Читать книгу Омега - Андрей Валентинов - Страница 2

Пришлось объяснить, что расстрел – такой же вид боевых действий, как и все прочие, поскольку не в меньшей мере служит задаче материального и морального сокрушения противника. Значит, и в этом случае требуется соблюдать уставы и приказы. Нарушение их, в свою очередь, карается по законам военного времени.

Я старался говорить как можно более занудно, без всякого выражения. Крик не подействует, если же повысить голос, обратят внимание на тон, а не на смысл.

Вид у ребят был, признаться, невеселым. Я успел подумать, что Суббота зря назначил на исполнение именно их, новичков, да еще после первого боя. Но отменять приказ – худшая педагогика.

Все четверо из Симферополя, в отряд прибыли неделю назад. Имен, к сожалению, еще не запомнил. В последние месяцы я почти бросил эту преподавательскую привычку. Пусть остаются безымянными, как и десятки тех, что были до них. После войны вряд ли встретимся, а похоронки в отряде не оформляют.

Итак, я напомнил, что смысл расстрела военнопленных не только в наведении ужаса на противника. Это действует лишь в первое время, а после начинается психологическое привыкание, более того, у опытных солдат появляется ожесточенность, что увеличивается стойкость врага. Поэтому мы применяем расстрел лишь к военнослужащим некоторой части вражеского контингента. Результат очевиден: все, кроме американцев и англичан, предпочитают не сражаться до последней крайности, а сложить оружие, зная, что смерть им не угрожает. Предупреждая неизбежный вопрос, я пояснил, что в данном случае отношение к пленным зависит не от международных конвенций, а исключительно от нашей доброй воли. Державы-оккупанты не объявляли войну нашей стране, значит, их военнослужащие юридически являются вооруженными разбойниками.

Кажется, ребята начали успокаиваться. Дело не в общеизвестных вещах, о которых шла речь. После горячки боя они вновь ощутили обыденность, рутинность происходящего. Расстрел – просто боевая работа, их отделение – дежурное. Эмоции будут после победы.

Остальное я вполне мог доверить Субботе, но предпочел уточнить лично. Правила расстрела разработаны давно, и нарушаться не будут. Акцию лучше всего проводить возле ямы, для чего вполне годится, скажем, дорожный кювет. Объекты исполнения снимают одежду, им связывают руки за спиной, после чего они становятся на колени лицом к упомянутой яме. Расстрел производится индивидуально, выстрелом в углубление между затылком и шейным позвонком, что сводит предсмертные мучения до минимума. Кроме того, сила выстрела отбрасывает тело вперед, избавляя исполнителя от необходимости чистить одежду от крови.

Когда бойцы, откозыряв, скрылись в темноте, я, наконец, сообразил, что не один. Лолита была уже рядом, не иначе пряталась все это время за ближайшим деревом. Так и оказалось – божье наказание самым невинным тоном поинтересовалось, когда «исполнение» поручат ей. Она, боец Лолита, в отряде второй месяц, стреляет же, как недавно выяснилось, значительно точнее многих офицеров – включая меня самого.

Самое время было дать гюрзе по шее, причем от всей души, но я вдруг понял: подобного она и ожидает. Поэтому ограничился вопросом – желает ли боец Лолита всю жизнь вспоминать взгляд первого из тех, кого придется убить. Именно первого – с остальными будет легче, но первый останется с ней навсегда. Поэтому и завязывают приговоренным глаза, но подобное не входит в нашу стандартную процедуру.

Кажется, дошло. Знакомое фырканье – и божье наказание, резко повернувшись, исчезло во тьме. К сожалению, ненадолго.

Неподалеку ударил выстрел. Всего их будет три – и еще столько же контрольных. Этим Суббота займется сам. Нехорошо так думать о ближнем своем, но с недавних пор стало казаться, что упомянутая «стандартная процедура» доставляет моему заместителю какое-то странное удовольствие.

* * *

– Кем ты пожертвуешь первым – Аргонцем или Субботой?

– Почему я должен кем-то жертвовать?

Лолита тихо дышала рядом. Как и обычно, пришла без спросу, бросила спальник на траву. Карематами в отряде не пользовались – хоть и небольшой, но лишний вес. И лето в этом году выдалось на диво теплым.

Заснуть, впрочем, не удавалось – ни ей, ни мне.

– Ты не ответил.

– А ты спальник застегнула? Простудишься еще!

– Ты не ответил!

До подъема оставалось всего ничего, но этого пока не знал никто, кроме меня и Аргонца. Трофейные машины ждали в соседнем ущелье, и я решил рискнуть – проскочить до рассвета на Караби. Блок-пост за Лучистым взял на себя Казачок. Пора бы ему позвонить…

– Субботу отдам последним.

– Так и знала!

Кажется, не угадал. И не угодил. А ведь у Лолиты с моим заместителем почти дружба, при виде же Аргонца она только что не рычит. Не всегда, правда – жаловаться на жизнь отправляется исключительно к командиру первого взвода. Пойми этих женщин!

К счастью, ее вопрос из серии исключительно теоретических. Пока что.

…Старшему лейтенанту Аргонцу и довелось доложить о появлении этой наглой худобы без особо заметных половых признаков, зато с кольцом в левой ноздре. Из Симферополя прибыли добровольцы, и вот среди них, а точнее, впереди них всех…

Аргонец ничего не сказал, лишь глазами повел. Я решил долго не разбираться, и, заметив, что только Лолиты в отряде не хватает, велел заброде убираться домой, причем немедленно и не оглядываясь. На это мне было тут же заявлено, что она – совершеннолетняя, стрелять умеет, домой же в любом случае не вернется. В отряд Шевченко ее приглашали и даже звали. Очень.

Я поглядел на Аргонца, тот сделал вид, что смотрит в сторону, потом дернул плечами. Я понял – к орлам Шевченко отпускать девицу нельзя. А вот мы, кажется, влипли.

Кольцо из носа довелось изъять в тот же вечер, как и выдать первое (оно же пока последнее) боевое задание: носить мой ноутбук. Когда пришло время выбирать псевдоним, она назвалась Лолитой. Никто особо не удивился – клички у всех в отряде были странные.

* * *

– А почему ты все-таки Арлекин?

Я невольно вздрогнул – наши мысли совпадали слишком уж часто.

– Уже объяснял.

– Что нужно быть смешным для всех? Ага! Но если серьезно?

– Аллекино – призрак Дикой Охоты из французских легенд. Данте называет его Эликен. Имя одного из бесов.

– Барон Суббота, Аргонский Пес, Аллекино… Старые дяди не доиграли в войнушку.

– Теперь доиграем.

Ночь, странно темная даже для летнего Крыма, тянулась и тянулась, светящийся циферблат «Командирских» горел мертвым зеленым огнем, можно было еще немного полежать, глядя на черные кроны над поляной, слушая, как дышит Лолита.

Если Казачок не справится, придется пробиваться. Не хотелось, и так нашумели. На Караби надо прийти тихо, не спугнуть. Операцию готовили две недели, Аргонец лично ходил в разведку…

– Почему ты запрещаешь ставить палатки?

Неужели замерзла? Поганому поросенку и в Петров пост морозно.

– Так велел Наполеон.

– Наполеон, товарищ майор, велел располагать армию биваками. Комранэ ву? Би-ва-ками! И палатки запретил ставить только на виду у противника, чтобы тот не подсчитал количество солдат. А бивак – это в первую очередь костер. И где наш костер?

– При Наполеоне не было вертолетов. А ты откуда это знаешь?

С Лолитой лучше не связываться. Суббота попытался в первый же день блеснуть интеллектом, назвав ее при всех «дамочкой с „Эмдена“. И мгновенно получил в лоб: история про ненормальную особу, стремившуюся попасть на немецкий рейдер „Эмден“ – обычная газетная байка, а о чем уже давно писали серьезные историки. А книги Бунича читать вредно.

Суббота скис. Ненадолго, правда.

– С Аргонцем вы дружили еще до войны? Лет десять?

– Двадцать.

На Караби меня интересовала метеостанция, вернее, то, что прежние годы было ею. Сейчас там у американцев нечто очень серьезное – настолько, что даже не упоминается в обычных документах. Еще что-то они прячут в Пчелином, но туда лучше пока не соваться. Пока – или уже. Кажется, все-таки уже.

– Арлекин! Если я все-таки засну…

– Не заснешь.

Циферблат! Мертвый зеленый огонь.

– Подъем!