Читать книгу Журналистский дневник – о времени и о себе - Анжелика Юнина - Страница 2

Первые шаги

Походу «на Олимп» предшествовал солидный период определения своей будущей профессии. В детстве (по советам бабушки: в деревне педагог – самый уважаемый человек!) я мечтала стать учительницей. Но школьные годы помогли мне изменить точку зрения: проверять кипы тетрадей и заставлять грызть гранит науки ребят, не всегда жаждущих знаний, мне расхотелось. Я училась на отлично, прекрасно писала сочинения и ждала от жизни новых впечатлений. С жаром я стала искать специальные журналы, проходить всяческие тесты по профориентации. И по всем параметрам выходило – мне интересно быть журналистом. Узнала, как ими становятся, куда нужно поступать, что для этого необходимо. И вопрос публикаций, которые требовались при поступлении, возник сам собой.

Так я оказалась на пороге редакции газеты «Ухта». В то время входить туда могли все – читатели, желающие поделиться наболевшим, авторы, трепетно сжимающие в руках свои шедевры… Не понимаю я нынешней манеры местных СМИ запирать двери на кодовые замки – никаких журналистских расследований в Ухте, во всяком случае угрожающих жизни и здоровью работников пера, давненько не проводилось. Впрочем, в те годы и подъезды не запирали.

В 1988 году редакция газеты «Ухта», как и сейчас, располагалась в кирпичном двухэтажном здании на улице Губкина, 24. Надо понять трепет школьницы. В то время это была единственная газета в городе, с огромным тиражом 36 тысяч экземпляров. Причём в основном это были подписчики, редкая семья не получала по почте «Ухту». И потому журналисты издания казались такими «небожителями», людьми особенными.

Я зашла, поднялась на второй этаж, но, несмотря на всю свою бойкость, не решалась идти дальше, к главному редактору. Им тогда был суровый на вид Тутолмин Георгий Иванович (22.09.1929 – 06.03. 2019 гг.). Я стояла у окна, и тут мне несказанно повезло: меня заметил сотрудник газеты Александр Владимирович Токмаков. Впрочем, удивляться тут нечему: он был большой дамский угодник, сражал своим обаянием просто наповал, причём осыпал комплиментами всех представительниц прекрасного пола, находящихся рядом, а его шутки поднимали настроение на целый день.

С тех пор он взял меня под свою опеку. Поговорил со мной, расспросил, что мне нравится, посоветовал писать о том, что знаю. И я отправилась искать тему для статьи.

Даже не хочу подробно вспоминать этот опус. Речь шла о школьной печати, я покритиковала учительницу, отвечающую за данное направление в школе № 13. Заметку напечатали. И скандал в отдельно взятой школе был обеспечен.

Вообще у начинающих, да и у многих опытных журналистов есть такой грех – считать себя самыми умными, принципиальными и имеющими право всех учить и критиковать. У меня это прошло только с годами, пожалуй, когда я пришла в Церковь. Замечу, проходит это не у всех.

Свои журналистские опыты я продолжила в маленькой газете «Авангард» в уральском городе КатавИвановске, где жила моя бабушка. Для поступления надо было, как мне помнится, хотя бы три публикации. Готовилась я поступать на факультет журналистики основательно. Сначала хотела в Ленинградский университет, даже училась там в заочной школе. Но не рискнула со своим провинциальным немецким. Я очень много читала, мама мне выписала всё, что я просила, с упоением поглощала журнал «Журналист», «Литературную газету». Время тогда было самоесамое для острой и скандальной журналистики. Те самые перестроечные 1987–1991 годы, которые разрушили не одну судьбу, многим работникам пера помогли вырваться из рутины и наконецто написать то, что они думают об окружающей действительности.

Поступать я отправилась в Уральский государственный университет, где иностранный язык сдавать не требовалось. Отлично помню, какое впечатление произвел на меня УрГУ, когда я увидела его в первый раз. Входя в это монументальное серое здание с колоннами, поневоле распрямляешь спину, хочется выглядеть солиднее, как никак, пришел в обитель наук. И конечно, каждый абитуриент уже с порога мечтал стать студентом этого прекрасного университета. Удалось не всем.

Для многих стремящихся на факультет журналистики самым сложным оказывался творческий конкурс. Проходил он в несколько этапов: сначала сочинение на вольную тему, затем – собеседование с маститыми преподавателями журфака. И поскольку моя фамилия была на «Ю», я стала свидетелем множества маленьких трагедий моих собратьевабитуриентов, которые с треском собеседование провалили. Но у меня всё прошло хорошо.

Золотых медалистов в вузах любили. Плюс председатель комиссии побеседовал со мной по душам и выяснил, что я люблю Чингиза Айтматова. Ух, как мы с ним пообсуждали его творчество! А я взяла на заметку повесть «Пегий пёс, бегущий краем моря», которую прочесть ещё не успела.

Особое слово надо сказать об общежитии журфака, где нас поселили на время абитуры. Хорошо помню это летнее тёплое время. Нас тут же окружили старшекурсники с советами, вовлекая в вечерние посиделки с пением под гитару, а тут ещё солнце, речка всё это для многих юных особ стало искушением и реально помешало хорошо сдать экзамены. Но я оставалась среди тех, кто твёрдо знает – без труда… и т. д. Помнить эту пословицу меня уже в раннем возрасте нежно, но твёрдо приучила моя бабушка. Всё надо делать на пять, это я знала чётко. И все 10 школьных лет так и поступала. И добилась своего.

Обладателям золотой медали надо было сдать на пять только первый экзамен, то бишь сочинение. И тема попалась моя – Чехов. Его я любила самозабвенно, в голове держала уйму цитат с соблюдением авторской пунктуации. Так что мне не нужно было выходить в туалет или списывать, чтобы блеснуть в сочинении словами Антона Павловича. Написала быстро. Но, сами понимаете, 100процентной уверенности не было. Волновалась ужасно. Когда мы ехали в трамвае от общаги до универа, чуть не рыдала…

Но результат оказался отличным – так я стала студенткой журфака, деканом которого был легендарный Борис Лозовский. Кстати, в 2016 году это признали и на российском уровне: Борис Николаевич удостоился «Золотого пера России» в номинации «Легенда российской журналистики».

Как и все студенты того времени, учебу я начала с поездки на картошку. По состоянию здоровья могла бы взять медицинское освобождение, но тогда мне бы пришлось с группой бедолаг с разных факультетов чтото прибирать в университете. Мне же хотелось в самую гущу, чтобы подружиться, влиться в коллектив. Получилось всё неплохо, но, пожалуй, экстремально для городской девочки.

И позаботились об этом не только погода и суровые условия труда, но и старшекурсники. Отлично помню, как мы со своими сумками и рюкзаками плетёмся по какойто деревне. Нас приводят в огромный ангар самого неприглядного вида и говорят: «Здесь и располагайтесь на ночлег». Мы – в оцепенении, потом начали выбирать место почище. Помню, как моя новая знакомая, а потом подруга Светлана только повторяла: «Этого не может быть». И действительно, спустя какоето время нам сказали, что это шутка, и проводили до общежития, которое показалось нам дворцом. Там были кровати с постельным бельём и некоторые блага цивилизации. Утром больные на всю голову старшекурсники орали: «Подъём!», опоздавшим полагался наряд вне очереди, как в армии.

После завтрака нас вывозили на казавшееся бескрайним поле, и целый день надо было собирать картошку, которую уже выкопала специальная машина.

Мало кто из нас был приучен к нелёгкому монотонному сельскому труду. Погода стояла хмурая, порой шел дождь. Поля не кончались. От бегства спасали только тёплые вечера в столовке, где старшекурсники пели под гитару, блистали остроумием и даже показывали танцевальные номера.

Поразительно, как много полезных вещей выветривается из головы, а слова простенькой песенки, которую с таким чувством пели в сельской столовой 30 лет назад, крепко запали в память:

«Пусть проходят годы,

Будут Лондон, Париж и Бонн,

Только вспомнишь столовки своды

Да усталой гитары звон».

Ну а про неофициальный гимн нашего факультета журналистики и говорить нечего:

«Я по свету немало хаживал,

Жил в общаге, учился в УрГУ.

Меня ректор не раз выпроваживал,

Но уйти просто так не могу.

И привык я собою гордиться

И всегда повторяю слова:

Я люблю на журфаке учиться,

На журфаке учиться – лафа.

Гений Бондарев грозные тучи

Собирает опять надо мной.

Но Лозовский, декан самый лучший,

Снова станет в защиту горой.

И врагу никогда не добиться,

Чтоб склонилась моя голова.

Пусть стипендия мне только снится,

На журфаке учиться – лафа.

Снова грянут суровые будни:

Семинары, зачёты, война…

Но колхоза бояться не будем,

Снова нам передышка дана.

И привык я собою гордиться

И всю жизнь повторяю слова:

Я люблю на журфаке учиться.

На журфаке учиться – лафа».

Но спустя неделю мы стали замечать, что ряды бойцов стремительно редеют. А когда мы закончили уборку своих полей, оказалось, что нам придется делать это по новой. Сельские работодатели давно смекнули, что студент разный бывает: ктото картошку собирает, а иной и закапывает. И они повторно пускали картофелекопалку, а молодежь отправляли на подборку.

На память о той осени у меня осталось фото, где мы с нашей дружной бригадой сидим на мешках с картошкой.

Но тут я решила, что с меня, пожалуй, хватит, и отправилась в медпункт. Там врач, давая освобождение, поделилась, что студентов, которые по состоянию здоровья не могли тут находиться, оказалось на картошке немало. И сердечники, и легочники, и перенесшие операции… Но тогда об этом както не думали. Студент, не побывавший на картошке, не студент!