Читать книгу Железный Путин: взгляд с Запада - Ангус Роксборо - Страница 16

В первые годы пребывания Путина на посту президента чеченские события бросали глубокую тень на его заявления о принятии России в «европейскую семью». Я провел несколько месяцев в Чечне во время первой войны (1994–1996 гг.) и своими глазами видел, как российские войска уничтожали республику. На мой взгляд, там было более чем достаточно доказательств серьезных военных преступлений и нарушений прав человека, которые были задокументированы мной и рядом других журналистов. Но международное сообщество – возможно, из-за чрезвычайной занятости войнами на Балканах – ничего не предпринимало по этому поводу. Полное разрушение столицы республики, города Грозного, гибель десятков тысяч гражданских лиц, чьи жилые дома были буквально стерты в порошок российской авиацией и артиллерией – все это никак нельзя было оправдать задачей уничтожения «бандитов», как стали называть местных повстанцев. Я брал интервью у выживших в российских «фильтрационных лагерях» – печально известных тюрьмах, где чеченцы подвергались пыткам. Я видел гигантские братские могилы, заполненные сотнями трупов. У некоторых из них руки были связаны за спиной. Я встречался с десятками скорбящих семей, видел убитых женщин и детей, сотни домов, уничтоженных в поселках по всей Чечне, потоки беженцев, спасавшихся от российских войск, людей, которые прятались в подвалах своих домов во время воздушных налетов. Я встречал беззащитных, лишенных крова стариков, замерзавших и умиравших от голода на руинах своих домов. Но это все было при президенте Ельцине, и Запад, одурманенный его заявленной глубокой приверженностью к демократии, выражал лишь слабое осуждение, предпочитая считать этот конфликт «внутренним делом» России.

Вторая война, развязанная Путиным в 1999 г., оказалась, по общему мнению, еще более жестокой. Но западные журналисты освещали ее слабо – просто потому, что это было слишком опасно. По крайней мере, во время первой войны чеченцы в целом были хорошо расположены к журналистам; с тех пор республика превратилась в преступную трясину, где бесследно исчезали люди. Был слишком высок риск быть похищенным или убитым. Вооруженные повстанцы превратились в варваров. Донести правду миру могли только такие мужественные журналисты, как Анна Политковская. (Но даже при этом ни один западный лидер не потребовал призвать к ответу ни одного российского командира или политика за военные преступления.)

В первую войну журналистам было относительно просто передвигаться по территории Чечни. Следствием этого стали крайне резкие критические репортажи – не только на Западе, но и в самой России, особенно на НТВ. Власти хорошо усвоили урок, и во время второй кампании постарались перекрыть им доступ в зоны боевых действий. Российский журналист Андрей Бабицкий, работавший для радио «Свобода», был даже похищен федералами в начале 2000 г. за свои критические репортажи. Затем его передали чеченским повстанцам в обмен на российских военнопленных, словно он был участником боевых действий. Этот обмен, очевидно, был поддержан Путиным, который дал понять, что не видит в нем ничего особенного, потому что Бабицкий-журналист оказался предателем. «Это было его собственное решение, – ответил Путин на вопрос журналиста «Комсомольской правды». – Он отправился к людям, в чьих интересах, фактически, работал»².

Если Путин полагал, что критические репортажи равносильны работе на врага, то не может быть никаких сомнений о том, как он относился к Политковской. После приручения НТВ она стала самым главным летописцем российского варварства в Чечне, терпеливым слушателем криков боли, которые Кремль желал бы заглушить.

Власти утверждали, что чеченская кампания является «операцией по обеспечению безопасности», единственной целью которой является уничтожение террористов. А Политковская разговаривала с очевидцами российских «зачисток», в частности с 45-летним Султаном Шуаиповым, беженцем из поселка Новая Катаяма в пригороде Грозного. Он рассказал Политковской, как сам подобрал на улице 51 труп и похоронил их. Вот часть его рассказа.

«Когда из дома № 36 на 5-ю Линию навстречу федералам вдруг вышел 74-летний Саид Зубаев, солдаты заставили его “плясать” – палили из автоматов под ноги, чтобы он подпрыгивал от пуль. Старик устал – его застрелили… И слава Аллаху! Саид не узнал, что сделали с его семьей.

Около девяти вечера, снеся ворота, во двор Зубаевых вперлась БМП. Оперативно и без лишних слов солдаты вывели из дома и поставили в ряд у лестницы 64-летнюю Зайнаб, жену старика, их дочь, 45-летнюю Малику, жену полковника российской милиции, маленькую дочку Малики Амину, 8 лет. 40-летнюю дочь Саида и Зайнаб Мариет, 44-летнего племянника Саида Саидахмеда Забаева, 35-летнего Руслана, сына Саида и Зайнаб, его беременную жену Луизу. Их 8-летнюю дочку Элизу… Было несколько пулеметных очередей, и, мертвые, все они остались лежать у отчего дома. Так Зубаевых на свете не осталось никого, кроме Инессы – 14-летней дочки Руслана. Ее, девушку очень красивую, перед расстрелом военные предусмотрительно отвели в сторонку, а потом утащили с собой.

– Мы искали Инессу. Но она как будто испарилась, – говорит Султан. – Думаем, ее изнасиловали и зарыли где-то. Иначе бы пришла хоронить своих. В одну ночь с Зубаевыми погиб директор школы № 55 Идрис – его сначала долго били об стенку, всего переломали, а потом сделали контрольный выстрел в голову… В другом доме мы нашли, рядышком лежащих, русскую бабушку 84 лет и ее 35-летнюю дочь Ларису, известного в Грозном адвоката, – обе изнасилованные и расстрелянные… Труп 42-летнего профессора-физика Чеченского госуниверситета Адлана Акаева валялся во дворе дома со следами пыток… У обезглавленного тела 47-летнего Демилхана Ахмадова не было еще и рук… Примета карательной акции на Новой Катаяме – многим отрубали головы. Я видел несколько окровавленных чурок для колки дров. Например, на Шефской улице стояла такая чурка, в нее был воткнут топор, на чурке – женская голова в красном платке, а рядом, на земле, тоже безголовое, но тело мужчины <…> Еще – нашел обезглавленный труп неизвестной мне женщины с разрезанным животом, куда была засунута голова… Ее голова? Чужая?»³

Несмотря на все задокументированные случаи жестокостей, к ответственности был привлечен лишь один старший офицер. Полковнику Юрию Буданову предъявили обвинения в похищении, изнасиловании и убийстве 18-летней чеченской девушки Эльзы Кунгаевой, совершенных в пьяном угаре. Солдаты вытащили ее из собственного дома и увезли на БМП, якобы по подозрению в том, что она снайпер. Обвинение в изнасиловании впоследствии было снято. На суде Буданов признался, что задушил девушку, но при этом заявил, что во время допроса пришел в такую ярость, что временно потерял контроль над собой. Сначала его признали невиновным, потом, при повторном рассмотрении дела, приговорили к десяти годам тюрьмы. Он вышел на свободу в январе 2009 г., на 15 месяцев раньше срока. В июне 2011 г. он был убит на одной из московских улиц.

Местью за российскую кампанию стало десятилетие террористических актов, совершенных чеченцами по всей России. Взрывы гремели в самолетах, вагонах метро, школах и на улицах. 18 апреля 2002 г. в своем ежегодном обращении к народу президент Путин объявил, что война окончена. Но через полгода террористический акт произошел в самом центре российской столицы. В октябре 2002 г. до 50 вооруженных чеченцев, среди которых было много женщин, проникли в здание театра на Дубровке во время представления мюзикла «Норд-Ост» и захватили в заложники артистов театра и 850 зрителей. У чеченцев были огнестрельное оружие и взрывчатка; на женщинах – «пояса шахидок». Они потребовали немедленного и безоговорочного вывода российских войск из Чечни в течение недели. В противном случае, было сказано, они начнут убивать заложников.

В течение трех дней Путин проводил почти непрерывные совещания с руководителями силовых структур. На первом совещании силовики предложили штурмовать здание, но премьер-министр Михаил Касьянов был категорически не согласен. Он предложил начать переговоры с террористами, чтобы избежать жертв. По словам Касьянова, силовики настаивали на том, что нет смысла идти на уступки, поскольку жертв в любом случае не избежать. Путин в это время должен был лететь в Мексику на саммит АТЭС, но послал вместо себя Касьянова. Кое-кто предположил, что такое решение было принято для того, чтобы удалить из Москвы единственного человека, препятствовавшего применению силы для освобождения заложников. Но даже Касьянов признает, что Путин ни в коем случае не мог оставить страну в такой момент (тем более с учетом критики, обрушившейся на него за реакцию на катастрофу «Курска»)⁴. Во время кризиса с заложниками в Буденновске в 1995 г. президент Ельцин отправился на встречу «Большой семерки» в канадский Галифакс, оставив вести переговоры с захватчиками премьер-министра Виктора Черномырдина, который позволил им уйти. Путин, безусловно, не собирался повторять подобной ошибки.

Несколько политиков и журналистов (в том числе Анна Политковская) пытались урезонить захватчиков, но тщетно. В итоге силовики поступили по-своему. Спецназ закачал в помещение театра парализующий газ, чтобы усыпить террористов (и заложников), после чего пошел на штурм здания. Произошла перестрелка, в ходе которой все террористы были убиты, включая и тех, кто уже свалился с ног под воздействием газа. Но погибли и 130 заложников, преимущественно от воздействия токсического вещества и неоказания им надлежащей срочной медицинской помощи после того, как их вынесли из здания. Действия вызвали волну критики. В частности, тот факт, что химический состав примененного газа был настолько засекречен, что даже врачам, находившимся на месте событий, не было сказано, что это такое и какой антидот следует применять, что увеличило число жертв.

Путин позже оправдывал эти действия тем, что сотни людей были спасены. Надо честно признать: ни одно правительство в мире еще не придумало эффективный способ действий в подобных ситуациях. Но все ли сделали силовики, чтобы обезопасить жизни заложников? Или они больше были заинтересованы в уничтожении террористов? Когда затонул «Курск», появилось предположение, что Путин отказался от иностранной помощи в первую очередь потому, что не хотел, чтобы спасатели НАТО сунули нос в сверхсекретную российскую атомную подводную лодку. Химическое вещество, примененное при штурме театра, тоже было военной тайной; его точной формулы так и не обнародовали.

Большая проблема состояла в том, что российские власти отказываются признать мотивы действий террористов. Что это – часть международного исламистского движения, как постоянно заявляет Путин, корни которого в Пакистане и Афганистане, или месть за попытки России покорить Чечню начиная с 1994 г.? Ответ можно найти в словах человека, с которым разговаривала Анна Политковская во время захвата здания театра. Она попросила одного их террористов отпустить детей старшего возраста (младших к тому времени уже выпустили).

– Дети? – ответил он ей. – Здесь нет детей. В зачистках вы забирали наших двенадцатилетних. Мы так же поступим с вашими.

– В отместку? – спросила Политковская.

– Чтобы вы поняли, что это такое.

Политковская спросила, можно ли хотя бы принести детям еды.

– А вы наших кормили во время зачисток? Значит, и ваши обойдутся.