Читать книгу Три дня в родном городе. Повести - Андрей Валерьевич Юдин - Страница 2

Меня женщины не любят. В этом корень всех моих бед. Такие грустные мысли не раз приходили мне в голову, и я гнал их прочь. Гнал, а они все равно возвращались. Через мозг, не через другое место. Наверно, я все же умный. Но если умный, то почему не богатый? А если не слишком умный, то почему так часто размышляю над всякой хренью? Или наоборот важными вещами. Себя препарирую и изучаю, как энтомолог жучка какого-нибудь. Только я сам себя высушил и на иголочку наколол. Бр-р-р, бред какой. Лучше уж о женщинах помечтать. Хотя если о них думать, то ни к чему хорошему это не приведет. Замкнутый круг какой-то.

Вот так я лежал на диване и размышлял, глядя в потолок. Потолок был в разводах, и живи тут женщина, она, наверняка, намекала бы, что потолок нуждается в побелке. Значит, есть в моем холостом существовании и плюсы. Тем более что диван был хоть старый и продавленный, но продавленный под изгибы моего тела. И поскольку он служил мне спальным местом, а под головой у меня лежала целая груда подушек, мне было вполне тепло и уютно. И если б не эти дурацкие мысли, которые постоянно отравляли мне настроение… В общем, телу было хорошо, а душе не очень. Хотя и телу могло быть гораздо лучше…. Вот такие пироги. Короче, нет в природе совершенства.

– Борис! – прозвучало из-за двери, – Ты обещал за квартиру заплатить. Давай, отрывайся от кровати.

Блин… Маман. Достанет мертвого, докричится до глухого. Конец расслабухе. Ох, жизнь моя поганка. А может жестянка.

Ладно. Сделаем паузу. Вздохнем воздуха. Затхлого. Надо бы окно открыть, но там зима. Сырая, мокрая. Но зима. Подождем апреля. А в паузе немного о себе. Итак, зовут меня Борис, и мне 33 года. Возраст Христа. А еще Илья Муромец 33 года сиднем сидел в своем Карачарове. И я так сижу. Точнее живу. В этой большой захламленной квартире с маман вдвоем. Вернее, стараюсь жить в своей комнате. Мне здесь хорошо, уютно, и выхожу я отсюда только по причине простой человеческой нужды. Ну, поесть там и все такое прочее.

А зовут меня Борисом или Борей. Маман называет меня Борисом, и слава Богу. Быть Борей вообще свыше моих сил. Это диагноз. Хотя я в этом совсем не виноват. Но опять эти комплексы… Правда, что ли к психиатру сходить? Маман мне периодически это советует. Она сама врач. Называется врач-лаборант. Сидит в лаборатории и в человеческих экскрементах ковыряется. Хотя она не любит, когда я ей советую лучше в гавне ковыряться, а не в моих мозгах и утверждает, что занимается вовсе не этим. В любом случае, лечит она только меня.

– Бориссс!!!!!!!!! – опять за дверью и все громче. Мда, ну и имечко. Даже и не знаю, с чем сравнить. Я где-то еще в школе прочитал, что человек с именем Борис не может быть счастливым. Потом увидел, что книжка издана в 1916 году и с тех пор все изменилось. Но комплекс-то остался.

Вообще, квартира принадлежит деду. Но он практически здесь не бывает. Живет на даче. Там мелькают какие-то женщины в непонятном статусе. Деду скоро восемьдесят, он похоронил трех жен… Впрочем, одна ушла от него сама и, если кто-то хоронил ее, то вроде как не он. Деда зовут Виктор Борисович и меня назвали в честь его отца – моего прадеда. Тот был сначала купцом, потом нэпманом, потом чиновником. А дед стал ученым – философом, и смотрит на мир философски-пофигистично. Правда, периодически он вспоминает, что читает лекции в университете и начинает всех учить, хотя и не с такой периодичностью как маман. Вижу я его реже, да и часть своих сил он тратит на студентов и аспирантов. А может и аспиранток. Черт его знает. Сил-то у него хватает, несмотря на возраст. Я до такого точно не дотяну.

– Борис, ты можешь оторвать свой зад? – маман нервничает, но в комнату не заходит. Профессорское воспитание все же. А вдруг я мастурбирую?

Но это не так. Я просто лежу в старых тренировочных штанах и футболке с надписью на нерусском языке. Руки у меня за головой, и я просто смотрю в потолок.

Так, на чем я остановился? На себе? Или? Теряю нить, точно к врачу пора. Может к сексологу? Приду и скажу: «Доктор, меня женщины не любят». А если доктор – женщина? Так, стоп, хватит фантазий. Сила воли есть, могу остановиться (замечаю с гордостью). Тем более, маман за стеной ходит.

Я был умным и скромным мальчиком. В меру скромным, и родители гордились мной. И папа гордился, но о нем позже. Много читал и старался меньше сталкиваться с неприглядными сторонами жизни. Но когда закончил школу, то поступил туда, куда шли многие из неопределившихся. Ну, не в армию же идти. Короче, из вузовских стен я вышел инженером-строителем, не особо, впрочем, разбиравшимся в азах своей профессии. В армию так и не пошел, все же маман у меня врач, поработал в одной конторе, в другой, покрутился на стройке в качестве мастера. А лет пять назад пристроился по совету одного моего однокурсника на работу то ли сезонную, то ли периодическую. В общем, когда где-то что-то начинают строить, набирают людей на период строительства – от прораба до каменщика. Я до прораба, кстати, уже почти дорос. Стройка идет, мы пашем. Закончилась – проедаем деньги. Сейчас вот такой период. Работы нет. Деньги, впрочем, тоже почти закончились. Ждем у моря погоды. Чувствую, до весны будем ждать.

А впрочем, не люблю про работу. И работать не люблю. Так что, пора отрывать грустную задницу.

– Сейчас, мам, – миролюбиво максимально, – Пять минут.

Встаю, встаю… Оторвался от мягкого дивана, ноги в тапки. Для начала подойду к окну, посмотрю, что там. Отодвинул занавеску, ковырнул пальцем старую полопавшуюся краску. А за окном – ничего. Вернее, пустой двор. Вид с четвертого этажа. Все в грязи, серый залежавшийся снег, грязные проплешины асфальта. Никого и ничего. Что ж, пойду одеваться и туда.

Комната у меня довольно большая. Сталинка с высокими потолками. Мебель тоже старая, но я ее люблю – уютно жутко. Старый шкаф с резными дверцами, старый письменный стол, старое кресло. Из нового – плазма на стене, да ноут на столе. Большой такой, серебристый. Походя погладил его крышку, подошел к шкафу. Вот одеваться хорошо я люблю. Вернее, функционально. Джинсы, свитер в синюю полоску, теплый такой. Подошел, посмотрел на отражение в зеркало. Нормальный парень, волосы темно-русые набок ложатся хорошо, и причесываться не надо. Вот только взгляд грустный. Это, наверно, потому что нос длинный. Он точно унылый и из-за этого я и сам таким кажусь. Или все наоборот? Нет, хватит в очередной замкнутый круг заходить, не выберешься. В общем, пошел я в мир. Вот с такими мыслями толкнул дверь в коридор.

Маман уже ждала. Стоит в халате, губки поджала. Врач, а взгляд, как у учительницы.

– Борис, надо за квартиру заплатить. До десятого, а сегодня уже девятое.

Блин, а почему я?

– Так, а почему я? – это уже вслух.

– Ты обещал, – маман сердится, – И потом я работаю, готовлю, убираю, стираю, а ты целыми днями дома.

С этим можно и поспорить, не целыми днями… Впрочем, понимаю, что аргументов у меня в этом споре будет немного, поэтому просто протягиваю руку и беру деньги – тысячи, сотни, мелочь, кидаю, смяв, в карман куртки. Потом туда же квитанцию, ее не мну, просто всовываю длинной трубочкой. Жду продолжения разговора о том, что мог бы и сам заплатить, но продолжения не следует, может и правда некогда. Одеваю куртку, затягиваю под горло молнию, потом сажусь на пуфик, зашнуровываю ботинки. Они такие классные, высокие, рыжие, и главное не пропускают никакую сырость. Даже настроение повышают. Ну и вперед. Второй прыжок. На этот раз в подъезд.

Длинная широкая лестница. Большие пролеты, обитые дермантином или металлические двери. В подъезде никого и это хорошо. Так что преодолел и этот барьер. И вперед, посредством домофонной кнопки во двор. Там все, как я и представлял – сыро, зябко, но в то же время можно и вдохнуть полной грудью. Вдохнул, натянул капюшон на голову и дальше.

Проходя через двор, поднял голову на дом. Мрачная громада пятиэтажной сталинки нависала надо мной. А может просто серая погода так действовала. И дом тут вовсе не при чем? Я здесь живу с рождения, был какой-то короткий период, когда мать с отцом уходили, пытались жить отдельно, но помню я тот период очень туманно. А потом отец ушел, и мы вернулись сюда. В общем, другой жизни – вне – у меня и не было. Вот этот двор, ограниченный забором, который переживал разные периоды – от хилого штакетника до солидного краснокирпичного забора. Сейчас двор огорожен красивым металлическим. Внутри полно машин, много квартир сменили своих хозяев. Въехали новые богатенькие, и я их даже не знаю. Но остались и прежние кадры. Вон, у самого выхода один из них.

– Борь, пятьдесят рублей не одолжишь? – это Леха Маслов. Он на пару лет старше меня и в школьные годы глядел сквозь меня, жил через подъезд. Сейчас конченый алкаш. Пятьдесят рублей из своего скромного бюджета я выкроить могу, но Лехе давать недостающие рубли на выпивку не собираюсь. Выглядит он совсем плохо. Вроде и одет нормально, но глаза красные, нос сизый, руки трясутся, да и сам весь скочевряжившийся, сжавшийся, как от холода. На улице и, правда, не тепло, но не так же. Короче, можно ему не тридцать пять дать, а все сорок пять.

Но это Леха и у него своя судьба. У меня своя. Я делаю крюк, чтоб обогнуть его и нечаянно не прикоснуться, еще глубже прячу руки в карманы.

– Не, Леха, лишних нет. Извини, – бросаю на ходу, и тут во внутреннем кармане курки бренчит мобильник. Удивительное рядом – забыл уже, когда заряжал и сую руку за пазуху. У кого айфон, а у меня «Нокия». Достаю, и удивляюсь еще больше: отец. Вот уж кого не ожидал услышать:

– Да.

– Здравствуй, Борис Сергеевич, – слышу глуховатый голос, почти лишенный интонаций.

– Привет.

Отец. Классный мужик. Звонит раз в пятилетку. Жить не мешает принципиально. Ушел от маман, когда мне было лет семь. Первое время часто приходил, гулял со мной, дарил шоколадки. Потом началась новая жизнь, когда родители нужны все меньше, у меня. Потом у него. Женился. Потом снова развелся. Живет один в однокомнатной хрущевке на окраине города. Недавно вышел на пенсию, считает, что все у него хорошо, ни на что не претендует, никуда не лезет. Иногда позванивает.

– Как жизнь молодая?

– Нормально, лучше всех. Ты как?

Пауза.

– Борь, заедь как-нибудь на досуге. Выберешь время?

Неожиданно. Отец никогда (или почти никогда) никого ни о чем не просит. Принцип у него такой. Не навязывается, не унижается. Впрочем, в просьбе заехать нет ничего такого уж унизительного. По крайней мере, с моей точки зрения.

– Хорошо, не вопрос. Когда?

– Да как сможешь… Я ждать буду.

Странные нотки.

– Конечно, пап. Обязательно.

– Ну, будь здоров. Не кашляй.

– И тебе того же…

Отбой. А я продолжаю путь по слякоти. Да недалеко тут, квартал какой-то. Вот пришел. Как всегда бабушки какие-то, дедушек почему-то нет. Очередь. Впрочем, движется быстро. Все равно жарко, противно, неуютно. Две вещи терпеть не могу – очереди и бумажки всякие официальные. Впрочем, это одно и то же – бюрократия. «Я волком бы выгрыз бюрократизм…». Хорошо, что маман заполнила квитанцию. Так, сдачу серебряную в карман – пригодится, квитанцию в другой – не потерять бы.

Разворачиваюсь и получаю тычок в плечо. И голос: – Боб, привет! Что ж, это Сашка Крупский, мой однокурсник. Пальто нараспашку, пиджак с галстуком. Рубашка белая. Вот, если честно, такие красивые мне просто как враги классовые. Офисный планктон, блин… Какая бы рыба его сожрала и не подавилась. Делаю вид, что рад.

– Привет, Саня, ты, что здесь делаешь?

– Не поверишь, штраф гаишный оплачиваю, за превышение, – улыбка на Сашкином лице цепляется кончиками за уши. Правда, что ли рад?

– Рад тебя видеть, – говорит он, – А ты?

– Тоже плачу. Уплатил.

– А я щас, минутку подожди.

Я стою и жду. Саня – хороший парень, но я его не видел лет десять и несколько не жалел. Забыл просто, что был такой. Когда-то не раз мы с ним гуляли вместе, в веселой компании, потом я шел домой, а он к очередной даме, или оставался с ней. Зачем мне такое помнить?

Саня вышел, действительно, быстро. Я оглядел его еще раз – первое впечатление не обманывало, пальто, пиджак, белоснежная рубашка, галстук. Светлые волосы, правда, начали прилично редеть, зато улыбка, как в Голливуде.

– Сто лет тебя не видел, ты чем занимаешься?

– Строим понемножку. Дома, себя… – я пожал плечами. – А ты?

– Я в банке. «Стройбанк».

– Ну и как там? Ничего?

– Нормально. Слушай, Боб, мне ехать надо, но давай вечером пересечемся, поговорим, вспомним.

Я опять пожал плечами.

– Садись, подброшу, – сказал Крупский, кивнув в сторону синего «лансера», приткнувшегося к самому крыльцу. – Да и стоять здесь нельзя.

Он засмеялся

– Нам? – я недоуменно оглянулся.

– Машине, – Сашка засмеялся.

– Нет, дойду, мне рядом.

– Ладно, диктуй телефон – я позвоню.

Цифры я назвал – куда деваться. Сашка забил их в свой андроид, или как его там, и мы разбежались. Вернее, он уехал, а я поплелся домой.

Дома ждала маман. Взгляд, как у следователя.

– Заплатил?

– Конечно, – ответил я, повесил куртку на вешалку, и пошел в комнату, чтобы не услышать продолжение допроса. Напрасно.

– Что еще?

Да, взгляд – рентген.

– Отец звонил. Просил зайти.

– Да-а-а-а… И что хотел?

– Я ж говорю: просил зайти.

Я пытаюсь зайти к себе в комнату, но не тут-то было.

– Подожди, я с тобой разговариваю!

Стою. Жду.

– Так чего он хотел?

Вот, елки…, расстались двадцать пять лет как, а ее все его телодвижения интересуют.

– Спрашивал как жизнь. Говорил, чтоб зашел.

– И все? – взгляд недоверчивый.

– Абсолютно.

– Ну ладно, иди.

Я пошел. Зашел в комнату, дверь плотно прикрыл. Разделся. Посидел на диване, потом тихо вышел, стараясь не беспокоить маман, помыл руки. Привычка у меня такая с детства – руки после улицы мыть. Жить можно и в хламе, а вот руки и помыслы должны быть чистыми. Хотя насчет помыслов на все сто не уверен… Потом шмыгнул назад. Все. Теперь можно расслабиться окончательно. Откинул крышку ноута. Полазил по инету, посмотрел новости. Ничего в мире хорошего нет. И погода тоже на ближайшую неделю не радует. Крышку закрыл и подошел к книжным полкам. Вот книжки читать я люблю. Лучше почитать книжку, чем тупо смотреть какой-то фильм. Спасибо деду, он еще в советские времена собрал классную библиотеку, причем не из одних красивых собраний классиков, но и из массы самых разных интересных вещей. Я перетащил кучу книг себе. Полки у меня всего четыре, зато сверху всего навалено. Вот и теперь достал книжку из серии «Советский детектив» и завалился на диван. Сейчас почитаю про какого-нибудь майора Пронина.

Вот под этого самого майора я и заснул. Сквозь сон слышал, как маман звала есть, но даже глаза не открыл. В конце концов, она замолчала, и я опять провалился. Когда открыл глаза – за окном было почти темно. И тут затренькал мобильный. Во, блин, говорят, андроиды всякие надо заряжать каждый день, а моя «старушка» и есть не просит. Почти как я.

В полутьме нащупал кнопку:

– Да. Слушаю.

– Боб, это Крупский.

– А… привет, Крупа.

– Ну что, посидим сегодня? Не передумал.

– Да нет вроде, – вру, я толком об этом и не думал.

– Ты там же обитаешь?

– Ну да, а где ж мне быть?

– Там возле тебя кабачок один ест, «Зюйд-вест» называется. Знаешь?

– Нет.

– Блин, ну бывший «Коралл». Помнишь?

Конечно, помню. В «Коралле» – странном заведении, то ли рюмочной, то ли пивнушке мы и, правда, не раз посиживали после занятий. Такая, если честно, клоака была. Но от моего дома недалеко, если через дворы, то вообще минут семь хода.

– Помню и что?

– Там сейчас очень приличное место. Давай к семи подгребай.

– А сейчас сколько? – я пытаюсь сориентироваться.

– Пять без пяти. Давай, Боб. Увидимся.

Вот сдался мне этот Крупа. Тащиться куда-то по слякоти. Хотя, с другой стороны, хоть какое разнообразие.

Я встал, доковылял до кухни. Хотелось есть, нашел в холодильнике сыр, взял хлеб. Съел это кулинарное творение, благо чай на плите был еще теплый. Маман куда-то свалила видно совсем недавно. Никак я ее график работы не пойму.

Посидел еще немного на кухне. За окном было уже совсем темно. Размышлял. Вообще это мое любимое занятие, если мысль не слишком ускользает. Вспомнил времена, когда несколько месяцев был женат. Впрочем, женат был почти год – все никак руки не доходили развестись. А жили мы с Наташей в моей комнате от силы пару-тройку месяцев, ну примерно месяц до свадьбы и два после. Я был сыт, в том числе и сексуально, но все равно невесел. Или весел? Первые дни, может неделю. А почему? Нет, размышлизмы сегодня – не моя сильная сторона. Я взглянул на часы. Время приближалось к шести. За окном поднялся ветер, угрюмые ветви бросали тени на торец дома напротив и зловеще шевелили огромными черными клешнями.

Я вздохнул, сполоснул чашку, поставил ее в шкафчик и побрел к себе в комнату, собираться в кабак.

Впрочем, что мне собираться? Я ж не девица перед первым свиданием. Тем более времени еще достаточно. Я побродил еще немного по комнате, потом не спеша оделся. Те же джинсы, тот же свитер, потом та же куртка. И на холодную улицу. Бр-р-р…

До «Зюйд-веста» или как его там, я и вправду добрался очень быстро. Вышел из двора, пересек улицу, прошел через темный двор с редкими фонарями, вышел на другую улицу, и опять перешел дорогу. «Зюйд-вест» находился в полуподвальчике здания, стоящего в глубине улицы, за маленьким сквериком. Я зашел и огляделся. Да, здесь очень все изменилось. Антураж был вполне морской, висели мачты, канаты и прочие морские причиндалы. Стало, кстати, вполне уютно. Я прошел в зальчик, оглянулся – Крупы не было, что неудивительно, я, конечно, пришел раньше. Столик, выбранный мной, тоже был вполне уютен – такой запрятанный в глубине уголок. Я повесил куртку на вешалку и огляделся – народу было немного: две или три парочки, компания в дальнем углу. Официант появился передо мной неслышно – положил меню и удалился.

Но познакомиться с книжицей в коричневой коже я не успел – вслед за официантом передо мной возникли сразу двое – Крупа и…

– Ну вот, знакомьтесь господа, Борис Сперанский и Дмитрий Крутиков, – заржал Сашка.

Блин, ну это ж Димка Крутиков, как я его сразу не узнал. Такой покруглевший, в тонких очках, с маленькой бородкой. Изменился, конечно, но не настолько. Тоже однокурсник.

– Привет, мужики.

Поздоровались, устроились. Правда, пока какая-то неловкость чувствовалась. Вроде сто лет знакомы, но прошло уж пятьдесят точно. Шутка. На самом деле лет десять.

Сашка паузу, впрочем, прервал быстро:– Официант!!!

Официант, похожий на внезапно похудевшего пингвина, материализовался моментально, как из воздуха. Положил меню. Оно оказалось неожиданно весьма разнообразным, но я не стал искать себя среди морепродуктов.

– Давайте-ка по простому. Картошки жареной с какой-нибудь котлетой, по салатику и водочки.

Сашка с Димкой переглянулись, засмеялись, но спорить не стали. Видно, я их если и огорошил, то несильно. Только Сашка вслед официанту еще и попросил соленостей. В общем, почти все как в былые годы.

Пока водку не принесли, разговор клеился не особо. Что-то пытались вспоминать, над чем-то смеялись, но это было малость натянуто. Но уже первая рюмка мосты наладила. Оказалось, что и Крупский и Крутиков работают в банках, причем разных. Крупа получил еще и экономическое образование, хотя особо на его положение и отличие от Крутя это не повлияло. Так что, ребята стояли на одной ступеньке банковской иерархической лестницы. Оба были женаты. Сказать, что сильно дружили и постоянно проводили время вместе, дружили, так сказать, домами, было бы преувеличением. Но созванивались регулярно, а периодически и выбирались куда-то совместно. Не часто, раз так в полгода.

– Боб, а ты-то что не женат? – это после третьей.

– А вы что не знаете, женщины меня не любят.

Они заржали практически синхронно.

– Боб, ты чудило, – наконец сказал Сашка, засунув в рот дольку соленого помидора. Зеленого, такого как я люблю.

– Да не, я ж был женат, а теперь что – жилья нет, денег нет. Кому нужен мужик без денег и хаты? – из меня текла чистая откровенность, почему-то принимаемая многими за стеб.

– Погоди-погоди, – Димка предостерегающе поднял палец, – Давай разберемся.

– В чем, Димон? Давайте лучше выпьем.

– В тебе. Надо разобраться, где причина, где следствие.

Проигнорировали мое предложение.

– На фига?

– Молчи, Боб. Димка дело говорит, – включился Сашка.

– Ну давайте, разбирайтесь, – я откинулся на спинку и устроился поудобнее, – Буду внимать.

– Пойми, Боб, это ненормально, – начал, а точнее продолжил Димка, – Ты парень видный, умный, все бабы должны на тебя бросаться…

– Стой, – перебил его Сашка, – Не с того конца начал…

– С конца не того, – попытался сыронизировать я, но Сашка будто не заметил:

– Почему у тебя ни хрена нет? И машины, кстати, тоже…

– Потому что пешком люблю ходить…

– Нет, не поэтому. Потому что ты ничего не хочешь, тебя все устраивает.

– Пусть так. Ну и хрен с того. Мне гемора лишнего не надо, прогибаться перед гаишниками не хочу, дрожать за железку, чтоб никто не стукнул, меня никто не стукнул. А задавлю кого? Что на «теплые» нары? – я понемногу начал заводиться.

– Ну, если так рассуждать, то можно ложиться и помирать, – Димка развел руками.

– Или наоборот жить, как хочу.

– Не, это не жизнь, – Сашка потянулся за бутылкой, – Давайте лучше выпьем. За жизнь.

Против этого я возражать не стал. Но дальнейшие разговоры помню тяжеловато. Что-то еще доказывали. Мужики твердо обещали взять надо мной шефство, а я начинал глупо ржать.

Потом мужики стали вызывать такси, и мы вывалились в предбанник. Там стояла красивая (а может было много водки) девушка. Алкоголь вообще придает мне несвойственную в остальное время смелость, и я направился прямо к ней.

– Учитесь, – бросил я на ходу.

– Здравствуйте, девушка, – вежливо сказал я, стараясь шататься, как можно меньше. – А можно с вами познакомиться?

– Нет, – платиновая блондинка отстранилась от моей фигуры, уже тянувшейся к ней губами.

Вдруг сзади кто-то схватил меня за плечо. Я резко развернулся, едва не упав. Зрение внезапно прояснилось. Высокий курчавый парень зловеще тянул ко мне свое лицо, явно не с целью поцеловать:

– Это моя девушка, не видишь?

– Нет. Где написано?

– Так, вали отсюда, – парень видно взял себя в руки и прошел мимо меня к своей даме.

– Если написано, перепишем, – я решил идти напролом.

– Так, Боб, хватит, – мои друзья вмешались в наш краткий диалог.

– Что хватит? Давайте, помогайте мне, если друзьяяяяяяяя…, – тут они схватили и потащили меня прочь из кабака.

Несмотря на все протесты, парни посадили меня в такси, и мы сделали приличный круг, прежде чем затормозить у моего дома.

– Доберешься? – раздалось из машины.

– Да идите, вы… – я махнул рукой и побрел прочь.

– Нет уж, мы за тебя в ответе, – полетело вслед.

Во дворе я долго сидел на скамейке, пока не замерз и почти протрезвел. Но в голове было пусто. Тогда я встал и пошел домой.