Читать книгу Первые мгновенья Волшебства. Сборник Самоисполняющихся Сказок - Анжелика Георгиевна Распятьева - Страница 6

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила-была Василиса Премудрая с мужем Еремеем-царевичем. Всё у них было ладно: дом – полная чаша, в царстве спокойно, детушки-ягодки подрастали на гордость отцу да матери, добрым людям на любование. Василису народ Премудрой называл, да уважение ей оказывал: за лёгкость, с которой она вопросы разрешала, за сердце её доброе, за стремление к свободе, да к чужой неволе нетерпимость. Жили они, не тужили, да однажды стряслась беда лютая: гуляли как-то Василиса с мужем во зелёном саду, да налетела вдруг туча черная, подхватила Еремея-царевича и унесла незнамо куда. Остались дети сиротами при живом отце, осталась Василиса ни женой, ни вдовой, горемыкою неприкаянной.

Забилась в плаче Василиса, в крике зашлась, да плачем и криком горю не поможешь. Собрала она зверей и птиц, наказала им по миру рыскать да летать, Еремея искать. Разлетелись, разбежались птицы и звери, да через время вернулись ни с чем – нет вестей нигде о царевиче. Ещё больше Василиса запечалилась. Глядит на милых детушек, а у самой их батюшка перед глазами стоит.

Вот бродила она как-то по берегу моря, вдаль глядела, да мужа любимого вспоминала. Набежал слёзы непрошенные, и упали в морскую воду. Подхватила их волна морская, жемчугом перекатным обернула и под ноги Василисе выбросила. Подняла Василиса жемчужины да взмолилась: «Ты волна, моя подруженька! Ты возьми себе эти жемчужины, а взамен принеси ты мне весточку о моём-то муже возлюбленном, о славном Еремее-царевиче!» Унесла волна жемчужины, а взамен бутыль на берег выбросила, в той бутыли свиток лежал, перевязанный шелковой ниточкой. Вынула Василиса свиток, ниточку шелкову разорвала, да прочла в том письме весть недобрую: «Не ищи ты своего царевича ни в высоких горах, ни в широких полях, а ищи его в пещере на краю земли. Он прикован к камню цепью прочною, и не разорвать ему той цепи, камня тяжкого с места не сдвинуть». Обрадовалась Василиса весточке, да опечалилась, что муж родной в подземелье томится. Поняла: выручать его надобно.

Вернулась она в хоромы свои, созвала своих детушек, поведала им о том, где их батюшка, сказала и о том, что вызволять его пойдет, а на время своего отсутствия велела мамок да нянек слушаться. И пошла собираться в путь-дороженьку неблизкую. Собрала она котомочку, да кроме прочего положила в неё три вещицы волшебные: сапоги-скороходы, лампу да зеркальце. Взяла каравай хлеба белого, да из ключа, что в саду зеленом их бил, набрала водицы живительной. На рассвете в путь-дороженьку отправилась.

Много ли, мало ли прошла, вошла Василиса в лес, да села перекусить на полянке. И видит: старичок вокруг пенька бегает-суетится, росточком не больше локтя и одет чудно – башмачки на нем зелёные, штаны с рубахою белые, дивными узорами расшиты, а на голове шапка с полями широкими. Ни дать, ни взять гриб боровик. Пригляделась Василиса, и видит – бороду старичку расщелинкой пенька зажало, дергает он её, а освободиться никак не может. Поздоровалась она вежливо, предложила помощь старичку, а тот и не стал отказываться. Нашла Василиса колышек крепкий, да поленце потяжелее, вставила колышек в расщелинку, поленцем по нему пристукнула, расклинила щелочку да бороду старичку высвободила.

Обрадовался Старичок-Боровичок, поблагодарил Василису, в пояс поклонился. А после и говорит: «Знаю я, Василисушка, о беде твоей, знаю, куда путь держишь. В благодарность за помощь твою задавай любой вопрос – отвечу.» Говорит ему Василиса: «Коль ты всё знаешь, дедушка, подскажи: в какую сторону мне направиться? Я иду по дорожке, незнамо куда, лечу, как листок, ветром сорванный, а того я и не ведаю, где томится мой муж возлюбленный?» «Еремея-царевича Баба Яга в своё подземелье утащила. Вход в подземелье лежит через пещеру в горах высоких, а выход через дверь в подвале замка старинного, что построил колдун великий, дед Яги. Войти туда не сложно, а вот выход большой Змей сторожит. Придумаешь, как его одолеть – спасёшь своего Еремея, нет – навсегда в том подземелье останетесь. Ступай, доченька, по этой тропке, никуда с неё не сворачивай, она тебя к пещере и выведет, сама тебе под ноги стелиться будет.» Поблагодарила Василиса Старичка-Боровичка, поклонилась ему на прощание и пошла по тропке указанной.

Много ли мало ли времени прошло, вывела её тропка на берег морской да в воду и скрылась. Задумалась Василиса, как же ей море переплыть? Нет на берегу ни кораблика, ни лодочки, ни плотика малого. Огляделась вокруг, видит: на берегу большая щука лежит, хвостом по песку бьет, а до воды добраться не может. Жалко стало ей рыбину, отнесла она её к морю, в воду бросила. Плеснула щука хвостом, да исчезла из глаз. Села Василиса на камешек, закручинилась было, да тут снова щука из воды голову высунула, подплыла к Василисе, и в ладонь ей перстень положила. А после говорит ей человеческим голосом: «Благодарю тебя, Василиса, за то, что пожалела меня, на погибель не оставила, отпустила к малым детушкам-щученятушкам. За то возьми этот перстень волшебный. Как захочешь в кого оборотиться – поверни его вокруг пальца. А обратно захочешь человеком стать – лишь подумай об этом. Ну, прощай!» Сказала так щука и уплыла в глубины морские. Вошла в воду Василиса, перстень надела, повернула его вокруг пальца и обернулась резвым дельфином. Переплыла она море синее, подплыла поближе к бережку и вновь человеком оборотилась. Ступила вновь на тропинку, да пошла дальше.

Шла она, шла, и вывела её дорожка на поляну в дремучем лесу. Смотрит Василиса: на поляне могучий дуб растёт, кроной небо подпирает, на ветвях его гнездо свито, а в нем птенцы громко пищат, словно о помощи просят. Пригляделась она, а к дубу три змеи подбираются, съесть птенчиков хотят. Оборотилась Василиса ежихой, бросилась на змей, за хвосты искусала да от дуба разогнала. Прилетела тут птица большая, одно перо у неё серебряное, другое золотое, а глаза, словно два изумруда. Обняла птенчиков крыльями, начала у них выспрашивать: «Как вы, мои птиченятушки, живы остались? Кто вас спас, кто змей от гнезда отвадил?» А те на Василису кивают, мол, она вот нас спасла. Спустилась птица к Василисе, поблагодарила: «Сколько лет я пыталась птенцов вывести, но всякий раз приползали змеи да ели их. Ты моих птенцов спасла – буду служить тебе верой и правдой!» «Благодарствуй, птица добрая, да нет пока нужды в твоей помощи. Оставайся ты пока в гнезде родимом с малыми своими птенчиками, расти их да на крыло ставь, береги их от злых ворогов!» «Что ж, запомни ты, Василисушка, коль во мне-то нужда появится, лишь подумай обо мне – я тот час прилечу на подмогу к тебе, на выручку!» С тем они и распрощались.

Сколь ещё Василиса шла, нам не ведомо, а привела её тропинка к высокой горе, к глубокой пещере. Вошла в неё Василиса, а вокруг тьма кромешная, не видать ничего, хоть глаз коли. Но она не унывает, достала из котомки лампу волшебную, словечко заветное шепнула, огонёк в лампе сам собою зажёгся и горит ровным светом. И пошла Василиса вниз по спуску каменному, что вёл в самое нутро горное. Идёт она, назад не оглядывается, всё вперёд глядит: где же здесь её Еремеюшка? В какой клетке её сокола держат, из-за какой двери на волю не пускают? И чем глубже спускалась, тем больше дивилась.

Вначале-то стены из серого камня её окружали, и ползало и бегало по ним всяко зверьё мелкое: пауки да ящерки, крысы да мыши летучие. Дальше прошла – стены из чёрного мрамора вверх потянулись, и бегут по ним тени причудливые, и зовут, и бормочут, и стонут по-всякому. Не испугалась Василиса ни теней, ни зверья, лишь повыше лампу свою подняла, чтоб светила подальше.

Через время поднялись вкруг неё стены серебряные, а потом и золотые. Идёт она, красотой любуется, огонёк её волшебный от стен отражается, узоры на них дивные сплетает. И вышла наконец в залу подземную. У той залы-то стены каменьями самоцветными усыпаны, отражают свет, словно искры летят, глаза слепят. А в углу этой залы Еремей-царевич к огромному валуну прикован, цепями опутан. Да непростые те цепи, волшебные: силушку они из царевича вытягивают, да того, кто приковал его, подпитывают.

Вскрикнула Василиса, бросилась к мужу, начала обнимать, целовать, ласковыми именами называть. А у того едва силы достало её имя шепнуть. Вынула тогда Василиса из котомки флягу с ключевой водою живительной, влила мужу в уста три глотка. Ожил он от той водицы, румянец на щеках заиграл, глаза заблестели. Дала ему ещё три глотка – разум у царевича посветлел, в руки-ноги силушка возвращаться стала. А как дала ему испить три глоточка последних – встал Еремей на ножки резвые, плечами могучими повёл, и рассыпались в прах цепи тяжкие, раскололся тот камень надвое. Обнялись они крепко-накрепко, да пошли из подземья выход искать.

Много ли, мало ли прошли, подошли они к лестнице каменной, что вела из подвалов на волюшку. Одна беда: лестница та за дверью кованой лежит, а ту дверь Змей сторожит, обвился вокруг прутьев решётки, ни пройти мимо него, не пролететь даже мухою. Вспомнила Василиса слова Старичка-Боровичка: «Придумаешь, как его одолеть – спасёшь своего Еремея, нет – навсегда в том подземелье останетесь.» Задумалась она крепко, да вот что придумала: а не спеть ли Змею колыбельную? Полился её голос нежный, словно ручеёк ласковый, отразился от стен каменных.

«Змеюшко, ты, Змеюшко! Пусти нас с Еремеюшкой. И сам ползи на волюшку, да во широко полюшко. Ждёт тебя там матушка, да малые змеятушки. Чешуёй своей шуршат, да тебе уснуть велят!» лишь закончила петь, глядь – уснул Змей под песню-то, закрыл свои глаза алые, застыли его кольца пёстрые, превратился он в камень-змеевик. Полетела душа змеиная на волюшку, откуда колдун её много веков назад забрал. А дверь под тяжестью камня рухнула, да с ним на куски и рассыпалась.

Поднялись Василиса с Еремеем по лестнице на волю вольную, под синее небушко. Присели отдохнуть на камушек, вдруг откуда ни возьмись Баба Яга появилась. Бросилась на Василису, пальцами костлявыми ей в косу русую вцепилась, закричала страшным голосом: «Не видать тебе Еремея-царевича, не видать вашим детушкам отца родимого! Не пущу я его в родную сторонушку!» Махнула рукой в его сторону, и превратился он в глыбу ледяную. Закричала тут Василиса: «Ты лети ко мне, Птица-помощница! Подхвати ты Ягу на крылышки, отнеси ты её в море синее, да оставь там её на острове, пусть живёт себе там в одиночестве! Чтоб чужого боле не смела брать, чтобы добрым людям не пакостила!» Прилетела Птица на зов василисин, схватила Бабу Ягу в когти, унесла в море-окиян, на остров Буян, да там и оставила.

А Василиса на глыбу ледяную взглянула, руками всплеснула, достала из котомки зеркальце волшебное и с мольбой обратилась к Красному Солнышку: «Ты Ярилушко, ясно Солнышко! Ты по небу плывёшь, как в кораблике. Видишь явное, видишь скрытое, видишь ты и мою беду! Помоги ты мне, Солнце красное, злые чары снять с мужа милого, да из плена ледяного вызволить!» И откликнулось на мольбу её солнышко, послало свой лучик жаркий, подхватила Василиса его зеркальцем да на глыбу ледяную направила. В тот же миг задрожал лёд, не выдержал он луча жаркого, рассыпался мелкою крошкою, а после и вовсе растаял, как и не было. Глядит Василиса, а на камне её Еремей сидит, словно от долгого сна отряхивается и потягивается.

Надел тут Еремей сапоги-скороходы, Василиса перстень на пальце повернула, оборотилась голубкою, и отправились они в путь обратный. Как вернулись они на свой широкий двор, во родимый дом, скинул царевич сапоги волшебные, Василиса себе облик человечий вернула, лишь тогда они вздохнули свободно и спокойно. А из дома уж бегут к ним навстречу детушки родимые, а за ними мамки да няньки, а за теми вся челядь высыпала. Голосят да хохочут от радости, что Еремей с Василисой живы-здравы вернулись.

А они обняли своих детушек, людям ласковы слова молвили, отдохнули с дороги да закатили пир на весь мир. Был на том пиру и Старичок-Боровичок, и Птица с птенцами подросшими, даже щуку в бочке на пир доставили. И все пировали да веселились, да Еремея с Василисой славили.

А после пира вышла Василиса на берег, поклонилась Солнцу Красному, Морю синему да Земле-Матушке и попросила их Род её охранять, Бабу Ягу да прочую нечисть к нему не допускать, чтоб ни словом злым, ни делом лихим не могли её Роду напакостить. И жили они с Еремеем долго и счастливо, деток растили, уму-разуму учили, а после и внуков в любви и радости нянчили.