Читать книгу Последний тур . Дело чёрного старика. История первая - Андрей Толоков - Страница 5

Часть первая. Старик
Глава 3

Оглавление

1994 год. 20 июня. 11:19

– Не могу я так, Михаил Ревазович, – чуть ли не плача возражал кадровик Борисов. – Не положено так. Как я верну документы?

– Не знаю я как там у вас кадровиков, это делается, Толя, но увольнение Куприянова надо тормознуть, – Габашидзе, измученный дневной жарой, пытался настроить вентилятор. Тот упрямо не хотел дуть куда надо. То и дело опускался и дул в пол. – И вот этот противный прибор тоже не знаю, как настраивается. Надежда!

В кабинет вошла секретарша.

– Михаил Ревазович, – сказала Надежда спокойным невозмутимым тоном, – я сейчас позвоню в хозчасть, вам заменят вентилятор. – Подождите немного.

Надежда вышла.

– Вот видел? – Габашидзе указал на дверь, за которой скрылась девушка. – Я только сказал – Надежда. И всё – вопрос решается.

Борисов издал стон.

– Не стони, Анатолий. Включай личные связи. Прошу тебя, останови увольнение Куприянова. Это очень важно.

– Пойду пробовать, – глубоко вздохнув, сказал Борисов и вышел из кабинета.


1972 год. 15 мая. 13:05

– Зиновий Моисеевич, я вас очень прошу, помогите нам, – Люба уже битый час уговаривала директора Брука взять Маргариту хоть на какую-нибудь работу в театр.

– Любочка, – наклонив голову, хриплым шёпотом говорил Брук, – я тебя очень люблю. Я не могу насытиться твоей небесной красотой. Я готов отдать тебе последнюю рубашку. Но у меня нет сейчас вакансии для Маргариты Львовны. Как только…

– Хотите я вас поцелую? – перебила директора Люба.

– Это запрещённый приём, Люба! На Нюрнбергском процессе мировая общественность осудила издевательства над евреями. Не смей!

– Неужели ничего нельзя сделать? – Люба опустилась на стул и в уголках её глаз блеснули маленькие слезинки.

– Боже мой! – запричитал Зиновий. – Пусть твоя тётя выйдет и подождёт в коридоре. У меня есть, что тебе сказать наедине.

Маргарита встала, зло зыркнула на директора, но возражать не стала.

– Люба, я подожду за дверью раз так надо.

Дождавшись, когда дверь за Терёхиной закроется, Зиновий Моисеевич присел на стул рядом с плачущей Пожарской. Он нежно погладил Любу по голове и сказал:

– Любочка, неужели ты не понимаешь, что я не могу взять на работу человека судимого. Тем более без прописки.

– Прописку я сделаю.

– Ладно, прописка у Маргариты будет. А судимость? У нас кругом материальные ценности. У нас высокие гости почти каждый день. Элита областного центра. Меня не поймут.

– Даже билетером не возьмёте? – Люба, сказав это, обиженно опустила уголки губ.

– Боже! Что ты со мной делаешь? – взвыл Брук и заходил по кабинету как тигр в клетке. – Ну хорошо. Делай ей прописку. Постоянную! И приходите с документами. Билетёром возьму. Пока временно. Только ради твоего спокойствия, Любочка, только ради.


1973 год. 7 августа. 10:14

Андрей с Василием ждали у кабинета Зиновьевой уже больше десяти минут. Подгорный посмотрел на часы.

– На неё это совсем не похоже, – покачав головой, сказал он.

– Мне тоже сразу показалось, что Елена Яновна происхождением из спартанцев, – добавил Куприянов.

– Она пунктуальна как кремлёвские куранты. Вообще ты знаешь, Вася, легендарная тётка.

– Можно одну просьбу? – глухим голосом, немного съёжившись, спросил Василий. Андрей упёрся в Куприянова настороженным взглядом. – Прошу, никогда не называйте меня Васей. Я Василий. Можно Иваныч. Только не Вася. А про легендарную Елену Яновну расскажи.

– Я понял! – Андрей хлопнул Василия по плечу. – Я помню в первый год, как я пришёл в управление, на ноябрьском торжественном концерте увидел Елену, и челюсть у меня отвисла. Ордена и медали отсюда и досюда. Потом старики рассказали. Она в сорок третьем, как только ей восемнадцать исполнилось, пошла на фронт. Она полячка, её сразу в разведку забрали. Зиновьева это фамилия по мужу. Он в сорок девятом погиб на западной Украине. Бандеровцы убили. Так вот, с весны сорок четвёртого она с группой в польских лесах, в тылу у немцев работала. Там какие-то местные их сдали гестапо. Попала Зиновьева в плен. Пытали её. Должны были расстрелять, но случай помог. Наше наступление началось и передовая группа прорвалась в этот городок. Снаряд из танка попал в комендатуру. Там нашу Зиновьеву в камере и завалило. Если бы не завалило, расстреляли бы немцы. Откопали Елену всю переломанную, но живую. Она восстановилась и потом ещё несколько лет в своей родной Польше бандитов Армии Крайовой вылавливала. Понимаешь, Василий, с кем рядом работаем?

– А по ней видно, что женщина она незаурядная.

В этот момент из-за угла решительным твёрдым шагом вышла Зиновьева.

– Я должна извиниться. Вы потеряли важное время. Совещание затянулось. Заходите в кабинет.

В кабинете Елена Яновна убрала документы в сейф и, усадив оперативников перед собой, сказала:

– Докладывайте! Коротко и только важное. Куприянов, сначала вы.

– Я проверил свою версию. У мужа, дочерей и сестры – алиби. Никто из них в это время не мог быть в квартире. Сама хозяйка вне подозрений.

– Уверен?

– Абсолютно!

– Значит, это все-таки был вор, – сделала вывод Зиновьева. – Что у тебя, Андрей?

– Озадачил информатора. Завтра, послезавтра, что-нибудь в клюве принесёт. По скупщикам у нас Рыбак спец. Он уже работает.

– Понятно, что ничего непонятно, – Зиновьева, нахмурив брови, уткнулась взглядом в стол.

– Елена Яновна, – Василий отвлёк следователя от раздумий.

– Что?

– Сумму взяли большую. Если это наш контингент, должны начать тратить.

– Куприянов, – Зиновьева смотрела на молодого сыщика поверх очков, – никогда не смотри на преступника как на идиота. Скажи, ты бы после такого удачного дела, стал тратить деньги тут же, открыто?

– Я нет.

– А почему ты думаешь, что этот вор или воры глупее тебя? Я даже так вам, бравые ребята скажу: они и золото здесь сбывать не будут. Зачем им это? Полные карманы рублей. До Крыма рукой подать. А там для этой братии золотое дно.

– Простите, Елена Яновна, не подумал, – извинился Василий.

– Да нет, Куприянов, ты как раз подумал. Знаешь что? А дам я на всякий случай ориентировку. Мало ли что? Вдруг наши воры решат-таки кутнуть. Вероятность мала, но она есть.

Зиновьева встала со своего стула, подошла к Василию и положила ему руку на плечо.

– Извини, Василий Иванович, – сказала она. – Ты ещё полуфабрикат. Тебе только предстоит стать хорошим сыщиком. Послушай моего совета. Никогда не отметай даже самые бредовые мысли. Проверяй всё. Иногда то, что кажется невероятным и есть самое вероятное. А теперь идите, работайте. Завтра в десять у меня.


1994 год. 21 июня. 9:02

От этого запаха всегда появлялась какая-то приторная оскомина во рту. «Как они здесь целыми днями работают и живут? – думал Куприянов, направляясь по коридору морга в кабинет судмедэксперта. – Тут поневоле курить начнёшь». Он вспомнил своё знакомство в семьдесят третьем с седовласым экспертом Богданом Шуляком. Интересный был старикан. Спокойный, размеренный. Он любил повторять, что в этом здании уже никому никуда торопиться не надо. Когда следователи торопили Богдана с заключением, он всегда говорил: «Приходите». Когда те приходили к нему, он выходил из своего кабинета и, оглядевшись по сторонам, произносил:

– Посмотрите, вы видите кого-нибудь спешащего по этим коридорам? Любезный, здесь жизнь останавливается. Поэтому у нас здесь тихо, спокойно и никаких преступлений. Давайте сделаем так: я налью вам чаю, настоящего, индийского, из пачки со слоном. И пока вы будете его пить, я не торопясь напишу заключение. Вам хорошо и мне спокойно.

В тот день Панкратов послал молодого оперативника к Шуляку за заключением. Василий ждал Богдана в коридоре. Эксперт вышел из прозекторской с поднятыми руками. Рукава халата были завёрнуты выше локтя. На одной из них висел грязного цвета фартук, в другой дымилась папироса.

– Куришь? – спросил седовласый Шуляк.

– Нет, пронесла нелёгкая, – иронично ответил Василий.

– Это ненадолго. Вот на эти «добрые» лица посмотришь, – при этих словах он кивнул в сторону открытой двери прозекторской, – и закуришь. Папироса действует лучше, чем валидол.

– Если честно, надеюсь справиться без папирос.

– Вы очень правильный молодой человек. Кстати, как вас зовут?

– Василий Куприянов. Я от Панкратова. Он вам звонил.

– Да, Илья Петрович мне звонил. Пойдёмте со мной, Василий.

Шуляк шёл неспешно, попыхивая папиросой. Руки он так и не опускал, будто боялся испачкать халат. Зайдя в кабинет, Богдан устало присел на кушетку рядом с рабочим столом. Освободился от фартука и глубоко затянувшись, потушил папиросу в пепельнице.

– Будь добр, Василий, – наконец опустив руки себе на колени, сказал Шуляк. – Вон бордовая папка на столе. Возьми там верхнюю бумажку. Это то, что нужно Панкратову. И иди с Богом.

– Спасибо, – Василий взял лист бумаги, исписанный убористым неразборчивым почерком. – До свидания!

– Вам очень повезло, – вдогонку уходящему Куприянову сказал Шуляк. – Ну, во-первых, что вы попали к Илье Петровичу. Это удача. Таких людей становится всё меньше и меньше. Во-вторых, что вы расследуете кражи, а не убийства. Значит, очень редко будете посещать наше заведение.

Богдан внезапно откинулся назад и, прислонившись к покрашенной в блеклый салатовый цвет стене, замолчал. Василий после небольшой паузы спросил:

– А, в-третьих, будет?

– А как же! В-третьих, хорошо то, что вы не пошли в судмедэксперты.

– Тяжёлая работа?

– Понимаете, Василий, неблагодарная. Представляете, сколько людей прошло через мои руки. И никакой пользы. Они со мной не разговаривают. Я не получаю никакой полезной информации. Это плохое общество. Плохое, – Шуляк встал с кушетки, подошёл ближе к Куприянову и, улыбнувшись, продолжил. – Ну и, в-четвертых, вы молоды, а значит у вас всё впереди. И радости, и горести, и любовь, и расставание, и удачи с неудачами. У вас впереди жизнь. Цените её и пользуйтесь ей. Дышите ей полной грудью. А если станет грустно и тоскливо, приходите, поболтаем.

И действительно в самые грустные и сложные дни Куприянов приходил к старику-философу. Это помогало Василию не только пережить трудные моменты, но и познать тонкости окружающего мира.

– О чём задумались, Василий Иванович, – прервал воспоминания Куприянова молодой судмедэксперт Гена Стеклов.

– Здравствуй, Гена, – Василий вернулся в реальность. – Что там с Терёхиной?

– А что с Терёхиной? Ясно как божий день. Суицид. Отравление газом. Я даже знаю, почему старушка пошла на такой шаг.

Куприянов сделал вопросительный жест головой.

– Да, да! Знаю! У неё был рак. Видимо понимала, что не выкарабкается. Решила не перекладывать хлопоты на родственников. Просто тихо ушла.

– Это правда, что тихо. Могла уйти со всем подъездом. И очень громко. Соседям повезло.

– Это да! Заключение после обеда будет готово.

– Спасибо, Гена! – Куприянов протянул руку эксперту. Стеклов подставил запястье. Привычка. – После обеда зайду.

– Василий Иванович, а чего это ты за это дело взялся? – спросил Стеклов.

– Долго объяснять, Гена. Тут дело не в трупе. Тут дело в том, что у Терёхиной нашли. Но это большой секрет, – Куприянов хихикнул и, махнув рукой, удалился.

Времени у Василия Ивановича было мало. Надо было как можно быстрее найти ниточку, связывающую кражу в квартире любовницы Кононенко, в семьдесят шестом, и найденное колье, похищенное из той квартиры у Маргариты Терёхиной. С чего начать, Куприянов уже определился. Первым делом общага, в которой жила раньше Маргарита, а потом театр. Там, насколько помнил Василий, Терёхина работала в семидесятых годах.

Последний тур . Дело чёрного старика. История первая

Подняться наверх