Читать книгу Эрика знает, о чем ты думаешь, Фидель. Пантомима слова. Десять рассказов - Андрей Ярославович - Страница 5

Сейчас, когда я стараюсь восстановить в памяти события совсем недавнего прошлого, чувствую, что мне даже очень нелегко будет подробно и последовательно рассказать обо всем, что я видел, слышал и пережил. И с каждым днем будет еще труднее, ведь настоящее человек не видит со стороны, его будущее – за закрытой дверью, и лишь прошлое – это комната, в которой он живет вечно, вечно передвигая, крася и перекрашивая окружающий мир своим настроением.

Итак, я решил доверить бумаге эти чрезвычайные события, когда с болью стал замечать, что переживаемые мною чувства и воображение настолько безжалостно закрашивают память, что спустя несколько лет мои воспоминания о настоящих событиях, происходивших в нашем небольшом городке, будут восприниматься как невероятная рождественская сказка. Кто поверит в сказку, если сказки сейчас не рассказывают даже детям, а дети рождаются, как будто уже взрослыми. Сказки. Рассказанные, и не рассказанные – они никогда не покидали этот мир, но нерассказанные – умирают в день своего рождения, затем рождаются вновь и вновь – в надежде быть услышанными нестареющими детьми, ибо тот, кто верит в сказки – не состарится никогда.

Если говорить о моем повествовании, то я положу вам под подушку не собственную выдумку, а совершенно реальную историю – несколько страниц городской хроники, которую тысячи здравствующих сегодня очевидцев смогут легко подтвердить, если их хорошо об этом попросить. Или не просить вообще, тогда вам по секрету расскажут обо всем еще охотнее и красочнее.

* * *

Начну с событий, произошедших в ночь на 18 декабря, накануне Дня Святого Николая.

Близилась полночь. Измученный жизнью город спал, спрятав голову под толстое снежное одеяло. Луна и звезды, равнодушные к мнимым человеческим страхам, фонарями тихо освещали путь Земле, медленно плывшей в холодном черном небе. В такие ночи никак не верится, что Земля вращается вокруг горячего Солнца. Мороз кристаллом звенел на деревьях. Не спалось. Я работал. Во входную дверь моей квартиры кто-то слегка постучал.

Помню, я не очень удивился столь позднему гостю. Открыл. На пороге стоял отец Ростислав, молодой священник одной из двух недостроенных в городе церквей. Он жил в квартире этажом выше.

– Слава Иисусу Христу, – как-то виновато поздоровался отец Ростислав, извиняясь за столь поздний визит, а еще больше стесняясь своей необычной для духовной особы одежды. Высокий, немного худощавый отец Ростислав был одет в черную теплую куртку, потертые синие джинсы (где он так протер джинсы, неужели они из магазина ношенной одежды?). В руках теребил синюю вязаную шапку.

– Слава навеки Богу. Заходите, пожалуйста, – ответил я тихо, чтобы не разбудить своих домашних.

– Извините за беспокойство. У меня к вам небольшое, но неотложное дело, – несмело входя в квартиру, почти прошептал отец Ростислав.

Мы присели на кухне. Свет я не зажигал, на плите горел газ, и его мерцающее пламя мягко заполняло комнату желточным светом. Лицо священника показалось мне каким-то обреченным и в тоже время торжественным. Вокруг была тишина. Уличные фонари, словно крупные апельсины, свисали за окном, привлекая к себе игривые снежинки. Им было весело. Нам же, судя по обстоятельствам встречи, будет не до веселья.

Не спрашивая гостя, я налил нам в простые чайные чашки красного вина. Отец Ростислав, понимая бесполезность протеста в своем состоянии просителя, покорно и быстро сделал небольшой глоток и приглушенным голосом начал свой рассказ.

Говорил он минут десять-пятнадцать, но во время рассказа мое воображение, словно на двух больших киноэкранах одновременно прокрутило и услышанное от священника, и собственные кадры семилетней реальной жизни, режиссер которой не указывался даже в титрах. Кто режиссер, и насколько актеры могут отойти от сценария?

Большинство жителей нашего городка сейчас не желают вспоминать об этих событиях и отворачиваются в сторону при напоминании о них, хотя в свое время прямо смотрели в лицо, а материалы об этих необычных происшествиях долго не сходили с первых страниц местных и центральных газет. Некоторые горожане узнавали себя в телевизионных новостях многих, и не только украинских каналов, чем очень гордились и с чем носились, как с золотыми яйцами. Это надо было видеть: постоянно сонные и сгорбленные под тяжестью придуманной жизни горожане вдруг распрямились и вытянули вперед грудки. Не подступишь.

* * *

Зима в этот, 1998-й год, началась довольно рано, и снег, выпавший в середине октября на, местами, зеленую листву, упрямо держался до апреля следующего года. Сейчас никто и не вспомнит точную дату того зимнего утра, когда посреди заснеженного города растаяла узенькая, примерно метр шириной, дорожка. Темной змейкой вилась она по сплошному снежному одеянию почти через весь город – от автостанции на западе и дальше по прямой мимо декоративного озера и недостроенной церкви – до последнего девятиэтажного дома на восточной окраине.

В суете нового года никто бы и не обратил внимания на тоненький разрез на снежном покрове, если бы сразу же после Рождества Христова темная полоска не покрылась мягкой, зеленой травой.