Читать книгу Жажда доверия. Часть 2. Любовь бессмертного бессмертна - Аника Вишес - Страница 3

Только дома Кристина всегда чувствовала себя спокойно. Сколько бы съемных квартир девушка ни сменила, какой бы мебелью их ни обставила, по-настоящему она любила только родительский дом. Несколько раз за ее жизнь само здание и место менялись, но главным были люди, ее семья. Только в непосредственной близости от них ей удавалось ощутить себя в безопасности.

Бледный свет прозрачной летней ночи становился все ярче в преддверии утра. Кристина лежала, свернувшись калачиком, на своей постели лицом к стене. Позади себя она услышала шаги. Должно быть, это мама снова заглянула в ее комнату, проверить, спокойно ли она спит. А спалось ей в последнее время просто ужасно.

Вошедший осторожно присел на край кровати. Проснувшаяся девушка повернула голову, чтобы сказать, что все в порядке, и не стоит волноваться о ней, но горло вдруг перехватило. Над Кристиной, слегка склонившись, сидел Герман. Его рубашка на боку была багряной и мокрой от крови, губы оскалились в звериной усмешке, а из глазниц на девушку смотрели волчьи, темные глаза.

Она закричала, что было сил, и проснулась.

Кристина лежала в своей постели в доме родителей. За окном по хмурому небу и вправду растекался рассвет. Она была в комнате одна. Это оказался просто сон. Очередной ночной кошмар, один из многих, посещавших ее за последнее время.

Стрелки на настенных часах показывали только четыре утра, и можно было совершенно спокойно проспать еще несколько часов, но девушка знала, что больше не заснет. Повалявшись немного, она встала, накинула халат и спустилась вниз. Уже скоро должна была проснуться мама, которой рано нужно выезжать на работу. Кристина взялась готовить завтрак, чтобы хоть как-то себя занять, пока обитатели дома не проснутся.

Омлет был почти готов, когда сзади послышался голос:

– Ты чего не спишь в такую рань?

Девушка вздрогнула от неожиданности, затем ответила, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее:

– Доброе утро, мам! Да вот, проснулась, решила тебя на работу собрать.

– Рассказывай, – отозвалась светловолосая женщина в годах, запахивая халат поплотнее. – Опять сны снились?

Дочь молча раскладывала омлет по тарелкам.

– А таблетки ты принимаешь?

– Принимаю, конечно. Да ты не переживай так! Со мной все в порядке.

Мать только покачала головой на это. Кристина не врала ей, она и вправду принимала успокоительное. Хотя толку от него было маловато. Жуткие сны приходили почти каждую ночь. Девушка просто не могла теперь нормально спать. Разве что днем. Что она и делала, чтобы как-то выправить ситуацию.

Кристина перестала выходить из дома, не ездила в университет.

– Это временно, мамуль, не волнуйся. Мне просто нужно немного отдохнуть и прийти в себя после того, что со мной произошло.

– А что с тобой произошло? Я и отец очень бы хотели это знать. Мы уже сто раз спрашивали, но ты же ничего не рассказываешь.

Она не рассказывала, потому что не знала, как подобрать слова. Не было сомнений в том, что привычный мир треснул, словно корка пирога, и проступила его странная, жестокая и пугающая начинка. Но больше всего Кристину страшило то, что она, коснувшись, прилипла к ней, как муха.

Иногда девушка, подолгу сидя в своей комнате, поджимала колени у груди и обнимала их руками, представляя, что ничего особенного в ее жизни не происходило. Не было белого кафеля, залитого кровью. Не было светлых, мертвеющих глаз молодого мужчины, испускающего последний вздох в смертоносных объятьях. Не было Германа с перепачканным кровью лицом. Кристина представляла, что ничего этого нет, и по щекам ползли горячие слезы. Она испускала стон, переходящий в плач, и закрывала себе рот ладонью, чтобы никто из домашних не слышал, как она рыдает.

Но намного больший ужас сковывал ее при воспоминании о последних словах, сказанных Германом в спальне его квартиры перед самым бегством девушки.

«Ты теперь на моей стороне. Ты станешь одной из нас».

Неуемный язык нащупывал по рту клыки, кажущиеся аномально острыми. Кристина старалась не думать об этом, но не могла выгнать навязчивые мысли из головы и совершенно перестала владеть собой. Однажды она поймала себя на том, что пытается вдавить один из нездорово отросших зубов обратно в десну.

Именно после этого случая девушка начала пить успокоительные таблетки. Но прежде состоялся долгий разговор с родителями. Почему она примчалась с вещами среди ночи на своем белом Шевроле, чуть не вышибив ворота? Машина сигналила, поставив на уши всех соседей. Когда же блудная дочь, наконец, попала в дом, то просто заперлась со своей кошкой в одной из комнат до утра, не отвечая ничего вразумительного.

Сидя там, она выдумывала подходящую причину своего появления. Сказать правду представлялось немыслимым. Почему-то Кристина была уверена, что даже если бы ее семья все видела своими глазами, мама и папа нашли бы разумное, не сверхъестественное объяснение случившемуся. Оклеветать Германа она оказалась не способна. Сначала думала соврать, что он ударил ее или и вовсе изнасиловал, но почему-то не могла представить, что осмелится произнести такое вслух. Наконец, выйдя наутро из комнаты, Кристина объявила домашним:

– Мы расстались. Я узнала, что он замешан в чем-то таком, с чем я не хочу иметь ничего общего.

– Он что, бандит, да? Наркотиками торгует? – округлил глаза младший брат.

На Мишкином лице явно читался восторг и предвкушение. Отец и мать эмоций сына не разделяли, но и расходиться не спешили, ожидая ответа на последний вопрос. Кристина плотно сжала губы, затем ответила:

– Нет, не бандит. Но я больше ничего не могу вам сказать. Просто мы расстались. Навсегда. Будет лучше, если мы никогда не будем вспоминать о нем.

Сама же девушка, вопреки собственным словам, не могла забыть о случившемся. В ее голове бесконтрольно сами собой всплывали то образы ночей, проведенных с Германом, и его ласк, то забавные игры «в шпильки», когда они говорили друг другу колкости, ожидая реакции. Однако с наступлением сумерек эти воспоминания сменялись другими. Ей снова виделись сцены убийств, клыки, раздирающие человеческую плоть, и темно-карие глаза, знакомые и чужие одновременно. Эта двойственность восприятия наваливалась на Кристину день ото дня все больше, подобно тоннам и тоннам океанской воды. Иногда казалось, еще немного, и пережитое просто раздавит ее голову, как орех: скорлупа треснет от напряжения сама собой.

Вот и теперь девушка ковыряла вилкой омлет, составляя компанию матери перед уходом на работу. Пальцы ее при этом иногда чуть подрагивали. В последнее время такое случалось часто и безо всякой видимой причины. Кристина уже даже не обращала внимания. Взгляд матери же неотрывно следил за ее неспокойными кистями рук. Прожевав кусок омлета, женщина в халате сказала:

– Знаешь, я тут подумала вдруг… У меня есть один приятель, еще по студенчеству познакомились. Очень умный и талантливый человек. Помогает людям в сложных жизненных ситуациях, образованный. Когда я Мишку родила, у меня после родов такое состояние было, ты себе не представляешь! Отец не знал, что делать. Я на полном серьезе иногда думала страшные вещи, про себя и вообще, даже не хочу пересказывать вслух. Это сейчас про послеродовую депрессию в интернете полно информации, а тогда… Тяжело было женщинам в таких случаях.

Все еще подрагивающими пальцами Кристина потерла заспанные, красноватые глаза, в которые точно песка насыпали, и устало спросила:

– Мам, что ты хочешь сейчас сказать?

Женщина поправила волосы, плохо лежащие ото сна. На отросших неокрашенных корнях явственно проступала седина.

– Я думаю, не познакомить ли вас с этим моим приятелем? Ты могла бы обсудить с ним все, что тебя беспокоит, не боясь, что кто-то узнает. Даже мы. Он очень интересный собеседник и хороший специалист.

– Психиатр? – спокойно спросила Кристина.

– Э-э… Нет. Нет, конечно, что ты! – женщина постаралась скрыть неловкость за улыбкой. – Вообще-то его профессия называется «психоаналитик». Знаешь, сейчас модно. Все занятые люди, топ-менеджеры, разные крутые специалисты, сильно устающие на работе – ВСЕ ходят сейчас к психоаналитикам. Так что в этом ничего такого нет.

– Понятно. Я подумаю.

Нужно было как-то успокоить родительницу, и Кристина продолжила есть свой омлет. При этом она старалась посильнее сжимать вилку, чтобы пальцы не вздрагивали. Однако мать не унималась.

– Ну что тут думать?! Ты же, как приехала месяц назад среди ночи с безумными глазами, так до сих пор отойти не можешь. За все время один раз на улицу вышла, в магазин. И то не дошла и ничего не купила, пришла сама не своя. Думаешь, мы с отцом ничего не видим? Из универа звонили, спрашивали, где ты, почему не закрываешь сессию. Тебя же отчислят! Как ты потом восстановишься на бюджет?!

– Мам, поверь мне, это сейчас не важно.

– Не важно? Образование не важно?! А что же тогда важно? Как ты жить-то дальше собираешься?!

– Собираюсь, – твердо ответила Кристина. – Я просто собираюсь жить дальше.

Она встала из-за стола. Затем просто подошла к матери, обняла ее за плечи и поцеловала в седую макушку.

– Мам, все будет хорошо, я как-нибудь справлюсь. Ты только не переживай.

Женщина положила свою руку на плечо дочери, и девушка почувствовала, какая теплая и мягкая у нее ладонь.

– Ой, не знаю я, не знаю… Ты же ничего не рассказываешь… Ну вот что у вас там случилось?

– Ничего, – ответила Кристина, уходя с кухни к себе в комнату. – Что было, то прошло. Ты права, нужно как-то жить дальше.

Поднявшись наверх, она зашла в свою спальню и плотно закрыла дверь. С минуту стояла неподвижно и слушала. В доме было тихо, никто не пошел следом. Тогда девушка встала на колени и запустила руку глубоко под кровать. Нашарив там что-то, она достала это и села, держа в руках увесистый конверт. На нем значилось:

«От господина Мареша Г. В. госпоже Елагиной К. С. лично в руки».