Читать книгу Смута - Андрей Зайцев - Страница 5

Тишина стояла такая, что, казалось, слышен легкий шелест какого-то сверчка, спрятавшегося в глухой дыре. Но сейчас отнюдь не пора для сверчков и прочей мелкой живности.

Только-только сошел снег, и почерневшая голая земля ждала солнечного тепла. В этом краю было как-то безлюдно. И порой возникало впечатление, что здесь людей никогда и не было. Лишь спустя некоторое время низенькие дома, показавшиеся на востоке, убедили, что человеческая жизнь здесь все же имеется. Солнце пряталось за серыми рваными облаками.

Мало-помалу деревня приближалась. Но какое-то неясное темное чувство по-прежнему тяготило человека, решившего наведаться в это село.

Денис из шайки Верескуна шел по дороге, ведшей к середине деревушки, и удивленно оглядывался по сторонам. Не было слышно даже лая собак. Во всем этом чудилось что-то необычное. Куда же они подевались?

Он должен был найти товарищей, которые еще с утра подались в деревню в поисках пропитания.

Времена настали тяжелые. Царские стрельцы лютовали, лихих людишек убивали десятками, но их не убавлялось. Отовсюду прибывали все новые беглые холопы, множились, как муравьи. И поскольку урожаи в последние годы были плохие – всюду разруха и нищета. Разбойники из шайки Верескуна даже голодали, чего с ними давно уже не случалось. В темных душах зрело недовольство. И трудно было понять – кто виноват? То ли атаман потерял былую хватку, то ли и в самом деле наступал предел их земной жизни. Ведь было не раз уж говорено: во грехе добра не наживешь.

Денис вспоминал свое раннее житье-бытье, и порой сердце сдавливала тоска. Все ли он в своей жизни делал по правде?

Вдруг кто-то сзади окликнул его. Денис резко обернулся, по привычке крепко схватив рукоять сабли. На краю деревни он увидел Алешку Беца и Рябого, выходивших из-за высокого плетня.

«Этого-то еще зачем взял?» – раздраженно подумал Денис, имея в виду Рябого.

С момента появления в шайке Верескуна Рябой не раз попадал в нелепые передряги, но, к вящему удивлению разбойничков, до сих оставался жив и невредим. А ведь многие куда ловчее его ушли в мир иной. На этот счет у товарищей по шайке было особое мнение.

Рябой со всей своей дурью был как заговорен. И смерть по какому-то умыслу будто обходила его стороной.

– Дураков бог хранит! – говаривал при этом Верескун.

Что заставляло атамана держать Рябого у себя – сие оставалось тайной для всех. Может, он слегка благоволил к нему за то, что вместе сидели в темнице Разбойного приказа, может, еще за что, кто разберет? Только сам Верескун знал ответ.

А сейчас особого выбора у атамана не было. Разбойнички уходили на тот свет то гурьбой, то поодиночке, но очень верно и постоянно. Теперь подошли они к деревушке на севере от Москвы и стали в засаде выжидать. Кто, что? Вроде все спокойно. Вот и решили разжиться хлебушком.

Верескун никогда не грабил крестьян. Все еще живо в нем было чувство, привитое в юности, когда голодал и много терпел несправедливости. Но в последнее время им очень не везло. Сказывался голод. В такие дни любой готов и кожу есть, ежели найдешь.

Всюду ходили страшные слухи о том, что иные безбожные крестьяне тайком убивали людей и питались человеческим мясом. От таких слухов подозрений только прибавлялись.

И не было веры никому.

Неделю назад невесть откуда взявшиеся стрельцы порубили шесть человек, да еще двое померли от ран. Шайка редела на глазах.

Вот потому-то среди разбойников и воцарилось глухое недоверие к атаману. Это еще не проявлялось явно, не было откровенного неподчинения и своевольства. Но мужики роптали. Иные хотели идти к Москве.

– Там всего найдем! Москва богатая!

Никто не хотел и думать о том, что вблизи Москвы стрелецкие караулы зорко высматривают чужих гостей.

Особенно много говорил Куробат. Но всегда с оглядкой. Вроде он пекся и заботился о шайке, переживал за то, что давно нету у них добычи хорошей. Денис давно его натуру жадную и ненадежную разглядел, но не спешил разоблачать, терпеливо ждал, пока сам атаман слово скажет. Но Верескун упорно отмалчивался. Понимал, что разбойники держатся кое-как, чтобы не разбежаться. Хотя идти им некуда. Только на плаху.

Денис вспомнил казака Тимофея, ушедшего от них в прошлом году. Хотя Верескун и нападал только на царские обозы да на боярские терема, Тимофей все-таки ушел, не выдержал.

– Разбоем жить – не мое, – откровенно признался он тогда Денису. – Душе муторно.

– Мы ж казаков и крестьян не бьем, – попробовал убедить Денис, помня о его казачьем сословии.

– Так ведь я и царю служил.

– Э-э… царю! А кто тебя в темницу кинул? – зло рассмеялся Денис. – Она что, не царская разве?

– Это донос был.

– Донос… – по-скоморошьи кивнул Денис. – Тебя бы на том свете уже не спросили бы, зачем ты пожаловал? А это близко было…

– Мне на Дон надо, – отрезал Тимофей. – Может, еще свидимся.

Ушел он ночью тайно, про это только Денис знал.

Не мог надеяться Тимофей, что атаман так просто его опустит. Хоть Верескун и очень хорошо к нему относился. Однако в таких делах полагайся только на бога и самого себя.

Было еще свежо в памяти, когда двое разбойничков из шайки хотели молчком и тишком уйти с награбленным накануне. Они свою долю взяли и еще прихватили. Расплата была жестокой. Обоих повесили на березе.

Но, конечно, Тимофей никогда бы себе такого не позволил. Он и долю-то свою всегда брал с неохотой, вроде как навязывали ему непосильную ношу. А время какое-то проходило, и он раздаривал все товарищам. Себе оставлял самую малость. Только на жизнь.

Рябой вокруг него так и вился. Все ждал, когда кусок хороший перепадет. Но Тимофей Рябого не любил. Однажды крепко побил. Но с Рябого как с гуся вода.

После ухода Тимофея Денису тоже становилось временами как-то не по себе. Помнил он родовую кровь свою. И мать, которая была вынуждена скрываться чуть ли не всю жизнь. Темное прошлое так просто не отпускало. И проклинать вроде уже некого стало, со смертью старого царя.

А поговорить после ухода Тимофея действительно было не с кем. Разве что Алешка Бец. Тот был человеком с душой. Но Тимофей был особого склада человек. Заметно было сразу, что он хоть и молод, но кое-что повидал. Про турок рассказывал разное. Ведь он у них в полоне был, в самом Крыму. Да утек…

Денис подождал, пока Алешка и Рябой подойдут ближе.

– Тишь какая!

Алешка, похудевший, осунувшийся, глядел на друга как-то устало. Рябой и тот был подавлен. В недавней схватке со стрельцами ему чудом удалось вывернуться. Он выживал тогда, когда у других мысли путались от опасности. Было в этом человеке что-то звериное.

Чутье и не подводило. Зверя разве так просто возьмешь?

– Чего нашли?

– Мало, – отозвался Алешка, сплюнув на дорогу. – Мы с другого края зашли, а там конные.

– Кто такие? – встревожился Денис.

Не хватало еще нарваться на стрельцов. Но откуда им было взяться в такой глуши?

– Неизвестно, – пожал плечами Алешка. – Нам ожидать пришлось.

– И чего?

– Они утекли. Пошарили тут – и все. Чего-то искали. А потом ускакали насовсем. Вон теми дальними полями ушли. – Он показал рукой в сторону юга.

– Надо по хатам пройтись, – бросил Денис, хмуро взглянув на Рябого. Этот своего не упустит. А уж по пустым хатам шарить – это для него благое дело.

– Хоть бы курицу найти, – мечтательно протянул Рябой, с тоской поглядывая на деревню.

– Да что здесь такое?

Денис развел руками. Не хотелось верить, что голод так может опустошать деревни. Но другого объяснения и не было.

– Известно… – нахмурился Алексей, чуя недоброе.

Ему как крестьянину в десятом поколении по рассказам стариков были знакомы такие картины.

Рябой вошел в ближнюю старую хату, осмотрелся. Ударил в нос тяжелый дух чего-то прелого. Хатенка была пуста и уныла своей жалкой убогостью.

Вдруг кто-то будто окликнул его.

– Эй! Кто здесь?

Рябой глазел по углам, но никого не видел. В углу за печкой висела грязная простынка. Он шагнул, резко откинул материю. И обомлел.

На него смотрел старик с жидкой бороденкой. На побелевшем лице блестели неподвижные глаза.

– Ты чего? – вскрикнул Рябой, отскочив, будто его кипятком ошпарили.

А старик вроде как ухмыляется ему.

Рябой бросился вон из хаты. Летел, ног не чуял. За порогом наткнулся на Дениса. Уперся в него, как в плетень. Туда-сюда! Чувствует – воздуха ему не хватает.

– Чего, оглашенный? – Денис несильно толкнул его в грудь, заметив, что Рябой чем-то ошарашен. – Чего ломаешься?

– Там, там…

Рябой показал на хату.

– Чего там? Нашел пожрать?

Но Рябой продолжал стоять, как чучело.

Денис вошел в хату, огляделся. Сорванная простынка валялась на полу. В углу лежал мертвый старик.

Денис медленно подошел, посмотрел. Грудь не движется. И лицо, как белый мел. Помер, наверное, вчера или ночью. А поскольку никого больше в хате не было, Денис понял, что старик своих родных успел похоронить, а сам вот остался.

В хату заглянул Алексей, торопливо проговорил:

– Ничего мы тут не найдем. Мертвая деревня. Шаром покати. Кошек и тех нет. Все прибрала темная сила.

– Скоро и мы к ней отправимся, – заключил Денис, поспешно выходя за порог.

Ему на мгновение показалось, что старик смотрит на него.

А Рябой потихоньку приходил в себя.

– Чего, покойника не видал?

– Да ить он какой-то…

– Какой – такой?

Трое разбойничков стояли у хаты, думали, что дальше делать.

– К Москве надо идти, – сказал Алексей. – Чем дальше мы к северу пойдем, тем хуже. Голод везде.

– А в Москве нас ждут, – усмехнулся Денис. – Тебе стрелецкие зазубрины еще не свербят?

– Бог миловал.

– Верескун к Москве не пойдет. Людей и так мало осталось… – уверенно заявил Денис. – Ему теперь Москвы по гроб жизни хватит.

– Так, Дениска, а выбор невелик. Или стрельцы, или голод, – весело хохотнул Алексей. – Все одно – помирать.

Рябой, уяснив, что испугался покойника, вновь шагнул в хату. Хотел вещицы посмотреть, не пропадать же добру. Денис и Алешка тихо говорили меж собой, и вдруг в хате раздался истошный крик. Рябой выбежал, как ужаленный, лицо белое, точно кусок холстины. Такое впечатление, что упыря увидал.

– Рябой, как младенец, – сказал Алексей, проводив его взглядом. – Увидит ворону, думает, коршун. А кто там?

– Там один мертвец, – равнодушно молвил Денис.

Не хотелось ему вспоминать, что он почувствовал давеча.

– Чего же Рябой базлается?

– Что, ты его не знаешь?

Денис стоял спиной к порогу, а Алешка, подняв голову, вдруг застыл, глядя ему за спину. Денис уловил в его взгляде что-то нехорошее и резко оглянулся.

На пороге стоял тот самый мертвец, которого он уже видел. Только мертвец смотрел на него широко открытыми глазами. И руками чуть по сторонам водил, будто туман разгонял. И почудилось в тот момент Денису, что кто-то осторожно скребет его костистой дланью по самой спине. И от этого аж дух перехватывает!

– Чу! – вскрикнул он, чувствуя, что еще немного и та самая темная сила, о которой они недавно говорили, возьмет его в оборот. – Это еще кто такой! – Он быстро перекрестился.

– Я – Осип… – проскрежетал старик.

– Это… Осип… ты живой, что ли?

Вопрос был нелеп, но иного Дениска спросить не мог. Он же этого старика уже в мертвецы записал. И отделаться от недавнего впечатления было трудно. Ведь и правда по виду был сущий мертвец. Только вот позже посмотрел ненароком, будто с того света. От такого взгляда ума лишиться можно!

– Как видишь…

– А где все остальные?

– Кто помер, а кого… – Осип подумал немного и продолжил: – Кто выжил, на юг подались. Там, говорят, запасы еще есть…

– Тяжело вам пришлось…

– Непросто… – Осип качался, как былинка. – Пожрать есть чего?

– Так мы сами, Осип, ищем припасы…

– В деревне ничего не найдете. Собак и тех поели…

– Эх, собак… – вставил Алексей. – Мы давеча у лошадей побитых кровь пили…

– Так это ж хорошо, – мечтательно сказал Осип. – У лошади кровь, что твое вино!

– Да нет у меня вина, – отмахнулся Алексей, чувствуя, что с крестьянином говорить трудно, – и лошади нет! Давно все съели!

– А чего ж со всеми не ушел?

Денису было интересно старика расспрашивать.

– Чего не ушел? – хмыкнул старик. – А разве кто собирался? Люди, как вода сквозь сито, уходили. А я тут решил оставаться.

– Так ведь помрешь?

– Помру что так и что так, – старик пробовал улыбнуться, но какой-то страшной у него эта улыбка вышла. – Вот пока жив.

От его слов и смятенной улыбки повеяло могильным холодом.

– Уходим, Дениска!

Алексей товарища за плечо тронул. Ему вдруг показалось, что еще немного и сами они тут останутся вместе с этим чудным стариком. Но уже навек. И дороги назад не будет.

Возвращались молча. Рябой пытался что-то говорить, но Алексей зло оборвал его на полуслове. Так зыркнул, махнув рукой, что Рябой сразу затих и больше рта не раскрывал до той поры, пока они из деревни не выбрались. Когда вернулись к своим, увидели веселье на лицах. Что такое?

– Взяли мы колымагу! – радостно известил Дениса один из разбойничков, – а там и добро!

Добра было немного, но и то хорошо.

А взяли также человечка чудного. Вроде немец. Но по-русски говорить может. Одного, который также был с ним, возницу, пришлось убить, так как он не хотел останавливаться и погонял лошадей до того мгновения, пока его не поразила в спину стрела, выпущенная кем-то из разбойничков. Тогда и кони встали. Поначалу хотели и второго сразу же убить. Но тот не сопротивлялся, исподлобья разглядывая окружившихповозкуразбойныхлюдей. Верескунприказалегонетрогать. А потом и сам начал допрашивать.

– Ты кто есть?

– Ян Берген… – довольно внятно ответил тот.

Но было заметно, что выговор не наш, не русский.

– Немчура, что ли?

– Я из Голландии.

– Один черт… Здесь что делаешь?

– Я изучал географию.

– Геограхию?

– Это места, что можно на карте показать, – терпеливо пояснил чужеземец.

Был он роста выше среднего, худощавый, лет тридцати пяти. Кафтан на нем новый совсем. Приказали снять. Он снял кафтан, слегка усмехнувшись. Верескун бросил кафтан себе за спину. Кто-то сразу подобрал его. Потом все стояли в каком-то раздумье. На атамана поглядывали. Что-то было не так. Чужеземец посматривал на труп своего дорожного товарища. Может, ждал, что и его вскоре постигнет та же участь. В этом никто и не сомневался. Но Верескун не торопился. Чем-то чужеземец привлек его интерес.

А тот поглядывал на разбойничков, видя их недоумение. Слова его словно проходили мимо слуха собравшихся.

И что тут придумаешь?

– Каких картах? – нашелся атаман.

– Земли, земли! – Ян Берген поднял палец и начертил в воздухе некую линию. – Север, юг…

Он выглядел, как смешной колдун с Запада. И его ужимки смотрелись, как колдовские заклятья. Только не страшные. Кое-кого так веселье и разбирало.

– А он, часом, не того? – Один из разбойничков покрутил пальцем у виска.

– Того не того. Разве ж разберешь!

– У тебя деньги еще есть? Понимаешь?

Все, что было в кафтане, уже выгребли.

– Все отдал. Как есть. – Чужеземец похлопал себя по груди.

– Вот щебечет!

Кто-то изумленно рассмеялся.

– Где по-нашему научился говорить?

– К языкам я способный, – слегка улыбнулся чужеземец, хотя это и нелегко ему далось. – Как у вас говорят— сызмальства.

– Ишь ты…

Верескун смотрел на него. И что с ним делать?

Люди потешались, посмеивались. Знали, что скоро смерть немчуре придет. А и то развлечение! Но атаман думал иначе. Не любил он напрасных смертей.

– Отпустим его, – сказал он Денису, зная, что тот хорошо поймет его. – Что с него взять? Душу его на себя не возьму.

– Это верно…

Разбойники поняли, что развлечения не будет, и равнодушно стали готовиться ужинать. Кое-что у них теперь было.

Алексей, смеясь, рассказывал товарищам, как Рябой испугался старика.

– Он что, живой оказался?

– Живей нас с тобой!

– Рябой еще учудит, вот-вот!

Поздней ночью при свете костра голландец разглядывал спавших вокруг него разбойников. Судьба не раз сталкивала его с разными людьми, и не уставал он удивляться человеческим характерам. Этот разбойный люд в Руси был весьма свиреп. Голландец не раз присутствовал при казнях разбойников в Москве и хорошо помнил их поразительное равнодушие при этом. Казалось бы, человек стоит на пороге смерти и должен был как-то по-особому вести себя. Но нет! Эти русские разбойнички были спокойны, как будто дело шло о чем-то забавном. И их равнодушие могло показаться показным, но голландец знал толк в человеческой натуре.

Это было безразличие, в котором прошлое не имело власти над настоящим. Они умирали, потому что срок вышел. И ни до чего другого им уже не было дела.

Голландец вспоминал, как первый раз попал на Русь. Вот тогда удивлялся! И было чему…

Было это три года тому назад. Как раз теперешний царь Борис Годунов готовился стать царем Руси. Яна Бергена обворовали в Москве. А служил он тогда при своем земляке, голландском купце. Пришел он к купцу и рассказал, как было дело.

– Э… господин Берген, – сказал тогда купец. – Здесь, в Москве надо держать ухо востро! Так и без головы остаться можно.

– Что же делать?

– Попробую что-нибудь придумать.

А у купца был знакомый стрелецкий сотник. Он делу помог, нашел воров. И те быстро отдали все наворованное.

– Что же, их теперь на суд? – поинтересовался Ян Берген.

– Это как сотник посмотрит, – ответил купец, – а вообще… – он понизил голос. – Это особые воры.

– Как так?

– А так, что сотник с ними связан.

– Ничего не понимаю, – честно признался Ян Берген.

– А тут понимать ничего не надобно, – усмехнулся купец. – Это Москва! Сегодня они воры. Завтра – солдаты московского царя. Если их, конечно, не казнят.

Вот такой непонятный был разговор.

С тех пор Ян Берген много чего узнал о Московии. Научился языку, привычки и уклад жизни распознал. Удивился тогда тому, что много чего написано во всяких хрониках у него на родине про Московию, но правды там мало. И он вознамерился написать более правдиво. Потому как был он звания ученого, не просто так, из пустого любопытства покинул Голландию. Ян Берген осмотрелся. Звезд на небе высыпало много. Вчерашние тучи разошлись. Погода завтра обещала быть хорошей.

Разбойнички, веселый народ, хмельные, разлеглись вповалку. Один только дозорный не спал, поддерживая огонь костра и время от времени посматривая в сторону чужеземца.

– И чего не спит, иуда! – бормотал сквозь зубы разбойник, ломая хворостину и бросая в костер. – И какого лешего Верескун его пожалел? – Он не понимал чувств своего атамана, считая, что чужеземца надо бы убить и дело с концом. Опять же, голодовали они. Чего таскать с собой чужого?

Позже голландец напишет в своих путевых заметках:

Взяли меня здешние разбойники, приготовился я к скорой смерти. Но вдруг главарь их, коего они прозывают атаманом, по имени Верескун, пощадил меня.

Я на Руси уже не первый год, и мало что может удивить меня. Но его решение меня подивило. Тем более что вокруг был страшный голод. Я сам много раз корил себя за то, что решился на это путешествие в такую пору.

И если бы меня убили – что ж делать! Но если призадуматься, то и верное наказание меня постигло бы. Чего рисковать понапрасну? А и то сказать, шайка эта под предводительством Верескуна произвела на меня тогда странное, двойственное впечатление. Я много чего слышал о русских разбойниках. Знал об их удивительной, а порой и безудержной смелости. Жестокость их не знала предела. Эти люди были как бы на краю человеческой цивилизации. Они в своем подавляющем большинстве были неграмотны. Но по старой своей жизни все откуда-то вышли. То есть раньше были или холопами, или беглыми стрельцами, которых за какие-то провинности когда-то жестоко наказали. Как я слышал, попадались среди них и люди знатного происхождения. Видел я и некоторых из них, которые были казнены в Москве.

Помню одного, заросшего как медведь, его вывели на Лобное место для казни. А он глазами вокруг поглядывает, вроде как интерес возник у него к собравшимся. Честное слово! Никогда такого не забуду! Человека вот-вот убьют, попрощается с жизнью он навек. А он как будто и не сознает этого. Но на дурака не похож. Тут ведь другое. Ему вроде как интерес этот приятен даже. А и то сказать… Жил человек себе и жил. Страшным делом занимался, душегубством, как они говорят. Но внимания к себе публичного никакого не ощущал. А тут вроде как известность некая. Сомнительная известность, даже страшная. Но разбойнику все нипочем! Ему и этого довольно.

Вскоре отлетает его голова с плеч! Еще одного душегуба со света убрали. Равнодушная толпа расходится по домам. Я некоторое время наблюдаю за теми, кто убирает место казни. Им эта работа привычна.

Когда я смотрю на разбойников, среди которых оказался по прихоти судьбы, странные мысли порой посещают меня. Вспоминаю скифов по описанию Геродота, и вот они, как будто оживая, стоят передо мной. Те же бородатые лица, тот же покрой одежды, может, только материал другой, времена сказываются. А и то сказать, повадки как будто те же самые, хотя и не был я в знаменитом походе персидского царя Дария и не гонялся за скифами в призрачной степи, где низкие туманы скрывают целые толпища легендарных скифских царей, готовых к жестокому бою. Сквозь строки легендарного историка я как бы вижу очертания их натур, душ, если можно так сказать. Если верить Геродоту, то Скифию можно принять за четырехугольник, две стороны которого вытянуты к морю, то линия, идущая вглубь страны, будет совершенно одинаковой с приморской линией. Вообще, в этих местах раньше обитали киммерийцы. Но скифы вытеснили их на север. От тех времен осталось название Киммерийский Боспор. Если призадуматься, в русских есть и кровь этих древних киммерийцев, которые ушли на запад, в Европу. В трудах византийских историков русских прямо называли скифами.

Однако же человеческий род проходит за века многие испытания. И часто меняется сама суть. Многие ли увидят в теперешних французах тех галлов, что описывал Юлий Цезарь? И даже франки Хлодвига описывались иначе. Я полагаю, народ есть язык и обычаи. Попробуй найти сходство и различия – поймешь, потомок каких древних племен перед тобой. Самое для меня интересное – отыскать след тех гипербореев, которые жили в северной земле Гиперборее. Ведь, по большому счету, история умалчивает об их деяниях, но гипербореи присутствуют во многих сказаниях и легендах древности. Но несомненно одно – Гиперборея находилась как раз на севере той земли, что ныне зовется Русью.

Ян Берген незаметно для себя уснул.

А утром атаман, проснувшись, потребовал привести его к себе.

– Где там геограх энтот?

– Спит немощный…

– Веди его сюда!

Дозорный бросился исполнять приказ своего атамана. Ему на миг вдруг показалось, что все-таки Верескун хочет его убить.

– Эй, немчура!

Голландец проснулся от резкого толчка.

Прямо над ним висело бородатое злое лицо разбойничка. И в глазах как будто тень какого-то потаенного злорадства.

– Тебя атаман Верескун к себе требует! Понял? – разбойничек вглядывался в его лицо. – Давай вставай! Чего лежишь? У вас, в Ехропе, как я слыхал, спать горазды больно! Но у нас не так все просто.

Голландец встал и отправился к тому месту, куда показал разбойник. Там сидел мрачный Верескун. Сердце голландца сжалось от недоброго предчувствия. Ведь у них вчера одно, а завтра совсем другое может быть. Верескун, утомленный раздумьями, сидел как оглушенный. Он нехотя посмотрел на подошедшего чужеземца, будто думку тайную свою проверял.

– Как спалось, добрый человек?

– Ничего себе, атаман, – ответил голландец.

– Ты вот что думаешь дальше делать?

– А я в таком положении, что не могу сам думать, – усмехнулся голландец. – Что прикажешь, то исполню, сударь.

– А ежели я тебе велю в реку сигануть?

– Сиганут? Это как это?

– А просто. Башкой вниз, и только круги по воде. Смекаешь?

– Это плохая мысль.

– А все же?

– Думаю, что ты мне другое приготовил.

– Вот те раз! – развеселился Верескун. – Другое! А ведь ты прав, однако!

– Тогда мое дело слушать.

– Дивлюсь я на вас, чужеземных гостей наших. Вот ты, умный человек, мог жить как хочешь, а зачем-то бродишь по нашим краям?

– Я имею целью познание мира. Опять же нужно людям в Европе узнавать получше Русь.

– Во как! Целью, – покачал головой атаман. – Ты отсюда дорогу сам сможешь найти?

– Куда?

– Вот мастак! – слегка разозлился Верескун. – Куда! Чтоб тебе отсюдова идти своей дорогой! Домой! Где тебя знают? В Москве, может? Смекаешь? А там и домой уплывешь! Я слышал, корабли немецкие далеко плавают!

– Я найду дорогу в Москву, – коротко ответил голландец, в душе почувствовав облегчение.

Смерть его откладывалась на какой-то срок.

– Вот-вот, – кивнул атаман. – Придется тебе одному туда топать.

– Я дойду.

Голландец выглядел немного удивленным. Но старался себя держать. Он уже привык тому, что у русских семь пятниц на неделе. Вчера они одно замышляли. А сегодня – новое. А диву даваться бесполезно.

– Тебя нешто в Немецкой слободе ожидают?

– Немецкая слобода – место мне знакомое, – отвечал голландец. – Но я там не живу.

– Не важно! Куда надо – дойдешь, – отмахнулся Верескун. Не хватало ему еще думать о том, куда иноземцу идти. Они, эти иноземцы, завсегда сами знают, куда устроиться. И выходит у них хорошо, лучше нашего. – Я тебе припасов на дорогу дам. Немного, но на пару дней хватит.

– Ваши люди голодают.

– Они могут и кору глодать! – отмахнулся Верескун. – А ты кору глодать можешь?

– Что есть кора? Дерево?

– Оно самое.

– Не пробовал.

– И не советую.

Голландец позже напишет в своем путевом дневнике:

Разбойники отпустили меня с миром. Странное дело. Когда утром подошел к атаману, в глазах его будто бы прочитал себе смертный приговор. Но он меня отпустил и даже хлеба дал на дорогу, хоть голод кругом сильный.

Не думал я, что так получится. Хотел уж к смерти готовиться. Хоть и срок мне еще вроде не вышел. Но разве ж угадаешь?

Их атаман – чудной человек. Будет жаль его, если когда-нибудь схватят и казнят на площади. А ведь это обычный их путь в этом мире! Он дал мне на дорогу припасов. Я шел спокойно прямо до самой Москвы. И боле никаких разбойников мне не встретилось.

Вообще год выдался тяжелый, голодный. И это уже второй год так. Мне известно, что царь Борис не раз раздавал хлеб народу. Это помогало, но ненадолго. Я вспоминаю известные эпизоды из истории, как римские цезари устраивали бесплатные выдачи хлеба народу в тяжелые моменты их правления.

Плебеи и чернь негодовала, готовая к бунту. Бесплатный хлеб успокаивал бурю.

Но каждый правитель должен иметь в виду, что голод – это спутник человечества. Он может явиться в любой момент, и тогда последствия непредсказуемы.

* * *

– А правда, что где-то на Севере встречаются люди, которые умирают. А потом воскресают?

– Э-э… чего только говорят?

В звездном небе – благодать. И вокруг тишина необычная. Будто какое-то умиротворение земное. Лень было даже вслушиваться в разговор. Но помимо воли Тимофей слушал. Спать не хотелось. Он ворочался на своем лежаке, то и дело поправляя сбившуюся овчину.

– Ты где такую байду слышал?

– Человек один сказывал…

– Э-э… человек… Да твой человек брехать здоров!

– Он не брехал!

– А ты почем знаешь?

– Да не мог он брехать! Он чистую правду говорил. – И в голосе говорившего такая вера в свои слова!

– А давай проверим?

– Как же мы проверим?

– А тебя убьем, а там поглядим, воскреснешь ты али нет?

– Я ж говорю, на Севере! Я-то тут при чем?

– Ты – такая же живая плоть, как и те, что на Севере.

– Значит, не такая.

– Вот мы и проверим.

– Мы можем с тебя начать проверять, знаешь!

Голоса, поначалу тихие, спокойные, начали накаляться.

Тут Тимофей решил вмешаться. Не хватало еще, чтобы сотоварищи его вдруг передрались ни с того ни с сего. А в самом деле разговор-то пустячный был.

– Ну, о чем спорим?

Он появился внезапно, и Семен, тот, что кровицу хотел пустить, смешался.

– Да вот…

– Они спорят, у кого кровь краснее! – ответил за всех мальчонка, тот, что с дальнего хутора прибился к ним.

– В самом деле?

Тимофей присел на корточки, оглядывая сидевших вокруг костра людей. Пламя освещало их лица, немного угрюмые, сонные.

– Семен не верит, что на Севере есть люди… – начал было оправдываться Григорий, но вожак махнул рукой.

– Это я уже слышал.

– Я ж пошутил. Вот ей крест! – бормотал Семен, бледнея, но под взглядом Медникова опустил голову.

– Про то, что рязанский сказывал, я тоже слыхал, – медленно проговорил Тимофей. – И нечему тут удивляться.

– А я не обижаюсь, – сказал Григорий. – У Семена на любое слово свое найдется.

– А чего же? – подал голос Семен. – Я знаю, что нет такого! Чего напраслину наводить?

– Ну, напраслина…

– Оно и есть!

– Нет, про людей оживших я тоже слыхал.

– Но это совсем святой человек должен быть.

– Ну, так и святой! А ежели он колдун?

– А вот мы когда с ливонцами бились, слыхали, что возродился у них князь ихний… – вдруг вмешался в разговор старый Игнат.

– Как это возродился?

– А убили его, но он через несколько дней опять с нами бился.

– Ты, Игнат, похлеще рязанского будешь!

– Такое бывает! Я сам его видел! – перекрестился Игнат.

Его бородатое лицо выглядело таким изумленным, что подумалось: вот он прямо сейчас вновь видит перед собой старого ливонца.

– А ты его как признал? Он тебе навроде дяди?

Мужики рассмеялись.

– Князь умирал. Это все знали. А потом вдруг он в бой пошел, – ожесточенно доказывал Игнат.

– Да это ж колдовство! Вот ей-богу!

– У Чарова монастыря, слыхивал, монахи видели людей, которые давно уж померли!

Разговоры пошли как раз для ночи. Темнота, старые легенды, ужасы старого времени. И сама ночь как будто начала приобретать черты колдовского наваждения. Если человек нервный, возбудимый, так ему и не уснуть. И даже дневная усталость не поможет.

– Давай спать.

Потихоньку все успокоились. Тимофей пошел на свое место и долго лежал. Сон не шел. Но это было не от только что услышанного. В жизни Тимофея бывало разное, и смерть проходила рядышком совсем, как соседка. Тут было другое.

Он все думал, верно ли делает? Не дает ли промашки?

Он и сейчас не мог бы прямо ответить самому себе, все ли он рассчитал? Происходило все так, будто и не с ним вовсе. Кто-то вместо него выбрался в глухую безлюдную степь и чего-то ищет. То ли смерти, то ли заклятия какого…

Все началось с того, что встретился ему Демид и рассказал, что есть где-то неподалеку место одно, где зарыты сокровища Золотой Орды. Тимофей не поверил поначалу. Чего только не говорят люди. О сокровищах Золотой Орды много рассказано. И все тут перемешано. И ложь, и правда.

Еще от своего отца он слыхал старые легенды о том, что в степи есть сокровища, оставшиеся от древних народов. Они закопаны в курганах, которых великое множество по всей степи. Но от этих сокровищ и зла много. Потревоженные мертвецы нападают на тех, кто осмелился нарушить их покой. Сколько сгинуло в степи людишек, бродивших в поисках чужого золота.

Но Демид его убедил.

Есть, мол, человек один, он с татарами знался одно время. Сам он с верховьев Волги.

– Как же найти его?

И вдруг подумал тогда Тимофей о Москве, о любимой своей женщине, которую пришлось оставить по злому умыслу. О том, чтобы вот так, как прежде, запросто в столицу попасть – и речи быть не могло. Его ищут и если найдут – плохи его дела. Но вот если бы появились у него деньги хорошие… Да с деньгами он мог бы пройти эту Москву, как деревеньку. И никто бы его не словил!

Мысль эта крепко засела в голове. И предложение Демида уже не выглядело таким безнадежным.

– Я знаю.

– Где же он?

– Э-э, Тимоха! – усмехнулся Демид, почувствовав, что сумел протолкнуть наживку. – Он целехонький живет, ни о чем не думает.

– Про тебя, верно, не знает?

– Да где ж ему? – весело отозвался Демид. – Но скоро запоет!

– У тебя и курица запоет!

Тимофей будто напомнил о былых темных делах собеседника. Но тот внимания не обратил. А может просто виду не показал.

– Его взять непросто будет, – сказал Демид.

Про того Демида многое говорили. Он долгое время где-то на севере был. Потом появился весь в болячках. Чуть не помер. Но оклемался. Была в нем какая-то звериная живучесть. Видать, еще с той поры, когда мальчонкой малым выжил после страшного мора. Все на хуторе померли, а он выжил. В ту пору люди умирали просто. Но Демид как заговоренный был. И никакая зараза его не брала.

– Это почему?

– Он скрытный очень. Таился все время. И случайно по пьянке выболтал, что ходил с татарами в одно местечко. Человеку одному все рассказал. А тот мне передал.

– Что за человек?

– Да его уже нет здесь, он утек в Москву, – уклончиво ответил Демид.

– Ну, ты Адыла найдешь? – Тимофей в упор посмотрел на него, как будто в душу заглянул.

Но Демид не отвел взгляда.

– Найду.

И вот пришли они вдвоем в хутор.

– Вон та хата, – сказал Демид.

Адыл жил на краю хутора. Он был неказацкого звания, но как торгаш и беглый прижился здесь. Его терпели до поры. Но сам он хорошо понимал, что в любой момент его могут убить, если только заподозрят в чем-то недостойном.

– Он крещеный? – спросил Тимофей.

В глубине души он понимал, что могут возникнуть трудности. Ведь они шли ночью во двор к незнакомому человеку. И потому ему было важно знать, кто перед ним.

– А как же… – глухо ответил Демид.

В его голосе не было уверенности. Он мог и соврать. Но как его раскусишь? Приходилось верить. Этот человек, так много скрывавший от окружавших его людей, всегда действовал решительно.

В бурьяне они недолго таились. Как стемнело, подобрались поближе. Только за плетень, невидимая пока им собака зарычала, почуяв чужих.

– Пес, вражина! – прошипел Демид, но немедля ужом скользнул за плетень, выхватывая острый нож.

В темноте Тимофей видел смутные тени, белое пятно катилось по земле, потом слилось с тенью Демида. Послышался тихий визг, возня, и вдруг разом все стихло. Демид не мешкал, понимая, что промедление сыграет с ними злую шутку.

– Эй, Тимоха… – Демид еле слышно позвал приятеля.

Тимофей через плетень перелез. Труп собаки белел на земле. По пустому двору к хате Тимофей шел следом за товарищем.

Демид уже предупредил Тимофея, что Адыл один живет.

Тихо вошли они в хату. Демид молча показал налево. Там на кровати спал хозяин. Они ступали тихо, боясь разбудить. Но он что-то услышал, почуял.

– Кто здеся?

Голосок с вычурным приговором.

И рука хозяина змеей метнулась к полу, видно, там что-то лежало для обороны. Но Демид и его опередил.

Потом уже выяснилось, что хозяин хотел топор схватить. Он тут был, под рукой. Но Демид – бестия, его опередить непросто.

– Тихо, Адыл… Лежи смирно и живой останешься.

И спокойно нож к горлу приставил, которым только что убил собаку. Тимофей свечку зажег, огляделся. Адыл затравленно смотрел на чужаков. Потом разглядел, что на лезвии кровь.

– Что с собакой моей?

– Сам догадайся.

– Зачем убил? Что он тебе сделал?

– Он шумел сильно. А нам ни к чему…

Адыл застонал. Видно, собаку он свою любил.

– Не признал еще меня?

Адыл усмехнулся.

– А чего признавать? Ты шайтан, и жизнь твоя – дерьмо!

– А я зла не помню. Живи, но и другим дай пожить.

– Я тебе жить не мешаю.

Демид ему сказал:

– Ты был у татарина Ахмета, купца, проводником три года назад.

– А если и был, так что с того? Я у многих проводником был. Всех рази запомнишь?

– Ахмет тебе рассказал, где зарыт клад.

– Во! – усмехнулся Адыл. – И этот туда же! Да зачем ему это было надо? Кто про клады будет рассказывать? Сам подумай!

– Значит, надо было.

– Это навет. Не знаю, кто тебе сказал. – Адыл засопел. – Но это все прошлогодняя труха. И говорить нам не о чем.

Повисло тягостное молчание. Было видно, что просто так Адыла сломать не удастся. Не такой он человек.

– А вот что я тебе скажу, Адыл, – зло бросил Демид. – Мы тебя здесь кончим и все.

– Тогда кончай, чего говорить попусту? Я уж нажился. Мне и помереть можно.

– Э..э… не спеши… – Демид поудобней переставил ноги. – У тебя брат есть. Правда? Есть. Я знаю. Вот мы и его…

Адыл вскинулся, как бешеный, и готов был на нож кинуться. Демид на шаг отступил.

– Брата не трожь! Меня убей…

– Тогда идем в степь. И брат твой жив останется.

Вот так Адыл с ними пошел. И дошло до того, что за ним никто не смотрел даже. Демид его запугал неким человеком, который остался за братом его присматривать.

Надежней всякой веревки эти путы были. Адыл даже и не помышлял о бегстве или обмане. Видно, так любил он своего младшего брата. Но Тимофей думал, что этого человека, которым пугал Демид, на самом деле нет. Это все слова. У Демида с товарищами всегда плохо было. Он потому и Тимофея к себе подвязал, чтобы товарищ надежный был с ним. Про Тимофея известно было, что он верный казак и много прошел. Даже из Крыма убежал от татар. С таким человеком не страшно было никому. Демиду тем более.

Остальные прибились кто как. Старого Игната, побывавшего на Ливонской войне, давно знали оба, и Тимофей за него попросил. Хоть Игнат и староват был, зато человек верный. И не болтлив. А это сейчас самое главное было.

Семена взяли как ловкого парня. Много раз прибивался он в разные ватаги, брал добро и деньги, но быстро все проматывал. Однако ж в честности ему нельзя было отказать. Скорее умрет, чем товарищей предаст.

Он долго без дела по хутору слонялся. Ватага ушла, а в станице ему почему-то не очень доверяли. Видно, помнили старые дела.

– Семен, хоть и дурак, а сгодится, – сказал тогда Демид.

– Как скажешь, – согласился Тимофей, подумав, что Семен может им помочь при случае.

А малой парнишка, Глебка, так тот давно Тимофея просил взять его с собой на какое-нибудь дело. Его отца он раньше знавал, тот хороший казак был. Но погиб, подавшись куда-то на север. А мать вскоре умерла. Так малой один совсем остался. Мог и загибнуть вовсе. Ему лет пятнадцать исполнилось всего-то.

– Мне, дядь Тимофей, чего-нибудь заработать.

– А что ты можешь?

– Коня могу украсть.

И при этом он смотрел на Тимофея совершенно открытым взглядом. Ну как такого не взять? Да и пропадет он вот так в одиночку.

Они бродили по степи целую неделю. Встречались им старые курганы, от которых веяло чем-то древним. Вспоминались рассказы стариков о том, что где-то здесь, в безбрежной степи, будто бы похоронен целый город, в котором жило много людей. Город имел неисчислимые богатства, здесь стояли дворцы и шумели базары. Поверить в такое было трудно, но время от времени какой-нибудь казак находил в степи древнюю вещицу необычной формы. Ясно было, что вещь эта из далекого прошлого, ибо не было сейчас в степи никаких городов, а путешественники редко заходили в эти места. Тимофей помнил, как отец рассказывал ему о городке Царицын, что стоял на берегу Волги. Там водилось много каспийской рабы, осетры, белуги. Рыбаки струги набивали доверху.

– Нам бы у Царицына жить, – сказал ему отец. – Но там не дадут житья царские люди.

– Да чего, тату, – отвечал тогда маленький Тимофей. – У нас тут и так всего довольно.

– Да довольно-то, довольно, – говорил отец и замолкал, задумавшись. Он все ждал от этой жизни чего-то другого, несбыточного. Но оно не приходило…

Когда Тимофей с товарищами отходили от очередного потайного местечка, все выжидающе смотрели на проводника, ожидая заветного слова. Но он угрюмо молчал. И уводил их дальше. Было во всем этом что-то потаенное, скрытое. И совсем не случайно Демид начинал злиться, думая, что Адыл хочет его обмануть.

– Я пристрелю собаку! – говорил он Тимофею, сплевывая песок, набившийся в зубы от сильного степного ветра. – Мутит он чего-то.

– Ищет, – пожал плечами Тимофей, не понимая досады Демида. Ведь не за пучком травы вышли они в степь. Отыскать золото в этом безлюдном диком пространстве много стоит и сил и терпения.

– Я знаю, чего он ищет!

– А если знаешь, чего ждешь?

– Еще пару дней.

Демид отошел, тихо ругаясь.

И вот как-то под вечер Адыл незаметно приблизился к Тимофею и тихо сказал:

– Завтра, мой друг, завтра…

– Чего? – встрепенулся Тимофей, почувствовав в голосе Адыла некую затаенную мысль.

– Завтра…

Он давно заметил, что Адыл относится к нему много лучше, чем к Демиду. В словах даже проскальзывало некое уважение. Но, к сожалению для Адыла, это ничего не могло изменить. Демид здесь был за главного.

Из степи подуло холодным ветерком. Все жались к огню. Игнат припомнил, как ходили на турок лет пятнадцать тому назад, еще при старом царе. А его Игнат сильно уважал. Считал, что с тех пор не было на Руси сильного царя.

– Как Иван-то скажет – сразу везде слыхать было!

– У тебя старый царь, как бог, – язвительно молвил Сенька. – Все с уст не сходит. Чего он тебе, золотом чашку помазал?

– Дурак ты, Сеня! – отмахнулся Игнат. – Не только золото я уважал. В жизни много другого было.

– Чего тогда с нами пошел? Злата не уважаешь – иди в монастырь! Там таких много!

– А ну бросьте вы базланить, пустобрехи! – зло выругался хмурый Демид. – Навязались вы на мою голову! Житья нет!

Все уже привыкли к тому, что время от времени Демид начинал злобствовать и упрекать своих спутников за никчемность. Одного только Тимофея не трогал. Но этому никто не удивлялся. Сенька даже справедливо рассудил про себя, что лучше бы Тимофей был за вожака. Но его слово ничего не решало.

Сам же Тимофей в разговор не вмешивался. Тихо лежал и смотрел в ночное небо. Звезды манили какой-то пугающей неизвестностью, тайной прошлого.

Завтра… Адыл сказал, завтра… И это слово каким-то томительным ожиданием жило в Тимофее до самого утра.

– Вон тот курган, видишь?

Тимофей посмотрел. Курган как курган. Сколько они прошли таких? Но Адыл в этот раз не врал. Он вывел их сюда тайными тропами, полагаясь только на свои особые приметы.

В этом безбрежном краю как будто еще жило воспоминание о старом времени, когда и татар, и казаков тут не было.

Как Тимофею сказывал его отец, когда-то давным-давно жили здесь неведомые народы и племена. От них осталось в земле много всякого добра. Он помнит, как мальчишкой видел у одного казака чудной меч. Рукоятка резная, красивая. А сам клинок небольшой, навроде ножа. Но такой работы даже в Москве не встретишь. Это была работа древнего кузнеца, знакомого с тайнами старого ремесла.

Казак хвалился, что нашел этот меч в потайном месте, где идолы древние схоронены. Его кто-то спросил, не боится ли он мести идолов за то, что клад чужой откопал? Казак рассмеялся и ответил, что сила идолов давно ушла, теперь они не страшнее детской куклы.

И Тимофей хорошо помнил, что казака того вскоре убили. И этому никто не придал значения. Сколько их умирало? Но Тимофей про этот меч не забывал. Помнил и про идолов. Проклятье живет в веках. Оно настигает человека везде и всюду, где бы он ни спрятался. Об этом и сейчас думал, когда ожидал известия от Адыла. Сразу решил, что если увидит хоть одного идола, сразу уйдет и обо всем забудет.

Адыл привел его к невысокому кургану, показал: здесь…

– Вот кабы лаюн нас не сдурманил! – весело проговорил Семен, но его веселья никто не поддержал.

Напоминание о бесе, который охраняет клады, не вызвало ни у кого восторга. А Игнат укоризненно глянул на Семена и покачал головой, как бы говоря, и чего тебе, дурень, неймется? Бесов дразнить – верная дорога в могилу. И совсем не за этим они сюда пришли. Копали долго. Временами кто-нибудь начинал распаляться.

– Да нет тут ничего! Зря копаем!

Но Адыл упорно молчал.

Вдруг лопата обо что-то чиркнула. Игнат копнул глубже. Пожелтевший череп взирал на них пустыми глазницами. Тимофей вздрогнул, помня об идолах. Но этот череп был человеческий.

– Вот он! – сказал Игнат, непонятно кого имея в виду.

– Еще мертвяка не видали! – уныло протянул Демид.

– Копай, – уверенно сказал Адыл. – Это здесь.

Мертвеца быстро обкопали и обнаружили рядом возле него древнее оружие. Оно лежало рядом, как будто бы для того, чтобы мертвец мог пользоваться им в иной жизни.

– Какой, однако! – восхитился Игнат, разглядывая старый кинжал.

– Дай поглядеть!

Всех охватило оживление.

– Это не татары!

– Какое – татары!

Все испытывали какое-то лихорадочное волнение. Каждый чего-то в спешке искал, оглядывая остальных.

То, что еще недавно казалось чем-то совсем несбыточным, ненастоящим, вдруг обрело плоть.

– А вот, гляди, гляди!

Говорили наперебой, каждый хотел выразить свое восхищение, а Тимофей, наблюдая за всем этим, подумал, как слаб человек. Еще недавно они немного боялись бесов-кладовиков, опасались проклятья, а также беспокоились о том, чтобы никто не увидел их, не прознал про их промысел. А теперь, увидев золотую утварь и оружие, вмиг забыли о своих страхах, были готовы смеяться до упаду. Золото завораживало, увлекало. И все земное отступало перед этим чувством.

А еще он подумал, все ли он учел и нет ли в нем самом сомненья? Сейчас, увидев, что россказни Демида совсем не сказка, он начал тяготиться сделанным. И даже мысль о любимой женщине не так грела душу. А верно ведь говорят, что демоны проникают в самую суть человеческой души и нет от них спасенья, разве что… Он истово перекрестился. В этот момент Демид оглянулся и едкая злая усмешка промелькнула на его губах. Он словно чувствовал, о чем думает Тимофей, и это чувство забавляло его.

– Чего так смотришь, Тимоха? Теперь видишь, что я правду говорил? – Он терпеливо и настойчиво ждал его ответа, как будто от этого что-то зависело, и Тимофей откашлялся, неловко улыбнувшись:

– Я и не думал, что ты меня обманываешь, Демид.

– Как же, как же, говори! – усмехнулся Демид. – Все время только и ждал, когда я промахнусь. Но вышло по-моему.

– Да думай, что хочешь! – вспылил Тимофей. – Мне твои слова без разницы!

– Ладно, не обижайся, – приветливо сказал Демид. – Как делить будем?

– Кто этот… мертвец?

– Да откуда ж я знаю? Может, Адыл знает?

– Ничего я не знаю, – сурово сказал Адыл, озабоченный тем, чтобы не случилось ничего угрожающего их жизни. Он был суеверен и не зря. Только страх за любимого брата заставил его прийти сюда. – А только уходить нам скорей отсюда надо. Вот что!

– Уйдем, уйдем, – пробормотал Демид, занятый своими мыслями.

Казаки выбирали золото и смеялись. Кто бы мог подумать? Еще вчера каждый из них был беднее любого московского нищего. А теперь…

Но уйти далеко всем так и не удалось.

* * *

Тимофей смотрел на трупы своих товарищей, чувствуя, как старая тоска подбирается к его душе, не давая покоя. Так бывало всякий раз, когда он терял друзей в бою.

Понимаешь, что уже ничем не сможешь им помочь, и от этого опустошающее бессилие охватывает тебя. Если бы враг был рядом, был здесь, стало бы намного легче. Тогда можно было биться, даже погибнуть, сознавая, что все это не зря. Но вокруг Тимофея была дикая пустошь. Только крик дальней птицы тревожил тишину этого места.

Он еще раз оглядел всех. Может, кто и жив еще?

Вот Игнат, здоровый мужик, лежал навзничь. Застывшая кровь темными полосками избороздила лицо. Его убили выстрелом в голову. А вот и Семен. Тоже погиб, хотя казалось, его-то пуля не возьмет. Как заговоренный, выходил из разных смертельных положений. Всегда хватало ума понять, где нужно вовремя остановиться, а где идти дальше. Но, видать, слишком долго ему везло.

Адыл тоже лежал неподалеку. И его смерть, как это ни удивительно звучит, накладывала печать тайны на все происшедшее. Если бы труп его не лежал вместе с остальными, тогда все можно было объяснить проще. Он связался со своими товарищами и те, тайно следуя по их пути, убили всех, забрав сокровище.

Не было среди мертвецов только двоих, Демида и Глеба.

Теперь-то ясным становилось, что именно Демид убил всех и забрал золото. Он обвел их вокруг пальца, и его, Тимофея, бывалого казака, тоже. Стоило ему отлучиться ненадолго и вот…

Увидев мертвыми своих товарищей, он понял, что не будет ему покоя, пока не поймет, как все произошло.

Мальчишка…

Тимофей посмотрел вдаль. Что же случилось? Не верилось ему, что мальчишка мог быть причастен к этому нападению. Но его тоже не было…

Выходит, Демид пожалел его? Как-то не верилось. Зная вероломную натуру Демида, трудно было поверить в то, что он пощадил мальчишку из жалости. А зачем ему живой свидетель злодеяния? Или все же они были как-то связаны между собой? Вспоминалось, как подошел к нему Глеб, как просил о том, чтоб он взял его с собой. Все выглядело искренне, все по правде. Что же, Демид стоял за его спиной?