Читать книгу Колдуны и капуста - Андрей Уланов - Страница 4

Гавань Троллио, борт яхты

«Принцесса Иллика», Бренда Ханко

Просто чертовски жаль, что мы так лихо промахнулись мимо Эквадора. Ведь именно там обретался ныне брат Монтеро – маленький тщедушный монашек-францисканец, частенько сберегавший меня от преждевременного ревматизма и отравления архивной пылью. Все хранилища документов Мехико он знал лучше, чем я – подкладку своего плаща, и наверняка мог бы рассказать немало интересного о том, что занимало мои мысли сейчас.

Инки. Точнее, их золото.

Крис, узнай он, какими книжками – помимо учебников по навигации и кораблевождению – я гробила свое зрение во Фриско, хохотал бы надо мной не меньше получаса. Все-таки он изрядный циник – человек, которого я избрала в свои спутники жизни, до сих пор не очень-то понимая, зачем?

Инки… вторая великая империя из существовавших в Новом Свете до прихода испанских оборванцев с именем Господа на устах и ненасытной жаждой золота в сердце. Золото первой империи – ацтекской – нам с Крисом уже довелось подержать в руках… и не просто подержать. Так почему бы не попробовать повторить тот же трюк с инками? Сокровищ эти парни должны были, по моим расчетам, припрятать даже больше, чем ацтеки, – и уж явно больше того, что нам с Ханко удалось уволочь! Згымский кыш, если бы у нас был шанс вернуться в ту пещеру еще раз-другой… в смысле, вернуться и вновь найти там вампирские сокровища, а не выметенный до последней пылинки каменный пол!

Инки.

Завязка у этой истории была чертовски романтичной – три с хвостиком сотни лет назад тогдашний император инков Уайна Капак влюбился в принцессу покоренной им страны. Страна эта, к слову сказать, располагалась там, где ныне находится Республика Святого Сердца Иисуса. Возможно, именно с тех пор все эквадорские правители, не исключая и нынешнего – его превосходительства генерала Игнасио де Вейнтимилья, – традиционно недолюбливают своих перуанских соседей.

Итак, император влюбился. Полюбил он и сына Атауальпу, которого подарила ему принцесса, причем куда больше собственного законного наследника и уж точно больше пяти сотен прочих своих отпрысков мужского пола. И, недолго – а может, и долго – думая, поделил империю на две части. А потом умер – как раз в тот год, когда в прибрежный инкский городок Тумбес ненадолго заглянул корабль испанца, которого звали Франсиско Писарро.

Похоронив папашу, братцы-императоры, естественно, тут же учинили между собой гражданскую войну, в которой любимый сынок одержал решительную победу – всего за две недели до второго появления Писарро в Перу. А потом и сам Атауальпа угодил в плен к испанцам.

Тут и началось самое интересное – для меня.

Условия содержания у Атауальпы были, как я поняла, по меркам тогдашних испанских тюрем – роскошные. Вдобавок испанцы по его просьбе придушили законного наследника трона – инку Уаскара. Однако Атауальпа все эти прелести традиционного испанского гостеприимства не ценил и очень хотел поскорее с ним расстаться. И однажды, дабы ускорить это расставание, предложил Писарро сделку: он, Атауальпа, наполняет свою камеру сокровищами – а взамен дон Франсиско его из этой камеры выпускает.

Насчет размеров выкупа мнения в прочитанных мной книгах разнились. Одни авторы утверждали, что комната была одна, другие – две, а кто-то вообще писал, что в качестве единицы меры Писарро выбрал четыре большие комнаты в доме, где содержался пленник: в одну должно было поместиться золото, в две – серебро, последнюю, поменьше, должны были заполнить бриллиантами.

Выкуп инки заплатили. Императора это не спасло. Испанцы обвинили его в заговоре и в «преступлениях против испанского государства» и после короткого суда 29 августа 1533 года удушили гарротой – добряки, не правда ли? А уж слово как держали…

Только вот сокровища им достались далеко не все. Это знал дон Диего де Альмагро, об этом писал Гарсиласо де ла Вега[8].

Конечно, наивно было бы надеяться, что в Троллио, едва ступив на перуанский берег, я сразу же уткнусь носом в какие-нибудь следы той древней истории. Вот в Лиме… а еще лучше в Куско…

Да, я понимаю, прежде чем вонзить в податливый грунт заступ и кирку, нужно раскопать десяток-другой стоунов древних пергаментов. Но почему бы девушке… то есть молодой даме иногда и не помечтать?

На «Принцессу Иллику» я вернулась уже затемно. Злая, голодная, трезвая, словно пустой стакан, с двумя свежими синяками в районе поясницы, ссадиной на щеке и очень горячим желанием кого-нибудь… ну, хотя бы банально убить.

– Меня ждали?

Расположившееся возле мортиры изысканное яхтное общество – граф Рысьев, Крис и пузатая бутыль в оплетке – приветствовало меня дружным кивком. Еще полдюжины горлышек, пока не удостоенных участия в джентльменской беседе, изумрудно поблескивали из ящика, а еще одна бутыль, припомнила я, качалась на волнах около трапа. Интересно, насколько пуст был ящик изначально?

– Не буль-буль-буль только. – Судя по тому, как высоко моему супругу пришлось задирать донышко плетенки, содержимого в бутыли оставалось не так чтобы очень. – Тебя… и буль-буль еще одного типа.

– Что за тип?

– Который наверняка… Эй! – Последнее восклицание относилось к бутылке, неожиданно для обоих джентльменов оказавшейся у меня в руке, а миг спустя – за бортом. – Так нельзя… – упавшим голосом закончил мой благоверный.

– Так что за тип?

– Некий д-д-д-благородный идальго. – До сих пор не понимаю, каким образом алкоголь воздействует на организм высших вампиров, но в ходе плавания напиваться Рысьеву удавалось. Причем с завидной регулярностью – видимо, цирроза печени упомянутые вампиры боятся еще меньше чеснока. – Выглядевший как п-п-последн… то есть не очень благородный идальго, ик, п-пожелал п-поведать нам историю о сокровищах.

– О каких еще… – Я вовремя прикусила язык, вспомнив, что благовоспитанной замужней даме все же стоит хотя бы изредка ограничивать свой лексикон – даже если очень хочется.

– О каких сокровищах?

– Неик… неик… – В поисках поддержки Крис обернулся к Николаю, но вампир был в тот момент увлечен исключительно разглядыванием основания грот-мачты. – Не… неинкских, вот! – торжествующе закончил Ханко.

– А какого, если не секрет, орка, – медленно проговорила я, – ты решил, что именно инкские сокровища могут представлять для меня какой-то особенный интерес?

– …Это было последнее письмо великого Инки, – судя по непривычно заунывному тону, Рысьев кого-то или что-то цитировал, – последнее – и самое необычное. Тринадцать узелков были привязаны не к веревке, а слитку. Слитку золота. Что это было за кипу? Кому оно предназначалось? Никто не скажет этого. Известно одно – сокровища инков, те, которыми еще не успели завладеть конкистадоры, исчезли. Из всех храмов империи. Почти в тот же день.

– Ну, эту песню я уже знаю, – разочарованно произнесла я. – Как насчет чего-нибудь посвежее, граф?

– Их было десять тысяч. Они брели, клонясь под тяжестью своего груза. Золотые чаши и блюда, покрытые хитроумной резьбой, украшенные драгоценными камнями кубки, храмовую утварь – вот что несли на себе эти десять тысяч полуголых людей. Они несли это… – В глазах вампира начали медленно разгораться алые угольки. – Несли…

– Куда?!

– А? Что? – Рысьев моргнул, потряс головой и озадаченно уставился на меня. – Вы что-то говорили?

– Нет, – прошипела я. – Это вы, граф, что-то говорили!

– В самом деле? – удивленно переспросил русский. – Не помню.

– Граф!

– Десять тысяч носильщиков, – задумчиво пробормотал Ханко. – Если принять, что каждый поднимал по сто фунтов… проклятье, лучше об этом не думать… от таких цифр голова болеть начинает. А то и похуже. Ик.

Это было последней каплей. Предпоследней же – тот факт, что идти мне надо было всего шесть шагов, три туда и, соответственно, три обратно. Ведро же было хоть и тяжелое, но зато весьма вместительное.

– Б! Бренда…

– Ты что-то хотел сказать, о муж мой? – пропела я, все еще продолжая удерживать ведро наготове. Воды в нем уже не было, но ведь и в качестве декоративного элемента на чьей-нибудь голове…

– Отставить макать капитана! – неожиданно выкрикнул вампир.

– Вообще-то, капитан на этой посудине – я!

– Не то чтобы мне было особенно жалко костюма… – Стоявший посреди лужи Крис странно замедленными движениями охлопывал… ну да, карманы. – Но я не уверен, как пережил это купание наш новый хронометр.

– Ты купил новый хронометр? – удивилась я.

Именно в неисправности имевшихся на борту времяизмерительных инструментов и была – по крайней мере, по моему глубокому убеждению, – причина некоторых неувязок с определением координат яхты. Правда, до сегодняшнего дня Крис упорно намекал, что дело вовсе не в…

– Угу. Купил.

– Ты не сказал.

– Прости, – мрачно отозвался Ханко, извлекая вышеупомянутый прибор из жилетного кармана. – Не успел.

– Дело в том, – пояснила я, – что я тоже купила хронометр.

И до сего момента была весьма горда этой покупкой. Новенький, с массивным стальным корпусом, четким, уверенным тик-так, хронометр был похож на первоклассное оружие – от него так и веяло уверенной надежностью. Кроме того, в ходе ожесточенного двадцатиминутного торга с лавочником мне удалось сбить цену всего до… до, запоздало начала осознавать я, подозрительно дешевой.

– Забавно. – Вампир, хоть и не испытавший на себе протрезвляющих свойств забортной воды, тем не менее вполне уверенно удерживался в вертикальном положении. – Ибо мне также пришла в голову мысль произвести подобную покупку.

– Сверим часы?

Как я уже успела узнать, мой муж говорит подобным тоном лишь в двух случаях: когда он подозревает какую-нибудь пакость или сам готовит ее.

– На моем – без четверти девять, – сказала я.

– Восемь часов… – Крис затянул паузу секунд на шесть, не меньше. – И пятьдесят три минуты.

– А у меня… – Назвать выражение лица Рысьева озадаченным было бы, пожалуй, преуменьшением. – Право, даже не уверен, стоит ли добавлять этот результат к общему счету.

– Ну а все-таки?

– Двадцать три минуты десятого.

– Да уж…

– Ничего удивительного, – с горечью произнес Ханко. – Подлинный швейцарский морской хронометр от «Улисс Нардин» – это солидная вещь, которую не стыдно держать в руках. А в лавке Богом забытого портового городишки можно отыскать лишь дешевую подделку пиренейских гномов.

Этим «Улисс Нардином», от покупки которого я – признаю, по неопытности – отказалась во Фриско, Ханко будет шпынять меня при каждом удобном случае еще лет пять. Часы с астрономической точностью – вот только цена на них тоже была совершенно заоблачная.

– Граф, – повернулась я к Рысьеву, – а не могли бы вы призвать… ну, какое-нибудь потустороннее существо, которое сообщило бы нам действительно точное время?

– Сожалею, – вздохнул вампир, – но большинство постоянных обитателей Нижних Миров не способны оказать нам подобную услугу. Видите ли, Бренда, в большинстве из них время ведет себя не совсем… вернее, оно является там не совсем тем, что привыкли вкладывать в это понятие мы.

– Тем более, – ехидно заметил Крис, – если уж озадачиваться вызовом исчадия преисподней, то куда логичнее спросить у него сразу координаты.

– А ты думаешь, что в проекциях Меркатора демоны разбираются лучше, чем в хронометраже?

– Гномы…

– Тише! – вполголоса скомандовал русский. – Кажется, к нам пожаловали гости.

Мокрый шезлонг около мортиры, Крис Ханко

– Поправка, – сказал я, вслушиваясь в доносившийся со стороны трапа плеск. – Один гость. Тот, кого мы ждали.

– Как ты… а, ну да, ты же видишь в темноте.

– Вижу, – не стал отрицать я. – Но в данном случае руководствовался иным органом чувств.

– Полагаю, обонянием, – скривился вампир. – Мой Бог… Крис, ведь днем он так не… благоухал?

– Видимо, купание в здешней воде способно пробудить к жизни некоторые запахи, – предположил я. – Из числа пребывавших доселе в законсервированном состоянии.

– Буэнос ночес, сеньоры, – донеслось до нас.

– Буэнос-буэнос, – отозвалась старательно зажимавшая нос Бренда. – Только для начала станьте с подветренной стороны. Нет, не там, еще дальше.

– Понимаю, – печально вздохнул наш ночной гость. – Мой нынешний облик способен лишь осквернить взгляд столь прекрасной сеньориты…

– Сеньоры. Сеньоры Ханко.

– О, простите, конечно же, сеньоры. Поверьте, когда-то я, как и мое одеяние, знал лучшие времена…

И времена эти, подумал я, были в веке эдак шестнадцатом. Черт, да любой нищий Фриско по сравнению с этим парнем выглядел записным щеголем!

– …Но увы – козни недоброжелателей, происки завистников…

– Карл, – мягко сказал Рысьев, – настоятельно рекомендую опустить эту часть вашей истории и перейти непосредственно к 12 сентября 1820 года, когда в порту Кальяо бросила якорь шхуна «Мери Диар», капитаном на которой был некий шотландец Скотт Томпсон.

– Не некий, сеньор, вовсе не некий! – хихикнул оборванец. – И звали его вовсе не Скотт, а Диего.

– Может, и не Томпсон? – скептически прищурился русский.

– Может, – неожиданно охотно согласился наш гость. – Потому как Томпсон – это фамилия матери-англичанки, отца же капитана звали Луис Пефес. Или, сеньор, вы всерьез думаете, что вице-король Перу позволил бы доверить сокровища первому встречному морскому бродяге? О нет, капитана Диего Томпсона в Кальяо знали, и знали хорошо – как примерного и добропорядочного моряка.

– А можно, – задумчиво произнесла миссис Ханко, – поподробнее о сокровищах?

– Они кучей валялись на пристани. – Бродяга хихикнул вновь. – Золото… серебро… камни. Испанцы спасались от армии Хосе Сан-Мартина, чьи гвардейцы уже подходили к Лиме. Им позарез нужен был корабль, способный увезти сокровища и их владельцев подальше от мести восставших – и «Мери Диар» подвернулась очень кстати. Очень, очень, очень… – На последнем слове голос оборванца сорвался на визг, а затем он закашлялся. – Прошу простить меня, сеньоры, – прохрипел он, картинно хватаясь за грудь. – Но не найдется ли у вас глоток – только смочить горло, а затем старый Карл Пломмер продолжит свой рассказ?

– Вот примерно до этого места мы и выслушали его днем, – развернувшись к жене, сказал я.

– Ну и зачем вам, двоим, – на несколько секунд Бренда замолчала, очевидно, подыскивая подходящий эпитет, – Пьеро, стукнуло в головы притащить этого несвежего зомби на мою яхту?

– Главным образом, – начал Рысьев, – нам хотелось определить, насколько сей благородный идальго жаждет поведать нам свою историю.

– По-моему, он жаждет нечто иное, – фыркнула моя прекрасная половина.

– Вопрос стоит так – жаждешь ли ты выслушать окончание его истории?

Вместо ответа Бренда, наклонившись, подцепила за горлышко одну из бутылок.

– Держи!

– О, тысяча благодарностей, прекрасная сеньора… – начал Карл.

– Можешь оставить их при себе. Рассказывай.

– К утру следующего дня большая часть драгоценностей уже находилась в трюмах корабля. А на его борту – отряд испанских солдат для их охраны. Все было готово к отплытию. Но, как видно, – бродяга злорадно хихикнул, – губернатор все же решил подстраховаться и не рискнул отпустить «Мери Диар» без дозволения, хи-хи, вице-короля.

В этот момент наш гость наконец совладал с пробкой бутылки.

– Вице-король же, – не дождавшись окончания буль-буль-буль паузы в речи бродяги, произнес Рысьев, – ознакомившись с проблемой, категорически запретил выход шхуны. Он решил подождать, пока в гавани появится какой-нибудь испанский военный корабль, который мог бы обеспечить гарантии благополучной доставки столь ценного груза.

– А разве солдаты на борту казались ему недостаточной гарантией? – спросила Бренда.

– Видимо, нет, – кивнул вампир. – Эй, любезный, вы завершили процедуру смачивания гортани? Если да, то будьте любезны продолжить!

– Разумеется, сеньор. Итак, сокровище лежало в трюмах, шхуна стояла у причала, и вид этого сокровища разъедал душу капитана сильнее любой кислоты.

– Неужели ему пообещали так мало? – ехидно осведомилась Бренда.

– О нет, сеньора, ему пообещали много. Для капитана маленького каботажника – очень много. После этого фрахта капитан Томпсон мог бы уйти на покой… или прикупить небольшой флот и основать собственную компанию малость побольше той, что пустил на ветер его папаша. Но когда осознаешь, что твоя награда – не более чем пыль по сравнению с теми сокровищами, которые лежат на твоем корабле, отделенные от тебя всего лишь несколькими дюймами досок… Золото обладает собственной магией, сеньора, и мало кто может устоять против нее. Думаю, доведись любому из нас увидеть подобные сокровища, он понял бы дона Диего.

– Мне – довелось! – холодно отрезала Бренда. – И, представьте себе, я сумела при этом не потерять головы.

Я с превеликим трудом удержался от недоверчивого хмыканья. «Сумела не потерять головы»? А орочьи пляски по всей пещере, попытки искупаться в самой большой из золотых куч, вопли: «Мы богаты, Крис, черт тебя дери, мы богаты!», от которых каменный свод едва не рухнул нам на голову, – это мне, надо полагать, приснилось? Равно как и то, сколько фунтов моя будущая жена попыталась навьючить на себя первоначально, – и то, сколько шагов она сумела пройти, прежде чем наполненный золотом мешок едва не размазал ее по камням.

– Прошу прощения, сеньора, – взмахнув бутылкой, Пломмер попытался отвесить нечто вроде поклона, едва не свалившись при этом за борт, но в последний миг сумев ухватиться свободной рукой за леер. – Разумеется, капитан Томпсон не был ангелом, подобным вам. Он и команда «Мери Диар» были всего лишь людьми… равно как и испанская стража на борту шхуны. Да, сеньора, эти несчастные испанцы были всего лишь людьми – а когда человеку проводят по горлу хорошо наточенным лезвием, он от этого обычно умирает.

– Только не в мачту! – быстро сказал я.

– Почему? – с ноткой разочарования осведомилась Бренда, все еще удерживая руку с тускло сверкавшей меж пальцев полоской лезвия, чуть отставленной для броска.

– Она стальная.

– Продолжайте, Карл. – Русский уже успел наполнить свой бокал чем-то светлым. Я даже вяло позавидовал его магическим талантам и лишь потом вспомнил про ведерко со льдом и «Токаем», которое мы опустили в ствол мортиры в начале вечера, после чего увлеклись дегустацией творений местных виноделов.

– И надо же было такому приключиться, – бродяга снова хихикнул, – что как раз в тот момент, когда «Мери Диар» пыталась выскользнуть из гавани, у входа в нее появился фрегат. Испанский фрегат, которого так ждал вице-король.

– Все утопли?

– Нет, сеньора. Ведь на фрегате не могли знать, отчего возникла суматоха в гавани, и потому «Мери Диар» сумела ускользнуть. Понятное дело, как только фрегат бросил якорь, на борт к нему тут же поднялся гонец с приказом догнать и вернуть шхуну – да только «Мери Диар» оказалась проворной девчонкой. Она с легкостью ушла от испанца, да, ушла… Простите, сеньоры, а не найдется ли у вас еще одной бутылочки этого воистину божественного винца? Первая кончилась как-то чересчур быстро… о, тысяча благодарностей, сеньора Хинко…

– Ханко. И учти, это не просто бутылка.

– О да, конечно, это не просто бутылка, а бутылка самого замечательного…

– …пойла, которое только можно сыскать по эту сторону экватора! Но для тебя это еще и клепсидра. Знаешь, что это такое?

– Как я уже поведал, сеньора, – Пломмер попытался гордо вздернуть подбородок, но вложил в это движение слишком много экспрессии и в результате едва не шлепнулся на палубу, – мне доводилось знавать и лучшие времена. Клепсидра, сиречь водяные часы…

– …делают кап-кап-кап. А эта бутылка делает буль-буль-буль в твою бездонную глотку. И если ты не закончишь свой рассказ до того, как она опустеет, то в полет за борт вы отправитесь вдвоем!

– Слушаю и повинуюсь, сеньора Ханко. Так вот, еще в порту капитан Томпсон не один час провел, ломая голову, куда же направить шхуну в том случае, если их план удастся. Понятное дело, что так вот, запросто, с набитым сокровищами трюмом, они не могли войти ни в один порт. Не-ет, сокровища требовалось где-то спрятать, и как можно скорее. И тогда Диего вспомнил про остров Кокос.

– Что-то не припоминаю я такого острова в моей лоции, – с подозрением заметила Бренда.

– Неудивительно, – сказал бродяга. – Более никчемный клочок суши трудно сыскать в этой части океана. Разве что Мальпело, ибо он окружен рифами и не имеет ни одной мало-мальски приличной бухточки. А на Кокосе таких бухт целых две – но на этом список его достоинств и исчерпывается. Скалистый пятачок посреди моря, сплошь заросший непроходимыми джунглями, которые вдобавок кишат ядовитыми гадами почище здешней сельвы. В те времена, сеньоры, Кокос слыл чертовски неприятным местом. Как вы понимаете, капитана Томпсона и команду такая слава вполне устраивала – лишние глаза им были вовсе ни к чему.

– И они направились туда, – задумчиво произнесла Бренда.

– Истинно так, сеньора, – кивнул Пломмер. – «Мери Диар» бросила якорь в бухте Чатам, и кэп Диего с командой занялись самым, наверное, приятным на свете делом – перетаскиванием сокровищ, которые они уже почитали своими навеки. А как только они закончили свою работу… Как думаете, сеньоры, что приключилось в этот час?

– Устроили драку и перебили друг друга? – предположила Бренда.

– Не-ет. Зачем? Доставшегося им богатства хватило бы на флот «Мери Диар»…

– В этот час, – опуская на палубу опустевший бокал, произнес Рысьев, – у входа в бухту Чатам появился испанский фрегат. Тот самый, от которого «Мери Диар» так лихо ушла у Кальяо. Капитан его, дон Диего Раскона, был человеком весьма незаурядным, и ему не потребовалось долгих и мучительных раздумий, чтобы понять, куда направится вор.

– Ага, – злорадно усмехнулась моя жена. – Мышка попалась кошке в пасть.

– Отличное сравнение, сеньора Ханко! – одобрил Карл. – Да, бедолагам с «Мери Диар» некуда было деваться – драться с военным фрегатом они не могли, спрятаться на острове тоже было негде, он слишком мал. Они сдались – и капитан Раскона тут же вздернул их всех… кроме одного.

– Своего тезки?

– Именно. Теперь Томпсон оставался единственным, кто знал, где находятся похищенные сокровища. Но он также знал, что жив лишь до тех пор, пока удерживает язык за зубами, – и потому молчал. Ни на фрегате, ни позже, в пыточных застенках тюрьмы Сан-Рохас, испанцы не добились от него ни полсловечка.

– И долго бравый капитан примерял мученический венец? – спросил я.

– Полтора месяца, сеньор. Земля горела у испанцев под ногами по всей Америке, и вот в один прекрасный для капитана Томпсона день восставшие захватили тюрьму, где он томился. Так Томпсон оказался на свободе. Теперь он был богаче иных королей, да вот беда – все его золото было далеко от него, а в карманах капитана можно было сыскать разве что дыры. Он…

– Ну вот что, милейший, – неожиданно перебил нашего ночного гостя Рысьев. – Думаю, окончание вашей истории мы дослушаем как-нибудь в другой раз… если у нас вообще возникнет такое желание. Пока же просто скажите, чья карта у вас – Томпсона, Киттинга или болвана Фитцджеральда?

– Ничья! – гордо ответствовал бродяга.

– То есть?

– Моя карта, сеньор… Рысьев, я правильно запомнил? Так вот, сеньор Рысьев, моя карта – здесь! – согнув указательный палец, Пломмер несколько раз стукнул им по собственному лбу – звук получился на удивление гулкий. – Потому как даже сейчас, четыре десятка лет спустя, я смогу провести вас тем же путем, которым крались Джо Киттинг и Малькольм Боуг.

– И кем же вы были на «Гаттерасе», сеньор Пломмер? – с интересом спросил вампир.

– Юнгой, сеньор. И, клянусь Пресвятой Девой, я видел капитана Киттинга и его помощника выходящими из пещеры с набитыми бриллиантами карманами так же ясно, как вижу сейчас вас!

– Понятно, – кивнул Рысьев и, повернувшись к нам, спросил: – Итак, ваше мнение?

– Все это, – медленно, четко выделяя каждое слово, произнесла Бренда, – большая куча отборнейшего дерьма!

Австралазия, примерно 22 мили

к югу от Островов Сокровищ,

борт кеча «Камеамеа IV», Малыш Уин

– Ну что изрекла эта надутая жаба?

– Милорд Астрогатор, – сказал Малыш, передавая плетеный ящик со знакомцем полусонному матросу-канаку, – соизволил сообщить, что мы находимся в десяти милях от точки рандеву.

– Опаздываем! – недовольно буркнул Викки.

– До полуночи еще почти час, – мягко возразил Малыш, с удивлением глядя на наемницу. Мисс Тамм стояла у борта, судорожно вцепившись в планшир, вглядываясь в едва различимую кромку между океаном и небосклоном, и дрожала.

– Послушайте, мисс, – неуверенно начал полукровка. – При всем уважении к вашим принципам… я имею в виду, ваше отношение к одежде… может, вам все-таки стоит накинуть хотя бы рубашку?

Роника резко обернулась, и на этот раз едва не вздрогнул сам Уин – устремившийся на него взгляд трудно было охарактеризовать иначе, нежели безумный.

– Холера, неужели вы не ощущаете этого? – В издаваемых мисс Тамм звуках явно доминировал стук зубов. – Совсем ничего? Дьявол, я знаю, что вы, гномы, безмагичнее болотной жижи, но даже вы не можете быть настолько толстокожи!

Гномы озадаченно переглянулись.

– Роника, – медленно произнес Уин, – я готов поклясться бородами трех колен моего рода, что не чувствую абсолютно ничего… кроме разве что пассата.

– Холера…

– А что, по твоему мнению, мы должны чувствовать? – нервно спросил вексиль-шкипер.

– Страх. Ужас. Отчаяние. Там, – наемница мотнула головой в сторону бушприта, – происходит что-то ужасное.

– Что, именно сейчас? – недоверчиво хмыкнул Викки. – Роника, при всем моем к тебе уважении, если ты надеешься, что я поверю в…

Он осекся, глядя на ровное белое пламя, вспыхнувшее на горизонте прямо по курсу кеча. Мгновением позже пламя погасло, а еще полвздоха спустя в том же месте полыхнуло еще более яркое – почти на полнеба – синее зарево, плавно перетекая в фиолетовое, потемнело и медленно растворилось в черноте тропической ночи.

Малыш Уин был поражен ничуть не меньше вексиль-шкипера. Но все же сохранившихся у него остатков хладнокровия хватило на то, чтобы выдернуть из кармана хронометр.

Секундная стрелка успела оттикать почти полный круг, когда замершие на палубе кеча услышали звук – низкий, протяжный, пробирающий, казалось, до самых костей рокот. Он длился секунд пять – а затем наступила тишина, нарушаемая лишь тихим шипением рассекаемых кечем волн.

– Что… что это было?

– Скорость звука в воздухе, – словно не расслышав дрожащего голоса вексиль-шкипера, задумчиво произнес Малыш, – тысяча сто футов в секунду. В морской миле, равной, как известно, одной минуте дуги земного меридиана, этих футов укладывается чуть больше шести тысяч. Таким образом, путем нескольких несложных вычислений получаем дистанцию в десять миль, отделяющую нас от источника этих светозвуковых эффектов.

– Но что это было? – повторил Викки.

– Ты хочешь знать, что это было, вексиль-шкипер? – Какой-то частью своего сознания Малыш не на шутку удивился собственному устало-равнодушному тону. – Я думаю… нет, я уверен, что могу ответить на твой вопрос. Бой. Жестокий и скоротечный, как удар кинжала.

– Но… кто? С кем?

– А вот об этом, – сказал полукровка, – я не имею ни малейшего представления. Разве что ты нам поможешь.

– Я?

– Ну да, – кивнул Малыш, – ведь из нас двоих, Викки, командир субмарины – ты, а не я.

– Он имеет в виду, – голос наемницы показался Уину еще более безжизненным, чем его собственный, – что тебе лучше знать, было ли на борту «Сына Гимли» оружие, чье действие выглядит… выглядит похожим на то, что мы сейчас видели.

– На моей подлодке ничего такого нет! – Вексиль-шкипер явно обрадовался возможности уверенно сказать хоть что-нибудь. – Но, – чуть более растерянно продолжил он, – «Сын Гимли» шел из метрополии. Быть может, на нем установили нечто новое…

– Возможно, – вздохнул Уин. – Это мы узнаем, когда свяжемся с дежурным клерком тревожного стола.

– Ты думаешь… – начал было Викки, затем осекся и озадаченно уставился на свою подзорную трубу. Точнее, на то, что осталось от нее после того, как пальцы гнома смяли металлический цилиндр на манер бумажного свитка.

– Я думаю, – негромко произнес Малыш, – что от экипажа «Сына Гимли» мы этого узнать не сможем.

Малыш оказался прав. Когда первые лучи солнца, скользнув по парусам, запутались в бесчисленных зеркальцах дальнесвязи, глаза всех находившихся на борту кеча – за исключением разве что Милорда Астрогатора – больше подошли бы вампирам. Но четыре часа пристального вглядывания в подсвеченные луной и планктоном волны не принесли ровным счетом никакого результата – Великий океан надежно скрыл следы ночного боя.

Пятью минутами позже заспанный лайт-советник Канцелярии Сырых Дел, зевая, дослушал третью – и последнюю – версию вчерашних событий в изложении мисс Тамм и отрицательно мотнул бородкой.

– Нет! На «Сыне Гимли» н’ было ничего, с’посб’ного учинить т’кое. Р’зве что, – лайт-советник задумчиво подергал бородку, – р’кеты Ффехта… хотя нет. Т’чно. Совершенно т’чно.

Стоявший рядом Викки недобро прищурился и аккуратно пнул носком сапога бочонок, служивший подставкой для аппарата. Последний, чуть подпрыгнув, жалобно зазвенел, зато изображение лайт-советника перестало подергиваться, а из речи его исчез загадочный акцент.

– Понятно, – вздохнул Малыш. – Простите, что пришлось побеспокоить вас в столь ранний час, советник…

– Это у вас он ранний, – зевнул гном. – А у нас он как бы совсем наоборот. Просто мы вчера прозаседали почти до утра… здешнего утра… и теперь вот еще одно совещание устраивать, – мрачно закончил он.

– Мы…

– Да вы-то тут при чем? – Лайт-советник снова зевнул. – Ладно… Если выясните чего – сообщайте немедленно! И да поможет вам Каменное Небо.

– И что теперь?

Прежде чем ответить, Малыш аккуратно сложил лепестки солнцеловушек и заботливо укутал аппарат чехлом. Согласно прилагавшейся описи чехол должен был быть из драконьей кожи второй выделки, однако имевшийся в наличии подозрительно напоминал обычную свиную, видимо, куда менее популярную среди служащих отдела снабжения. Затем Уин, все еще словно не замечая Викки, достал из внутреннего кармана куртки кубинскую сигару, небрежно смахнул ножом ее кончик, запалил от длинной шведской спички, затянулся…

– Теперь, – задумчиво произнес он как раз в тот миг, когда побагровевший от гнева вексиль-шкипер начал раскрывать рот, готовясь издать свой лучший за утро вопль, – мы можем с удовлетворением констатировать, что знаем о случившемся еще меньше, чем вчера, – то есть не знаем абсолютно ничего.

Австралазия, примерно 35 миль к югу

от Островов Сокровищ, рубка броненосного

крейсера «Сагири», тайса Ута Бакгхорн

К пяти утра удалось наконец справиться с пожаром и в артпогребе второй башни – вернее сказать, бушевавшее там магическое пламя утихло само, не сумев совладать с трижды заговоренным металлом переборок. Еще через полчаса аварийная партия сумела взломать перекосившийся люк, проникла внутрь артпогреба и обнаружила, что все его содержимое – стеллажи с боезапасом, элеватор подачи, иттё хикё хейсё Кай Аичи и восемь его подчиненных, составлявшие расчет погреба, – превратилось в невысокие кучки спекшегося шлака.

Об этом доложил капитану «Сагири» командир группы борьбы за живучесть, тай-и Гэкко Гавви – пожилой беловолосый тануки, выглядевший в асбестовом костюме еще более забавно, чем обычно.

Стоявшая у смотровой щели Ута поначалу не выказала никакой реакции на сообщение. Тануки, все еще замерев в почтительном полуприседе, также безмолвствовал, не без оснований полагая, что для молчания капитана есть весьма веские причины.

– Что с пробоиной? – Голос капитана был непривычно резок. На тай-и она по-прежнему не глядела.

– Мы спустили за борт матроса на шторм-трапе, – сообщил Гэкко. – Отверстие в борту примерно два на полтора ярда – точнее он сказать не смог. В кубрике пожар еще полыхает вовсю, и вырывающееся из пробоины пламя мешает верно оценить ее размер.

– Когда вы думаете покончить с огнем?

– Сожалею, тайса, – на всякий случай тануки наклонился еще чуть вперед, сменив таким образом позу «почтение-2» на «почтение-3», – но боюсь, что не могу ответить на ваш вопрос. Будь это обычное, а не магическое пламя, оно бы уже погасло само, давно пожрав все, что годилось ему в пищу.

– Будь это обычное пламя, – отрывисто сказала капитан, – взорвавшийся погреб давно отправил бы нас докладывать духам предков о своем позоре.

– Вы совершенно правы, тайса, – поспешно сказал Гэкко. – Все мы должны возносить хвалу богам, что оружие врага уничтожило снаряды, не вызвав их детонации… Но ни я, ни сеса Амика, которая также пытается постигнуть суть этого пламени, не можем сказать, когда оно погаснет.

– Понимаю, – отвернувшись наконец от смотровой щели, Ута медленно прошла по рубке и остановилась перед Гэкко. – Возвращайтесь к вашей команде, Гавви. И, – последняя фраза догнала тай-и уже на пороге, – вы хорошо поработали сегодня.

– Тайса позволит мне осчастливить моих подчиненных сообщением о столь высокой оценке? – с надеждой спросил тануки.

– Да, разумеется. Я хотела бы как можно скорее получить у вас список отличившихся. И, – капитан едва заметно улыбнулась, – не забудьте вписать туда свое имя, тай-и!