Читать книгу Город, где сбываются мечты. Сборник рассказов - Андрей Велес - Страница 4

– Встать! Лицом к стене!

Я встала.

– Не двигаться!

Я не двигаюсь. Мне приказал Анатолий, тот самый, который позавчера меня избил, поэтому я стараюсь лишний раз не перечить. Здесь и вправду всё ихнее, даже я. Анатолий медленно открывает дверь, которая скрипит. У меня очень сильно болит спина, по которой меня били. Здесь всё скрипит, даже я.

– Заходим, – властно скомандовал парень в форме. Кажется, ему это нравится. Женщина, которая ждала меня внутри помещения, тоже обратила на это внимание.

– Толя, вы сегодня в ударе – столько власти в голосе, – она перевела взгляд на меня и замерла. – Что у вас с лицом?

Я не знаю, что у меня с лицом. Может быть разбиты губы, может быть сломан нос, по крайней мере он сильно болит. Плюс всё опухло, этот толстый ублюдок слишком сильно ударил головой о бетонный пол. Вчера он снова заходил, весь такой ощетинившийся: «Ты только не вздумай никому рассказать, что тут было. Они меня даже не уволят, только штрафом накажут, а я тебя потом убью и спишу на самоубийство. Поняла?». И я поняла.

– Аня, что у вас с лицом? – повторила женщина, сидящая в кабинете.

– Ничего. Упала и ударилась.

– Лицом?

– Лицом.

Анатолий посадил меня на стул напротив и застегнул наручник на правом подлокотнике. Затем он повернулся, будто что-то хотел сказать женщине – Наталья Сергеевна, не так ли? – но выражение ее лица заставило его козырнуть и быстро выскочить, прикрыв за собой дверь. Пару минут психолог просто смотрела на меня, сжимая губы.

– Вас избили, верно?

– Я упала и ударилась, – толстый мент быстро донес до меня свою мысль. Здесь всё ихнее.

– Хотели выбить из вас признание, чтобы по особой статье пустить, – кажется она меня не услышала. – Полицейские совсем разучились работать, теперь они могут лишь выбивать признания. Даже в вашем случае, когда выбивать ничего не нужно, они по инерции продолжают применять силу.

Я почувствовала раздражение – что вообще происходит? Почему человек напротив не слышит моих слов, ведь я упала и ударилась, что тут можно не понять. Что бы там ни было на самом деле, она должна верить моим словам!

– Я ударилась! – произношу с чувством. Психолог от неожиданности вздрагивает и поднимает ладони перед собой.

– Хорошо, хорошо. Как скажете. В вашем состоянии сейчас лучше не спорить.

Интересно, что она имеет в виду под моим состоянием?

– Мы поговорили со следователем, который ведет ваше дело, и договорились, что в ближайшее время он не будет вас отвлекать на допросы. Сначала я должна провести вашу экспериментально-психологические исследования, это займет пару месяцев. Мы сделаем несколько тестов, проведем лонгитюды, установим степень выраженности психических расстройств.

– Что?

– Лонгитюды – это значит долгие исследования, протяженные во времени. Чтобы понаблюдать за вами и убедиться, что с вами всё хорошо. Я еще сделаю ретроспективный психологический анализ вашего дела и соответствующей медицинской документации…

– Со мной всё хорошо, я просто упала.

– Я поняла. Так вот, мне нужно еще пару дней, чтобы подготовиться к работе, подобрать всё необходимое. Насколько мне известно, сегодня к вам еще придет государственный адвокат, который будет вас защищать в суде. Я расскажу ему про ваше состояние, но на вашем месте я бы особо ни на что не рассчитывала – эти люди обычно лишены чувства справедливости, у них вместо него усталость.

Возбуждение, я чувствую, как возбуждение разливается по моим венам. Руки теплеют, уши начинают гореть, будто зашла с мороза. Интересно, что она имеет в виду под моим состоянием?

– И напоследок, Аня…

– Да? – Я через силу прикрываю глаза и смотрю прямо перед собой, чтобы сложилось впечатление, будто бы я устала. На самом деле меня потряхивает от энергии – кажется, всё действительно идет по моему плану.

– Если вы действительно хотите написать чистосердечное признание прямо сейчас – я не буду вам мешать. Скажите, зачем вы убили человека?

Я не открываю глаза, чтобы она не увидела в них ликования. Психолога дала мне надежду и теперь ответ мой не изменится, пусть даже и мне придется повторить его сто тысяч раз. Вот бы сейчас посмотреть на лицо того толстого ублюдка. Ничего, скоро посмотрю. Пока он меня будет избивать.

– Мне сказал голос в голове, что нужно убить Лионеля Месси. Самый популярный в мире человек должен быть наказан.

– Я так и думала, Аня, я так и думала.

Психолог откидывается на стуле назад, насколько это возможно, и смотрит на меня – я вижу это через полуприкрытые веки. Она будто взвешивает что-то в голове.

– А Толя вас не бил?

Она точно меня не слышит, глухой человек. Сидит напротив и не слышит. И тут моя непонятно откуда взявшаяся энергия находит выходит.

– Упала я! – Я не заметила, как перешла крик. – Ударилась!

– Аня, Аня… Всё хорошо, не волнуйтесь.

– Упала!

***

Разговор с адвокатом был коротким. Высокий лысеющий мужчина с папкой в руках рассказал, что теперь он мой защитник и посоветовал написать чистосердечное признание. Он постоянно протирал свою шею какой-то тряпкой, похожей на носовой платок, шумно дышал и не смотрел мне в глаза.

Я спросила.

– Вы точно будете меня защищать?

– Я точно сделаю то, что возможно, – ответил адвокат и снова протер шею. – Вы должны понимать, Анна, очень непросто защищать хладнокровную убийцу. Тем более если она убила бывшего полицейского, практически моего коллегу. Я не представляю, что нужно сказать судье, чтобы она вас не посадила на 15 лет. Зачем вы это сделали?

– Мне так сказал голос.

– Ах, голос… Ну тогда спросите у своего голоса, как нам стоит выстроить свою линию защиты. Потому что защищать безумную убийцу ничуть не проще, чем хладнокровную. Четырнадцать ударов ножом в область спины и шеи! Четырнадцать! А вы мне тут о какой-то защите.

– Я не хочу сидеть в тюрьме.

– А я не хочу проблем с полицейскими, мне с ними еще работать и работать. Короче, пишите чистосердечное признание.

– Какое?

– Что хотели ограбить гражданина Северова Егора. Напишите – получите срок поменьше, обещаю.

– Я не грабила никакого Егора и не собиралась.

– Тогда, что вы с ним повздорили на бытовой почве и вы его убили.

– Не было никакой почвы, был только голос. Убить поп-звезду – значит дать тысячам возможность стать самим собой, а не подражать другому. Так он сказал.

Адвокат шумно задышал и продолжил тереть шею грязным платком. Я перестала смотреть на него и переключилась на пол. Он против меня, совершенно точно против, я начинаю его ненавидеть.

– Ну, голос так голос, – судя по шороху, адвокат начал собираться. Я не отрывалась от пола. – Жаль, а то я думал сказать Давидычу, чтобы она к вам больше не заходил. Ждите его тогда сегодня, думаю он вам лицо опять подкрасит.

Давидыч? Подкрасит мое лицо? О чем это? Я растерялась и посмотрела на адвоката. Впервые за всё время наши взгляды встретились.

– Это тот мент, что потолще, Анна, – адвокат был настолько доволен моей реакцией, что даже улыбнулся. – Мы с ним давно дружим. И с Севером тоже дружили, когда работали вместе. Я пока другими делами займусь, там еще есть люди, которым нужна моя помощь. А Давидыч за это время из вас всю дурь про голос выбьет.

Что-то в моей груди шевельнулось. Это был неприятный комок, как будто внутри жила вторая я – маленькая и беззащитная. Животное, которое боялось боли.

– Скажите, а вы знаете разницу между вороном и вороной?

Адвокат вздохнул.

– Мне это совсем не интересно, Анна. Вы не оставляете нам выбора – убиваете человека и пытаетесь скормить какую-то байку о каком-то голосе, о воронах. Но мы здесь и не таких обламывали. Никуда не денетесь, всё напишите и подпишите.

Он еще раз протер свою шею своим вонючим платком и вышел. Я физически чувствовала его ликование, оно отзывалось болью в моей левой лопатке и переходило в немеющую руку. Эта лысеющая мразь хотела, чтобы мне было плохо.

***

Я сижу на шконке в своей небольшой камере. Здесь холодно, у меня мерзнуть пальцы рук и ног, но потеют подмышки. И, кажется, у меня потеют веки. Я их постоянно протираю пальцами, чертовы веки. Пот скатывается с век и катится дальше по лицу, я размазываю его своими замерзшими пальцами. Я пытаюсь проанализировать ситуацию, в которой нахожусь.

Сейчас ситуация не из лучших – мне никто не верит. Но ведь если рассказать правду, ту самую правду, настоящую – тогда тоже никто не поверит. Когда в прошлом году мою сестру изнасиловали, кто-то в полиции поверил ей? Мою Леночку, самого доброго и светлого человечка на свете.

Когда она, униженная, пришла в полицию и просила найти насильника, что они ей сказали? Не одевайся как шлюха. Не носи короткую юбку. Не провоцируй мужиков. Блядью называли. Это вы бляди! Вы! Лена выщипывала мне брови, когда они зарастали. Засыпала со мной, когда мне было страшно, расчесывала волосы и помогала выбирать одежду. Это она посоветовала мне идти работать в книжный магазин, хотя вся семья уже согласилась, что мне нужно идти работать к тете Жене в Свободненскую районную психиатрическую больницу. Тетя Женя и мама говорили, что мне там будет хорошо, но Лена отговорила.

– Бывают такие ситуации, когда ты прав, а все остальные – нет.

Леночка была права, в книжном магазине мне было действительно хорошо. А потом ее изнасиловали. Она искала справедливости, но ничего не нашла и покончила с собой – не смогла пережить осквернения. Я искала ее насильника 14 месяцев, с самого дня смерти Лены, и наконец нашла его. Он был мент, конечно, они никогда не будут сажать одного из них в тюрьму за изнасилование. Они всё знали, они все его друзья и всё знали. Но я отомстила. Прикинуться озабоченной дурой сложнее, чем кажется, но он поверил, что я действительно постоянно хочу его. И когда он в очередной раз пустил меня к себе домой, я сделала то, что была должна.