Читать книгу Принцесса для сержанта - Андрей Уланов - Страница 3

Было это даже и не так чтобы дело, а – поручение. Можно даже сказать, просьба.

Конечно, с учетом надвигающегося Задания можно было бы эту просьбу к лешему отправить… но ведь не к теще за блинами прокатиться просили – по делу.

Имеется среди прочих миров, куда местные обитатели тропинки топтать навострились, один мирочек, именуемый Травяным. То есть у него и более официально-научное название есть, но только выговорить, не глядя в бумажку, а уж тем более запомнить – задача на раз. Невсклертиш – как вам названьице? Выдумано, как я подозреваю, специально для тех, кто у себя склероз в ранней стадии подозревает, – дабы по утрам вспоминали, в порядке тренировки и общего развития памяти. Ну а для остальных просто Травяной Мир. И не перепутаешь – травы в этом Мире не просто много или даже очень много – в нем кроме этой травы ничего и нет. Синяя, как океан, трава, над ней небо зеленое, а в небе – солнце малиновое, вот и вся картина маслом, и сколько ты по этому Травяному Миру ни броди, другого не увидишь. Степь гладкая, да трава… тоже будто подстриженная. И все.

Долго бродить, впрочем, не получится. Не приспособлен этот мир для длительного в нем пребывания. То ли в воздухе химия какая враждебная имеется, то ли солнце неправильными лучиками подсвечивает – но больше недели там человек не выживает. По крайней мере, так мне Кара рассказывала, а лично проверять, сами понимаете, желания не возникло.

Хорош же Невсклертиш, с точки зрения местных, исключительно тем, что по той загадочной шкале, коей здешние межмироходцы руководствуются, Травяной от их собственного далек. Поскольку в том разделе магического прогресса, который за эти межмировые похождения отвечает, силы Тьмы – по мнению все тех же местных – находятся в глубокой заднице, вероятность появления в нем противника, с целью устройства засады или еще зачем, крайне невелика. Можно даже сказать – ничтожна. Жаль только – из-за той же самой удаленности расстояния в Невсклертише со здешними соотносятся неправильно. А кони в нем мрут еще быстрее, чем люди. Даже если мешок на морду натянуть, чтоб травы не жрали. Вот и выходит – стоит ли по дальнему миру неделю ножками топать, чтобы в итоге во вражеской «прифронтовой полосе» оказаться? Если мирок «поближе» выбрать – риск на засаду нарваться больше, но коль повезет, за ту же неделю глу-у-убоко в оперативный тыл утопаешь. Дилем-ма…

Ну а у меня перед местными в этом отношении большое преимущество есть. Конь железный – «додж» три-четверти, по имени Аризона. Имя он сам выбрал. Ей-ей, не вру – выбрал и посредством кузнеца о своем выборе сообщил. По здешним меркам – обыденнейшее явление, сплошь и рядом приключается. Даже мечи и прочие сабли – уж на что примитивные железяки – и то вовсю с хозяевами болтают. А имена этим саблям-палашам обычно на древних языках даются, не всякий дворянин таким же похвастаться может. Попадется ему, к примеру, Гламдринг или, скажем, Оркрист – и думай, то ли эту трижды священную реликвию на пояс цеплять, то ли на стену вешать и поклоны бить. Я и то, как рассказали, ночь заснуть не мог, все на «ППШ» поглядывал… нервно. Он ведь конструктивно куда сложнее секиры – не просто полоса стали прокованной, а нарезной ствол, возвратно-боевая пружина… механизм. А разговаривать товарищ Шпагин привык очередями, вот я и прикидывал: куда рикошеты пойдут, если он мне доброй ночи пожелать захочет?

А еще Аризона по примеру сабле-мечей хозяина себе выбрал. Меня. И теперь никто другой его даже завести не может, не говоря уж о том, чтоб хоть пару метров проехать. Потому-то меня и дернули так – перед Заданием.

Ладно.

Поручение было простое – прокатиться по Травяному Миру две сотни верст, забрать в условленном месте человека «с той стороны» и обратно вернуться. Если неожиданностей не воспоследует, а вроде бы неоткуда им взяться, то вполне можно к ужину в замок возвратиться. По крайней мере, я так думал.

Чего у Невсклертиша не отнять – кроме заковыристости названия – так это красоты. Хоть ты ее тачками вози, хоть вагонами, хоть целыми эшелонами. Эх, нет у меня таланта художественного – так, чтобы кистями да по холсту три на четыре метра: «Заход солнца в Травяном Мире». Когда зеленое вверху, а синее – внизу и кажется, что вот-вот оторвешься от чужой для тебя здешней тверди земной и начнешь падать… вверх. Когда малиновый, в три раза больше нашего, косматый шар краем синего травяного океана касается… и мой Аризона по этому океану, точь-в-точь как торпедный катер, летит – мотор на всю степь ревет, кильватерный след за кормой. Когда ветер в лицо и пахнет этот ветер шоколадным пломбиром, настоящим, довоенным!

И в какой-то миг я не выдержал. Остановился, заглушил мотор, вылез, отошел на десяток шагов и, как пулей скошенный, рухнул в траву, утонул – и замер.

Тихо. Тишина невероятной силы – вот как это называется. Даже ветра нет. Всех звуков в мире – часы на руке, да кровь в висках. И зеленое небо над головой, огромное, как жизнь.

И кажется – вечность мог бы вот так лежать. А еще – что примерно столько и лежал.

Последний раз я вот так, не в порядке сознательного отдыха, а просто потому что накатило… ну да, в 42-м. Ровно за неделю до первого ранения, где-то между Волгой и Доном. Безымянный пригорок над заросшим проселком, остатки двух рот – едва на взвод и приказ 227, ни шагу назад. К полудню мы закончили с траншеей, лейтенант скомандовал перекур – и я, совсем как сейчас, отойдя на десяток шагов, просто упал, раскинув руки, в траву.

Тогда небо было ослепительно голубым, и по нему быстро ползли – дурацки звучит, да? «быстро ползли»… только не знаю, как по-другому сказать, – пушистые белые облачка. И вокруг надрывались кузнечики, и пахло не пломбиром, а свежевскопанным черноземом – от траншеи. А еще хлебом – справа от проселка золото колосьев тянулось до самого горизонта, – разогретым металлом, чем-то горчащим, кажется, полынью… и гарью. В степи запахи разносятся далеко, а огонь в те дни был повсюду.

Тогда… на какой-то неуловимый миг я вдруг почти поверил, что войны – нет! Есть только вечное небо и столь же вечная земля, а ползущие где-то впереди черные танки с крестами и автомат рядом со мной – все это убийственное железо еще не вырвали из недр, а может, оно уже давно рассыпалось в ржавый прах. И тишина – именно потому, что отгремел последний, самый-самый последний выстрел и больше их не будет никогда… и стрелять некому и нечем.

А этот Мир, наверное, и звука-то такого не знает – выстрела.

Жить… долго… счастливо… за себя – и за всех тех, кто навек остался на том безымянном пригорке и на всех остальных пригорках, высотках, в лощинах, на опушках и песчаных, сплошь изрытых воронками, узких полосках берегов. Тех, кто упал под перекрестным, не встал после артналета или бомбежки, не вернулся из вылета или поиска.

Жить… дышать… любить…

И забыть слово «смерть».

Тишина.

Лежать бы так и лежать… даже извилиной и то шевелить не хочется. А хочется расслабиться всем телом, каждую клеточку на волю отпустить, роздых им дать. Пока можно… здесь и сейчас. Три года не было случая, чтобы так подходил. А будет ли еще – этого, наверное, даже сам черт рогатый обыкновенный – если он вопреки атеистической теории есть на свете, живет и здравствует себе где-нибудь в жарких и смолистых регионах – и тот знать не знает.

Скрывать не буду – поплыл я под этим солнышком малиновым. Разнежился… в какой-то миг поймал себя на том, что почти засыпаю.

Опомнился мгновенно – словно ушат воды на загривок заполучил. Вскочил, на часы глянул – сорок три минуты, всего-то. Я уж думал, часа три отвалялся, не меньше. Хотя подумать – три часа, это солнце бы зайти успело, а оно пока что едва-едва только горизонта коснулось.

Закат в Невсклертише – это песня вообще отдельная. Такая, что на одного лишь него любоваться можно было бы экскурсии устраивать – и народ бы на те экскурсии ломился не хуже, чем в кинокассу на премьерный показ.

У меня даже мыслишка шальная пробежала – а может, и правильно, что Травяной Мир сейчас для людей такой негостеприимный? Может, это природа взяла, да и создала эдакий… санаторий – и сама же срок путевки определила. Хочешь отдохнуть от трудов праведных – добро пожаловать. Приходи, валяйся на травке, закатами-восходами любуйся, тишиной первозданной наслаждайся – но не задерживайся. Отдохнул сам, дай другому красот и чудес отведать.

Интересно, думаю, было бы землю тут вглубь копнуть, на предмет воды. Вдруг нарзан зафонтанирует?

Ладно.

Глянул напоследок на солнце, взялся за баранку – и никуда не поехал.

Потому как не завелся мой конь железный.

Та-ак…

Спокойно, себе говорю, только без нервов. Противопоказаны нам нервы.

Опробовал еще раз. И еще. После пятой попытки спокойно, не торопясь, вылез из машины и под капот нырнул.

На первый взгляд, все на месте. И на второй, что характерно тоже – и даже на ощупь. Заряд в аккумуляторе есть, искру дает исправно, масло в норме, подтеков лишних не видать – а вот поди ж ты!

Хорошо, думаю, прекрасно-распрекрасно… не хочешь просто – будем разбираться.

А еще через полсотни минут понял я, что никуда Аризона с этого места не уедет. В смысле – своим ходом, не на буксире. Тягача же на, как говорит старший лейтенант Светлов, доступном наблюдению участке местности не наблюдается и, крепко подозреваю, на недоступных участках Травяного Мира тоже.

Картина, что называется, маслом. Хочешь – плачь, хочешь – смейся! Хочешь – на голове стой, хочешь – на балалайке играй! Толк от этих вариантов времяпровождения будет примерно равный, то есть нулевой.

Машину мне не починить. И позвать на помощь некого – кроме травы, которая, если я правильно понимаю учение товарища Дарвина, до уровня автомеханика еще много-много миллионов лет эволюционировать будет. А из более эволюционно и революционно развитых существ один я сейчас в Невсклертише. По крайней мере, на ближайшие пару часов…

Обстановка на самом деле была простая. До места встречи первоначально было километров восемьдесят, из них осталось шестьдесят, это как минимум. Местность и погода проведению марафонского забега тоже благоприятствуют – не болото и не снега по пояс.

Вот только машину бросать ну очень не хочется.

Компас надо было взять! Так бы хоть азимут засек. Понадеялся, олух, на магию… впрочем, магия-то ни в чем не виновата, амулетик вон вполне себе исправно работает, направление на место встречи показывает. Проблема в том, что и место это, равно как и точка возвращения – неста… нестанционарные, тьфу, нестационарные то есть. Скачут как блохи, с утра в одном месте, а к полудню – километрах в десяти в стороне.

И если я сейчас Аризону брошу… тут разве что авиаразведка поможет. Или божья помощь – не уверен, чего в Травяном Мире раньше дождаться можно.

Ладно.

Закрыл капот… и ка-ак врезал сапогом по колесу – «додж» аж качнулся! Или это у меня в глазах качнулось… больно ведь! Вот ведь дурак… ума палата… еще бы кулаком саданул или лбом о радиатор постучал. Плохо, когда дури или злости много – плохо и больно.

Сел рядом, коленом подбородок подпер.

– Эх ты, – говорю, – «додж»… по имени Аризона. Что ж ты так… не вовремя.

Хотя, думаю, а когда на войне что-нибудь вовремя ломается?

Но все равно – обидно. Дурная такая обида… детская. Игрушка любимая сломалась… эх, ежкин кот.

Особенно пулемета жалко. Крупнокалиберный «березин», со сбитой «пешки». Мы с Карой из него не кого-нибудь – настоящего дракона завалили. А эта зверюга пострашнее иного мессера будет. Ей-ей – муссоршмит, он что может? Ну, фугаску уронить, ну горсть осколочных сыпануть, из огнеточек причесать… а дракон – это, я вам доложу, тот еще гибрид птеродактиля с огнеметным танком. Ка-ак плюнет – пока площадь эффективного поражения сосчитаешь, аккурат до косточек обуглишься.

Может, думаю, все-таки выдрать его из турели? Не такой уж ведь он тяжелый – кило двадцать, не больше.

А потом представил, как вываливаюсь я из портала: с одного боку пулемет болтается, с другого – «ППШ», его ведь тоже не бросишь и даже диск не выкинешь… а лентой от «березы» разве что подпоясаться. Вываливаюсь и тут же, не сходя с места, торжественно подыхаю, точь-в-точь как тот древний грек, который от Марафона до Афин примерно таким же вот макаром пробежался. Представил – и в этот миг, словно кран открутили – начал хохотать… ржу, как заправский рыцарский конь и никак остановиться не могу. Пробило, что называется.

Кое-как отсмеялся. Достал из машины бинокль, автомат на плечо повесил.

– Ну, – говорю, а самого все еще на хихик тянет, – бывай… «додж» по имени Аризона. Звиняй, если чего не так было… лихом не поминай.

Сверился с амулетом – и зашагал себе вперед. Не оборачиваясь.

Шагать на своих двоих, понятное дело, не так весело, как на четырех кататься. Но – с нашей, пешей разведки, точки зрения такую вот прогулку иначе как променадом и не назвать. Идешь себе спокойненько – никто тебя не высматривает и уж тем более не выцеливает. И минных полей в Травяном Мире, думаю, в текущую геологическую эпоху не предвидится.

Шагал я недолго. Минут двадцать.

Сначала и не понял, что именно ушами словил. Да и звук был слабый. Еле-еле различимый, на грани слышимости. А вот когда чуть громче стал – тут уж ошибиться просто невозможно стало.

Я встал. Замер как вкопанный. А обернуться – хотите верьте, хотите нет – боюсь! С трудом шею вывернул, посмотрел… протер глаза, головой потряс, еще раз глянул…

– Нет, – говорю, неизвестно к кому обращаясь, – не может этого быть! В принципе не может.

Только вот не слышал я до сего дня про миражи «доджей» три-четверти, тем более – про миражи со звуковым сопровождением в виде моторного рычания.

Катился Аризона сравнительно медленно – километров двадцать, двадцать пять в час, не больше. Я посторонился, пропустил… догнал в три прыжка и на сиденье плюхнулся. Схватился за баранку… ежкин кот, думаю, а может, не рисковать, не трогать ничего? Едет машина в правильном направлении и пусть себе едет.

Даже руки отдернул. А мигом позже сообразил, что назад-то все равно поворачивать придется. Не в кругосветку же отправляться.

И еще сообразил – я ведь машину на нейтралке оставил. Ну, если допустить выпадение памяти и помутнение мозгов – на первой скорости. Никак не на второй.

Что прикажете думать? Шел себе по Невсклертишу добрый волшебник, увидел «додж», весь из себя одинокий и брошенный, да и решил – подсоблю-ка правому делу в лице старшего сержанта Малахова. Да только волшебники – они ведь, как известно, не всегда исключительно добрыми бывают…

Еще пару секунд поколебался. Нет, думаю, чушь все это! Даже если какой черный колдун и возгорится желанием за смерть друга и соратника отомстить и при этом сумеет в Травяной Мир тропку отыскать, то уж в технике-то он вряд ли разбираться станет. Мину под капот – это не про чернокнижников, тут техническое мышление нужно. Вот пучок молний с неба – запросто. Сотню орков тоже неплохо было бы, пока я пеший шагал – диск у меня один. Соответственно, больше семи десятков даже при самой снайперской стрельбе не уложу, а от тридцати орков при мечах да копьях прикладом не отмахаешься – не комары.

Чушь и бред!

И спокойно взялся за руль. Педаль, рычаг… для проверки еще и передний мост включил. Все в порядке, работает, как часы хорошие, словно минут сорок назад я совсем другую машину завести пытался.

Такие, значит, пироги с вишнями. Фе-но-мен.

Мысли по поводу данного феномена у меня кое-какие имелись. Причем – разнообразные. А поскольку надобность следить за дорогой отсутствовала как таковая вместе с самой дорогой, я эти мысли-мыслишки потихоньку в голове прокручивал – обстоятельно, неторопливо. И так этим занятием увлекся, что едва успел на тормоз нажать, когда в траве перед машиной вдруг ручей нарисовался.

Повезло. Будь скорость чуть больше или я поневнимательней – наверняка бы влетел. А так сдал назад, вылез – мотор, ясное дело, в этот раз глушить не стал – взял бинокль и пошел смотреть, что это за новые элементы пейзажа в Травяном Мире завелись.

В ходе осмотра выяснилось: ручей этот вовсе не ручей, а речушка, правда, небольшая. Метров пять в ширину и чуть больше двух в глубину, причем глубина эта почти у самого берега начинается. Не речка, а готовый противотанковый ров. Или, соображаю, противододжевый – больно уж хорошо Аризона по габаритам в эту речушку укладывается.

Стою озадаченный, пилотку на затылке чешу. Проблема-то, что называется, на раз. Форсирование водной преграды в условиях отсутствия наличия каких-либо средств… для указанного форсирования. По крайней мере, с моей точки зрения, может, кто другой и сумел бы из травы плотик сплести… такой, чтобы машину в две с хвостиком тонны выдержал. Но нет здесь этого другого, а есть старший сержант и «додж» по имени Аризона. А у «доджа» три четверти достоинств, много, целый вагон, жаль только, что умение раскатывать под водой среди них не числится.

Минуты две простоял, то да се прикидывал, так и сяк смотрел – и высмотрел, что вниз по течению река вроде бы уже становится. По крайней мере, при взгляде в бинокль именно такое впечатление возникло, а мой Карл Цейс пока что привычкой врать да путать не обзавелся.

Он и не врал. Речушка эта забавная и в самом деле, чем дальше вниз по течению, тем уже становилась. С примерно пяти метров – до примерно двух. А дальше… дальше никакого дальше не было!

Потому что текла река эта аккурат до камня.

Признаюсь – я в геологии не специалист. Мне что гранит, что базальт – в немецком бетоне для дотов лучше разбираюсь. Да и не очень-то меня его видовая принадлежность волновала. Другое было куда как интереснее.

Кое-что в памяти почти сразу заворошилось, как только его увидел. Уж больно вид у этой глыбины был характерный. Здоровенный валун, скала, можно сказать, стоит себе посреди степи, а под него вода течет… вспомнили? Я вспомнил. А когда ближе подкатил – что называется, узрел воочию.

Надпись на этом камне была выбита. Причем – старым стилем, дореволюционным, с ятями. А может, и еще более – церковно-славянским.

«Направо пойдешь…» ну и все остальное, что по тексту сказки положено.

Так, думаю… приехали… называется.

– Дальше-то что? – вслух интересуюсь, не знаю уж у кого. У Аризоны, наверное – других слушателей, благодарных и не очень, вокруг визуальным наблюдением не обнаруживается.

– Кто следующий-то на арене цирка? Три богатыря? Сивка-бурка вещая? Птица Гамаюн?

Ситуация идиотская до колик – только вот смеяться отчего-то не хочется. Особенно как представлю, что следующим пунктом в списке может Змей Горыныч значиться – нашего недобитого дракона двоюродный дедушка.

И ведь что примечательно, почти с обидой думаю, когда в прошлый раз мы с Карален по Травяному Миру ехали, никакой похожей чертовщиной и не пахло. Единственное – Зеленый Странник ночью к костру выполз, ну так он к сказкам никаким боком касательства не имеет, а вполне себе известный местным персонаж. Паскудный, на мой вкус, персонажик, но по большому счету безобидный. Особенно, если затычки для ушей заранее припасти.

Надо было и в этот раз проводника брать. Хоть кого-нибудь, раз уж рыжей моей под рукой не оказалось.

Ладно.

Вообще, думаю, чего я гадаю? Не богатырь ведь, при коне и мече. А главное – надо мне во вполне конкретную сторону и всякие развилки… шли б они лесом… ну или степью.

Вывернул руль, спокойненько так валун объехал, осмотрелся – степь как степь, – с амулетом еще раз сверился и покатил себе.

– Тоже мне, – под нос бормочу, – сказочники выискались. Коня им, видите ли, подавай. А если у меня этих лошадей в моторе девяносто с хвостиком, так что прикажете? От цилиндра кусок отпилить? Баяны… вещие…

И в этот миг мы сели.

По-хорошему, мог бы я и сам сообразить, вовремя. Если бы не на магию с волшебством кивал, а головой по назначению воспользовался.

Вода под камень течет. Причем – в значительных количествах. Спрашивается, куда она из-под этого валуна деться может? Если не думать – как это я сейчас блистательно проделал, то можно уверенно сказать, что водицу эту злым колдунством уносит за тридесять земель на остров Буян, в дворцовый водопровод Кощея. А вот если подумать…

Сел Аризона хорошо, всеми четырьмя колесами. Я для проформы подергался туда-сюда, хотя уже с первого взгляда осознал – глухо. Из такой трясины и полный привод не вытащит… тут даже гусеницы не помогут. Мы ведь не с ходу влетели, а метров на пять-десять вглубь заехали – и только тогда корка не выдержала. Две с хвостиком тонны… это вам даже не першерон богатырский в полной рыцарской броне.

Правда, «додж» – машина длинная да широкая, так что дальше днища пока тонуть не собираемся. И на том, думаю, спасибо.

Открыл дверцу, ногой осторожно так попробовал – нормально держит.

– Что, – говорю, – каменюка. Думаешь, поймал нас, глыба необразованная? Ну-ну…

Кругозор, он широким должен быть – это и для общего развития полезно и для здоровья в частности. Вот я Илью Муромца как выдающегося богатыря и народного героя, само собой разумеется, уважаю, даже очень. Но и барон Мюнхгаузен мне симпатичен, невзирая на классовую чуждость. Редкостно находчивой бестией был господин барон, умел в сложных жизненных, как говорит старший лейтенант Светлов, коллизиях присутствие духа не терять. К примеру, угодил он как-то раз в болото, вместе с конем, в точности как я сейчас. Казалось бы, гиблая ситуация – только господин барон не растерялся, а взял да и вытащил самого себя за волосы… вместе с конем.

Смешно? Как по мне – не очень. Мне до барона далеко, не спорю, зато и конь у меня – не простое четвероногое…

Главное – чтобы каменюка выдержал. С виду он, конечно, выглядит основательно, но что у него внизу… запросто ведь все могло размыть к лешему.

Повезло. А может, валун просто от наглости моей ошалел – но уже через пятнадцать минут Аризона всеми колесами на твердой земле стоял. Я трос обратно смотал, сел в машину и – не удержался – притормозил у камня со стороны надписи. Мальчишество, не спорю – но раз уж так совпало, что у меня в кузове краска белая имеется…

В общем, взял я эту краску, кисть, вылез и под строкой «коня потеряешь» аккуратно вывел: «Если конь у тебя без лебедки!»

* * *

Я почти уверен был, что опоздаю. Пока в траве загорал, пока в Аризоне заглохшем копался, пока из болота самовытаскивался, пока объездной путь искал… верных два часа задержки набежало. Ну, положим – минут десять-пятнадцать я отыграл тем, что несся с педалью у пола, но не больше.

А вышло – и круги вокруг машины успел понарезать и даже костерок разложить. Уже и завязки у вещмешка начал распутывать, и тут-то в воздухе прямо перед капотом знакомое чернильное пятно разлилось – я еще подумал ехидно так, что на запах явился.

Помню, лежали мы с Витей-Шершнем в дозоре – за рокадой следить, а в полусотне метров от нас немецкий пост был. Мы вторую неделю в поиске, на двоих – полторы галеты да полфляги… часам к трем кишки уже чувствительно так начали к спине липнуть, и тут фрицам обед подвезли. Как назло – ветерок от них, и все эти колбасы-сосиски, супчик горячий из термосов… закроешь глаза и видишь… а они гогочут, и пальцы сами по себе к финке тянутся.

Как я тогда на слюни ни изошел – не знаю.

Ладно.

Вообще-то признаю – сглупил я преизрядно. Местные меня чуть ли не хором уверяли, что по дальним Тайным Тропам никто чужой пройти не может. Я и развесил уши – а ведь был, как говорит старший лейтенант Светлов, прецедент. В самом начале, когда я еще при замке барона Лико себя числил, а с рыжей у нас была не горячая любовь, а буйная ненависть, мы с ней в поиск сходить надумали. Сходили-то удачно, даже языка ценного приволокли, гоблина-фельдъегеря… он, правда, зараза, насморк подхватить умудрился и от этого насморка окочурился. А вот по дороге… шли мы тогда через Мир Зеленого Неба, Криснолан. Шли, никого не трогали – и встретили десять явственно недружелюбных личностей, из которых четверо встречи не пережили, а остальные растворились в неизвестных направлениях. Именно так, прыгнули вбок и в воздухе растворились… я и сам с трудом глазам поверил.

Когда же мы про этот случай отцу Иллирию, попу замковому, доложили, он только руками развел – в его летописях про засады на Тайных Тропах вовсе не поминалось. А придворные маги, как выяснилось, давно уже подозревали, что в ближних мирах противник потихоньку активность проявляет. Только все они выяснить не могут, кто и как… а поскольку самомнения у них хоть эшелонами вывози, то поначалу они эту информацию придерживали – все надеялись, что вот-вот разберутся, выявят и пресекут на корню.

Стычку ту я не забыл – да и вообще не имею привычки без оружия по незнакомым местам раскатывать. А вот что вражина может прямо из портала вывалиться – не ждал. Олух…

В результате имеем – формально у меня огневое превосходство, просто подавляющее: крупнокалиберный в кузове, автомат на сиденье. Практически же – сижу я над недоразвязанным вещмешком с застывшей улыбочкой и гляжу на самого натуральнейшего орка: два метра роста не считая скальпа, клыки в пасти – любая фрицевская овчарка от зависти сдохнет – и сабля типа меч соответствующих габаритов. Гляжу и соображаю: не допрыгнуть мне до автомата! Прыгну целым, а долечу уже в виде половинок.

Вся надежда на финку в сапоге. Чуть ближе подпустить – и в горло! С пяти шагов я уже давно промахиваться разучился.

Орк ноздрями пошевелил. Хрюкнул. Подошел к костру, меч острием в землю воткнул, сам рядом на корточки сел.

– Ух, – с характерным таким шипящим акцентом говорит, – до чего ж и соскучился я по кровяной колбаске от Старшего Повара Лашиуса.

Не будь у меня руки мешком заняты – врезал бы себе по лбу, для встряски мозгов. Понятно ведь, что из вражеского тыла человек не в нашей парадной форме явится, сами не один раз маскарад учиняли. Конечно, клыки из пасти подделать сложнее, чем каску поменять, но если местные дантисты решили ударным трудом Родине подсобить…

– Сородичи мои искусны черепа крушить, но повара из них никудышные. Недаром к каждой орочьей сотне два гобла-кашевара полагается.

Да уж, думаю, оголодал мужик.

Первую колбасу он сожрал, я и заметить не успел как. Вторую – еще быстрее.

Только после пятой притормозил. Оглянулся на «додж», прищурился…

– Слушай, – говорит, – ты, что ли, будешь Воин Из-за Края Мира? Сергей Мяхалов? Который сам-один Гор-Амрона прибил, черный замок на булыжники разнес и ва-аще?

– Нет. Не я.

– Не ты?

– Не я. Звать меня Сергей Малахов, Гор-Амрона ликвидировал – не отрицаю, а вот с замком незадача. Брал я его не один, на валуны не разносил, только подпалил… слегка. Да и был он не черный, а вполне себе нормального каменного цвета.

– Гых. Ты ва-аще хоть знаешь, сколько за твою черепушку обещано?

Я как раз в мешке рылся, выискивал, чего б ему еще из мясных деликатесов кинуть. Поднял глаза – а у орка лапа на рукояти меча и глазищи полувыкаченные сверкают не хуже клыков.

– Шо, – спрашивает, – смотришь? Не так че?

– Так, так, – говорю, – только… бечевку из зубов вытащи.

– А, угу. Еще колбаса есть?

– Угу, – в тон ему отзываюсь. – В замке.

Смех у орков заразительный. От слова «зараза», да…

Отсмеялся он, пальцы зачем-то о кольчугу вытер, выудил из сумки на поясе что-то вроде дохлой летучей мыши и мне протягивает.

– Разверни.

Я развернул. Осторожно – штука эта сдохшего нетопыря не только видом, но и запахом напоминала. Секунд пять соображал…

– Карта, что ли?

– Угу. Она самая.

Я хотел спросить: почему рваная такая? – но передумал. В конце концов, карта из вражеского тыла, она всегда на вес золота, даже если из очень отдельных лоскутов состоит. Кому надо, те не то что склеят – из пепла соберут, пылинка к пылинке…

– Значицца так, – говорит орк. – Сведенья у меня все, как на подбор, нужные да важные, потому слушай внимательно. В двух головах, гых, сохраннее будет.

Нагнулся, ткнул ногтем в один из лоскутов.

– Третьего дня вот к этому отрогу, – говорит, – выдвинулась стая Хэлга. Стая свежая, после отдыха, недавно молодняком пополнялась. Голов пятьсот наберется. Правда, – добавляет, – волкодлаки у них еще плохо объезжены.

Я себе в голове мысленно эту стаю Хэлга в более привычные единицы перевел – волкокавалерийская бригада, одна штука, – и галочку соответствующую поставил.

– Здесь, – орк в соседний лоскут тычет, – троллей понагнали. Одну крепость, вашу еще, перестраивают, а в пяти лигах к северу новую громоздят. Строят быстро – Владыка сказал, что, если к зиме не закончат, всех начальствующих в котлы отправит, даже последнего десятника.

– А что, – спрашиваю, – он и вправду может так вот, запросто?

– Гых!

У меня сразу же загорелось – учинить бы на этой ихней ударной стройке диверсию или саботаж какой. Много ведь и не надо, главное – затянуть, а там уже Владыка этот и без нашей помощи собственные инженерные кадры в расход выведет.

– Дальше, – рычит орк. – Орду Кшифа и часть орды Нема сняли с Перевала и вывели в приграничье. Зачем – не знаю. На их место каких-то восточных прислали… и среди них – гвардейская сотня. Самолично видел – здоровые, как огры, броня из личных мастерских Повелителя… с первого взгляда и не скажешь, что орки, а не Черные Рыцари.

– Занятно…

– Гых, – продолжает орк, – самое-то вкусное я напоследок приберег. Слушай ушами, человек: дюжину дней, как ни одной летучей твари к Западу от Рууда не видали. Не то, что дракона – мантикоры завалящей.

– Точно?

– Точно – это ты у Владыки спроси! Тебе-то, Маляхов, он скажет… он тебе много чего сказать хочет. А нам, простым оркам, мясу копейному, кто ж чего сообщит. Че в небе углядели, то и наше.

– Малахов я, – поправляю орка, а сам в голове потихоньку новости его прокачиваю.

Пожалуй, думаю, не преуменьшил клыкастый. Знатные новости. Стратегического, можно сказать, значения. Ну, оперативного – наверняка.

Если бегло прикинуть: наблюдается у противника количественное и качественное усиление наземной группировки вкупе с усиленными же фортификационными мероприятиями. Это раз. А два – авиацию как ветром сдуло… то ли на другой участок фронта, то к лешему на блины. И к чему бы, спрашивается, такие пироги с вишнями?

А к тому, соображаю, что похожа данная картина на подготовку к сидению в долговременной обороне. Впереди, у самой границы, кавалерия… волкообразная, с задачей не иначе как обнаружить и покусать. За волчишками-серыми хвостишками – пехотура, в ней наступающие части вязнуть будут и к укрепрайонам в глубине обороны выйдут, потрепанные да измотанные, с обозами отставшими. И вот когда они об свежеотстроенные крепости лбы поразбивают, тут-то из тыла гвардия и выпрыгнет, как чертик из омута. И авиация подоспеет – им-то проще, Фигаро здесь, Фигаро там…

Можно, конечно, и еще хитрее завернуть. Усыпить чужую бдительность – дескать, мы, кроме как лишнюю траншею отрыть да минным полем ее отгородить, ни о чем ином не помышляем. И если противник попадается глупый да небитый, ка-ак шарахнуть! Не было авиации, говорите? Ну, для кого и не было, а для кого и в двойном-тройном количестве имелась… просто в небе лишний раз не светилась.

Ладно. В конце концов наше, разведывательное дело простое – дойти и доложить кому следует. Ну а по части высокой стратегии пусть у их сиятельств Клименко со товарищи головы болят. Благо – в голове у товарища комбрига и академия Фрунзе имеется, да и здешние условия он не в пример дольше меня изучал. Причем не с колокольни пограничного замка, а, считай, из Ставки Верховного Главнокомандования. Тут и коленкор иной и кругозор соответствующий – не сержантский. Даже если этот сержант – старший и в дивизионной разведке год без малого умудрился отвоевать… и в живых остаться.

Эх, капитана бы нашего сюда! С ним сам начштаба, товарищ подполковник Остряков, советовался не один раз. Фразочка у него была: «Ну, глаза и уши дивизии, чем голове от ейной мигрени поможете?»

Ейной…

И – словно захлестнуло – я вдруг увидел избенку из почерневших бревен, усача Острякова, который, входя, опасливо глянул на низкий косяк и пригнулся: – Вот же ж… не согнешься – не проползешь, верно, разведка? – подмигнул мне… а капитан лежал на лавке у окна и читал книгу… в серой матерчатой обложке… что ж это было? Света в избенке было мало, чертовски мало, я еще тогда подумал: коптилку поставить, и то ярче будет, чем сочится сквозь это мутное, подслеповатое оконце.

Что же он читал? Внизу была надпись – «Москва» и дата, 1939. А выше… я помнил только отдельные буквы… не обычные печатные, а наклоненные, стилизованные под рукописные. Кажется, это называется курсив. Прописные буквы… от слова «пропись». У меня в первом классе была пропись – тетрадка, специально расчерченная для удобства вырисовывания этих самых букв. Только они все равно получались кривые да горбатые… совсем не такие красивые, как на той обложке.

В первом классе… вечность назад.

Что же читал капитан в тот день?

Не знаю, почему я так зацепился за эту мысль. Костер из чужих трав, степь иного Мира, «додж» по имени Аризона и сидящий передо мной человек с зеленой кожей и звериными клыками во рту – все это отступило куда-то вглубь, а взамен на передний план выдвинулась тоненькая серая книжка с почти неразличимой в полумраке надписью.

Первая буква в том названии была Г. Или нет? Т? Да, точно – Т. То… Нет, не так. Слов было два. И первое было над вторым, напечатанное еще более мелко, его я не разглядел вовсе. А вот второе начиналось с «то». Тэ и о.

Когда начштаба вошел, капитан сел, закрыл книжку – закладкой у него был листик папиросной бумаги, он никогда не откладывал его в сторону, аккуратно переставляя по мере чтения, – и положил ее на стол, названьем вниз.

– Мала-ахов, – протяжно повторяет орк. – Ыгу. Ну а я – Грым Аррым, полутысячник первейшей злобности среди прочих орков Темного Владыки орды Шакля… ну и шпион Светлых.

– Так ты что, – спрашиваю, – и в самом деле орк?

– Наполовину, – скалится Грым. – Рожей в мамашу вышел… или в деда ейного, если старый Каер не брешет. А вот этим – по лбу себя постучал – в папашу.

– С отцом, значит, – уточняю, – ни малейшего сходства?

– А этого, – криво ухмыляется орк, – родительница моя не помнила. Больно недолгая у них семейная жизнь вышла – с утра и до ужина. Говорила – на вкус был не очень, мослы да жилы…

И ржет.

Не то, чтобы я ему поверил – как-никак сам разведчик, ужасы всякие, если что, понарассказать сумею. Как однажды в рукопашной одной левой десять эсэс уложил, а правой – так вообще дюжину… и потом двадцать пять овчарок загрыз, штыком трофейным броневик насмерть заколол, а плевком «Юнкерс» сшиб. Поверить не поверил, но расспросы решил свернуть.

Достал из кузова канистру с водой, костер залил.

– Вот что, – говорю, – давай-ка выбираться. А то, небось, Старший Повар Лашиус по тебе уже соскучился.

Грым Аррым хрюкнул, кивнул, карту обратно упихал, меч из земли выдернул и ка-ак прыгнул – только сапоги в воздухе мелькнули. Ловко… миг назад стоял рядом – и вот уже с переднего сиденья клыками сверкает. Обратное сальто с переворотом – так, что ли, этот акробатический трюк именуется?

Ну я прыгать не стал – все равно не умею! – обошел машину, сел, завел, фары включил…

– И еще, – неожиданно говорит орк, причем, что занятно, без всякой шепелявости. – Восемь ночей назад ко двору Темного Владыки прибыл некий маг… из столицы. Никому о нем толком ничего не ведомо… кроме того, что интересуется он принцессой Дарсоланой… и тобой, Сергей Малахов. Очень настойчиво интересуется.

Я уже ехать собрался, но после этих слов по спине отчего-то так явственно холодком повеяло. По спине – и под сердцем. Чертовски неприятное, доложу я вам, ощущение.

Холодило, пока автомат на колени не положил. С «ППШ» сразу лучше стало.

Но окончательно отпустило уже в замке.