Читать книгу Отдел 15-К - Андрей Васильев - Страница 5

Потом, конечно, Колька о том случае много размышлял – и так его крутил в голове, и эдак. Но по-любому выходило, что правильно все они сделали – и злодея этого Пал Палыч по делу в расход пустил, и он, Колька, все верно сказал. Только в одном он не был уверен – вышло ли бы у него самого сделать ту работу, что выполнил оперативник? Не струхнул бы он в последний момент? Не мог пока Колька себе ответить на этот вопрос, что немного его раздражало. Даже с Тит Титычем своими сомнениями поделился, за последнее время с призраком бывшего сотрудника отдела Колька как-то сдружился.

– Э, Николенька, – протянул Тит Титыч. – Смертоубийство – это такая штука, что никогда наперед не скажешь, сумеешь ты чью-то жизнь забрать или же нет. Если, не приведи Господь, случится у тебя подобная ситуация, то ты мигом поймешь, что делать. Там ведь как? Либо ты человека убей, либо он тебя к ангелам в хор определит. Вот тут-то ты в душе своей выбор и сделаешь, а там как Бог даст. В смысле – кто из вас двоих ловчее да быстрее окажется.

– Да я про другое, Титыч. – Колька посопел немного и продолжил: – Тут ведь Палычу-то ничего не угрожало, он же этого паразита хладнокровно приговорил. Нет, за дело, вопросов нет. Я так думаю, что даже мало этой сволочи досталось. Но вот смог бы я так? Если бы мне приказали?

– Ты Павлушеньку в том возрасте, в котором ты сам сейчас пребываешь, не знал, – хихикнул старичок. – Как сейчас помню – пришел молоденький, глазастый, краснел по любому поводу. У нас тогда такая девушка Эльвира служила, в оперативных чинах пребывала. Ох, огонь-девка была, что ты! И все его подначивала. То пуговку где не надо расстегнет, то место, где чулки заканчиваются, покажет, и всё вроде бы как случайно. Павлушенька и глаза отводил, и краснел…

– И чем дело кончилось? – Колька тоже захихикал, представив всегда собранного и жесткого оперативника робким и смущающимся юношей.

– А потом Эльвиру эту гуль порвал, – буднично сказал Тит Титыч. – Где-то в Кунцево, в складской зоне. Кто-то его контрабандой в Первопрестольную привез, так и не докопались потом кто, хотя землю носом рыли. Ох, как он ее постругал, когти-то у этой твари будь здоров какие, что ножи. Да ты же, поди, в справочнике фото его сам видел. Паша гуля упокоил, сжег, как полагается, а после тело Эльвиры в машине привез. Вот за то время, что от Кунцево до нашего дома ехал, он из юноши мужчиной и стал. Видно, много чего передумал, много чего понял.

– Дорогая наука, – задумчиво сказал Колька. – Уж очень недешево ему это становление далось.

– Дай-то Бог, Николенька, чтобы твое взросление дешевле вышло. – Тит Титыч перекрестил Кольку. – Я-то только рад тому буду.

Во дворе послышался шум, хлопнула дверь машины.

– Опять этот генерал приехал. – Тит Титыч скривился, будто гнилой орех раскусил. – Попомни мои слова, Николенька – много нам через него неприятностей будет, плохой он человек.

– Генералы хорошими не бывают, – философски ответил призраку Колька и вскочил с места, вытянувшись по стойке «смирно». И причина тому имелась.

Когда генерал-майор Илюшкин приехал в отдел в прошлый раз, Колька, привыкший к определенной демократии и по этой причине порядочно избаловавшийся, при виде данного армейского чина даже не подумал встать со своего места, чем его невероятно взбеленил.

Генерал орал на него минут десять, и весь отдел сбежался на это посмотреть. Женщины сочувствовали пунцовому от стыда Кольке, мужчины хмыкали, глядя на ревущего матерные тирады генерала, и уважительно качая головами при наиболее крученых извивах ненормативной лексики. Ровнин же внимательно досмотрел всю сцену до конца, не выражая никаких эмоций, после чего ушел в свой кабинет.

Разделавшись с Колькой, генерал было попробовал перекинуться на оперативников, но они синхронно поправили наплечные кобуры и плотоядно улыбнулись. Генерал скрипнул зубами, поправил седые волосы, положил щеки на погоны и важно прошествовал в кабинет начальника отдела, откуда через несколько минут выбежал с гримасой ярости на лице. О чем он говорил с Ровниным, что хотел узнать или что предлагал – это осталось тайной для всего отдела.

Не желая повторной позорной экзекуции, Колька вытянулся до хруста связок и придал лицу отсутствующее выражение.

– Боец, Ровнин у себя? – в прихожую ввалился тучный генерал с очень недовольным лицом и сдвинул каракулевую папаху на затылок.

– Так точно, – рявкнул Колька. – Прикажете доложить?

– Вот еще! – фыркнул Илюшкин. – Пусть вообще радуется, что я сам к нему приехал, а не к себе вызвал.

Пыхтя, генерал начал подниматься по лестнице, гулко впечатывая каждый шаг в ступеньки.

– А врет вояка-то, – шепнул на ухо Кольке невидимый Тит Титыч. – Попытался он Олега к себе выдернуть, да тот ему от ворот поворот дал.

– Это как? – удивился Колька, усаживаясь обратно на стул.

– Как, как! – закхекал старик. – Сказал ему, что, мол, «Когда я перейду в ваше ведомство, тогда и будете меня к себе вызывать, а до той поры я сам буду решать куда, когда и к кому мне ехать». И трубку положил.

Колька довольно покрутил головой – так этому мордатому генералу и надо. Защитник, блин, Родины. По багровой щекастой роже видно, что он одну только Родину защищает, ту, на которой его коттедж стоит и иное имущество, пусть даже и записанное на жену. А всю остальную часть Отчизны он с радостью либо продаст, либо сменяет на что-нибудь для себя полезное, но жизнь за нее уж точно класть не станет. Оно и понятно – это же бесплатно, то есть – невыгодно…

Этот визит Илюшкина закончился так же, как и прошлый – наверху погромыхал его голос, а минут через пятнадцать вниз по лестнице спустился сам генерал, опять бордовый от распирающего его гнева и с выпученными глазами.

Около двери он развернулся, обозрел вновь вытянувшегося Кольку и посоветовал ему:

– Ищи себе новое место службы, сынок, поскольку эту дыру я скоро бульдозерами с землей сровняю. А Ровнина вашего я «закрою», причем на такой срок, что мало ему не покажется. Он думает, что со мной, с Илюшкиным, вот так можно разговаривать и это ему сойдет с рук? Мы, старые служаки, народ простой – коли нас не уважил, будь готов к тому, что зубы в горсть собирать придется!

И разъяренный военный покинул отдел.

– Как бы он и впрямь не насвинячил Олегу Николаевичу, – почесал затылок Колька.

– Да ну, пугает только. – Тит Титыч снова стал видимым. – Те, которые стращают, они не опасны, это как собаки, что телегу облаивают. Пес лает – а телега едет. Вот кабы он с улыбочкой с нашим Олегом Николаевичем попрощался, да таким же макаром тихонько отсюда вышел – вот тогда бы страшно было. А этот, он как самовар – пыхтит, пыхтит, а что толку… Разве только что удар его хватит, но это вряд ли. Такие как он, по земле долго ходят, на беду хорошим людям.

– Да и как он нашего шефа закроет? – раздался голос Германа, который неслышно подошел к Колькиному столу. – Кабы этот барбос по внутренней службе шел, ну или хотя бы по налоговой линии – тогда ладно. А армейские нам по барабану.

– Я за Олега Николаевича волнуюсь, – пробурчал Колька – Не за себя.

– Ну, полагаю, что он свои проблемы решит сам, – заметил Герман. – А ты, мой юный друг, собирайся, хорош тебе архивную пыль глотать да нормативку изучать. Нынче тебе при моей особе в качестве верного оруженосца состоять. Ох и хлебнешь ты сегодня со мной вольного воздуха практических занятий! И место-то нам какое нынче для выезда перепало, а?

– Какое? – Колька от любопытства аж глаза выпучил.

– У, брат! – Герман зажмурился, вроде как от удовольствия. – Мы едем в «Склиф»!

– Батюшки-святы! – всплеснул руками Тит Титыч. – Никак, опять масоны?

– Какие масоны, Титыч? – хохотнул Герман – Откуда им взяться? Серьезные «вольные каменщики» вымерли уже давным-давно, как мамонты. А те, которые остались, это не масоны, а так… Они что-то вроде геральдических контор, которые за небольшую денежку тебя хоть князем, хоть герцогом сделают. Шапито, одним словом.

Колька не стал дослушивать диалог оперативника и призрака, метнулся за курткой и шапкой, сунул ноги в сапоги, лязгнув дверцей сейфа, достал из него пистолет и запасную обойму (в очередной раз подивившись простоте местных нравов. Впрочем, он уже начал понимать, что в этом доме пропасть просто так ничего никуда не может) и встал у входной двери, ожидая Германа.

– Так что, Титыч, бросай ты свои давно устаревшие воззрения, – назидательно закончил свою тираду оперативник. – Нет никаких масонов в наше время.

– Не говори «гоп», – посоветовал ему старик и истаял в воздухе.

– Не переубедишь его, – махнул рукой Герман. – Они тогда, в девятнадцатом веке, знали только трех основных врагов – масонов, Кадудаля да киевских ведьм. Золотые времена, обзавидоваться можно…

Колька был не в курсе, кто такой Кадудаль, чем именно прославились киевские ведьмы, да и про масонов он тоже мало чего знал, но послушно покивал головой.

– А там, куда мы едем, чего случилось-то? – спросил Колька у Германа, когда они залезли в микроавтобус, причем оперативник, как обычно, сел за руль.

– Народ там помирать начал. – Герман уселся поудобнее, приоткрыл окошко, вдохнул стылого февральского воздуха, закурил, и только после этого завел машину. – За полторы недели восемь человек, все от сердца и чуть ли не в одной палате. Отдельно отмечу – абсолютно самостоятельно богу душу отдали, без хирургического вмешательства.

– Так место такое, – удивился Колька. – Это же больница, вот народ и мрет.

– Есть такое. – Оперативник вырулил со двора в переулок, а после на Сретенку. – Но когда эти смерти идут серией, да еще и с одинаковыми признаками – это, знаешь ли, заставляет задуматься, и не только о вечном. И потом – нам сказали отработать, мы взяли под козырек.

– Их кто-то убивает? – у Кольки загорелись глаза.

– Не факт, но когда речь идет о больнице с таким богатым багажом прошлого, как у «Склифа», то все надо десять раз проверить. – Герман резко тормознул и ударил по сигналке руля. – Вот же, блин, как людям жить-то не хочется!

Колька поднялся с пола машины, на который его сбросило экстренное торможение, потер лоб, которым обо что-то приложился, с долей уважения проводил глазами отважную старушку, из-за которой чуть авария не случилась и которая еще погрозила Герману кулаком, а после поинтересовался:

– А чего мы пешком не пошли? Здесь дороги на десять минут.

– Если есть транспорт – надо его использовать, – назидательно сказал Герман. – Ибо нефиг ему просто так стоять на месте.

Колька промолчал, хотя по его глубокому мнению на своих двоих все равно быстрее бы вышло.

– Вот, Николай. – Приткнув микроавтобус в переулке, Герман подвел Кольку к главному входу больницы. – Это, собственно, и есть «Склиф», место легендарное и достославное. Историческая достопримечательность города, между прочим.

– Да я тут был. – Колька шмыгнул носом. – У нас здесь по судебной медицине…

– А, ну да. – Герман двинулся к входу. – Я и забыл совсем, что сюда курсантов водят на практикум. И как, сильно тебя забирало в морге по первости?

Колька промолчал, поскольку хвастаться было особо нечем. Тогда, в прозекторской, пропахшей формалином и еще невесть чем, он чуть не сомлел. Впрочем, из его группы только двое держались бодрячком в данном невеселом месте, но это была пара курсантов, которые до учебы успели послужить в «горячих точках», и их напугать или удивить чем-либо было крайне затруднительно. Надо отдельно отметить, что они вообще существовали наособицу от группы, ни с кем не сходясь и особо не рассказывая, где были и что видели. Даже после получения дипломов не пошли с курсом выпивать в ресторан, как-то незаметно исчезнув из зала, где происходила церемония.

Колька помотал головой – было-то все это вроде как вчера, а уже столько времени прошло. Вот так и старость нагрянет – не заметишь…

– Да, брат. – Герман остановился у колоннады и толкнул задумавшегося юношу в бок. – Вот про это Титыч речи свои и вел.

Оперативник ткнул пальцем вверх, Колька задрал голову и увидел исключительно красивую лепнину на фронтоне здания – какую-то золотую штуку и множество линий, расходящихся от нее в разные стороны.

– Здорово, – шмыгнул он носом. – А что это за красота такая, и при чем тут Титыч?

– Матчасть учить надо, стажер, – отметил Герман и добавил в голос менторских ноток. – Это не просто так красота, это самые что ни на есть настоящие масонские знаки, которые свидетельствуют о том, что данный дом есть приют для «вольных каменщиков». Ты, ленивый и нерадивый отрок, сейчас лицезришь всевидящее око Великого Архитектора Вселенной, оно же «лучезарная дельта», а также лучи, исходящие от него, что есть вечное сияние мудрости. Проникся хоть?

Колька еще раз глянул на лепнину, пожал плечами и честно сказал:

– Холодно. Особо не проникнешься.

– Твоя правда, – согласился Герман. – Пошли внутрь, перед встречей с лекарем кофейку хлобыстнем. А по масонским местам я тебя весной покатаю. «Склиф» – это так, семечки. Вот в некрополе Донского монастыря есть на что глянуть. Дом Пашкова, опять же…

– А масоны – они есть? – чуть позже спросил Колька у оперативника, который с явным удовольствием держал горячий стаканчик с капучино и, блаженно улыбаясь, отхлёбывал из него сладкую жижу. – Ну на самом деле, прямо сейчас?

– Вот прямо сейчас? – в своей обычной полуироничной манере ответил вопросом на вопрос Герман. – Здесь?

– В принципе, – не стал обижаться на него Колька.

Он вообще был очень терпеливым парнем, его трудно было вывести из себя. Из-за этого его даже как-то раз девушка бросила, сообщив напоследок: «Да ты как рыба снулая, с тобой не крикнешь, не поскандалишь, душу не отведешь. Неживой ты».

– Пес их знает, – уже серьезнее ответил ему Герман. – Я не встречал. Да и не шкодили они по нашему профилю никогда. На моей памяти – точно. У них другие цели всегда были и другие методы, не имеющие отношения к тому, что мы делаем. Так оно с самого начала повелось, я читал. Это потом про них всяких сказок напридумывали, про жертвоприношения, про поклонение рогатому. А на деле не было. Я полагаю, что это романисты подобных россказней накрутили. Да и Брюс вроде тоже к ним отношение имел, так что…

Колька не в первый раз заметил, что работники отдела без особой нужны не упоминают имени извечного врага Бога, пользуясь синонимами. Видимо в этом был некий смысл, по крайней мере, он себе это на заметку давно взял и перестал чертыхаться.

– Было вкусно, но мало. – Герман, как баскетболист, навесом, отправил коричневый стаканчик в мусорное ведро и хлопнул в ладоши. – Ну что, мой верный Санчо, пошли, узнаем, что тут происходит, отчего тут люди не выздоравливают, а, наоборот, отбывают в Великое Ничто?

Колька хотел было снова упомянуть о том, что тут и место такое, которое для подобных вещей предназначено, но промолчал.

Герман подошел к стойке регистратуры, за которой находилась миловидная женщина средних лет с бейджиком «М.А.Беляева, регистратор», и, лучезарно улыбнувшись, обратился к ней:

– Скажите, милая М. А. Беляева, вам сегодня уже сообщали, что вы прекрасны, как утренняя заря, и что вы одной улыбкой в состоянии оживить унылую и темную чащу любой заблудшей души?

– Четырнадцать раз, – безразлично и без улыбки ответила сотрудница больницы. – Причем два из них на иностранных языках – один раз на таджикском, другой – на узбекском.

– Печаль-досада, – погрустнел оперативник. – Вот так удальцы из очень Средней Азии и утаскивают в свои кишлаки самое большое достояние нашей необъятной Родины, а мы потом локти себе грызем.

– А вы нанесите ответный удар. – Похоже, что у работницы регистратуры были ответы на все вопросы. – У нас в инфекционном шесть жительниц Узбекистана лежат, из них четверо незамужних. Проявите смекалку и настойчивость, вот и получится по-честному.

– О как, – озадачился Герман. – Так там, поди, какая экзотическая хворь, с азиатским акцентом?

– Не-не-не. – Регистраторша наконец улыбнулась. – Ничего особенного, подозрение на дизентерию. Так что смело можете ухаживать. А если что – туалетов у нас много.

– И все-таки воздержусь. – Герман вздохнул. – Я лучше останусь робко влюбленным в вас, буду приходить сюда время от времени, прятаться за автомат с кофе, смотреть, вздыхать и безнадежно страдать.

– Вольному воля, – величественно разрешила женщина. – Это все? Если да – то вон упомянутый вами автомат, в добрый путь.

Герман, по мнению Кольки, вроде как даже растерялся – видно, не привык к таким отказам. Парень даже порадовался – а вот не все коту масленица, есть на тебя угомон.

– Как же вы жестоки, – покачал головой оперативник и схватился за грудь. – Ох! Ой! Кажись, на осколки вы сердечко мое разнесли!

– Молодой человек. – Старушка, уже с минуту стоявшая за Германом, постучала ему по спине пальцем. – Ну не выходит у вас, неинтересны вы девушке. Не задерживайте очередь.

– Мать, ты не права. – Герман повернулся к бабушке. – Настойчивость и напор – и она будет моей.

– Это вы сейчас мне содержание уголовного кодекса зачитали? – взглянула на Германа поверх очков старушка. – Имейте в виду, перечисленные вами методы значатся в статье «Изнасилование». Там очень хорошо все описано, и про настойчивость, и про напор.

– Герман, заканчивай. – Колька решил вмешаться в шоу оперативника, на которое уже начали обращать внимание окружающие. – У нас дело есть.

– Увы и ах, мой юный ученик прав. – Герман снова повернулся к хозяйке регистрационной стойки. – Но сердце мое все равно разбито, а потому мне надо срочно поговорить со специалистом из кардиологии. С самым главным.

– Мужчина, у меня есть большое желание познакомить вас не с кардиологом, а с представителем охраны. – Глаза женщины стали строже.

– И все-таки я настаиваю. – Герман тоже немного изменил тон и предъявил регистраторше свое удостоверение. – Причем желательно его позвать сюда прямо сейчас.

– Так бы и говорили. – Наконец-то в голосе сотрудницы больницы появились эмоции, в данном случае – возмущение. – А то морочат голову…

Она набрала номер на телефоне, что-то сказала в трубку, и сообщила:

– Ожидайте вон там, за вами придут.

– Надеюсь, это будет не женщина в белом. – Герман изобразил сценку «снимание шляпы» и, отходя от стойки, печально произнес: – Прощайте, прекрасная надменность.

– Слабак! – махнула рукой старушка, без уважения глядя на Германа. – Вырождается мужик в России.

– Ничего и не слабак, – ворчал Герман, садясь на банкетку. – Никуда она не денется!

Колька ухмыльнулся, но в душе не верил, что ушлому оперу здесь что-то обломится. Уж очень непреклонная была М. А. Беляева. И красивая.

Минут через десять к заскучавшей было парочке – больница, как ни крути, не лучшее место для времяпровождения – подошел мужчина в зеленом халате.

– Вы из следственных органов? – спросил он, глядя на Германа, видно, сразу понял, кто тут главный. – Нам позвонили из регистратуры, сказали, что хотят видеть представителя от кардиологии.

– Совершенно верно. – Герман встал и, достав из кармана удостоверение, показал его мужчине. – Капитан Стернин, это лейтенант Нифонтов, мой помощник. А вы, видимо, заведующий данным отделением?

– Ну мне до заведующего еще далеко, – улыбнулся врач. – Я старший ординатор, зовут меня Сергей Степанович Молчанов, можно просто Сергей. Задавайте ваши вопросы.

– Да вопрос один. – Герман пытливо уставился на Сергея. – С чего это столько народу прописку земную на небесную сменило?

– А с чего туда за время существования земной тверди столько народу отправилось? – развел руками врач. – Простите за банальность, но человек смертен. Не мной это придумано и не мной сказано, но все обстоит именно так.

– Но, чтобы вот так живенько, простите за каламбур, чтобы восемь человек, один за другим? – гнул свою линию Герман.

– Всякое бывает, – спокойно ответил ему врач. – Все умершие были людьми немолодыми, почти у всех был атеросклероз с преимущественным поражением коронарных артерий сердца, на разных стадиях, но…

– Вскрыли всех? – деловито поинтересовался оперативник.

– Разумеется, – кивнул Сергей. – Диагноз один и тот же – спазм пораженных склеротическим процессом коронарных артерий.

– Понятно. – Герман потер подбородок, видно он из слов врача, в отличие от Кольки что-то понял. – То есть – естественные причины?

Врач развел руками, как бы говоря – вам виднее, что мог, то сказал.

– А вот вы сказали, что почти у всех был этот, как его… – Колька посопел, вспоминая слово. – Атеросклероз. А у остальных?

– У двоих была гипертония, – пояснил врач. – По сути, это не то чтобы одно и то же, но эти два заболевания часто сочетаются друг с другом.

– Скажите, а смерти, часом, не были, как бы так сказать… – Герман щелкнул пальцами. – Схожи? Время суток, конкретные часы, выражение лица покойных, как бы дико это ни звучало?

Врач задумался.

– По времени – все смерти произошли в ночные смены, – наконец ответил он. – Что до того, в каком часу они были – это мне неизвестно. На аппаратах из умерших никто не сидел, так что обнаруживалось это, как правило, не сразу. Впрочем, если надо, можем поднять истории, в акте вскрытия должно быть предположительное время смерти. А по поводу выражения лица… Не знаю, специально не смотрел и не запоминал. Впрочем… Вы знаете, помню двоих. Их лица были какие-то… Счастливые, что ли?

– Стало быть – ночью, – протянул Герман. – Понятно. Ну что, друг мой Колька, пошли, поглядим на палаты? А вы, док, дайте команду, чтобы все истории покойных подняли, мне интересно время смерти каждого из них.

Колька понял, что Германа что-то насторожило и что по-быстрому они отсюда уже не уйдут.

– Халаты только наденьте и бахилы, – немного равнодушно сказал кардиолог. – Порядок есть порядок.

Судя по всему, визиты милиции были не редкостью, да оно и понятно – экстренная медицина потому и является экстренной, сюда всех болящих везут, в том числе и криминальных.

Герман посновал по этажу, где находилась кардиология, посмотрел палаты, пожелал всем скорого выздоровления, пообщался с больными, почесал затылок, после посадил Кольку в коридоре, предварительно выдав ему шоколадную конфету «Маска», которая, судя по замусоленному фантику, у него в кармане со времен царя Гороха лежала, и отправился калякать с медсестрами.

Не было его долго, часа полтора, Колька уже конфету съел, аккумулятор телефона посадил, играя в слот-машину, и теперь с завистью принюхивался к ароматам еды – наступило время ужина, и самоходки с огромными кастрюлями и чайниками загромыхали по коридорам.

– Что, заскучал? – рядом с Колькой плюхнулся довольный Герман. – Ну, Федул, чего губы надул? Обиделся, что я тебя с собой не взял?

– Ничего я не обиделся, – как можно нейтральнее ответил Колька. – Не взял – стало быть, так надо. Для дела.

– Оби-и-иделся! – с уверенностью чуть ли не пропел Герман и приобнял Кольку за плечи. – Оно и понятно, обидно, но вот какая штука, приятель – не нужен ты мне там был. Лишним бы ты оказался.

– Ты чего, кого из сестричек там уже того? – выпучил глаза Колька. – Офигеть!

– Ну было бы неплохо, кабы было по-твоему, – потупился Герман. – Но нет. Просто то, что я у них узнал, они бы при третьем лице мне не сказали, понимаешь? Еле раскрутил, клянусь мамой.

– Слушай, я уже ничего не понимаю, – признался ему Колька. – Запутал ты меня.

– А вот это плохо. – Герман повел носом. – О, рыба с пюрешкой, а может, даже и с огурчиком соленым. Это хорошо. О чем я? А, да. Ты оперативник, а значит, должен думать быстро и факты связывать воедино. Установочной информации у тебя море, вот сиди и думай, о чем я там сестричек расспрашивал. А я пойду.

– Куда? – страдальчески сморщился Колька.

– Туда, – ткнул пальцем налево Герман. – Об ужине для нас договорюсь. Мы, Николя, нынче здесь с тобой ночуем. Не знаю, как у тебя, а у меня кишка кишке стучит по башке.

Только полы халата мелькнули. Был Герман – и нет его.

Сестрички оказались вполне симпатичные и добрые. Получив от своего начальства подтверждение того, что оперативники заночуют на этаже, они отвели их на кухню, где выдали по тарелке вожделенного пюре с жареным хеком и чайник с чаем.

– Не люблю больницы, – потянулся Колька к чайнику, чтобы наполнить кружку еще раз. – Но чаёк тут вкусный.

– Хорош, – хлопнул его по руке Герман. – Одну выпил – и шабаш. Мы тут не для разнообразия ночевать будем, а по делу, стало быть, нечего водой наливаться под горлышко. Тебе приспичит в туалет бежать в самый неподходящий момент, поверь мне. Лучше скажи – ты понял, о чем я говорил с сестрами?

– Версии есть, но они все бредовые, – признался Колька.

– Хорошо. – Герман смаковал парующий напиток. – Вот скажи мне, приятель – в чем таком не захочет признаваться местная работница, учитывая специфику этого учреждения? Поверь, младший медперсонал абы чем не проймешь, они все видели и все знают, тем более работая здесь.

– В связи с пациентом? – предположил Колька. – Ну ты понял, о чем я.

– Кто о чем! – поднял глаза к потолку Герман. – Нет. Это не приветствуется, но и не запрещается, особенно если не на рабочем месте, не в рабочее время и не за денежку. Да и вообще – у медиков мораль немного другая, понимаешь? У тебя не было медичек?

– Нет. – У Кольки и не медичек было немного, чего греха таить.

– Вот оно и видно. – Герман осушил кружку, с печалью посмотрел на чайник и вздохнул. – Запомни, юноша, одно из самых страшных прегрешений младшего медперсонала – сон на рабочем месте. А особенно это касается дежурных. Уснул, не услышал «пи-пи-пи» какого-нибудь прибора – и все. Статья, причем не в трудовой книжке.

– А они уснули, – понял Колька.

– Да, – подтвердил его слова Герман. – Причем каждая из них. Причем приблизительно в один и тот же отрезок времени. Понимаешь?

– Вряд ли это совпадение, – заключил Колька.

– Скажу тебе больше – это вообще ни разу ни совпадение. Ответь мне – почему?

– Время смерти! – не сразу, но дошло до Кольки. – То, что в заключении экспертизы!

– Молодец, так оно и есть. Третий час ночи. – Герман дурашливо погладил его по голове и протянул ему белую круглую таблетку. – Держи аскорбинку, мне ей весь карман набили.

Та сестра, что нынче дежурила, хотела устроить ребят в пустом боксе, но Герман воспротивился. Он засел в какой-то комнате, заставленной шкафами с лекарствами, но зато со стеклянной дверью, за которой было видно и коридор, и пост дежурной.

– Отличная позиция, – пропыхтел оперативник, двигая шкаф, за которым он собирался усесться. – Нам видно всё, нас не видно никому. В туалет сходил?

– Сходил. – Колька чувствовал себя несмышленышем. – Понятное дело.

– Вот и ладно. – Герман повозился на полу за шкафом и вздохнул. – Да ты не переживай так. Думаешь, со мной или Пашкой по-другому нянчились? Да точно также Загорянский, светлая ему память, гонял, и точно так же опекал. Если, не приведи Господи, я окажусь прав и придет тот, о ком я думаю, то шатание по коридорам может стать для тебя последней прогулкой в твоей юной жизни.

– А кто придет? – Колька вытянул ноги. – О ком ты думаешь?

– Когда придет, тогда и скажу, – Герман хмыкнул. – Нечего на тебя раньше времени жуть нагонять. Я надеюсь на то, что это вполне себе слабенькая нежить. Главное, когда начнется – следи за стеной, что напротив нас. Кто бы это ни был, тень он отбрасывает.

– Так вроде вампиры во всех фильмах… – возразил ему юноша, но оперативник только хмыкнул, давая понять, что кинематографическая информация – это даже не смешно.

И потянулось время. В коридоре потушили свет, угомонились больные, где-то раздался лютый храп. Колька начал моргать чаще обычного – его потянуло в сон.

– Колюня, – послышался голос Германа. – Держи-ка, а то уснешь.

Темная фигура приблизилась к юноше и вложила ему в руку горошину.

– Это чего? – спросил Колька.

– Витаминка! – прошипел Герман. – В рот кидай и не вздумай жевать, сразу глотай!

Колька забросил горошину в рот, почувствовал горечь и привкус хины.

– Это стимулятор. Нашей Вики творчество, между прочим, – пояснил через минуту Герман. – Теперь часов пять как батарейка будешь. А из чего она их делает – пес его знает, да мне и неинтересно. Есть вещи, которые лучше не знать.

В голове у Кольки разом прояснилось, сон как рукой сняло.

– Мощная штука, – шепнул он Герману. – Если на поток поставить – озолотиться можно.

Герман молчал.

– Я говорю… – снова начал Колька, но его напарник еле слышно сказал:

– Цыц! Сестра уснула! Смотри!

Колька высунул голову из-за шкафа и увидел, что дежурная и впрямь уткнулась лицом в стол. Она явно спала.

– Следи, – прошелестело из угла, где сидел Герман.

Колька уставился на стену напротив. Стена и стена, желтая, крашеная. Глаза начало слегка жечь, как будто в них мыло попало. И вот тут, моргнув в очередной раз, Колька увидел, как по стене проскользнула тень, длинная, темная, как будто высокого человека в шляпе.

– Там… – шепнул он, но Герман его перебил:

– Вижу, молодец. Все-таки это стриг, проще говоря – пожиратель душ. Беда.

В коридоре тихонько стукнула дверь, как видно, таинственный стриг вошел в палату.

– Так, слушай меня, малой. – Герман больше не шептал, но говорил негромко. – Стоишь за мной, вперед не лезешь, никакой самодеятельности.

– Ага. – Колька достал пистолет и щелкнул предохранителем.

– Убери! – Герман даже как-то возмутился. – Ты идиот? Что ты с ним носишься вечно, как дурень с деревянным яйцом? Там, в палате, люди! А если пуля от стены срикошетит? Да и что стригу твои пули? Кабы еще серебряные, а так…

– Как же тогда? – растерялся Колька.

– Как, как. – Герман скинул халат, пиджак и остался в одной рубашке. Слева у него под мышкой висел пистолет, справа оказались ножны, из которых он извлек тускло блестящий длинный нож. – Каком кверху. Не волнуйся, все будет хорошо. Или не будет. Пошли скорей, пока та тварь еще одного бедолагу к праотцам не отправила.

Оперативник неслышно скользнул к двери, Колька последовал за ним.

У двери палаты Герман еще раз показал, теперь уже знаками, что Колька не должен ему мешать, и рывком открыл дверь.

Над койкой одного из больных склонилась высоченная фигура в черном плаще и шляпе, и как будто что-то ему шептала.

– Оставь его, тварь! – рыкнул Герман, одним прыжком приближаясь к человеку в черном.

Звук, который раздался в ответ, никак нельзя было спутать с людской речью. Это было что угодно, только не речь.

Стриг распрямился, и Колька увидел то, что было у него под шляпой. Тусклых отблесков света из коридора было достаточно, чтобы разглядеть два круглых черных глаза без зрачков, отсутствие носа, бледную кожу и хоботок, находящийся там, где у человека обычно бывает рот.

– Твою мать! – вырвалось у него, и, забыв все, что говорил Герман, он стал скрести рукой по кобуре, пытаясь вытащить пистолет. Рефлекс, что поделаешь.

Сам же Герман, ловко, как будто танцуя, подобрался к стригу вплотную. В руке у него серебряно посверкивал нож.

Тварь снова издала жуткий звук и взмахнула рукой, причем рукав того, что Колька считал пальто, стал больше напоминать саван.

Герман увернулся и в ответ очень умело рубанул лезвием ножа по руке стрига. Вспышка на секунду ослепила Кольку, когда же он проморгался, черный силуэт был рядом с ним.

Глаза юноши скрестились с глазами твари, и время для Кольки остановилось.

– Присел! – голос Германа вырвал его из запределья черных глаз, тело автоматически выполнило команду, раздался противный скрежет по дереву, а после новая вспышка снова на мгновение лишила его зрения.

– Чтоб тебе! – Герман вырвал нож, застрявший в дверном косяке, и глянул на Кольку. – Ты как?

– Ух! – Колька потер глаза. – А где этот?

– Бежит отсюда быстро-быстро, и мы поспешаем за ним! Я его зацепил, так что есть шанс, – Герман распахнул дверь и припустил по коридору.

Выбегая в дверь, Колька заметил, что рядом с местом, куда воткнулся нож, еще есть четыре глубоких запила, как будто кто-то по дереву когтями ударил. Гадать, кто именно, не приходилось. «Блин, если бы не Герман, он бы мне горло разорвал», – подумал юноша, следуя за оперативником, и зачем-то на бегу пощупал свою шею.

Германа он догнал уже у выхода на пожарную лестницу. Тот сидел на корточках и нюхал свои пальцы.

– Ты чего? – Колька уставился на товарища.

– Ихор, – коротко пояснил ему Герман, показывая на темную лужицу на полу. – Точно зацепил я его, теперь мы ту норку, через которую он сюда лазит, наверняка найдем.

И впрямь – тварь метила свой путь темными, вонючими пятнами того, что заменяло ей кровь.

Оперативники проскочили лестницы пожарного выхода, после прошли какими-то пустынными коридорами, и в результате оказались в некоем подобии подвала, в дверь которого, похоже, и скользнул стриг.

– Ну да. – Герман распахнул дверь, повертел головой, осторожно пошарил рукой по стене и щелкнул выключателем. Тусклая лампочка озарила просторное помещение, заваленное разным хламом. – Сверху все как в третьем тысячелетии, ну а тут все как было, так и осталось. Так, дружище, идешь за мной, страхуешь спину.

– Есть. – Кольке было страшно и почему-то не слишком за это стыдно.

По шажочку оперативники продвигались вглубь, пока Герман не сказал:

– Все, отбой.

Сначала Колька не понял, в чем дело, но тут Герман показал ему на кругляш канализационного люка, вделанного в пол, вокруг него все было заляпано черными пятнами ихора, крышка лежала неровно, из колодца доносился звук воды.

– Я все гадал – откуда же он приходит? – сказал Герман, подцепил увесистую крышку люка, и, утробно ухнув, закрыл ей черный зев лаза. – Потому и сомневался, что это именно стриг, думал, может, какой кровосос повадился сюда ходить. Ты понимаешь, Николай, стриги в помещениях не живут, их среда обитания – тоннели. А оно вот что, тут выход в канализацию есть.

– Туда полезем? – Колька ткнул стволом пистолета, который он держал в руках, в пол.

– Да убери ты его наконец! – рассердился Герман. – Говоришь ему, говоришь, все как об стенку горох. Куда «туда»? Он нас там на фарш будет резать, причем медленно и с удовольствием. Ты не гляди, что раненый, это же его родная стихия. Может, если бы всем отделом, да и то не факт…

– Так ведь он опять начнет убивать. – Колька махнул пистолетом, поймал взгляд Германа и убрал его в кобуру.

– Не-а, не начнет. – Герман присел на обломок стола. – Стриги очень трусливы и отчаянно дерутся только тогда, когда им совсем край. Так что он теперь не то что сюда, он вообще наверх еще лет двадцать не сунется, поверь мне. А когда этот срок пройдет, пускай у тех, кто за нами в отдел придет, штаны преют. Хотя не завидую я диггерам, которые ему в тоннелях могут попасться, не завидую. Стриги еще и жутко мстительны, так что умирать эти бедолаги страшно будут. Но им сто раз было говорено – не лазьте по колодцам.

– Слушай, а стриги кто такие вообще? – задал Колька вопрос, который вертелся в его голове с того момента, как он эту тварь увидел.

– Колюня, учи матчасть, – без шуток сказал Герман. – Ровнин тебя в любой момент может дернуть к себе и экзамен устроить, имей в виду.

– Опа, а мне про это и не говорили, – опечалился Колька.

– Понятное дело. – Герман встал на ноги. – Это же для тебя должен быть сюрприз! Давай-ка на всякий случай завалим этот люк, от греха. Мало ли…

Пока оперативники таскали разный хлам, что потяжелее, Герман объяснил Кольке, что стриги – это нежить из условно бессмертных. Когда-то стриг был человеком, но непростым, а промышляющим колдовством, причем самым черным, с жертвоприношениями. Вот и нет ему посмертия, а есть только тьма да тоннели подземные, такая у него судьба. Те тоннели из него все человечье за века вытянули, оставили лишь злобу, голод да муку. И еще душа его рвется на волю, оттого боли он испытывает невозможные, и чтобы свою душу усыпить, ему надо чужие присваивать, причем чем больше – тем лучше, вот за тем он в больницу и шастал. Один раз выгорело, понял он, что его не ищут, и пошел вразнос. Усыпит весь этаж, есть у него такое умение, выберет самого слабого из больных, кто на пороге смерти стоит уже, и душу его вытянет.