Читать книгу История Израиля. От истоков сионистского движения до интифады начала XXI века - Anita Shapira - Страница 7

В еврейской истории особое место отведено Теодору Герцлю, отцу сионистского движения. Как бы ни пытались объяснить определенные исторические явления, в них все же сохраняется необъяснимый, таинственный, мистический элемент. Появление Герцля в еврейском мире и его активная деятельность менее чем за десять лет составили одно из таких явлений: мимолетная вспышка молнии, осветившая реальность и встряхнувшая ее, заложившая основу для будущих изменений. Герцль был венгерским евреем из эмансипированной и приобщенной к немецкой культуре семьи; его познания в иудаизме были скудными, а в отношении еврейского народа – поверхностными. Журналист, специализирующийся на жанре легкого фельетона, который ценили в основном евреи, искушенные и ироничные читатели уважаемой венской газеты Neue Freie Presse на рубеже веков, Герцль также пробовал свои силы в драматургии, но с небольшим успехом. Ничто в его личной истории не намекало на душевную стойкость, безграничную энергию, политическую проницательность и бесконечную самоотдачу, которые он проявил в последнее поразительное десятилетие своей жизни. Почти в мгновение ока этот посредственный буржуазный интеллигент превратился в человека, движимого призванием.

Краткая брошюра Der Judenstaat («Еврейское государство»), которую Герцль опубликовал в 1896 году, стоит в одном ряду с трактатом аббата Сийеса What Is the Third Estate? («Что такое третье сословие?»), спровоцировавшим Французскую революцию, и с Common Sense («Здравым смыслом») Томаса Пейна, создавшим подспорье для американской революции. Auto-Emancipation («Автоэмансипация») Иегуды Лейба Пинскера 1882 года предшествовала брошюре Герцля, и хотя анализ антисемитизма Пинскером был определенно более глубоким, величие Герцля заключалось в том, что он показал это явление в его современном контексте и извлек из него конкретные выводы. Герцль понимал многогранный характер современного антисемитизма, соединявшего в себе противоположные элементы. Евреев ненавидели как капиталистов и как революционеров, как богатых и как бедных; как образованных и как невежественных; как людей, унаследовавших местную культуру, но все же остававшихся самобытными.

Прежде всего, Герцль признал, что антисемитизм проистекает из нового явления в политической жизни Европы: массовой политики. По словам Герцля, по мере того, как власть масс возрастала с ростом национализма и демократизации, одновременно возрастал и риск для евреев. Живя в Вене и Париже, он был свидетелем растущей власти масс. В Австрии Карл Люгер, антисемитский политик-подстрекатель, чье избрание бургомистром Вены не было одобрено императором Францем Иосифом, тем не менее был переизбран немецкой общественностью. Немцы чувствовали угрозу со стороны растущего национализма поляков и чехов и возмущались очевидным успехом евреев в культурной и экономической жизни имперского города. Поэтому они разделяли политические взгляды Люгера. В Париже Герцль наблюдал массовое возмущение, последовавшее за судом над Дрейфусом. Однако не этот суд пробудил его внимание к еврейскому вопросу (антисемитизму), как это принято считать. Его националистическое сознание уже было пробуждено растущей властью масс и тем, что это значило в свете их отношения к евреям – даже в стране, где евреи были эмансипированы в течение почти столетия. Негодование масс по отношению к евреям укрепило его веру в то, что евреи не могут ассимилироваться не потому, что они этого не хотят, а потому, что им этого не позволяют. В долгосрочном плане прогресс мог бы изменить эту ситуацию, но вот из-за чего план Герцля был как нельзя более актуален: сколько на самом деле оставалось времени для решения еврейского вопроса?

Интуитивно Герцль осознавал скрывающуюся экзистенциальную опасность: независимо от того, провалилась ли эмансипация или достигла успеха, она была предоставлена на основе абстрактных принципов конституционного равенства. Она не завоевала сердца и умы людей, которые отказывались принимать евреев как часть своих сограждан. Вывод Герцля был прост: нет смысла бороться с антисемитизмом, доказывать его ошибочность, поскольку он основан на глубоко укоренившемся мировоззрении, которое рациональное мышление не в состоянии преодолеть. Единственный вариант – обойти его. Евреи были нацией, нуждавшейся в собственном государстве. Однозначный диагноз Герцля о природе болезни и ее лечении был освобождением: он положил конец полуправде, притворству, будто все в порядке и эмансипация решила проблему. Оскорбленная гордость образованного, ассимилированного еврея, оказавшегося отвергнутым культурой и нацией, к которым, по его ощущению, он принадлежал, привела Герцля к откровенному и гордому лозунгу: мы – народ – единый народ!

К этому выводу Герцль добавил еще одно суждение: еврейский вопрос – глобальная проблема, которую можно решить только с помощью великих держав. Действительно, обсуждение евреев в терминах «вопроса» было уничижительным. Рассмотрение «проблемы рабства» или «женского вопроса» подразумевало, что эти группы были ниже по статусу и нуждались в эмансипации. Напротив, определив проблему евреев как международную, Герцль убрал ее из сферы социальной и этнической политики в различных странах и включил в международную повестку дня. Он диалектически рассматривал как явный, так и скрытый европейский антисемитизм как фактор, который подтолкнет страны Европы к созданию еврейского государства. Стремясь избавиться от мятежной еврейской интеллигенции, успешного еврейского среднего класса, избытка еврейской образованной прослойки на Западе и обездоленных евреев Востока, европейские державы предложат свою помощь в организации современного Исхода.

Герцль чрезвычайно глубоко понимал антисемитизм. В своем дневнике он сравнил еврейский народ с катящимся камнем, падение которого в бездну невозможно остановить. «Они нас изгонят, убьют?» – задавался он вопросом в речи, которую собирался произнести перед Ротшильдами[29]. Несмотря на все эти зверства, он полагался на европейский гуманизм и прогресс, считая, что сами европейцы захотят избавиться от евреев, но гуманно, помогая им создать собственное государство. Он и представить себе не мог, что Исход когда-нибудь сменится крематориями Освенцима.

Будучи современным человеком, Герцль любил европейскую культуру и восхищался ею: оперой, театром и музыкой. Он видел потенциал новых технологий, сокращающих расстояния и делающих достижимым то, что 50 лет назад считалось немыслимым. Теперь стало возможным перевезти миллионы людей с одного континента на другой за короткое время и без большого напряжения и лишений осуществить крупномасштабные колонизационные проекты. Описание Герцлем того, как современный мир сделал такие начинания возможными, увлекло многих евреев. Как впоследствии оказалось, еврейское государство строилось не по сценарию Герцля и сопровождалось огромными трудностями. Сионисты должны быть благодарны ему за то, что он не ожидал этих трудностей, иначе, возможно, он с самого начала разочаровался бы в этом предприятии.

Герцль описал процесс переселения миллионов евреев из Европы в Палестину – евреев, которые, как он утверждал, не могли или не хотели ассимилироваться. Он пояснял, что такой процесс должен быть поддержан обязательным международным договором, который предоставит евреям права в их новой стране в соответствии с моделью уставного общества. Уставные общества ранее создавались в Британской империи либо с целью белой колонизации, либо для получения торговых и других привилегий. Должна была быть собрана делегация евреев для переговоров с великими державами, чтобы получить хартию. Если бы Герцль остановился после публикации брошюры «Еврейское государство», которая сразу же получила признание и была переведена на иврит, идиш, русский и другие языки, он никогда бы не занял свое неоспоримое место в еврейском пантеоне. Величие Герцля заключалось не только в том, что он определил цель, но и в том, что разработал средства для ее достижения, созвав Первый сионистский конгресс в Базеле в 1897 году.

До этого он пытался привлечь активные международные еврейские благотворительные ассоциации. Эти организации стремились повысить продуктивность, обучать нуждающихся еврейских детей ремеслу и расселять евреев в Аргентине. Они были созданы и находились под строгим контролем богатых, уважаемых евреев с благородными целями, но без националистических притязаний. На первых этапах разработки своей концепции Герцль надеялся заручиться поддержкой крупных еврейских филантропов, таких как барон Морис де Хирш, финансировавший еврейскую колонизацию в Аргентине, или барон Эдмон де Ротшильд. Но его встречи с этими людьми не увенчались успехом. Когда они согласились принять его, то увидели в нем не пророка национализма, а всего лишь известного журналиста, а его программу посчитали плодом возбужденного воображения, не имеющего под собой реальной основы. Обаяние Герцля, сослужившее ему хорошую службу среди государственных и политических деятелей, на этот раз на встречах с филантропами подвело его. Именно после этой неудачи с миллионерами он решил написать «Еврейское государство» – предсказуемый шаг для человека, для которого журналистика была его хлебом с маслом.

Ажиотаж, вызванный этой скромной брошюрой, привел Герцля к выводу, что он должен основать упомянутую в ней «Ассоциацию евреев», которая будет представлять евреев на переговорах по хартии[30]. Новаторство его замысла созыва конгресса заключалось в том, что впервые в еврейской истории международные делегации, представляющие партнеров сионистского проекта, собирались на широкой общественной основе. Хотя и следовало ожидать, что потенциальные участники, способные позволить себе поездку, будут из образованного еврейского среднего класса, идея заключалась в том, чтобы конгресс представлял весь еврейский народ и общался с властями с точки зрения идей сионизма. Делегаты со всего мира посетили съезд 1897 года, и за три дня его проведения сформировалась модель сионистского движения. Были созданы постоянные учреждения. Съезд собирался раз в год или два как своего рода парламент. Президент и исполнительный комитет составляли исполнительный орган, действовавший в период между съездами. Были сформированы местные ассоциации, члены которых платили взносы – используя сионистские шекели – и отправляли делегатов на конгресс в соответствии с количеством оплативших членов. В те несколько дней Герцль заложил организационные и политические основы того, что позже будет названо «зарождающимся еврейским государством». Таким образом, Герцль в очень конкретном смысле заявил: «В Базеле я основал еврейское государство».

Этот магический акт создания ex nihilo[31] представительного органа еврейского народа, уполномоченного вести переговоры в качестве своего законного представителя с главами государств, которые помогут получить хартию, был революционным шагом, провозгласившим миру создание нового национального движения. Как человек, ответственный за работу с прессой, Герцль незамедлительно пригласил представителей международной прессы осветить это событие. Он позаботился о том, чтобы зал был достойным, с делегатами во фраках и белых перчатках. В изображениях была заметна смесь современности и древних символов. Например, на карточке делегата с одной стороны была изображена Стена Плача (развалины стены Храма), а с другой – фигура фермера-еврея, работающего на своем поле. Сионистский флаг, размещенный на талите, еврейском молитвенном покрывале со звездой Давида в центре, был идеей Герцля. Стихотворение Нафтали Герца Имбера Hatikva («Надежда») было принято в качестве гимна движения, несмотря на то, что язык конгресса был немецким и большинство делегатов свободно владели им.

Рихард Лихтхейм, лидер немецких сионистов, определил сионизм как «подарок Европы еврейскому народу»[32], и его фраза подчеркнула националистический, новаторский характер движения, которое стало посредником между еврейским народом и современностью. Эта фраза также отразила сионистские методы политической организации и дипломатических действий, зародившиеся в Европе. Герцль привнес в сионистское движение политическое лавирование, которому научился в Бурбонском дворце[33] во время пребывания в Париже, а также преобладающие концепции и практики большого мира: конгрессы, уставы, переговоры на высшем уровне, широкомасштабные акции и т. д. Эти сферы деятельности были неизвестны еврейскому народу. Вот почему бо́льшая часть руководства молодого сионистского движения принадлежала к евреям Запада – сторонникам эмансипации.

Напротив, массы, которые сионизм стремился спасти, жили в Восточной Европе и мало знали о западной культуре. Многие остались приверженцами религиозного образа жизни и соблюдали Галаху (еврейский закон) и традиции. Ускоренная модернизация Российской империи во второй половине XIX и начале XX века затронула широкие слои населения: железные дороги оставили еврейских торговцев без работы, традиционные занятия, такие как извоз, стали ненужными, а многочисленные ремесла оказались невостребованными в результате индустриализации. Потеря этих источников средств к существованию в сочетании с резким увеличением населения евреев царской России между 1800 и 1900 годами привела к повальной бедности. Предпочтительным решением экономических трудностей в связи с отсутствием надежды на самореализацию и физической безопасности была эмиграция за границу. На рубеже веков иммиграция в Соединенные Штаты казалась решением для миллионов бедствующих евреев, но даже несмотря на то, что многие уехали в Новый Свет, накануне Первой мировой войны количество евреев в Российской империи с 1882 года только увеличилось.

Таким образом, призыв Герцля, который нашел мало сочувствия в Западной Европе, получил широкую поддержку населения на Востоке. Соединение эмансипированного западного руководства, которое вернулось к своей еврейской идентичности, с широкой базой сторонников, говорящих на идише, пропитанных еврейской культурой – некоторые привержены традициям, а другие в той или иной степени «просвещенные», – было достаточным для того, чтобы доказать правдивость афоризма еврейских мудрецов «Заключенный не освобождает себя сам из заточения» или примера Моисея, который продемонстрировал, что только свободный человек может принести свободу своим порабощенным братьям. Герцль обращался к еврейскому народу, но не знал его, в то время как еврейский народ видел в нем почти библейскую фигуру, еврейского царя.

Движение Hovevei Zion, базирующееся в Одессе, начало создавать колонии в Палестине после Суффот ба-Негев. С 1889 года, когда Ахад ха-Ам (Ашер Гинцберг) опубликовал свое эссе This Is Not the Way («Это не путь»), он считался наиболее важной интеллектуальной и моральной фигурой движения. Его сила заключалась в убедительном анализе и ясном стиле. Он без колебаний опубликовал статью Truth from Eretz Yisrael («Истина из Эрец-Исраэль»,1891), в которой были разоблачены все неудачи молодого предприятия по колонизации Палестины. В то время, когда хорошо продуманные взгляды на политические и практические вопросы урегулирования были еще немногочисленны, а просионистская пресса печатала романтические описания жизни в Палестине, изображавшие привлекательную страну, беспристрастность Ахад ха-Ама считалась шагом назад. Однако, хотя он был выдающимся критиком, его способность действовать или руководить была ограниченной. Пока на сцене не появился Герцль, Hovevei Zion не мог получить массовой поддержки; это было просто топтание на месте. Внезапная популярность Герцля, подготовка к конгрессу и сам конгресс (о котором сообщала как еврейская, так и нееврейская пресса) пробудили воображение еврейских масс и впервые создали сообщество сторонников сионистской идеи.

Ахад ха-Ам не был в восторге. Массовая иммиграция в Палестину и создание там еврейского государства противоречили его определению еврейского вопроса и его решению. В то время как для Герцля еврейский вопрос – антисемитизм – был проблемой, с которой движение должно было иметь дело, для Ахад ха-Ама проблема заключалась в «проблеме иудаизма»: ослаблении связи евреев с их культурой из-за эмансипации и секуляризации. Он не видел в Палестине решения для миллионов; он считал, что евреи должны иммигрировать в Соединенные Штаты. Он утверждал, что сионистское движение может и должно создать «духовный центр» в Палестине, который будет характеризоваться светской еврейской культурой, возрождением иврита, целостностью и нравственностью. Там осуществится мечта Избранного народа. Будучи источником гордости и ярким примером для еврейского народа, центр проявит то, что Ахад ха-Ам определил как «дух иудаизма», и будет действовать как противодействие тенденции среди евреев (особенно на Западе) к отказу от своей национальной идентичности ради ассимиляции. Этот центр будет развиваться постепенно, тщательно отбирая тех, кто достоин войти в него, избегая ярлыков, политического авантюризма и завышенных ожиданий.

Ахад ха-Ам представлял духовный сионизм. Его взгляды были диаметрально противоположны взглядам Герцля. Герцль чувствовал крайнюю необходимость немедленного воплощения своих планов, потому что понимал, что для поддержания массового энтузиазма и поддержки сионизма нужны ощутимые достижения, и интуитивно знал, что у движения было лишь ограниченное время. Для него еврейская проблема не была набором абстрактных понятий, как для Ахад ха-Ама. Он требовал быстрого решения, потому что от этого зависела жизнь реальных людей. Герцль задумал Исход прежде всего как массовую иммиграцию бедных простых людей, которые будут строить страну. Он предвидел не избирательную иммиграцию образованных, респектабельных избранных, а движение миллионов – всех, кто стремится к эмиграции. Короткое время, которое он выделил на реализацию этой программы, и ее огромные масштабы казались неправдоподобными Ахад ха-Аму, который критиковал как содержание программы (поскольку считал, что она дает ответ на неверный вопрос), так и грандиозный план Герцля получить хартию и овладеть Палестиной с помощью дипломатии одним росчерком пера. «Спасение Израиля придет через пророков, а не дипломатов», – упрекнул Ахад ха-Ам Герцля в заключении своей статьи The First Zionist Congress («Первый сионистский конгресс»), которой он отреагировал на конгресс и где попытался снизить ожидания от нового политического сионизма как от нового игрока на политической арене[34].