Читать книгу За последним порогом. Холмы Рима - Андрей Стоев - Страница 2

– Вижу – отдохнули, горите энтузиазмом, – проговорил Менски, оглядывая нас. – Ведь горите, да, Арди?

– Конечно, наставник, – вежливо отозвался я. – Горим.

– Нравятся мои занятия, Арди? – приподнял бровь Генрих.

– Не то чтобы нравятся, но я понимаю, что они необходимы, – ответил я. – Как приговаривает наша кухарка: «Лишь бы на здоровье».

– А наша кухарка говорила: «Доброй свинье всё в сало», – ответил Генрих ухмыляясь.

– Вы, наверное, в детстве хорошо кушали, наставник? – спросил я с интонациями любопытного ребёнка.

«Гм», – сказал Генрих, вытаращившись на меня. Девчонки в ужасе зажмурились. Прошла пара секунд грозового молчания, и Генрих заржал.

– Неплохо, Арди, – сказал он сквозь смех. – Но советую не зарываться. Ты, конечно, парень непростой, но всё же не забывай, что тебе я могу устроить весёлую жизнь, а вот ты мне вряд ли.

– Я буду это помнить, наставник, – пообещал я.

Хотя что тут запоминать – я это и так прекрасно знаю, да собственно, у меня и не было мысли его доводить. Судя по его ответу, Генрих понял мой намёк насчёт того, что я не хочу быть объектом его шуточек, и принял это к сведению, а стало быть, дальше у нас предполагается мир и дружба.

– Вот и договорились, – кивнул Менски. – Итак, как вы уже поняли из расписания, второй курс практически полностью повторяет первый, отличие только в более углублённом изучении. В основном мы будем отрабатывать уже пройденные конструкты защиты, но будем изучать и новые. Будете учиться выживать в огне и в воде. Факультативно разберём пару-тройку бытовых конструктов, но вообще-то, бытовку мы оставляем на внеклассные занятия. Предполагается, что разную мелочёвку вы будете изучать с личным наставником. Или не изучать, если вас устраивает жить в мокрой холодной палатке и сушить вещи у костра.

– А что-нибудь атакующее мы будем проходить? – вылез Иван.

– Зачем тебе, Сельков? – поднял бровь Генрих. – Что толку от того, что ты год отрабатывал защитные конструкты, если тебя может пристрелить любая обезьяна с ружьём? И зачем тебе атакующие конструкты – чтобы ты сам себе что-нибудь отстрелил? Дурак и с конструктами дурак, Сельков.

Иван набычился и покраснел, но молчал. Правильно делал, что молчал, хотя, на мой взгляд, с его стороны было бы умнее и с самого начала не раскрывать рот. Ясно же было, что Генрих его фиаско без внимания не оставит.

– А ты знаешь, Сельков, что у меня спросил ректор? – продолжал Генрих. – Он поинтересовался, как это я учу студентов, что они в боевой обстановке гуляют разинув рот, как дурачки на сельской ярмарке. Может быть, ты считаешь, что ректор будет из-за тебя делать мне выволочки, а ты и дальше будешь расслабляться на моих занятиях? Ты ошибаешься. Говно всегда стекает сверху вниз, и ты, Сельков, в самом низу.

Иван убито молчал. Перспектива у него вырисовывалась не особо благоприятная – если уж дело дошло до ректора, Генрих ему спуску не даст. С другой сторона – а кто же виноват? То, что Иван отделался лёгким ранением – это всего лишь счастливая случайность. Либо Генрих его всё-таки выучит на совесть, либо Ивана рано или поздно убьют.

– К остальным у меня претензий нет, – объявил Менски. – Я бы даже сказал, что для первокурсников вы неплохо выступили. Исключительно поэтому я всё же отвечу на вопрос Селькова. Так вот, как я уже сказал, весь второй курс, как и первый, вы будете отрабатывать защиту. На третьем вы будете изучать нелетальные воздействия, и только на четвёртом дело дойдёт до атакующих конструктов.

Я поднял руку.

– Наставник, что понимается под нелетальными воздействиями?

– Разные способы обезвреживания, например, оглушение или переломы конечностей. И, разумеется, сопротивление таким воздействиям.

– И каким образом мы будем это отрабатывать?

– Вам пока рано об этом волноваться, – усмехнулся Менски. – Через год всё узнаете сами. А вообще стандартный зачёт у нас парный – один студент пытается сломать другому ногу или руку, а второй соответственно не хочет. Если получилось сломать, то он сдал, а второй, стало быть, нет. А если не сломал, то наоборот. Вы же наверняка не раз видели студентов на костылях – это неуспевающие третьекурсники. Мы их не сразу лечим, чтобы был стимул подтянуть успеваемость. А неуспевающих четверокурсников мы просто тихо хороним – это я на тему атакующих конструктов, Сельков.

Девчонки слушали это с выражением ужаса на лицах.

– Ну а ты, Сельков, будешь сдавать мне, – сказал Генрих с доброй улыбкой, и Иван побледнел.

Со стимулами у студентов Академиума определённо всё в порядке. Даже если Генрих по своему обыкновению нас запугивает, наверняка он не так уж и сильно преувеличивает. Мне вспомнился мой университет – первая пересдача, вторая пересдача, двоечники вечно подкарауливают и канючат… А здесь взяли, и решили проблему радикально – после сессии отличники отдыхают, троечники лечатся, а двоечники спокойно лежат по могилкам и ни у кого не отнимают драгоценное время. Будь я и здесь преподавателем, от такой организации учебного процесса был бы просто в восторге. Но раз уж я сам студент, то лучше бы на всякий случай приналечь, а то вдруг и в самом деле заканчивают только отличники. Стефа, помнится, говорила, что умирает не так уж много студентов, но сама вот эта формулировка «не так уж много» мне уже как-то не нравится.

* * *

Мощный удар, казалось, потряс весь склад материалов завода «Милик». Младший кладовщик Фёдор Малушин чуть не выронил кружку с горячим чаем и вполголоса выругался. Его напарник Завид Зима, чаёвничающий с ним в каморке кладовщиков, покачал головой:

– Ну и принесло же грозу. Сейчас в деревне как раз начинают урожай убирать, вот им радости-то этакий потоп.

– А чего это ты деревню вспомнил? – хмыкнул Фёдор.

– А чего мне её не вспомнить? Я же сам деревенский, из Тёсово, у меня вся родня там. Через недельку думаю отпуск испросить, да и съездить к родне, надо помочь им с уборкой.

– А я тут что – один на весь склад останусь? – возмутился Фёдор.

– Один останешься, – подтвердил Завид. – Как я остался, когда ты в позапрошлом месяце на пляже пузо грел.

Фёдор помрачнел. Одному на складе управиться можно, но придётся вертеться, как белка в колесе. Погонять чаи в каморке уже вряд ли получится – новые хозяева завода подмечали малейший непорядок и спрашивали за него строго.

– Ладно, – вздохнул Завид, поднимаясь, – пойдём проверим, всё ли в порядке. А то мало ли… грохочет-то как. Не дай боги чего случится – Проньке с распределительного вон руки переломали.

– Проньку на воровстве поймали, – возразил Федька, но всё-таки с неохотой встал.

– Небрежения тоже не простят, – отозвался Завид, и Фёдор машинально кивнул.

Дождь грохотал по крыше склада. Молнии сверкали одна за другой, сквозь маленькие окошки отбрасывая голубоватые блики на стеллажи. Фёдор дошёл почти до конца прохода, когда его взгляд упал на краешек непонятно откуда взявшейся лужицы под стеллажом. Он посмотрел на неё в недоумении, затем заглянул под стеллаж. Лужа была изрядной, но откуда она взялась, было по-прежнему неясно. Фёдор быстро обежал вокруг стеллажа, но ничего не выяснил. Наконец, тяжело вздохнув, он подкатил стоявшую неподалёку лестницу и полез наверх. А там с ужасом обнаружил, что на тюки с дорогостоящим силовым наполнителем струёй льётся вода с крыши.

Дальнейшее запомнилось у Фёдора в виде какой-то безумной гонки. Вместе с Завидом он лихорадочно перекидывал тюки на другие стеллажи, бегал с вёдрами, прикрывал всё что можно кусками брезента. Наконец гроза ушла дальше, дождь стих, и взмыленные кладовщики посмотрели друг на друга.

– Мы попали, Завид, – тоскливо сказал Фёдор. – Этот наполнитель стоит столько, что проще самим повеситься.

– Надо сдаваться, – угрюмо ответил Завид. – Чем дальше, тем хуже будет. Если сразу не сообщим, с нас за всё спросят.

* * *

Поместье понемногу строилось. Точнее, наш дом уже был построен полностью, но жить в нём было ещё нельзя – строители ушли, но художники всё ещё расписывали потолочные плафоны, и работа эта грозила затянуться до следующего лета. И не сказать, что это долго – Микеланджело расписывал потолок Сикстинской капеллы четыре года, и такой срок ещё считается рекордно коротким. Наша роспись, конечно, сильно попроще, но тоже дело небыстрое. Интересно, а что здесь вместо Сикстинской капеллы? Что-то я сомневаюсь, что её здесь построили, да и сам папа Сикст IV вряд ли в этом мире существовал.

– Кира, а ты, случаем, не знаешь, где собирается конклав?

Зайка даже поперхнулась от неожиданности.

– Вообще-то, знаю, – с удивлением сказала она. – Мы же с Кириллом этим летом отдыхали в Пизауруме[2], и съездили в Рим погулять и посмотреть. Нас там водили на экскурсию в церковь Аврелия Августина[3], и экскурсовод говорила, что как раз в южном приделе этой церкви и сидят кардиналы, когда выбирают папу. А почему вас это заинтересовало?

– Да просто интересно, – улыбнулся я.

Зайка хмыкнула, недоверчиво на меня посмотрев, но ничего не сказала.

– Я вот что думаю, – сказал я, оглядывая окрестности, – пора нам переезжать. Кропотов Луг район, конечно, неплохой, но мы уже начинаем выглядеть странновато, живя там среди купцов и мелких дворян.

– А как же художники? – спросила Зайка.

– Пусть себе рисуют, мы можем временно в служебный флигель переехать. Всё равно ведь полный штат слуг не нужен, пока дом не будет готов, так что места нам хватит. А ты, если хочешь, можешь не переезжать, пока твой особняк не закончат отделывать.

– А что будет со старым домом?

– Ничего не будет, – ответил я, – я его не собираюсь продавать. Как-то не поднимается рука продать дом, в котором всё наше детство прошло. Тем более Арина со Жданом никуда уезжать не хотят, вот пусть и дальше там живут, и за домом присматривают.

– Почему они не хотят переезжать?

– Это как раз понятно, я и ожидал, что они откажутся. Они уже немолодые, все их друзья-знакомые там, зачем им переезжать куда-то за город на болото? Я их понимаю и принуждать не собираюсь, тем более они для нас фактически члены семьи. Пусть живут где хотят и как хотят, семья от этого не обеднеет. Но поскольку Ждан остаётся там и больше не сможет возить маму, то ей нужен новый водитель, да и машину ей тоже надо новую купить, посолиднее.

– Я сделаю, – пообещала Зайка, делая запись в своём ежедневнике.

– А вот ещё насчёт машины: есть у меня замечательная идея, как можно сильно увеличить доход Вышатичей от продажи самобегов. Проблема только в том, что просто дарить им идею я не хочу, но никак не могу придумать способ, как нам тоже получить с этого какую-то выгоду.

– А что за идея? – в глазах Зайки засветилось любопытство.

– Можно заставить люди дополнительно платить за самые бессмысленные добавления, например, за хромированные накладки или за особую окраску бамперов.

– Вообще-то люди не обезьяны, чтобы кидаться на какие-то ненужные блестяшки, – скептически заметила Зайка.

– Ты права насчёт того, что люди не обезьяны, – согласился я. – Хотя поведенческие шаблоны совершенно идентичны, людей легко отличить по отсутствию хвоста.

– Вот сейчас это было жестоко, – захихикала Зайка. – Но по правде говоря, временами я и сама так думаю.

А ведь я, похоже, смогу научить её плохому. В конце концов, я прибыл из мира, где маркетологи давно разобрали все поведенческие шаблоны, и научились виртуозно вытряхивать деньги из карманов населения. Причём это самое население уже давно поняло, что его обманывают, но всё равно снова и снова несёт свои кровные жуликам от торговли. Сам нёс, при этом ругая маркетологов и чувствуя себя дураком.

– Ну вот смотри, – взялся я объяснять, – если не считать представительских машин, у Вышатичей сейчас линейка из двенадцати моделей, которые чётко различаются по ценам. Представим, как можно построить линейку моделей иначе. Допустим для простоты, что мы делаем три модели, условно «Мещанин» за сто гривен, «Купец» за двести и «Дворянин» за триста. Базовые модели разве что ездить умеют, их можно даже вообще не производить. Эта цена только для рекламы. К ним делаем пакеты дополнений. Например, для «Мещанина» предлагаем дополнительную комплектацию «Уважаемый сосед» за тридцать гривен, в которую входит устройство микроклимата вместо неотключаемой печки, фары, которые светят наружу, и круглые колёса вместо квадратных. То есть на такой машине уже можно нормально ездить. Следующая комплектация «Потомственный горожанин», в которую включается более мощный двигатель, более яркие фары, радиоприёмник, ещё какие-нибудь приятные мелочи вроде освещения салона, будет стоить шестьдесят гривен. И наконец, комплектация «Почётный гражданин» за девяносто гривен включает кожаный салон, отделку хромом, окраску металлик, и вообще богатый внешний вид. В результате получается, что мы вроде продаём самобег за сто гривен, но покупатели совершенно добровольно платят в среднем сто шестьдесят. А для того чтобы покупатель, рассчитывавший на гораздо меньшую сумму, не ушёл без машины, рядом сидит представитель банка, который тут же выдаёт ему заём под залог нового самобега.

Уже в середине моей речи Зайка начала улыбаться, а к концу она уже безудержно смеялась.

– Ну и что я смешного сказал? – с некоторой обидой спросил я.

– Сразу видно, что вы в Академиуме учитесь, а не на финансовом, – сказала Зайка, просмеявшись. – Но это нормально – дворянину, да ещё и одарённому, простительно такие вещи не знать, вы всё же не купец. Эти трюки уже пробовали в разных вариантах. Поэтому у нас во всех княжествах восемьсот лет назад приняли единый свод уложений для купечества. Туда входит, в частности, уложение «О честной торговле», а в нём есть раздел, который называется «О неявном понуждении». Практика неявного увеличения цены за счёт понуждения к покупке дорогих дополнений к товару наказывается штрафом до ста тысяч гривен, а при повторном нарушении – отзывом купеческой лицензии. Дополнения по выбору покупателя разрешены, но они могут предлагаться с наценкой не более двадцати процентов к себестоимости. Причём разрешены только незначительные функциональные дополнения, которые обоснованы разницей в покупательских требованиях. То есть кожаный салон предлагать нельзя – он не добавляет функциональности, и покупатель, который хочет более дорого выглядящий самобег, должен выбирать более дорогую модель. Более мощный двигатель тоже нельзя, это значительное добавление. А вот, например, более мощную печку поставить можно, но она у Вышатичей стоит примерно десять кун всего, а в тех самобегах, которые продаются в Мурмане[4], она вообще идёт в стандартной комплектации. Основной принцип состоит в том, что покупатель должен получить товар именно за ту цену, которая была объявлена, и заметное увеличение цены под любым предлогом является незаконным.

В который раз я почувствовал себя идиотом. Нет, ну в самом деле – с чего я взял, что до этого здесь никто не способен додуматься без такого умного меня? Надо заметить, что здесь развитие финансов и торговли пошло по совершенно другому пути. Там у нас огромное влияние на деловую практику оказала прежде всего американская культура с упором на букву договора. Если американец сумел воспользоваться дыркой в договоре и обобрал партнёра, то он молодец, и пользуется всеобщим уважением за хитрость и ловкость. Здесь Соединённых Штатов не случилось, и прежде всего рассматривается дух договора – причём даже суд главным образом анализирует то, как понимали предмет договора стороны во время его заключения.

– А вообще уложение «О честной торговле» меняется постоянно, – продолжила Зайка. – Купчины всё новые и новые трюки придумывают, очень изобретательный народ. Их за эти изобретения регулярно штрафуют, а иногда и в тюрьму сажают. Ну и уложение дополняют насчёт новых способов. И кстати, что касается займов – их можно выдавать только в помещении банка. Выдача займа за пределами банка, или хотя бы предложение такого займа, в законе называется понуждением к кабальному контракту, и является уголовным преступлением. При этом выданный заём возвращать необязательно.

– Погоди, а как же разные подпольные ростовщики дают деньги в долг? – заинтересовался я.

– Займы от частного лица дозволяются. Ещё они бóльшую часть займов оформляют как фиктивную продажу, или под договор аренды, или ещё как-нибудь. А чаще всего они деньги без всякого договора дают, даже без расписки. По закону их не так просто ухватить, хотя, конечно, всё можно, было бы желание. Но пока особо не наглеют, желания обычно ни у кого нет.

Тут Зайка внезапно задумалась и на пару минут ушла глубоко в себя. Мне было любопытно узнать, до чего она додумается, и я терпеливо ждал.

– А знаете, – наконец сказала она, – вы подали очень интересную идею. Вышатичам она не нужна, а вот для нас здесь есть интересный вариант. Мы же можем разбить мобилки по моделям. Например, базовая модель «Рядовой», затем более мощная модель «Ритер[5]», и наконец, самая помехозащищённая и дальнобойная модель «Тысячник». А для дворян можно делать по спецзаказу с гербом.

– А с уложением никаких конфликтов не будет? – осторожно спросил я.

– Нет, если между ними будет разница не только в названии и оформлении. Но Дражан Второв постоянно совершенствует свои мобилки, так что мы вполне можем усовершенствованные продавать как другие модели, и гораздо дороже.

– Тогда действуй, – одобрил я.

Надо бы мне заканчивать вылезать с умными идеями, так ведь можно и растерять весь авторитет у своих сотрудников. Я – руководитель, мне положено благосклонно выслушивать идеи подчинённых, и снисходительно им объяснять, что они придумали полный бред. А у меня почему-то получается наоборот – я высказываю идеи, которые подчинённые разносят в пух и прах. Пора уже окончательно бросить мысли о прогрессорстве – полковники, как известно, не бегают[6], а начальники не изобретают.