Читать книгу Фагоцит. За себя и за того парня - Андрей Величко - Страница 6

Мотовелосипед я привел в желаемое состояние к середине марта. Вообще складывалось впечатление, что в шестидесятые годы двадцатого века климат был заметно холоднее, чем в начале двадцать первого. Я спросил у Веры, как тут было в прошлом и позапрошлом году – мол, в Амурской области, где шла моя служба, было не до изучения погоды в Москве. Она ответила – да примерно так же, как сейчас. А сейчас март был настоящим зимним месяцем! В середине марта на улице минус пятнадцать градусов днем и минус двадцать ночью. И метели как минимум раз в неделю. Из-за этого я пока не собирался выкатывать свой мопед – обкатывать его все-таки лучше при плюсовой температуре и по сухому асфальту, а не по снегу со льдом, сверху слегка присыпанным песочком.

Ходовую я почти не трогал, только привел в приемлемое состояние передний тормоз. А то, пока ехал из магазина, всю дорогу удивлялся – да как же можно было вполне нормальный с виду барабанный механизм довести до полнейшей неработоспособности?

Оказалось, всего двумя мелкими штрихами. Первый – это кулачок разжимания колодок. Он не был не только отполирован, но даже хоть как-то отшлифован и вообще имел какую-то странную форму.

Вторым штрихом, а точнее, косяком, был трос. Он представлял собой простую навивку из круглой (!) проволоки, внутри которой без какой-либо промежуточной трубки ходила сердцевина. То есть потери на трение были весьма серьезными, а передаваемое усилие ограничивалось упругой деформацией оболочки на весьма незначительном уровне. Кроме того, такой трос принципиально не мог работать при отрицательных температурах. От любых, даже минимальных количеств влаги он замерзал.

В общем, я доработал кулачок и приволок тросы из двадцать первого века, ибо трос газа был точно таким же и ни малейшего доверия не внушал.

С мотором пришлось повозиться более основательно. Общие недостатки велодвигателей серии «Д» я знал давно. Их два. Первый – слишком маленькое сечение впускного тракта. У «дэшек» впуск золотниковый при помощи полой цапфы коленвала, так вот, диаметр отверстия там уж больно мал. Но рассверлить недолго, в ФИАНе неплохой станочный парк, и я уже договорился, меня туда пускают.

Карбюратор тоже не вызывал ни малейшего восторга, пришлось в двадцать первом веке ехать в Сокольники и покупать карб от китайского аналога «дэшки». Этот был куда приличнее.

Воздушный фильтр я выкинул сразу – при первом же взгляде на него ничего, кроме «горбатого могила исправит», в голову не приходило. И сам из фанеры и поролона соорудил новый, заодно дополнив его функцией глушителя шума впуска. Ну и заполировал и подогнал к посадочному месту в картере перепускные каналы цилиндра.

Вторым тормозом у «дэшек» была контактная система зажигания, не дававшая моторчикам раскручиваться выше пяти с половиной тысяч оборотов, хотя механика вполне позволяла и семь, если не семь с половиной. Ну, а уж спаять тиристорное зажигание мне было совсем нетрудно.

Конкретно у этого «Д-4» был свой косяк, исправленный в последующих модификациях. Цилиндр не имел головки, сверху была просто плоскость с резьбовой втулкой для свечи. Это якобы не давало увеличить степень сжатия и не обеспечивало нормального охлаждения. Почему «якобы»? Да потому, что и такую конструкцию поджать нетрудно. Достаточно выточить из дюраля шайбу-вставку, охладить ее на морозе, нагреть цилиндр и забить туда эту шайбу. Ну, а сверху я привинчиваю два черных радиатора, получилось довольно стильно. Все, мопед готов, осталось дождаться настоящей, а не календарной весны.

Тук-тук-тук, тук!

Такой стук в дверь означал, что меня зовут ужинать.

Тетя Нина сразу предложила готовить и на меня тоже – мол, что на троих, что на четверых – разница небольшая. Это оказалось кстати, ибо поварское искусство в число моих достоинств не входило никогда. Я и в двадцать первом веке частенько питался «Ролтоном», причем не из-за нищеты, а оттого, что его легко готовить. Отчего предложение Нины Александровны я воспринял с энтузиазмом и предложил в качестве компенсации шестьдесят рублей в месяц. На меня тут же замахали конечностями все обитатели соседней комнаты, включая Джулю, и мне с трудом удалось уговорить тетю Нину на двадцать пять. Теперь у меня были мало того что гарантированные, так еще и вкусные ужины с завтраками, а по воскресеньям еще и обеды. По утрам пищу надо было только разогреть, а вечером и по выходным дням не требовалось даже этого.

А тетя Нина решила откладывать полученные от меня деньги на телевизор. Они давно хотели его купить, но денег на это до сих пор категорически не хватало. Я бы мог без проблем дать им всю сумму в долг, а вообще-то, конечно, и просто так, если бы речь шла о чем-нибудь действительно необходимом. Но отнести к этому телевизор я не мог, так что пусть подождут, тем желаннее покажется наконец-то свершившаяся покупка. Да и ни к чему без нужды подчеркивать свою финансовую состоятельность, сейчас все-таки не двадцать первый век. Ценности немного другие.

То есть с деньгами у меня все устроилось не совсем так, как я поначалу планировал. Мне-то мерещилась покупка советских денег и перенос их в шестьдесят третий год. Цены были вполне доступные – червонец в приличном состоянии стоил что-то около трехсот рублей двадцать первого века. Но сейчас выяснилось, что дело обстоит практически наоборот.

Завлаб, как я уже говорил, придумал, на каком поводке меня можно удержать в ФИАНе. На рацпредложениях.

Итак, предположим, ученым понадобился какой-нибудь уникальный электронный прибор. Его разработку и изготовление можно заказать через Академию наук. И всего-то лет за пять заказанное скорее всего сделают. А если есть пробивная сила или волосатая лапа, то и за три управятся.

Ученые могут попытаться что-то сварганить и сами. Как правило, они немного разбираются в электронике. Но именно немного, на уровне начинающего радиолюбителя.

То есть так получится заметно быстрее, может хватить и двух месяцев. Но мало того, что эти месяцы ученые заниматься научными исследованиями смогут только в свободное от рукоделия время, так и качество полученного прибора будет, мягко говоря, не совсем идеальным. Иногда выходило настолько не совсем, что это означало полную непригодность с трудом сляпанного на коленке девайса к работе.

А недавно у научных сотрудников появилась еще одна возможность. Можно было просто рассказать Виктору Скворцову, чего они хотят, потом изложить в письменном виде и завизировать свои желания у завлаба, и максимум через три недели получить желаемое. Причем это не обязательно должен быть электронный прибор, чисто механические изделия у меня тоже получались неплохо.

Так вот, завлаб предложил оформлять все подобные работы как рацпредложения. А за них, между прочим, платят.

Поначалу я, не зная механизма формирования вознаграждения, пару раз несколько продешевил. Однако меня быстро просветили, что сумма вознаграждения в случае несерийной продукции вычисляется как функция ее сложности. То есть, грубо говоря, количество элементов в изделии умножается на какой-то коэффициент, и получаются рубли к выдаче.

Я кивнул – понятно, дело знакомое. Правда, из другой жизни.

Вот как, казалось бы, кустарь-одиночка вроде меня мог конкурировать с мощной советской радиопромышленностью? Да запросто. После косыгинских реформ прибыль рассчитывалась как функция от себестоимости, сама являясь базой для фондов оплаты труда. То есть любой, предложивший выкинуть из разрабатываемого изделия хотя бы один паршивый диод, пусть это и приведет к повышению качества изделия, мгновенно становился врагом всего коллектива. Он же, гад, посягает на святое – на квартальную премию! И наоборот, если кто сможет убедительно обосновать, почему в схеме не хватает десятка таких-то и таких-то элементов, он становится героем и спасителем.

В результате почти вся и промышленная, и бытовая радиоаппаратура в СССР оказывалась переусложнена в разы, и конкурировать с ней в таких условиях было сплошным удовольствием.

Вот, значит, и выяснилось, что в оплате рацпредложений этот механизм использовался и до Косыгина.

Поэтому мои схемы сразу резко усложнились, заодно немного прибавив качества. Все-таки мне совесть не давала загромождать свои изделия совсем уж ненужными элементами.

Например, для задания тока через термодатчик хватит простого сопротивления, питание-то все равно стабильное. А я ставил генератор тока, это транзистор, три сопротивления, стабилитрон и два диода для компенсации температурного дрейфа. Точность измерения от этого несколько повышалась. Ну, а то, что на самом деле она на фиг никому не была нужна, требовалось только поймать момент начала нагрева образца, оно не важно. Это она сейчас не нужна. Мало ли, вдруг завтра понадобится.

И теперь при окладе девяносто рублей грязными я получал примерно сто восемьдесят чистыми. И это не считая премии, про которую мне обещали, что она будет каждый квартал. Тратить же, несмотря на то, что я не экономил, получалось рублей по сто в месяц, не больше. Плюс четвертной тете Нине и около трояка за комнату. То есть деньги постоянно прибывали. А так как выяснилось, что перенос материальных предметов возможен в обе стороны с одинаковым успехом, то я купил три банки черной икры и в три приема переправил ее в двадцать первый век. Ну надо же немного подкормить бедного пенсионера Витю Антонова! Он ведь мне не чужой. Тем более что на календаре там было тридцать первое декабря две тысячи семнадцатого года.

И вот, значит, перенеся последнюю банку, я ее открыл и в целях дегустации сожрал. А ничего так! Давненько не доводилось пробовать настоящую черную икру. Наверное, лет этак двадцать пять. Содержимое же двух предыдущих я вывалил в небольшой пластиковый контейнер, потому как собирался угостить одну даму и не хотел смущать ее видом допотопных консервных банок. Она, поди, и есть откажется, прочитав дату изготовления.

Погода стояла не совсем зимняя и вовсе не новогодняя – плюс один градус и полное отсутствие снега на улице, так что я поехал на улицу академика Варги на моноколесе. Там жила одна моя знакомая, Светлана. Когда-то мы с ней были соседями в позднехрущевской пятиэтажке. Потом у меня умерла жена, а от нее сбежал муж, и мы стали не только соседями. А потом нашу хрущевку снесли. Я переселился к метро «Беляево», а она оказалась на улице Варги, километрах в полутора от метро «Теплый Стан». Это недалеко, так что отношения наши потихоньку продолжались.

Одно время она, кажется, даже планировала затащить меня под венец, но быстро охладела к этой затее. Я тоже не рвался создавать новую семью. Во-первых, вряд ли муж от нее сбежал просто так. Наверняка были какие-то причины, и мне не хотелось на своем опыте выяснять, какие именно. А во-вторых, она не была ни «девятой», ни «десятой». Да и привыкли мы оба к одиночному существованию, это тоже сыграло свою роль.

– Шикуешь? – спросила Света, когда я выставил икру на праздничный стол.

– Нет, мне это подарили.

– Женщина небось?

– С чего это ты взяла?

– А с чего бы тебе вдруг мужик начал дарить такие подарки? Олигархов среди твоих знакомых нет, в гомосексуальных наклонностях ты тоже не замечен.

– Олигархов действительно нет, зато астраханцы есть. Недавно один приезжал в Москву, останавливался у меня, вот и отблагодарил.

У меня действительно имелся знакомый из Астрахани, но приезжал он ко мне полтора года назад и никакой икры с собой не привозил. Но ведь в принципе мог же? Так что я почти не соврал.

– Сколько он у тебя жил? – продолжала допрос Света.

– Три дня.

– Такса получается повыше, чем в бюджетной гостинице.

Я, честно говоря, теперешнюю цену черной икры не знал, поэтому поинтересовался у дамы.

– То, что ты принес, тянет тысяч на двенадцать, а может, и на пятнадцать, в зависимости от качества.

– Попробуй. Я пробовал, мне понравилось.

– М-м… я такой вкусной до сих пор вообще не ела.

– Ну так возьми нормальную ложку, чего ты тут по одной икринке вылавливаешь? На меня не смотри, я этой икры уже наелся.

– Говорят, черная икра благоприятно сказывается на потенции, – заявила Светлана, умяв примерно половину контейнера и облизнувшись. – Проверять начнем прямо сейчас?

– Давай все-таки боя курантов дождемся. Выпьем, еще чем-нибудь закусим, не одной же икрой все время питаться.

– Ты же не пьешь!

– Зато ты пьешь и, если не увлекаешься сверх меры, становишься от этого более энергичной в горизонтальном положении. А для меня тут пепси-кола есть. Тоже, конечно, не подарок, но в малых дозах почти не наносит вреда организму.

Домой я покатил в десять утра первого января. За весь путь мне повстречались всего два пешехода и не то три, не то четыре машины, считая два автобуса. Красота!

По дороге я немного занялся прикладной арифметикой. Итак, берем триста рублей, покупаем на них советский червонец, тащим его в шестьдесят третий год. Там на все деньги затариваемся черной икрой, она хоть и не продается в каждом продмаге, но в Елисеевском есть всегда. Переправляем ее в двадцать первый век и тут продаем. Хм, даже если толкать за половину магазинной цены, маржа и то получается примерно тысяча процентов. Неплохо. Если смотреть на этот бизнес с той стороны, то доходность такая же, только порядок действий чуть меняется. Взять червонец, купить икры, продать ее в двадцать первом веке, на вырученные деньги накупить червонцев и перекинуть их в прошлое. И какой можно сделать вывод из подобных вычислений? Да очень простой – не буду я страдать такой фигней. Не нужно мне это ни тут, ни там. По крайней мере сейчас, пока у меня не появилось рабочих проектов спасения чего-нибудь этакого, офигенного. Советского Союза, например. Или социалистического уклада. А может, сразу замахнуться на коммунистические идеалы? Как Евстигнеев на Вильяма нашего Шекспира.

В общем, не будем пока засорять голову, сначала надо разобраться в обстановке. А в процессе этого Скворцов слегка подкормит Антонова красной и черной икоркой, крабами там, ну и еще чем-нибудь. Тот в ответ перекинет Скворцову радиодеталей по списку, ну и прочего потребного по мелочи. Ни тому, ни другому это не принесет особой прибыли, но и хоть сколько-нибудь заметного финансового ущерба тоже не причинит. Кстати, надо узнать, когда начинают работать магазины, Скворцов ведь собирался приобрести магнитофон, а его придется модернизировать, в исходном состоянии он меня не устроит. Значит, надо искать приличные головки, причем желательно стеклоферритовые, пермаллоевые пленка «тип два» за полгода запилит до упора. Правда, там уже появилась «тип шесть», но она немногим лучше. Интересно, сейчас можно купить приличную пленку для катушечного магнитофона? Скорее всего да, она небось сейчас считается умеренным антиквариатом. Вот только, наверное, все это надо искать не в магазинах, а на «Авито» и тому подобных барахолках.

Ах да, чуть не забыл, спохватился я, когда проезжал мимо метро «Коньково». Струны! Гитару-то я там купил, правда, семиструнную. Шестиструнных не было даже в самом главном московском музыкальном магазине неподалеку от Савеловского вокзала. Но это не страшно, семиструнку на шесть струн переделать недолго, но сами струны должны быть, во-первых, штатными. А во-вторых, приличными. Те, что стоят на гитаре, таким словом назвать трудно.

Гитара действительно получилась очень хорошая, я даже не ожидал от советского инструмента такого звука. Правда, она стоила довольно дорого – тридцать два рубля, я выбрал лучшую. Остальные укладывались в ценовой диапазон от шести с полтиной до червонца. А с новыми струнами «Эликсир» она вообще зазвучала так, что я даже слегка удивился, а Вера вообще пришла в полный восторг. Правда, она не могла понять, зачем я убрал одну струну, так что пришлось снова сослаться на армию. Мол, меня научил играть один сослуживец, а он почему-то музицировал именно на шестиструнной.

В общем, как и у радиолы «Октава», имплантация капиталистических элементов в социалистическое изделие типа «гитара» прошла вполне успешно. И теперь оставалось только понять – возможно ли нечто подобное, но в более широких масштабах? Всего общества, например. У Горбачева не получилось, ну так, насколько я понял, его настоящей целью было не повышение эффективности экономики, а низвержение социалистической идеи, он это сам говорил. Кроме того, у меня ни в одной из ипостасей нет ни лысины, ни пятна на ней, так что, наверное, немного погодя можно будет попробовать. Вот только пойму, что и как надо сделать, и сразу потихоньку начну. Но не раньше. Не следует уподобляться Хрущеву, который всегда сначала делал, а думал только потом, да и то не каждый раз. Наверное, ему это было трудно. Мысли небось неудержимо разбегались из-под ушастой лысины.