Читать книгу Однажды на Диком Западе: На всех не хватит. Колдуны и капуста. …И вся федеральная конница. День револьвера (сборник) - Андрей Уланов - Страница 12

Крис Ханко, без вины виноватый

Кажется, Малыш все еще продолжал дуться на меня за то, что я не предостерег его. Хотя я лично никакой особой mea kupla[16] не ощущал.

В самом деле, кто из нас двоих женатый человек, тьфу, то есть женатый гном? Да и опыт общения с «нимфами прерий» или как там они именуются в других широтах, у него должен был быть явно поболе моего – так какого, спрашивается, орка? Я бы еще понял, обидься он на Патрика – ведь это он, судя по некоторым репликам, заарканил эту… горную пуму. Кстати, подумал я, вспоминая шипение и характерную кошачью стойку, лучшего прозвища этой дамочке не подобрать. Бедолага Уин…

К слову сказать, обещание свое мисс Пума сдержала – в ход были пущены лишь холеные наманикюренные ноготки. Впрочем, и их с лихвой хватило на то, чтобы за полминуты катания по песку – прежде чем мы с шаманом сумели вмешаться – нанести своему освободителю урон, сравнимый с хорошим зарядом дроби.

В данный момент мой компаньон в гордом одиночестве восседал на камне по другую сторону костра и был, по крайней мере с виду, полностью поглощен изучением своей физиономии с помощью конфискованного у профа-астролога зеркальца. Зеркальце, к слову сказать, на самом деле числилось неким предсказательным прибором с непроизносимым названием, но я искренне надеялся, что отражавшиеся в нем многочисленные багровые полосы все же не скажутся на дальнейшей судьбе как самого Малыша, так и его спутников.

– Все еще злишься? – спросил я, подойдя к гному.

– Нет, – коротко отозвался он. – Досадую. На себя.

– Жалеешь, что взялся самолично освобождать эту белокурую фурию, а не передоверил это дело профу?

– Нет, – Малыш чуть повернул зеркало. – Жалею, что пренебрег старинным гномским обычаем и не обзавелся подобающей бородой. Или хотя бы щетиной соответствующей колючести. Как у ежа, к примеру.

– Дикобраз опаснее, – заметил я. – Его иглы на концах чертовски хрупкие, постоянно обламываются и застревают в ране. А это верный путь к нагноению.

– У меня, похоже, половина ссадин – верный путь к нагноению, – проворчал гном. – Ничуть не удивлюсь, если окажется, что у этой стервы отравленные ногти.

– Ну, это вряд ли, – сказал я. – Не думаю, что данный представитель подвида блондинок обладает какими-либо ядовитыми органами. Разве что языком.

– Честные змеи хотя бы предупреждают о том, что бросятся, – проворчал Малыш. – Трещат погремушками или шипят и раздувают капюшон. А эта – настоящая черная мамба. Пока не укусит – и не разглядишь, что за мерзость притаилась среди травы.

– Помню, – продолжил он, – ребята со шхуны «Танцующая джигу» подняли на борт шлюпку с полу-орком… а тот, как оказалось, три недели болтался без весел по океану и в черепушке у него за эти недели все вконец перекосилось – едва только оказался на палубе, вцепился в горло старпому. Да так, что вчетвером оторвать не сумели. Отгрыз почти напрочь, даже позвоночник успел перекусить. А мы с тобой – такие же олухи… надо было поднять «следую своим курсом» и двигать вперед, не глядя по сторонам. Теперь имеем якорь… на шее.

– Партнер, ты не прав, – примирительно сказал я. – Во-первых, пять хороших стволов лишними не бывают никогда. Причем, заметь, мы не собираемся платить этим ребятам не единого квотера[17]. Проф может послужить неплохим дополнением к твоему амулету, шаман уже сделал немало – взять хотя бы ограждающую завесу для этого костра! – ну, а женщина… уверен, она тоже на что-нибудь да сгодится.

– Оркам на корм она сгодится! И мне не понравилось, что ты вот так запросто разрешил им присоединиться к нам! Потому как до боя речь шла только о том, чтобы помочь им избежать котла!

– Малыш, можно подумать, я открыл им великую и страшную тайну подгорных владык! Эти ребята шли за тем же, что и мы – и они не настолько идиоты, чтобы не сложить дважды два и не сообразить, что иной причины, могущей погнать кого-то в Запретные Земли после того как был зажжен Большой Костер, попросту не может быть! И потом, они все равно не стали бы возвращаться – Пограничье сейчас представляет собой один большой чертов подожженный с четырех углов бордель!

– Мы обзавелись лошадьми, – напомнил Малыш. – И шаманом, который будет отводить от них враждебные глаза. Нужды топать пешком и падать на брюхо при каждом шорохе у нас больше нет, я прав? Так давай на рассвете вежливо помашем синемундирнику ручкой и оставим их выплывать самостоятельно.

– Нет! – твердо сказал я.

– Сдается мне, – искоса глянул на меня Уин, – ты что-то темнишь, партнер.

– Темню… партнер.

– Что-то мне враз перестал нравится твой сладкий голосок, Ханко, – пробормотал гном. – Давай, выкладывай, чего принес прилив на этот раз. Загвоздка ведь в этом свертке у тебя в руках, так?

– Именно, – кивнул я. – Только давай отойдем в сторонку… вон за тот валун.

Зайдя за камень, я опустился на колени, внимательно огляделся и, лишь убедившись, что ничьи лишние глаза не буравят мне спину, несколькими быстрыми движениями размотал дырявое шерстяное одеяло, все еще хранившее едкий запах прежнего зеленошкурого владельца. Темновато, конечно, но лично мне ночной мрак с некоторых пор уже не был помехой, а у гнома, полагаю, с ночным зрением дело тоже должно обстоять неплохо.

Уин тихо присвистнул.

– Забавная штучка, не правда ли, партнер? – осведомился я. – У меня, чтоб ты знал, музыкальный слух, одно время даже довелось побыть драммером – пока я не решил, что мне не по вкусу шагать в атаку с одними барабанным палочками. И потому, когда в палящем по мне гоблинском оркестре вдруг появился новый инструмент, жутко захотелось поглядеть на него… «швейную машинку», стреляющую пулями калибра дамского револьверчика, но при этом навылет дырявящую трехдюймовые доски не хуже старины «спрингфильда». Да и вдобавок делающую это слишком часто для того, чтобы гобл с его кривыми лапами успевал дернуть скобу.

– И ты её нашел…

– Именно, – кивнул я, поднимая тускло блеснувший в лунном свете небольшой карабин. – В самом деле непохоже на обычные гобловы игрушки, а, партнер? Да и на человеческие тоже. Только посмотри, – продолжил я, – какие изящные линии… какой баланс… пари держу, в этом красавчике нет ни одной унции лишнего веса! Право же, такое оружие подошло бы скорее эльфу.

– Оно для них и предназначалось, – глухо сказал гном. – Сначала.

– Ну! – нетерпеливо выдохнул я две минуты спустя. – Что замолк? Раз уж начал говорит, то продолжай… или тебе придется уложить сначала меня, а потом и всех остальных! Выбор небогатый, не спорю, но так уж легли карты… так быть или не быть, а, мой принц?!

Будь у меня в голове чуть больше мозгов, вряд ли я решился бы блефовать столь по-крупному – шансы на то, что гном успеет выстрелить первым, были семь к трем даже по самым оптимистичным оценкам.

– Первоначально это был заказ одного из эльфийских правителей, – сказал Малыш, продолжая глядеть куда-то в темноту мимо меня.

– Какого? Впрочем, – перебил я сам себя, – неважно. Мне, в общем-то, нет дела до того, кто именно из оставшихся в старушке Европе повелителей пары квадратных миль реликтовой пущи решил прикупить для своей игрушечной армии новые побрякушки. И почему он не сделал это у ваших тамошних сородичей. Хотя на последний вопрос я могу ответить и сам – длинноухий решил, что в нашем заокеанском захолустье больше шансов сохранить тайну. Расскажи лучше, что было потом.

– Потом… после того, как заказ был выполнен, производство хотели сворачивать. Но некоторые… весьма влиятельные… воспротивились. Модель получилась очень удачной, говорили они, так зачем тратить деньги на перестройку технологической линии. Тем более, что… новые клиенты не очень привередливы.

– Орки, – я произнес это медленно, словно пробуя на вкус. – И гоблины. Вы продавали им оружие.

– Можно подумать, твои соплеменники этим не занимаются, – буркнул Уин. – Три четверти…

– Интересно, чем зеленошкурые расплатились с вами? – я предпочел не расслышать последнюю фразу Малыша. – Нет, не отвечай, я опять попробую угадать! Долларами Конфедерации? Нет, вы, коротышки, хоть и гордитесь тем, что додумались до денежных бумажек, но сами всегда предпочитаете им звонкие монеты. Золото. А в Запретных Землях золото есть… где?

– Конкретно этими ружьями, – гном перестал глядеть мимо меня и вместо этого принялся сосредоточенно изучать носки своих сапог, – расплачивались за концессию в Черных Холмах. В местности, которую вы, люди, называете территорией[18] Дакота.

– Ну да, – кивнул я. – Потом господа из Вашингтона долго удивляются, как это Союзу Племен удается так успешно противостоять натиску цивилизации, не имея за спиной пороховых фабрик Питтсбурга. А цивилизация-то на самом деле давно уже пришла на Запретные Земли – только не человеческая! В самом деле, зачем покупать у этих спесивых большеногов какие-то права, лицензии, платить их грабительские налоги…

– Между прочим, – буркнул Малыш, – принятый во время войны особый налог для нелюдей до сих пор так и не отменен. К нему лишь добавляют все новые статьи.

– …когда можно просто показать вождю десяток ящиков с новенькими винтовками – и он с радостью позволит смешным бородатым карликам ковыряться в земле в поисках каких-то дурацких камней. И даже если он потом придет за новыми патронами, потому что те, что дали в первый раз, кончились слишком быстро, это все равно будет дешевле, чем просит федеральная казна?

Неожиданно Уин перестал подсчитывать слои грязи на своих сапогах и с вызовом уставился на меня.

– Да, дадим, – выдохнул он. – Потому что для нас, гномов, он будет таким же покупателем, как и человек. Мы торгуем где захотим и с кем захотим, а в кого потом будет стрелять проданное нами оружие – не наше дело. Испокон веков гномы ведут дела так.

– Селясь на этой земле, вы давали клятву соблюдать наши законы, – напомнил я. – А закон запрещает торговать с зеленошкурыми.

– Вы, люди, тоже, помнится, давали клятвы их вождям, – желчно усмехнулся Малыш. – И не один раз. Великие клятвы о том, что очередная граница на веки веков станет последней чертой, за которую уже не ступит нога человека. А, Ханко? Какая была «последняя граница» – Миссисипи? Но ваш президент и не вспомнил об этом, когда подписывал «Закон о заселении Запада»[19]. Точно так же, – продолжил он чуть тише, – вы поступали с эльфами, там, за океаном, в Европе. Шаг за шагом… потому что каждую отвоеванную у заповедных лесов пядь приходилось щедро оплачивать кровью. И твои предки платили не скупясь, по самому высокому курсу, а вот эльфы оказались не готовы к размену, ибо почитали жизнь каждого Перворожденного слишком большой драгоценностью, чтобы менять её даже на два или три десятка трупов в вонючих шкурах.

– Мои предки, – сказал я, – не скупясь, платили еще за кое-что. Гномское оружие и доспехи. Броня, которую не пробивали стрелы длинноухих.

– Ну да, – хмыкнул гном. – А ведь эльфийские короли тоже требовали от нас не торговать с вами. Сначала требовали, потом уже просили – только мы не забыли всех слов, которыми эти спесивые зазнайки называли нас прежде.

Я уже почти успокоился. Межрасовые споры – тема столь же вечная, как и анекдоты типа «Встречаются однажды человек, гном и эльф…». Лучше всего, конечно, если ведут их где-нибудь в тепле, у огня, используя в качестве дополнительных аргументов достоинства производимых помянутыми расами хмельных напитков – но, по крайней мере, этот разговор уже вряд ли перейдет в стадию «кто первый выхватит».

Малыш Уин, почитатель эльфов

– Эльфы ведь пробовали откупаться от вас, а, Ханко? – продолжал Уин. – И каждый раз вы уверяли их, что вот этот холмик, вот этот ручей… и где они теперь, а, партнер? Остались лишь те, кто встречал незваных гостей стрелами, не спрашивая, с чем они пришли в лес. Да, им тоже пришлось в итоге кое-чем поступиться, но они остались – немногие, а на фундаментах белостенных дворцов других сейчас стоят ваши столицы.

– Слушай, партнер, – задумчиво сказал Ханко. – Ты все излагаешь очень верно и правильно… наверное. Я одного не пойму – какого орка ты все это говоришь мне? Или тебе столько раз поминали про человечью кровь в твоих жилах, что тебе хоть однажды захотелось побыть истинным гномом?

– Мне поминали все! – после долгой паузы отозвался Уин. – Для людей я был «гномским ублюдком», а под землей становился «человеческим отродьем». Веселенькое детство, врагу такое не пожелаешь. Потом, когда я слегка подрос, то научился затыкать самые зловонные пасти, сначала ударом кулака, потом ножом, а после – пулей.

– Хороший метод, – кивнул Крис. – Знаешь, будь на моем месте кто другой, он бы, наверное, сейчас принялся расписывать, как он любит гномов вообще и перечислять тех из них, кого он числит входящими в число своих лучших друзей. Но лично мне, сколько себя помню, всегда было глубоко плевать, как выглядит разговаривающий со мной – лишь бы он не пытался перегрызть мне глотку или вогнать нож в спину. Также я не намерен считать себя виноватым за поступки политиков, за которых я не голосовал – хватит того, что я четыре года своей жизни выкинул орку под зад, стреляя в парней, которые лично мне не сделали ровным счетом ничего плохого. Я отвечаю только за себя и свою семью, но пока мой папуля и братцы вполне управляются самостоятельно.

– А чего ты тогда вспомнил про своих сражавшихся с эльфами предков?

– Да так, – улыбнулся проводник. – Разговор поддержать. Ты же так повелся… партнер, пафос из тебя так и брызгал, словно масло со сковородки.

– Извини, – вздохнул Уин. – Сам не знаю, что это на меня нашло. На самом деле это я могу тебе рассказать, что иметь дело с людьми мне нравится куда больше, чем с моими соплеменниками… хотя, собственно, именовать так я могу и тех и других. Но большую часть жизни я все-таки провел в том котле, который принято именовать человеческой цивилизацией.

– На самом деле, – серьезно сказал Ханко, – сам черт сломит оба копыта, пытаясь разобрать, чего намешал в это варево. Моей матери, которая и в тридцать могла перетанцевать иную юную красотку, часто намекали на толику эльфовой крови, а среди предков папули наверняка сыщется великан-другой, а то и горный тролль. Ну а скупердяйством он порой мог перещеголять и чистокровного гнома.

– Ты не похож на тролля.

– Угу, мне с детства говорили, что видом я пошел в мать, а от папули мне достались лишь глаза. Зато на непоседливый характер они, должно быть, скинулись да еще заняли у дедов.

– Интересно, как тебя звали в детстве?

– Не скажу, и не проси, – отрезал Крис. – Давай лучше вновь вернемся к нашей вороненой красотуле… партнер. Не тревожа прах наших общих предков – почему ты не предупредил меня о том, что нам могут попасться ребята вот с такими игрушками?

– Потому что не знал, что они нам могут попасться, – огрызнулся Малыш. – Я что, пророк? Отсюда до Дакоты…

– Три дня на хромом мустанге! – перебил его Ханко. – Помнится, в нашу первую встречу ты сам признал, что мало знаешь о Пограничье. А я здесь живу уже восьмой год и зарабатываю на бобы с мясом вовсе не мытьем полов в салуне Фредди. Так что давай, выкладывай, какие еще сюрпризы могут встретиться на нашем пути?

– Не знаю.

– Да ну? – нарочито удивленно протянул проводник. – Ты же ближайший подручный мистера Скрипа, члена Совета Старейшин, каждый чих которого вгоняет старину Хренброкла в нервную дрожь.

– И что с того? – запальчиво возразил Малыш. – Крис, неужели ты и впрямь считаешь, что все живущие-под-горой ходят строем из спальной пещеры в забой, а самостоятельно думать начинают лет в сто пятьдесят, и то после соответствующего разрешения главы клана? Проклятье, да у нас политические дрязги кипят не хуже, чем наверху! Я тебе больше скажу – не раз бывало так, что ваши… порой даже войны были лишь отражением наших баталий.

– Никогда не верил в святых, – сказал Крис. – Ни на земле, ни под землей… а если случится чудо и в небесной канцелярии потеряют ключ от шкафа с перечнем моих грехов, то сильно подозреваю, что и рай меня разочарует.

– Почему же… эльфы…

– Ну, партнер, – укоризненно вздохнул Ханко, – как ты сам только что говорил «неужели ты и впрямь считаешь?». Открой любую древнюю эльфийскую сагу – и что мы там видим?

– Красоту, – мечтательно отозвался Уин, затем с подозрением покосился на своего собеседника и добавил: – Для тех, кто взял на себя труд познать древний язык.

– Вообще-то, на мой взгляд, там куда больше занудства, – заметил проводник. – Хотя, признаюсь, у меня так и не хватило силы воли пнуть себя под зад и освоить квенья. Но дело даже не в этом. Пусть в переводах и пропадает все эта невыразимая гармония «плетеного» стиха, пусть английский язык не в силах передать и десятой доли оттенков всей игры – я имею в виду другое. Предположим, ты возьмешь любую сагу… скажем, «Песню о Камнях» и выбросишь из неё все многочасовые монологи терзающихся главных героев, все бесконечные описания красот и особенностей местности, которые с успехом могла бы заменить одна-единственная карта, всю эту высокую патетику, что останется, по-твоему, в итоге?

– Ничего, – твердо сказал гном. – То, что ты перечислил, как раз и составляет саму суть, становую жилу любой из саг. Их смысл. Это все равно, что вынуть из живого существа кости и кровь – что останется в итоге?

– Смотря из какого существа, – ехидно возразил Крис. – Скажем, если ты попытаешься проделать подобную операцию над червяком, он этого даже не заметит. Но я имел в виду несколько другое. Тот, у кого хватит терпения и упорства проделать эту операцию, с удивлением обнаружит, что на самом деле знаменитый шедевр – всего лишь история внутриэльфийских дрязг давно минувшей эпохи. Слегка припорошенная любовными страстями, не спорю. Но опять же – кто сейчас поручится, что принцесса, чье имя стало нарицательным, и впрямь была самой прекрасной девой королевства, или все же она затмевала прочих не только блеском красоты, но и сиянием короны? Изображений-то, вот досада, не сохранилось. А так – кровавая и грязная история, которую потомки заботливо отмыли, отлакировали и выставили на видное место в дворцовом парке.

Малыш задумался. С одной стороны, ему крайне не нравилось то, что говорил его партнер. Несмотря на сказанные им недавно слова о длинноухих зазнайках, в глубине души Уин, как и большинство его соплеменников, испытывал к эльфам чувство, колеблющееся между почтением и благоговением – оборотная сторона официально декларируемого презрения к «лесным эстетствующим бездельникам», по определению одного из великих подгорных философов. С другой стороны, присущая гномам обстоятельность не позволяла ему с ходу «отшить» нахального большенога, осмелившегося походя пнуть грязным сапогом одну из святынь. Для начала следовало хотя бы вспомнить, точнее, попытаться вспомнить текст «Песни», затем попробовать произвести над ним предложенное Ханко надругательство, вдумчиво проанализировать результат. Проблема… и она заставила полукровку внимательно посмотреть на породившего её.

– Слушай, партнер, – после долгой паузы произнес Малыш. – Кто ты такой?

– Не понял, – озадаченно отозвался Ханко. – Поясни.

– Я расспрашивал о тебе мистера Хинброкла, – медленно сказал Уин. – Точнее, я присутствовал при том, как его расспрашивал о тебе Крипп, но и сам вставил пару важных для меня вопросов.

– О, – приподнял бровь проводник. – Достопочтенный Корнелиус Крипп соизволил поинтересоваться моей скромной персоной. Надо же… и что же поведал обо мне старина Хренброкл?

– Интерес Криппа вполне объясним, ибо от успеха или провала нашей миссии зависит очень много. Если пользоваться привычными мне человеческими аналогиями… не скажу, что он поставил на эту карту все – Крипп слишком опытен, чтобы складывать все яйца в одну корзину, но игра идет по очень высоким ставкам. И его противники в Совете не упустят шанса, если он им представится.

– Ты хочешь сказать, что они скорее помогут кому-нибудь другому получить наш приз, чем согласятся оставить его в цепких лапках милого дядюшки Корни?

– В одной из ваших священных книг, – сказал Малыш, – есть притча. О том, как одному человеку предложили исполнить любое его желание, но с условием, что его сосед получит вдвое больше. Ты помнишь, каким был его выбор?

– Помню, – улыбнулся Ханко. – К слову сказать, я как раз недавно перечитывал эту книгу и, дойдя до этого эпизода, подумал, что человечеству в тот раз крупно повезло. Окажись на месте этого мелкого завистника какой-нибудь свихнутый альтруист, искренне жаждущий облагодетельствовать всех…

– И что ужасного, по твоему мнению, произошло бы в этом случае?

– Не знаю. Но всякий раз эти попытки оборачивались таким морем крови. Взгляни хотя бы на историю Французской революции. Какие замечательные слова они писали на своих знаменах: свобода, равенство, братство! А кончилось все гильотиной. И императором.

– Вот опять, Крис, – заметил гном. – Ты упорно выпадаешь из образа. Скажи-ка, много ли из твоих коллег проводников способны рассуждать о Французской революции или эльфийской поэзии? Альие иг льнео Кристофер оль? Кто ты, партнер?

– Я ведь уже сказал тебе, что так и не выучил квенья, – усмехнулся проводник.

– Кто ты?

– А чем я могу, по-твоему, быть? – пожал плечами Ханко. – Назгулом? Я тот, кто я есть, не больше, но и не меньше.

– Это не ответ.

– Этот как раз и есть единственный ответ, на который ты можешь рассчитывать, партнер, – сказал проводник. – Потому как история моей жизни, ты уж прости, останется при мне – равно как и твоя при тебе.

– Ну, погадать-то, – мечтательно произнес гном, – я могу?

– Сколько угодно, – Ханко аккуратно положил карабин обратно на одеяло и принялся закутывать его. – Я даже могу подсказать.

– Подскажи.

– Как наверняка сообщил вам старина Хренброкл, я появился в Пограничье семь лет назад. Как сообщил тебе только что я сам, в моей жизни также имеются четыре года, проведенные на войне. Логично будет предположить, что событие, повлекшее формирование моего, столь озадачивающего тебя облика, находится где-то в промежутке между вышеуказанными периодами? Я достаточно понятно выразился, а, партнер?

– О да, – кивнул Малыш. – Вполне.

Иллика аэн Лёда, познавшая отчаяние

Возвращение в реальный мир было донельзя мучительным. Более того, в первый момент, ощутив навалившуюся на меня тяжесть, я вообразила, что за время беспамятства наши попутчики-люди успели признать бедную эльфийскую принцессу безвременно умершей и позаботиться об её упокоении. К счастью, период панического ужаса был недолог, а потом я с облегчением осознала, что, точнее, кто именно придавливает меня к ковру – и что выбраться из-под обмякшего тела моей спутницы задача хоть и не простая, но все же не в пример более легкая, чем прокапывание из могилы. Другой вопрос, что по весу… я, конечно, предполагала, что моя спутница – существо весьма нелегкое во всех смыслах, но до сего момента не догадывалась насколько именно.

Все же я попыталась пошевелиться, но в этот миг поезд резко дернулся и что-то холодное коснулось моего виска, вновь отправив меня в объятья голубого тумана.

Следующее пробуждение оказалось не в пример приятнее – благодаря исчезновению давящей сверху массы. Открыв глаза, я обнаружила обладательницу оной массы, оглядывающуюся по сторонам с явным намерением кого-нибудь убить… а потом воскресить и убить еще раз… и еще раз… после чего вдосталь поглумиться над трупом.

– Что это было?

– Это, – брезгливо покосилась Юлла на валяющуюся на столике бутылочку, – прогресс в области алхимии.

– Я серьезно!

– И я серьезно, – отозвалась стражница. – Когда меня лет пять назад пытались травануть такой же мерзостью, то просыпаться после неё было как после трехнедельного запоя. Так что прогресс, как говорят люди, налицо. У тебя голова не болит?

– Нет, – неуверенно сказала я. – Но вот какое-то странное чувство… словно чего-то не хватает… и почему в вагоне кроме нас никого нет… мы что, стоим?!

– Похоже, – наклонившись, моя спутница щелкнула стопорами и, опустив окно, прислушалась к доносящимся снаружи негодующим воплям.

– Скреглик, млин!

– Это и в самом деле возможно – украсть локомотив? – севшим голосом переспросила я.

– Украсть можно все, – проворчала моя спутница, выглядывая в окно. – Будь то любимый единорог его величества или винты от броненосца. Вопрос лишь в том….

И в этот миг я поняла, что за странное чувство гложет меня… и увидела, чего мне не хватает!

– Юлла-а-а!!!

Кажется, до сегодняшнего дня я не издавала подобных звуков ни разу в жизни – равно как и не слышала их в исполнении какого-нибудь иного Перворожденного. Также глубоко сомневаюсь, что легкие живого существа способны произвести их самостоятельно – скорее, тут была замешана также инстинктивная магия.

Не знаю, как отреагировали на этот вопль остальные пассажиры поезда – так же как и все прочие в радиусе трех миль от нашего вагона. Та же, к кому он был обращен, подпрыгнула, едва не расшибив затылок о верхний край окна, и повернулась ко мне с крайне неодобрительным выражением на лице.

– Боги, принцесса, зачем же так кр… – В этот миг Юлла увидела, на что именно я пялюсь втрое увеличенными по сравнению с обычным глазами, и осеклась.

– Украли…

Небольшая зеленая сумка, достать что-либо из которой могла только я – хитроумнейшее, три дня выплетаемое придворным магом заклятье! – алела небрежно вспоротым боком, а рядом с ней лежала распахнутая шкатулка, без содержимого которой моя Великая Миссия не стоила и ломаного гроша.

Не знаю, сколько я стояла там подобно статуе в дворцовом парке – время потеряло для меня всякое значение, равно как и все иное. В мире осталась лишь продолговатая выемка на белом бархате – и черное, как Вечный Мрак, отчаяние.

Лязг открывающейся вагонной двери вывел меня из ступора, но не до конца – вошедший человек успел пройти почти половину вагона, прежде чем я закончила тупо разглядывать его черный фрак, идеально белую сорочку и черный же, с алой подкладкой шелковый плащ и вспомнила, где видела это бледное лицо прежде.

– Ну и голосок у вас, однако, ваше высочество, – как ни в чем не бывало сказал потомственный вампир и граф Николай Рысьев, подходя к нам. – Вот уж чего не предполагал, так это того, что представительница вашей уточенной расы способна так орать! Бывал я, помнится, на ярмарке в Нижнем, но тамошним торговкам до вас…

– Вы… – с ненавистью выдохнула я. – Вы…

– Я, – подтвердил русский шпион. – Собственной, весьма, должен заметить, довольной собой персоной. А что?

– Вы! – в третий раз повторила я и замолчала, пытаясь облечь в мало-мальски вразумительные аргументы свое мнение о том, что в произошедшей трагедии виновно именно это конкретное мерзкое ничтожное отвратительное… в общем, человеческое существо.

Аргументы, как назло, не находились. Первый шок миновал, и потихоньку возвращающаяся ко мне способность к логическому мышлению принялась неумолимо доказывать, что для поисков главных виновников случившегося вовсе незачем отправляться в далекую Сибирь с её холодными зимами, потому что оных виновников можно разыскать куда ближе. Например, некую принцессу, чьи остренькие ушки оказались в итоге вполне похожи на… кажется, эти собаки именуются спаниелями.

– Нас… обокрали… – нормальный тон все еще давался мне с большим трудом, с куда большей охотой я бы сейчас сорвалась на визг. – Один ваш… коллега по профессии… некий маркиз.

– Д’Тафферф, – понимающе кивнул Рысьев. – Он, к слову сказать, не рассказывал вам, за какие прегрешения его с треском вышибли из венского генштаба и, как говорят у нас на Святой Руси, законопатили в сию заокеанскую глушь? Полагаю, что нет… а история, меж тем, вельми презабавная.

– Граф! Мне сейчас не до забавных историй!

– Понимаю, ваше высочество… – Вампир цепко огляделся по сторонам, нагнувшись, поднял с ковра вазочку – кажется, именно ей я была обязана второму приступу беспамятства – поставил её на столик. Поднес к лицу давешнюю бутылочку с синей этикетой, хищно шевельнул ноздрями и понимающе хмыкнул.

– До боли знакомый аромат. В соответствующих кругах, да будет вам, милые дамы, известно, сия субстанция уже успела обзавестись прозвищем «дубинка тролля» – надо полагать, за схожесть оказываемого действия. Вот, к слову, за что совершенно искренне люблю нашего общего друга маркиза, так это за склонность к прямым действиям. А то иной таких петлей наплетет, такого тумана напустит – до следующей эпохи не разберешься. Не-ет, – закончил шпион, – схема любой хорошей операции должна быть проста, как яблоко в разрезе.

Несколько секунд я старательно раздумывала, засчитывать ли высказанное графом пренебрежение к сложным многоходовым комбинациям за интеррасовое оскорбление, но так и не смогла прийти к окончательному выводу.

– Так что у вас все-таки украли?

– То, – тяжело вздохнула Юлла, – без чего наша дальнейшая миссия теряет всякий смысл.

– Это халцедон-то? – удивленно вскинул бровь вампир. – Ну это же несерьезно, право слово. Госпожа Бриннер… я еще могу понять отчаяние её высочества, которая, будем уж откровенны, не обладает достаточным опытом, но от вас я, признаюсь, ожидал более адекватной оценки ситуации. Как дети, право… «украли», «теряет всякий смысл»… ей-богу же несерьезно!

– Вы считаете, что наше положение еще можно исправить?! – охваченная внезапно вспыхнувшей надеждой, я даже не обратила внимание на то, что меня, принцессу, только что почти впрямую назвали несмышленым ребенком.

– Да и исправлять-то особо нечего, – пожал плечами русский. – Видите ли, ваше высочество, я совершенно искренне не понимаю, почему вы придаете этому камешку столь решающее значение. Любой мало-мальски приличный астролог укажет вам район местонахождения Камня с точностью до дюжины верст… то есть миль. До момента Открытия большая точность вам ни к чему… а к Открытию там наверняка соберется такая уйма соискателей, что проход непосредственно к нужному месту придется в толпе пробивать!

– Но… откуда?

– А вы что, и впрямь полагали себя единственными обладателями древнего знания? – с усмешкой осведомился Рысьев. – И вовсе не рассчитывали на конкуренцию со стороны неполноценных рас?

– Нет, – растерянно сказала я. – Но… амулет… мы считали, что все прочие безвозвратно утеряны.

– Амулетов этих, – медленно произнес граф, – только за последние пять тысяч лет наделали чертову уйму. Их даже у моих собратьев… я имею в виду вампиров, точно не меньше двух.

– То есть, – спросила Юлла, – вы считаете, что мы можем до поры позабыть о нашем общем друге-маркизе?

– Разве я так сказал? – нарочито удивленно переспросил русский. – По-моему, я не говорил ничего подобного. Мое мнение, если оно вам хоть немного интересно, заключается в том, что нашего общего друга надо исключить из игры как можно быстрее, пока он не попытался причинить действительно серьезный вред.

– С большим удовольствием, – огрызнулась Юлла, – занялась бы этим, если бы не одна незначительная помеха – господин маркиз в данный момент удаляется от нас со скоростью двенадцать… впрочем, нет, без вагонов, наверное, и все двадцать миль в час. А следующий поезд по этой линии пройдет лишь завтра. Что вы улыбаетесь, граф? Перестаньте демонстрировать ваши клыки и скажите, в чем я не права?

Рысьев выполнил приказ моей спутницы лишь частично – он втянул клыки, но тонкие бледные губы продолжали кривиться в ухмылке.

– Вы, госпожа Бриннер, правы в том смысле, – сказал он, – что, сидя в этом роскошном вагоне, мы можем дождаться лишь завтрашнего поезда. Или Страшного Суда. Но хочу обратить ваше внимание на тот факт, что рельсы, на которых стоит этот вагон – вовсе не единственные на континенте… и даже не единственные в этих диких местах.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила я.

– Всего лишь то, что, как говорите вы, эльфы, прежде чем рассматривать каждое дерево в отдельности, иногда полезно окинуть взглядом весь лес. Применительно же к нашему случаю это выражается в том, что… – Русский шпион вытянул из жилетного кармашка небольшие золотые часы и щелкнул крышкой. Крохотные молоточки немедленно принялись вызванивать первые такты Сороковой симфонии, – через час и семь минут развилку в пяти милях от этого полустанка будет проходить почтовый экспресс. До своего пони-родственника ему, конечно, далеко, но это все же очень хороший шанс.

– Великолепно, – недобро прищурилась Юлла. – А еще часом позже вы это сказать не могли?