячный брэнди. Коньяком может быть лишь тот благородный напиток, который сделан из винограда, произрастающего в провинции Коньяк во Франции. А великому князю Кириллу принесите бутылочку Мартеля. Я думаю ему понравится!
– Будет исполнено, ваше высочество!
– Вот и исполняй!
Вокруг нас засуетилось сразу трое официантов, и уже через несколько минут мы чокнулись по первой. Надо отдать должное, что осетрина была наисвежайшая да и всё остальное тоже – даже Воланд остался бы доволен.
День был будничный, а потому и посетителей было не много. Приглушенно лилась музыка, бесшумно передвигались официанты, да и сияние хрустальных люстр было не очень ярким. И тут моё внимание привлек один молодой мужчина, плотного телосложения. Он сидел за одним из близких столиков. Вместе с ним была молодая и очень красивая женщина. Они о чем-то оживлённо беседовали. Я подозвал метрдотеля и поинтересовался, не знает ли он кто они?
– Да как же не знать! Это Барон фон Ядушливый с сестрицею. Они почитай каждый вечер по будням у нас ужинают. Что-нибудь ещё желает ваше высочество?
– Желает, да ещё как! Отнеси-ка им бутылочку коньячку Хэннэсси и сообщи от кого!
– Будет исполнено, Ваше Высочество!
Уже через несколько минут, к нам подошел молодой мужчина и представился:
– Барон фон Ядушливый Марк Николаевич!
Мы с братом встали и тоже представились.
– Рады новому приятному знакомству! Барон, не откажетесь ли Вы с Вашей спутницей пересесть за наш стол и завершить ужин вместе? – предложил я.
– Отчего же, почту за честь представить Вам и мою сестру баронессу Жанну Николаевну!
Уже через несколько минут обоюдных знакомств и комплиментов, мы продолжили ужин вместе. Когда официант разливал коньяк, то Барон, как бы невзначай, шепнул тому:
– Мне не в рюмку, мне в фужер!
Ко времени подачи десерта, Барон приканчивал уже вторую бутылочку коньяка, но при этом оставался почти что трезв. Расставались мы уже, как добрые друзья. Уже в карете брат спросил меня:
– А зачем тебе нужен этот фон-барон?
– Не мне, а нам! Мы же большое, серьёзное дело затеваем! А как обойтись без пресс-атташе, референта, советника и верного собутыльника? Ты заметил, как он пьёт и не хмелеет? Это редкое качество! И его сестра – она же настоящая светская львица и в нужный момент подскажет нашим барышням, как поступить в том или другом случае в высшем свете. Не собираемся же мы всё время держать их в спальне и в ванне! Опять же она будет в курсе всех сплетен в высшем обществе. А когда потребуется, то и сама вбросит нужную нам информацию в виде сплетни. Так что барон и баронесса – это наше всё! Да и сами по себе они очень милые, образованные и интересные люди. Матушке ихней, Анне Марковне, будет приятно почаще видеть их у нас в гостях.
– Что же – вполне резонно! – заметил Комрад.
Когда мы уже входили в парадное, нас встретил мажордом и сообщил, что утром батюшка и матушка ждут нас к завтраку. Уже у своих комнат мы пропустили девушек вперёд, а сами задержались в коридоре.
– Ох, не к добру это приглашение! – заметил брат.
– Так ясен пень – их напугало то, что платьев-то мы поназаказывали именно бальных. А это значит, что мы собираемся ввести девушек в высший свет! Не заморачивайся. За ночь я что-нибудь да придумаю и так отмажемся, что они сами будут настаивать, чтобы мы показывались всюду с нашими дамами!
– А как ты это сделаешь? – спросил брат.
– Пока сам не знаю, но сделаю! – сказал я и пожелал ему не спокойной, но приятной ночи.
На следующее утро, слегка подправив здоровье, мы отправились на завтрак. Маман опять слегка поморщилась, ощутив от нас амбрэ, но промолчала. Зато папенька был уже в полном градусе и начал учинять нам разнос:
– Слыханное ли дело любовниц по балам в высшем свете таскать!!! Ведь никогда такого не было, и вдруг опять!!! – прогрохотал он и на этом его словарный запас иссяк.
В фильме «Театр» Джулия Ламберт сказала: – Чем больше артист, тем дольше у него пауза! – ну или как-то так. Я хоть вообще не артист, но решил потянуть паузу. Над столом нависла угрюмая тишина. И тут меня как прорвало монологом:
– Папань! Дело в следующем. А что же вы ещё хотели? Ну, посудачат кумушки, что молодые Великие князья завели любовниц из мелкопоместных дворяночек. Зато каких красавиц! Им же завидно, что их дочек-образин никто не то что замуж, а даже в будуар к себе не зовёт. А нам-то эти сплётки только на руку. Последние время мы с князем Кириллом стали очень дружны и много времени проводим вместе. Так разве это плохо, когда родные братья к тому же ещё и друзья-товарищи? А если и на балах мы будем появляться только вдвоём, вот тут-то и поползут слухи, да куда пострашнее. Или вы желаете для нас репутации Фильки Юсупова? Или как адыгейский князёк, пёс смердящий Хакимов – полный содомит? Ему даже из Майкопа мальчиков привозят. А отставной полковник Корзинов? – так его за глаза иначе как гандурасом и не называют. Так Вы желаете, что бы и про нас так говорили? Ведь мы же РО-МА-НО-ВЫ! К лицу ли нам опускаться ниже плинтуса? А на чужой роток не накинешь намордник! А так всё по чесноку – ну завели себе молодые князья фавориток, ну разъезжают с ними по балам в высшем обществе. Так и пращур наш Пётр Великий свою фаворитку Анну Монс по ассамблеям возил и польку-бабочку с нею отплясывал. И это при живой-то жене! А Екатерина Первая вообще была чухонской прачкой, однако стала императрицей. Мы же скромные, аки агнцы небесные – просто спим с молодыми красавицами. Но они нам не любовницы. Это у брата нашего князя Бориса любовницы из балеринок. А наши – фаворитки. В этом-то и мудрость нашей маман, что она выбрала именно этих (тут маман просияла) из множества кандидатур. Вон в Зимнем полно фрейлин из знатных родов, которые аж выпрыгивают из панталончиков, что бы заскочить к нам под одеяло. Но возьми мы хоть кого, и сразу вокруг них завяжутся сообщества, чтобы через них давить на тебя, а то и на самого Государя. А на наших некому давить кроме нас с братом, в переносном, да и в прямом смысле. Посудачат кумушки и забудут. Ведь в высшем свете каждый день у кого-нибудь новая любовница. А наши же – фаворитки! Мы же помазанники Божии – улавливаете разницу? А ведь ты, отец, второе лицо в государстве, а по уму, так и первое. И нам ли бояться досужих сплёток?
Батюшка долго молчал, осмысливая услышанное и вращая выпученными глазами, и потом спросил:
– А чеснок-то тут при чем?
Тут уж Комрад вмешался:
– Чесноком закусывать надо, тятенька! Он сивушный дух зело перебивает!
Батюшка ещё немного помолчал для приличия и выдал свой вердикт:
– На всех балах, маскарадах и карнавалах повелеваю Вам появляться со своими фаворитками! А ты, Мария Павловна, подбери им украшения, да побогаче. Что бы никто не мог сказать, даже за глаза, что мы их из бедности приютили! И что бы на каждый бал в новом платье! Быть посему!!!
– Всё исполню, сударь мой, как ты приказал! – ответила маман, низко поклонившись и прошептала: – Хоть раз чесноком закусишь, гад, неделю в спальню к себе не допущу!
Папенька виновато захлопал ресницами.
Уже у себя мы дружно посмеялись, а брат сказал:
– Ещё дедушка Крылов писал про Ворону и лисицу. Вот нам по куску сыра и обломилось!
– Сравнил тоже? Не сыру, а крем-брюле в шоколаде с клубникой и взбитыми сливками. Иначе наших пассий и не назовёшь! – поправил я его.
– Небось всю ночь речь готовил? – спросил брат.
– Нет, импровизировал, аж в глотке пересохло – наливай! – попросил я.
Потом мы решили отправиться на прогулку, но уже в карете с фамильными гербами. Хотели девчонок с собой взять, да Анна Марковна их не пустила – велела бальные танцы разучивать. На дежурный вопрос кучера: – Куда прикажете, барин? – я спросил: – А знаешь ли лесоторговца купца Шароглазова?
– А кто ж его не знает, Олега-то Сергеевича! Купчина богатющий, но жадный.
– Вот к нему на склады и поезжай. – распорядился я.
И получаса не прошло, как карета остановилась у тёсанных ворот с вывеской – «Лесная торговля купца Первой гильдии Шароглазова!»
Навстречу выскочил сам хозяин. Увидав гербы на дверцах, маленько струхнул, но виду не подал, а лишь под кафтаном перекрестил пупок.
– Чего изволите, господа хорошие? Весь заказ от Вашего батюшки ещё вчера отправил в Гатчину на сотне безтарных телег. Все брёвнышки одно к одному, точёные. А что цена высока, то у всех нынче цены такие. Кого хошь спроси! Зато мой товар без сучка, без задоринки! Или ещё чего понадобилось?
– Так кому и шести досок хватит, а кому и двух столбов с перекладиной! – строго сказал брат, а я добавил: – Ты особо не юли! Нам недавно из Парижу гильотину привезли!
Тут уж он истово закрестился:
– Помяни Господи царя Давида и всю кротость его! – зашептал он молитву на усмирение жестоких сердец.
– Ты тут нам Лазаря не пой, а веди в конторку!
Купчина, хоть и был коренаст и телом крепок, засеменил на полусогнутых впереди. Уже в конторе я спросил:
– А скажи-ка нам Олег свет Сергеевич, какая у тебя древесина самая лёгкая?
– Так из дешёвой, конечно липа! – задумчиво произнёс он, поняв, что сразу его казнить не будут: – но она мягкая. Годится только на ложки, плошки да матрёшки. А из тех, что подороже, есть особый сибирский кедр. Он чуток даже полегче липы, но крепче в разы. Ещё есть бразильская бальса – она совсем лёгкая и мягкая – годится разве что на игрушки. Но дорогая – уж больно перевоз влетает в копеечку. Да и не осталось почти её у меня совсем.
– А фанера есть?
– А что это за дерево такое? Сроду не слыхал про него?
Тут уж я задумался – может фанеру-то ещё и не изобрели?
– Ну а шпон у тебя есть?
– А то как же, благодетель, у меня шпону то не быть? Всякий есть! И морёного дуба, и карельской берёзы, и даже африканского красного дерева. А из дешёвых только сосновый – ему копейка цена.
– Так вот ежели положишь слой соснового волокнами повдоль, да клеем промажешь, а потом слой волокнами поперек и снова клеем и так слоёв десять, а последний, лицевой из красного дерева, да просушишь под гнётом, то получится у тебя доска, какой хошь ширины, вся как из Африки. Смикитил?
– Так это же золотое дно! – дошло наконец до него и глазки жадно забегали.
– Ты для начала возьми дельного писаря, да запатентуй это на себя. Так и быть, дарю тебе эту идею безвозмездно, то есть даром?
– А дорого возьмёшь за то, что даром? – хитро прищурившись спросил купец.
– Не дорого! Будешь мне того лёгкого кедра поставлять досками по две сажени в длину и по пяди в ширину. И толщиной по дюйму и по полдюйма. Фанеры понаделаешь в три слоя из сосны Да изогнёшь жёлобом вот таким манером! – я смахнул локтем со стола счёты и резные бумаги и мелом на столешнице нарисовал какой мне нужен жёлоб: – А длинной тот жёлоб тож в две сажени.
– А много ли всего надо то?
– Ну желобов десятка три для начала. Досок кедровых сотни две. Всё в один воз уместится. Отправишь в Гатчину через неделю. А бальсы у тебя сколько осталось?
– Так обрезки по аршину длинной и дюжины не наберётся!
– Бальсу сейчас заберу! Прикажи на запятки кареты погрузить. А если прослышишь, что у кого ещё бальса есть – скупай. Я всю возьму. Знаю, что дорого с меня не сдерёшь, но и своего не упустишь.
И уже садясь в карету, сказал ему:
– А вывеску-то смени над воротами. Там четыре слова приписать надо – Поставщик двора Его Величества! – доски-то эти на потеху Государю пойдут!
Тут купчина совсем опупел, упал на колени: – Да за такую милость я вам те доски задаром буду поставлять по гроб жизни!
– По гроб не надо, Олег Сергеевич. Будем жить, ваше стапенство! – и карета тронулась.
– Ну и зачем тебе эти дрова? – спросил брат: – Во дворце-то ольхой топят!
– Это не дрова! Фанерные желоба – рёбра обтекания на крылья. Из лёгких досок нервюры повырезаем. Вот видишь, ангар ещё не готов, а планер мы уже делать начали.
– А бальза-то тебе зачем? – спросил брат.
– Так купчина же сказал, что она только на игрушки и сгодится. Вот и буду их вырезать на досуге.
Но на этом день не закончился. Я пересел на извозчика и покатил в Училище выправлять бессрочный отпуск, а Комрад в Морской корпус за тем же. В училище оформление бумаг много времени не заняло. После обеда в коридорах штаба было пустынно. Я посулил писарю пять рублей (это при его месячном жаловании а 3 рубля и 80 коп) – так он носился, как ужаленный и вскоре всё было готово. Перед самым уходом писарь мне сказал: – Вас ещё позавчера поручик Сигаев спрашивал!
– А где же он сейчас?
– Так известно где – под домашним арестом дома и сидит!
– Спасибо, братец! – и накинул ему ещё пятерку.
Я мучительно стал вспоминать, кто же это такой, поручик Сигаев в этой жизни. И вспомнил. Ну да, это же Валерочка Сигаев, инструктор в училище по стрельбе из револьвера. Мой добрый приятель и собутыльник. И мы с ним давно на «ты», вне службы.
На углу Кронверкской я соскочил с коляски, чтобы казаки из личной охраны меня не заметили и зашагал пешком в гости к моему другу, поручику Валерию Павловичу Сигаеву!
* * *
Казачий урядник Плаксин был явно не в духе. Мадам Катрин, от которой он возвращался, обобрала его до нитки и он решал задачку, как потратить оставшуюся мелочь? Или похмелиться, или взять извозчика и доехать до казармы, а не топать пешком. Впереди него шел какой-то офицерик. Обогнать его, значит придётся козырять. Не обгонять, то придется идти помедленнее, хотя урядник никуда и не спешил. Вдруг на офицерика налетел какой-то рыжий, чумазый парнишка, чуть не сбив его с ног и завопил:
– Дядь, дай 10 копеек! Дай, кому говорю!!!
На что офицер вежливо ответил:
– Может тебе ещё и ключ от апартаментов, где столовое серебро в буфете лежит?
Парнишка сначала опешил, а потом было хотел бежать, но был пойман за ухо бдительным урядником. Сначала Плаксин выудил из-за пазухи парнишки пухлый бумажник и часы офицера, а уж потом врезал ему по затылку гвардейского леща, снабдив это полновесным пинком. Всё это заняло несколько секунд и чумазый щипач скрылся в подворотне.
– Ваше благородие! – окликнул он офицера: – Разрешите обратиться?
Офицер обернулся:
– Слушаю Вас, урядник!
– Ваше имущество? – спросил тот и протянул бумажник и золотые часы на цепочке.
– Да, это моё! Вот же ловок чертёнок, чисто срезал! – удивился офицер и открыв бумажник, хотел было протянуть уряднику сотенную, как вдруг увидел у него на груди Георгиевский крест, а на боку не саблю, а японскую катану. Мгновенно сообразив, что подобное выражение благодарности будет оскорбительным для казака, офицер козырнул и представился:
– Корнет Романов!
– Урядник Плаксин! – козырнул в ответ казак.
– А как вас по батюшке величать?
– Валерий Сергеевич я.
– Ну а меня можете называть Андрей Владимирович! Вот что, Валерий Сергеевич. А не зайти ли нам в ближайший трактир и не обмыть ли моё вновь обретённое имущество? Ведь как ни крути, а проставиться я обязан!
– Ну что же, это дело доброе! Я подобных перспектив, никогда не супротив!
Когда мы уселись за стол и половой принял заказ, я спросил у урядника:
– А за что же у Вас крест, Валерий Сергеевич?
– Да в Манчжурии дело было, Когда японцев с китайцами замиряли!
– А катана откуда? Вроде бы носить японское оружие не по уставу!
– Да оттуда же. Говорю же, дело было!
– А что за дело то? Расскажите, пожалуйста. Только давайте сначала по первой махнём за случайное знакомство!
Урядник одним глотком осушил лафитник, но закусывать не стал – держал марку.
– Да особо-то и рассказывать нечего. Мы вшестером сопровождали наместника на конной прогулке. Вдруг, как черт из табакерки на нас выскочили дюжина косорылых. Ну, двое казаков остались наместника заслонить, а мы вчетвером стали с ними рубиться. Ну и порубали их в капусту.
– А катана значит оттуда же? – спросил я.
– Оттуда же. Офицерик ихний уж дюже ловко с ней управлялся – я еле успевал увёртываться и отмахиваться.
– Так неужто Вы смогли выбить катану у самурая?
– Зачем выбивать то? Отсёк вместе с рукой по локоть – всего-то и делов. Он-то другой рукой за наган схватился, вот тут я его и насовсем положил.
– А что наместник?
– Наместник подъехал и говорит: «Что жизнь мне спали – спаси Бог, братци! Жалую каждому по Георгию, а тебе Плаксин ещё и чин хорунжего». Ну мы все хором в ответ: – «Рады стараться!» А я в руках ту катану держу – чудная сабелька и острее бритвы. А Наместник увидел это и говорит: – «Что с боем взято, то свято! Носи, хорунжий, эту катану в память обо мне и сегодняшней стычке?» Вот так я и стал Георгиевским кавалером, да ещё и с японской саблей!
За беседой первый графинчик-то опустел, так мы и другой заказали.
– А как же Вы, Валерий Сергеевич, будучи хорунжим, звание-то офицерское, снова в урядниках оказались на уровне сержанта? Или проштрафился?
– Да был грешок – и грех и смех, да и только!
– Расскажите пожалуйста. Уж очень красочно у Вас это получается, хотя и простыми словами!
– Да особо то хвастать нечем. Офицерское общество полка приняло меня холодно и недружелюбно. Всё же я не из благородных, а из простых казаков. Но я дистанцию держал и к ним не набивался. Это в бою солдат с генералом братья. И вот как-то за ужином в лёгком подпитии, интендант один, подпоручик Кисин, стал говорить, что, мол, в китайскую войну Георгия можно было и за деньги купить? Ну я ему в ответ: – «А чего же ты себе не купил? Денег-то небось много наворовал из солдатской казны?» Он тут подскочил ко мне петушком, хотел значит оплеуху мне врезать. Думал что я по библейским заповедям и вторую щеку подставлю. Счаззз! Он и замахнуться-то не успел, как получил кулаком по рылу и под стол кувырнулся. Потом конечно офицерский суд, опозорена честь мундира и надобно мне с ним идти к барьеру до первой крови. Так я говорю, первая кровь-то уже была у него из носа. До сих пор сопатка опухшая и бланш под глазом. И вызывать я его отказываюсь. Моя честь не задета и мой мундир чист». А вот он нет! Вызываю, говорит, тебя стреляться, поскоку моя честь замарата оказалась! Ну я вызов принял, только говорю, почему же обязательно стреляться то? Раз меня вызвали на поединок, то и выбор оружия за мной. Так ведь по дуэльному кодексу? Командир наш, полковник Галкин Михаил Иванович, ветеран, заслуженный боец, только усмехнулся. Понял мою хитрость.
– Что же, хорунжий, ты прав! Выбор оружия действительно за тобой. Таковы правила и закон на твоей стороне.
– Тогда, говорю, будем мы не стреляться, а рубиться!
Вот тут-то Кисин и побледнел. Он же интендант. Сабельку-то только для красоты носил. На следующее утро сошлись мы. Он с уставной саблей, а я с катаной. Поскольку она была чуть короче его сабли, то дуэльный кодекс это разрешал. Ну рубака он никакой. Первый же его выпад я пропустил мимо, а вслед ему катаной пониже спины и окрестил плашмя. Он аж взвизгнул, как подсвинок. Ну не убивать же дурака. А на белых-то лосинах красненькая полосочка-то и обозначилась. Тут уж полковник Михаил Иванович дуэль остановил, объявил её законченной, поскольку первая кровь пролилась. Кисина значит в отставку, обратно в деревню, а меня по-тихому сплавили в урядники. Спасибо командиру, полковнику Галкину. Большой справедливости человек, за своих всегда горой стоит. Вот уж воистину – Слуга царю, отец солдатам!
Тут в трактир вошли казаки из моей охраны:!
– Здесь великий князь! Слава Богу! А то мы уж думали, что потерялся! Урядник мне шепнул: – Валим отсюда, вашброть! Казаки гутарют какой-то великий князь сейчас здесь будет – не накликать бы беды!
– Поздно валить, урядник! Великий князь уже здесь!
– Где!
– Тебе в рифму ответить на вопрос «Где»? – пошутил я: – Перед тобой сидит и с тобою же водку трескает! Великий князь Андрей Владимирович Романов!
– Это тот, что самому государю двоюродный брательник? А не врёшь?
– Он самый и есть! Не сомневайся! И очень рад интересному знакомству с боевым офицером!
– Так я уже и не офицер вовсе!
– Ну это мы поправим, Валерий Сергеевич! Хотел я тебя сотенной отблагодарить за честность, да вижу подачку ты не примешь! А потому есть у меня до тебя просьба! Ближе к лету подбери мне из своего полка полсотни казаков, кого хорошо знаешь! Почестнее и поздоровше, кому в казармах портки просиживать надоело! Весёлый вояж предстоит. Вот тебе пятьсот рублей, и не отказывайся! Это тебе, что бы с казаками задушевные беседы проще было вести. Кого ни попадя мне ведь не надобно! А на Руси разглядеть человека через штоф водки всегда было сподручнее. И купи русско-английский разговорник и самые ходовые слова пока разучивай.
– Так зачем мне английский? Я французский люблю!
– Так ты французский язык знаешь?
– Я не сказал, что знаю! Я сказал, что люблю! Особенно когда мамзельки хорошо по-французски языком владеют – и не дорого! – при этом озорно мне подмигнул. На этом и расстались. Так я начал решать кадровый вопрос предстоящей экспедиции.
В мезонин к Валере Сигаеву я ввалился, как снег на голову:
– Здравствуй Валерочка! Извиняй, что с пустыми руками! Бананьев не було!
– Ой, Андрейка пришел! – обрадовался он и улыбнулся своей Чкаловской улыбкой: – Давай скорее накатим шампусика за встречу, а то я тут совсем закис!
Я заметил, что на полу уже валялось с полдюжины пустых бутылок «Вдовы Клико». А на диване сиротливо грустила гитара.
– А за что опять под домашним арестом очутился?
– Так, а за что я всегда там очучиваюсь? За дуэль конечно! За что же ещё!
– С кем к барьеру встал на этот раз?
– Да с князем Барятинским за картами повздорили – он меня и вызвал! Это меня-то и стреляться! Даже не смешно! Потом-то он сообразил, что ступил, да поздно. Целый салон свидетелей был! Ну наутро встали мы к барьеру. Я-то думал он в воздух выстрелит, а он свой револьвер поднял и стал в меня целиться. Тут ещё и секундант дал команду, сходитесь. Кабы он в воздух выстрелил, то и я бы вверх пальнул. А он идёт и целится. С 15-то шагов и слепой может попасть. Ну я, не сходя с места и не целясь, прямо с пояса выбил у него пулей пистолет из руки, а он за кисть схватился. Вроде как ушиб. На том и дуэль закончилась. Прознало начальство! Меня под домашний арест, а ему ещё с неделю руку залечивать. Сослуживцы навещали – сказали, что попрут меня со службы, чтобы юнкерам дурной пример не подавал. Куда дальше идти служить? Ума не приложу. В гвардию не возьмут. Там Барятинский служит, а у него связи. Куда-нибудь в пехоту? Так отправят в дальний гарнизон, а там сопьюсь или помру с тоски. А ты, я погляжу, уже корнет? Когда успел то?
– Да батюшка подсуетился Государю на подпись бумаги подсунул, чтобы меня от летних манёвров отмазать. Да и князя Кирилла уже в мичмана произвели. По этому поводу мы отдельно проставимся. А служба тебе уже есть. Так что «помирать нам рановато, есть у нас поважнее дела!» – пропел я.
– А что за служба?
– Да затеяли мы с братом одну каверзу и нужен нам адъютант, который в Питере знает всё и всех. А лучше тебя кандидатуры и не придумать!
– А что за каверзу задумали? Или секрет?
– Да никакого секрета нет. Просто долго рассказывать. Потом как-нибудь. А сейчас прости – надо идти и ещё одно дельце обстряпать.
– Вот только проставиться не забудьте! – сказал Валера на прощание.
– Как же, с тобой забудешь. И вот тебе первое задание. Проставляться мы будем в «Астории» в это воскресенье. Так ты заранее закажи там, что надо, составь списочек, кого позвать. Чтобы никого не обидеть, но чтобы и лишних не было. А завтра поутру князь Кирилл тебе свой флотский список пришлёт. А ты уж закажи там всё на широкую руку и приглашения разошли. Честь имею! – козырнул я уходя.
– Ну и славненько! – попрощался со мной Валерий Павлович.
Когда я сел в коляску, то велел:
– К князю Барятинскому!
Коляска подкатила к солидному особняку. Я велел доложить о себе.
Князь сам вышел мне на встречу в домашнем халате по случаю якобы ранения. Правая рука на перевязи – всё чин по чину. Князь поздравил меня с производством в офицеры, мы выпили по фужеру шампани. И я приступил к осаде крепости.
– Скажите, князь, а имение Лыткарино под Москвой ваше?
– Кажется моё! Я там и не был-то никогда! А зачем интересуетесь?
– Да вот думаю, как помочь вам в вашей беде?
– Какой ещё беде? – Барятинский аж побледнел.
– Да был я сейчас у поручика Сигаева, мы же с ним дружны ещё с училища. Похоже его за дуэль со службы попрут. И очень он из-за этого на вас злится.
Да и я у Вас сейчас не в гостях, а в роли его секунданта. Он имеет намерение продолжить поединок. А мне так не хотелось бы быть свидетелем Вашей гибели. Ведь такое мерзкое зрелище! Вы на траве, весь в крови, голова пробита, мозги брызгами, глаз вытек! Фи! Боюсь меня может даже стошнить прилюдно, а это моветон! Ведь Сигаев муху на лету бьёт. А уж Вам весь барабан из нагана за секунду в голову влепит. А может, и пожалеет и только сердце прострелит. Тогда хоть Вас в открытом гробу хоронить можно будет. Но это вряд ли, а Вам бы ещё жить да жить.
Князь сполз на кушетку. Цвет его лица напоминал кефир. Такой же белый и кислый. Губы его дрожали. А по щеке как будто и слезинка прокатилась.
– А Лыткарино-то тут при чем?
– А при том! У Вас же ссора разгорелась из-за карт? Вот и отпишите ему имение Лыткарино с деревеньками Нижнее и Верхнее Мячково в счет карточного долга. И тогда всё утрясётся само собой. Карточный долг погашен – это почётно. Причин для разногласий нет. А я уж со своей стороны обещаю, что он и думать забудет о дуэли. Как Вам такой вариант?
– Да хоть сейчас отпишу Лыткарино со всеми там Мячиками и Калачиками. Сто лет я его не видал и видеть не желаю!
– Сейчас уже поздно, а вот завтра по утру пригласите нотариуса и оформите все должным образом! А я Вам гарантирую, что весь спор тут же забудется! Пока об этом знаем только мы трое! Так пусть это и останется между нами.
– Ваше высочество! Я уж и не знаю, как Вас благодарить! Вы же мне жизнь спасли! Я теперь перед Вами в неоплатном долгу!
– Да полноте, князь! Какие могут быть долги между нами, князьями! – обнадёжил я его.
Домой я вернулся, когда уже смеркалось. Брат с девчатами ждали меня у него в кабинете.
– Что так долго пропадал то? – спросил Комрад.
– Да столько разных вопросов порешал по ходу, аж самому удивительно. Да ещё целый день пил и почти ничего не ел!
Тут Зинуля забеспокоилась и метнулась на кухню, распорядиться об ужине.
– Мариша! Проводи нас в каморку к Фролу, пожалуйста! – попросил я.
– Так пойдемте, тут рядом!
– Зачем он тебе? – спросил брат.
– Сейчас узнаешь!
В комнатке у Фрола было довольно чистенько и уютненько. На столе стояла початая бутылка Перцовой и горшочек с мёдом. А вторая, уже пустая бутылка, стояла рядом с тумбочкой. Сам Фрол с замотанным горлом, но весьма довольный собой, возлежал на кушетке.
– Лежи, лежи! – предотвратили мы его попытку привстать: – То, что ты говорить на можешь, это понятно. А писать можешь?
Фрол кивнул в ответ.
– Так вот, дело в следующем. В воскресенье мы с братом будем обмывать наше производство в офицеры. Список моих гостей составит поручик Сигаев! А вот список гостей князя Кирилла ты сможешь составить? Ты ведь всех его друзей и собутыльников хорошо знаешь!
Фрол опять охотно закивал.
– Вот и ладушки! – сказал брат и мы покинули коморку. Но на выходе я обернулся и спросил: – Ещё мороженого хотишь?
Фролку аж передёрнуло.
На утро посыльный принес мне дарственную от князя Барятинского на имя Сигаева. Я ему её и переадресовал с пояснительным письмом. А заодно приложил и список гостей Комрада, который Фрол составлял всю ночь.
– А зачем тебе Лыткарино! – спросил брат.
– Не мне, а нам. Помнишь из той жизни – мы ездили купаться в Лыткаринские песчаные карьеры? Это редкий песочек и из него делают линзы для оборонки не хуже Цейсовских. А хорошие линзы нам в скором времени ох как понадобятся! Ну а деревенька Мячково вообще мила моему сердцу. Мы там ещё ого-го каких делов наварганим!
* * *
В воскресенье с вечера наши звёздочки обмывали почти всю ночь. Всё прошло гладко. Люстры уцелели. Зеркальные витрины тоже. Я пытался спеть «А нам всё равно», но не получилось, брат удержал меня.
Барятинский с Сигаевым помирились и даже выпили мировую. Все были довольны, а по-настоящему счастливым чувствовал себя лишь князь Барятинский.
Но было одно событие, вернее одна встреча, которою вполне можно назвать исторической. Одним из гостей Кондрата оказался морской офицер, выпускник прошлого года Александр Васильевич Колчак. Свести близкую дружбу с таким человеком, это была не просто удача – это был джек-пот.
Ай да Фрол, ай да умничка. Это же он внёс Колчака в список гостей брата. Вернёмся домой, выкачу Фролу ведро мороженки и ящик Смирновки. Да ещё и заплачу звонкой монетой самой крутобёдрой поварёшке за безотказное действие на пару недель. А-то и двум поварёшкам. И пусть Фрол на полмесяца уходит в загул! Заслужил! Прошка и один справится за двоих! В его службе много ума-то и не надо.
* * *
Первая неделя попадалова завершилась. В последующую трижды выезжали на балы и девчата были в восторге. Но уж слишком гладко всё шло – так не бывает. И вот случилось. Во время завтрака с родителями в зал без доклада вошёл ни много, ни мала сам Император Российской империи и пр. и пр. и пр.
В простой полевой гимнастёрке с полковничьими погонами и с одним лишь Георгием на груди. Все сразу повскакали с мест, но тут же Фролка как-то влез и предложил Государю кресло. Вообще-то Николаша приходился племянником нашему папеньке, а нам кузеном. Так что особо не церемонились, а продолжили завтрак по-домашнему. Меня кузен Никуша в упор не видел, а вот с братом заговорил:
– Что же ты Кирюша от службы-то отлыниваешь? Я-то думал, что ты летом сходишь в Атлантику, в Гибралтарский пролив, оттуда по Средиземному морю и через Босфор в Черное и в Севастополь. Этакая малая кругосветка, а ты, видишь ли решил папашу своего удивлять!
Но Кондрат не растерялся и ответил:
– Оплошал я Государь. Вот те сабля – хочешь, вдарь! Но зачем, скажи на милость, мне идти в Гибраалтарь? Что я там нового увижу, будучи пятым помощником седьмого штурмана? А тут мы с братом больше пользы принесем. В этом и есть главная причина!
– А я вот думаю, что главная причина у вас в спальнях! – сказал Государь: – Наслышан! Наслышан! Покличте ка их сюда!
– Это не совсем возможно, Государь! Моя причина сейчас на Невском в обувном салоне туфли меняет. Несколько пар маловаты оказались! – сказал Кондрат.
– Ну а твоя причина где, князь Андрей?
– А моя, как и положено боевой подруге, сидит в своей светлице и сольфеджио разучивает! – ответил я.
Через несколько минут, смущаясь вошла Зинуля в домашнем платье. Государь внимательно осмотрел её с головы до ног и остановил свой взгляд на груди, промолвив:
– Вижу, что причина есть, даже две. И обе веские!
И даже облизнулся, сволочь такая. Зинуля покраснела и упорхнула.
– Так чем удивлять-то будете? – спросил Государь.
Тут уж я встрял в разговор:
– Помню в сказках был ковёр – шитый золотом узор. Так на том ковре Хоттабыч навострился за бугор! Мы же рождены, что бы сказку сделать былью. А вот что конкретно, пока не скажем. Это будет сюрприз. Да хотелось бы на показ ещё и гостей пригласить. Только от нас приглашение они могут и отклонить, а вот от тебя, Государь, не посмеют!
– И что же это за гости такие? – спросил Ники.
– Да их и не много. Профессора Менделеев и Жуковский! Из Германии инженер Луцкой, да адмирал Макаров с офицером Колчаком. Вот, пожалуй, и все!
– Состав-то комиссии не шуточный. Не боитесь оконфузиться?
– Перед такими светилами науки и конфуз не позор! – ответил брат.
– И когда же мне гостей собирать? – спросил Никуша.
– А к середине августа самый раз!
– А не рановато ли будет! Вы же отцу про осень говорили!
– Так мы «жить торопимся и чувствовать спешим»! – оправдался я.
– Ну будь по-вашему. А теперь подите прочь с глаз моих. Мне надо с дядюшкой потолковать о делах более серьёзных!
Уже у себя в кабинете я спросил у брата:
– Ну и как тебе кузен Ники?
– Да нормальный мужик! Без закидонов. Вот его-то нам и надо перетянуть на свою сторону. Вот только как? И какого инженера из Германии ты приплёл?
– В газете прочел, что компания Даймлер хочет наладить выпуск автомобилей. Даже картинка была. Каменный век автопрома. Даже хуже «Лады-Калины». Но по движкам у них там главный наш русский инженер Борис Григорьевич Луцкий. Я даже вырезку сохранил. Вот его-то нам и надо сманить. А это трудно. Даймлер ему сверх меры платит – такого деньгами не прельстишь. Значит надо давить на патриотизм. Не басурман же он. Ну и чтобы загорелся новой идеей. Это для людей творческих самое главное. Потому на показ планера его и хочу позвать. Без надёжного и мощного мотора нам верёвка. Давай составим мини-программу своих дальнейших действий. Со дня на день будет готов «Гамаюн». Сразу переезжаем туда. Главное, чтобы ангар был готов. А жить можно и в недостроенном тереме. Пить завязываем напрочь. Разве что пару лафитничков на сон грядущий. Шампусик не в счёт.
И сразу приступаем к постройке планера. Я ему уже и название придумал – «Орлёнок». До Орла он пока не дотягивает. Ведь он не сразу полетит – будут детские болезни. Ну а когда полетит, тогда я и тебя научу, и Валеру Сигаева и, может, ещё кого. Удивлять так удивлять. А после первого планера с учетом ошибок, да по готовым лекалам начнём их шлёпать как пельмени. И это только начало. Запускать можно и на конной тяге – пусть какой-нибудь тяжеловоз длиннющую резину натянет и стрельнём планером как резинкой от трусов. А вот когда Государь в нас поверит, тогда уж и развернемся. И ещё собой надо заняться, бегать что ли по утрам и гантельки потягать. А-то у нас вся гимнастика только по ночам! – улыбнулся я.
И мы дружно встали за кульманы. Я рисовал эскизы, а брат уже по ним вприглядку делал рабочие чертежи. А вечером пришел Валера. Ужинали весёлой компанией. Одного рояля и одной гитары было уже явно мало. Перед уходом я вручил Валере список первой необходимости. Раздобыть алюминиевых труб дюймового сечения, рояльных петель, струн от арфы на тросики управления и много разной мелочёвки. Валера бегло пробежался по списку и сказал:
– Струны от арфы гарантирую. Я знаком со многими арфистками. А с некоторыми, так даже очень близко. А всё остальное можно добыть на Обуховском заводе. Алюминий, правда, дороговат. Но кто же возьмёт деньги с великих князей. Тем более просим-то мизер по сравнению с их масштабами! – пообещал Валера.
Ещё я попросил у него подыскать пару столяров-мебельщиков. Не плотникам же выстругивать нервюры, элероны-лонжероны и всякие шпангоуты.
На следующий день Валера зашёл уже к обеду и сказал, что заказ на Обуховский завод всучил самому директору и намекнул что вопрос на контроле у самого государя. А мебельщиков нашёл по газете в отделе происшествий. Сгорела мебельная мастерская братьев Зарубиных:
– Вот к ним я и собираюсь. Нужны же им деньги на новую мастерскую. А у вас они за лето хорошую копейку сшибут!
И тут моё внимание привлекла замётка о спорте. Во Франции гонщик Анзани на мотоцикле своей конструкции развил скорость в 55 км в час.
– Валера. Отставить столяров. Дуй в Техноложку, отыщи там студента Тринклера и хоть за шкирку, но привези его к нам. А уж потом к Зарубиным наведайся!
– Да не вопрос! – ответил Валера и ушел.
– А что за Тринклер такой? – спросил Кондрат: – И откуда ты его знаешь?
– Я его совсем не знаю. Но когда меня там взяли на работу шофером на школьный автобус, а они все на дизелях работают, то я, что бы не опозориться набрал в поисковике на компе слово «дизель» и кликнул мышкой. И мне открылась википедия – Рудольф Дизель изобрёл дизельный двигатель и запатентовал. Ну и т. д. И сноска. Я кликнул сноску. А там – студент пятого курса Тринклер разработал свой подобный двигатель, но вдвое мощнее при том же объёме. Но нефтяной магнат Нобель уже купил патент у Дизеля и двигатель Тринклера зарубили на корню. Ну куда студенту тягаться с магнатом? Так вот они его зарубили, а мы вырубим. Парнишка-то видать головастый. Ну как-то так.
– Так когда это было?
– А этого ещё и не было, это только будет в 1898 году. А движок Анзани я видел в музее авиации. Три горшка веером и кажется аж 30 лошадок и воздушное охлаждение. Вот эти-то движки нам и нужны! Меняем концепцию. Разрабатываем не просто планер, а мотопланер. То, о чем я ещё в планерной школе мечтал – мечты сбываются. Теперь берём обычную водопроводную трубу дюймовку и заказываем на Обуховском, чтобы её согнули. Начиная от спинки кресла и далее по конфигурации нашего торса. И заканчивая к задним ножкам, как в шезлонге. Короче, каркас кресла из железа, а к спинке прикрутим мотор, когда он появится и станут известны точки его крепления. Пропеллер будет толкающим.
* * *
И пары часов не прошло, как поручик Сигаев ввёл к нам худощавого юношу лет 18-ти. Он представился:
– Густав Васильевич Тринклер. Студент второго курса Питерской техноложки.
– Уже второй курс? – удивился я.
– Я только перешёл на второй курс. Вчера сдал последний экзамен.
– А чем летом заниматься собираетесь?
– Пока не знаю!
– А про двигатель Анзани слыхали что-нибудь?
– Конечно, слыхал. Занятный движок.
– А как вы смотрите на то, что бы поехать во Францию, отобрать, проверить и купить с дюжину таких движков. С Вами поедет наш человек. Он будет за все расплачиваться и обеспечит доставку курьерским. А Вы на месяц устроитесь в мастерскую Анзани, хоть подмастерьем. Это очень пойдет на пользу и вам, и нам, и Отечеству. А через месяц добро пожаловать в Канны или в Ниццу – на ваше усмотрение. Месячный отдых на полном пансионе за наш счет. По прибытии домой – отдельная премия! Как вам такая перспектива?
– Когда выезжать? – поднялся из кресла студент.
– Да надо бы ещё вчера, но теперь уж завтра. Деньги на покупки в дорогу вам выдаст сейчас Валерий Павлович, а завтра он за вами заедет за час до поезда. А пока подождите его внизу. Лично я рекомендую Канны – там пляжи песчаные, а в Ницце галька – заходить в воду не комфортно!
Когда дверь за студентом закрылась, я сказал Валере:
– Есть у тебя надёжный коммерс, которого при покупке движков не надурят?
– Есть такой! Лев Кнэп. Он сам кого хошь надует!
– Валерий Павлович, знаю как ты устал, да дело не терпит. Съезди ещё и к этому Льву и уломай его смотаться в Париж со студентом. А там – рассчитаться за движки и проследить, чтобы отправили курьерским. Билеты возьми первого класса и подъемных денег отсыпь на широкую руку. И студенту передай, чтобы купил про запас две сотни свечей – он знает каких!
Валерий тяжело вздохнул, взял из секретера несколько пачек денег и вышел.
– Андрей! А ведь не зря тебя наш папа Шустриком называл в детстве. Всё-то ты спешишь впереди паровоза успеть! – сказал Кондрат.
– Не я такой. Жизнь такая. И уж очень хочется мне тебя в адмиральских эполетах узреть. А как думаешь, мне генеральские будут к лицу?
– Нашему подлецу……! – усмехнулся брат.
* * *
На следующий день Валерий рассказал о выполненных и не выполненных поручениях. Льва Кнэпа уговаривать не пришлось. Мгновенно, умом опытного коммерсанта, вычислил что это выгодно и сразу согласился. Вчера он со студентом уже выехал во Францию. Наш заказ на Обуховском заводе будет готов после обеда. А вот со столярами заморочка. Братьев Зарубиных-то двое, но у одного ещё два сына подмастерья, а у другого их три. Всего получается артель в семь человек – как быть?
– Так это же здорово! Нанимаем всех. Условия простые. Оплата по двойному тарифу, жильё и питание бесплатно. А по окончанию работ каждому из братьев премия на свою новую мебельную мастерскую. За сверхурочные часы работы. Уверен, что они согласятся! – завершил я.
– Комрад, а что у нас с деньгами?
– Миллионы лежат не тронуты. Мои орденские уже почти прикончили, а вот твоих орденских ещё за глаза хватит. Помнишь как диссиденты про эти времена говорили: – «Когда была свободной Русь, три копейки стоил гусь!» Вот как-то так примерно и есть. Свои-то денюжки мы пока потратили только на вояж студента. А всё остальное копеечки стоило!
На другой день приехал архитектор Коряков с докладом, что всё готово.
Утром поехали по чугунке принимать работу. И девушек с собой прихватили. Им же там хозяйничать. Ну а Фролка сам напросился.
Все строения были сделаны и обустроены на совесть. Мусор вывезен. Девушки сразу в терем побежали, а мы пошли в ангар. Здание высокое, просторное, светлое. Отопление от общей котельной. Полы ровнехонькие, хоть сейчас паркет клади. Ворота легко раздвигались. Рабочие столы и верстаки были на месте. Рядом с широкой задней дверью небольшой штабель из кедровых досок – Шароглазов не подвёл.
В тереме тоже всё было по уму. Барышни уже и список составили, какую мебель покупать. Комрад глянул и добавил:
– Обязательно в большую гостиную гарнитур из 12-ти стульев, и двух диванов работы мастера Гамбса!
– А ещё пару кульманов и школьную доску с мелом! – приплюсовал я.
– Что же, барышни, накрывайте поляну прямо на полу! – скомандовал Кондрат.
Тут в распахнутую дверь вошёл статный пехотный майор. На груди целый иконостас – Георгий, Станислав, Владимир с мечами и медаль за Плевну. А сбоку ещё и темляк из георгиевской ленты и Золотое оружие – За храбрость. Такой набор на паркете в штабах не заслужишь. Коротко козырнул и отрапортовал:
– Майор Волков, командир сводного батальона оцепления! Представляюсь по случаю вступления в должность! – и снова козырнул.
Мы маленько опешили. Сами-то мы были без фуражек и даже откозырять не могли. Выручил, как всегда Камрад с его врождённым чувством такта.
– Мичман Романов Кирилл Владимирович! – и протянул майору руку: – А вас как прикажите величать?
– Анатолий Алексеевич!
– Вот что, Анатолий Алексеевич! Мы тут решили отметить окончание строительства. Так просим Вас, как старшего по званию, возрасту и должности, возглавить этот фуршет. А с остальными присутствующими познакомитесь уже в застольном порядке! – сказал брат.
– Ну раз назначили меня виночерпием, то грех отказываться. Но первую пьём не чокаясь и стоя за погибших героев Плевны! Хотя тут и сесть-то не на что!
И не церемонясь, как человек знающий себе цену, разлил водку по стопкам, что-то беззвучно прошептал, одними лишь губами, и гвардейским тычком опрокинул содержимое в себя, даже не поморщившись.
Бывают на свете люди, при первой же встрече с которыми, сразу осознаешь, что повстречал близкого, родного человека. Такому можно и душу излить, и рассказать о наболевшем. И в грехах покаяться, как на исповеди, и мудрого совета спросить. Общаться с таким человеком, это как в жару из чистого родничка напиться.
Вот таким и был Анатолий Алексеевич Волков.
Фуршет растягивать не стали. Мы торопились обратно в Питер, а майор Волков – по делам службы. Прощаясь, я попросил его чувствовать себя здесь полным хозяином и быть в прямом контакте с архитектором Коряковым. Ведь впереди предстояло возвести ещё много разных построек. Когда садились в коляску, я подозвал Фрола:
– Вот что, Фролушка! А смог бы работать в должности мажордома? – спросил я.
– А отчего не смочь бы. Когда баронесса Анна Марковна в отъездах бывала по неделе, а то и по две, я за неё оставался. И ничего! – ответил он.
– Так вот Фрол! Не бывать тебе мажордомом больше никогда – забудь. А быть тебе комендантом городка Гамаюн! Так теперь это место называться будет. Приказ я подготовлю.
– Ну раз и на бумаге вы решили так меня возвысить, то и не Фрол я вовсе!
– А кто же ты тогда?
– А зовусь я Владимир Фроловский по документам!
– Эвон оно как! Ну тогда принимай хозяйство, Владимир. На днях много чего привозить начнут. Мебель, посуду и прочий скарб. Так расставляй всё по уму, как ты умеешь. Да сам-то не корячься. Тебе теперь не по чину. А помощь проси у майора Волкова. У него солдатиков много. Он не откажет. Вот вроде бы и всё. Будут какие-нибудь просьбы и пожелания? – спросил я.
– Просьб нет. А вот желание имею.
– И что же?
– А в первую очередь перешлите сюда поломоек Дашку и Глашку! Уж очень хорошо они, подоткнув подолы, полы моют. Загляденье просто! И не дорого!
– Ну это желание нормальное для молодого крепкого мужчины! Только учти – мороженого тут нет. Разве что в Гатчине. И со Смирновкой-то поубавь малёха. А все остальное сделаем! – На том и расстались.
Пока ехали в коляске до вокзала в Гатчине, Зинуля прислонилась ко мне и шепотом спросила:
– А что это в туалетной комнате за ваза стоит с крантиком внизу и с фонтанчиком вверх, а сама-то не больше унитаза?
Я так же шепотом и ответил:
– Вот когда переедем, я тебе и покажу для чего она. Даже помогу для начала ею пользоваться!
– Ой! Как интересно! – воскликнула Зина.
Уже в поезде Комрад вручил Александру Степановичу конверт с годовым окладом и поблагодарил за сжатые сроки строительства и за аккуратность.
– А вот у часовенки хорошо бы купол с крестом поднять повыше, что бы он господствовал над леском. Да и позолотить бы его не помешало. В лучах солнца будет хороший ориентир! – добавил я. Где-то впереди протяжно прогудел паровоз. И я подумал: «То нам птица ГАМАЮН НАДЕЖДУ ПОДАЁТ!»