Читать книгу Снег на моей голове - Анна Беляева - Страница 4

Если вдуматься, влюбиться правильнее всего было в Антошку, вот уж кто незаменимый со всех сторон человек в ее жизни. Кто знает, отмечали бы сегодня двенадцатый день рождения Евы, если бы Антон не перевернул половину России и не нашел того самого врача, который не только смог поставить правильный диагноз, но и назначил лечение, позволившее забыть о том, что дочь по сути чуть не умерла, умирала, если сказать правду.

Горечь одной болезни, в которой было продолжение жизни, новое рождение и неизбежная смерть.

К тому моменту, когда все началось, о злосчастном гриппе давно уже забыли. Ева бегала на уроки танцев к лохматому Коле, отзывалась об учителе сдержанно-хорошо, только жаловалась, что у него трудно. Нагрузка большая. Устает все время сильно, иногда даже закончить класс трудно.

Ариадна жалобы дочери слушала невнимательно. Были заботы поважнее: то канифоль привезут какую попало, то пуанты придут совсем не того качества, которые должны быть у серьезного уровня танцора, то подготовка к выступлению, то приходится уехать по приглашению театра, ставить номер или даже целый спектакль. В общем, не до детских стенаний о тяготах труда танцора.

Первой забеспокоилась бабушка евы, доложив, что ребенок стал плохо есть. Просила последить мать. Это, конечно, ее упущение в полной мере, но, с другой стороны, назвать дочку особенно худой тоже было нельзя. Ну, не хочет ребенок есть, да и ладно. К тому же она после танцев всегда уставшая.

Следующим звонком стал разговор с Николаем Сергеевичем, именно на таком обращении новый сотрудник буквально настоял, хотя Серебрякова и так бы не стала звать его Колькой, тем более при детях, но ему и нейтральное Николай не понравилось.

После одного из занятий, которые руководительница навестила в рамках испытательного срока и где позволила себе сделать замечание преподавателю, обтрепыш-Коля пришел в директорский кабинет и завел вежливый, но непреклонный разговор.

– Ариадна Александровна,– проговорил преподаватель,– присаживаясь на стул против ее рабочего стола,– у вас прекрасная школа, в которой мне очень нравится работать.

Удивительным в его словах была не похвала учебному заведению, созданному Антоном и Ариадной, школа у них, и правда, прекрасная, а манера, в которой он вел свою речь: будто не он находится на испытательном сроке, а работа проходит испытательный срок у Николая. Удивленно прищурилась манерке подчиненного, но тот совершенно не отреагировал на грозный взгляд и продолжил своим певучим голосом с мягкими интонациями:

– У меня к вам будет только одна большая просьба. Вы педагог, я тоже педагог. При том, что вы мой руководитель, для детей руководитель – я. Я настаиваю, чтобы в их присутствии вы обращались ко мне на “вы” и по имени и отчеству.

Просьба была вполне законной, хотя и несколько с перебором по мнению Серебряковой, но она успела убедиться, что педагог из Николая и правда великолепный, так что такая малость, как потрафить его эго, точно не может вызвать затруднения.

– Хорошо, Николай Сергеевич, меня совершенно не затруднит так обращаться к вам, хоть в присутствии детей, хоть в личном общении.

Улыбка у него была ласковая, а серый взгляд от этого становился чуть удивленным:

– Если в личном общении вы будете звать меня по имени и на “ты”, мне это доставит массу удовольствия.

Пожалуй, невнятный Коля был не таким уж серым и лапчатым, как казалось его руководительнице. Наверное, даже опасным, потому что смог ввести Ариадну в абсолютное недоумение и совершенно не смутился этим. Вежливо попрощался и отправился по своим делам.

Итак, Николая Сергеевич, в приватном общении, желавшего называться Колей, она тоже внимательно выслушала по поводу состояния и функциональной готовности своей дочери. По сути, педагог попросту предложил на будущий год спустить Еву к детям помладше. И, хоть она и была самой маленькой в его классе, однако же, до этого прекрасно справлялась с тем, что давали другие учителя. Мать отказалась.

– Ариадна Александровна,– беседа шла в коридоре, Николай, подстроившись к широкому шагу женщины, шагал рядом и объяснял ситуацию,– нет никакой беды, если Ева останется с группой в более близком возрасте, ни для нее, ни для вас. Ей очень трудно, хотя видно, что старается изо всех сил. Но нет в ней пока столько сил! Подрастет, и через пару лет будет прекрасно справляться!

– Николай Сергеевич, у моей дочери отродясь не было проблем с тем, чтобы успевать со своими одноклассниками! Может быть, ошибка в нагрузке, которую даете вы?!– она вряд ли всерьез рассматривала вопрос избыточной нагрузки, потому что сама присутствовала на нескольких занятиях, кроме того, никаких жалоб ни от учеников, ни от родителей не было, но соглашаться с тем, что Ева банально не тянет тоже не хотелось.

Преподаватель дочери потер подбородок, видимо, ища слова, которыми сможет убедить в Серебряковой мать, когда ту отвлекла вопросом шедшая навстречу учительница современного танца. Ариадна пообещала подумать над словами мужчины и переключилась на проблемы подчиненной.

Итак, звонки были, она их пропустила мимо ушей. И до того жуткого сентябрьского дня не слышала и не вспоминала. В новый год Ева вошла, конечно же, с теми же, с кем училась и до этого. Нечего было ее девочке делать в предыдущем году. В отпуске и сама женщина заметила некоторую вялость, поудивлялась переборчивости и не слишком серьезному аппетиту, но жалоб у Евушки не было ни на что, так что решили, просто устал ребенок. Да и растет, а это не всегда равномерно, дает себя знать отставание каких-то систем. Все уравновесится.

Серебрякову нашли в тот день в репетиционном классе с парой, которой готовили номер для конкурса. Педагог-балетмейстер как раз отводил руки партнерши в положение, в котором хотел их видеть, Ариадна, склонив голову оценивала позу, когда распахнулась дверь и влетел один из одноклассников Евы.

– Ариадна Александровна ваша дочь сознание потеряла!– выкрикнул мальчик и остановился, тяжело дыша, пояснил.– Я вас едва нашел!

Говорил ли ребенок еще что-то, не слышала, с места ее сорвало страхом, звеневшим в голове и каждой мышце тела. До медпункта долетела, не чувствуя под собой ног и земли под ними. Бледненькая Ева лежала на кушетке, в сознании. Над ней у изголовья сидел врач, а в ногах – Николай, массируя стопы ребенка и, кажется, совершенно не замечая этого.

– Низкое у нее давление,– резюмировал медик,– может, анемия, может, еще что-то. Может, поела плохо или недомогает. Больше не могу ничего внятного сказать. Я не узкий специалист.

Врач повернулся к замершей матери и закончил:

– Нужно полное обследование Ариадна Александровна. Не думаю, что есть какая-то серьезная проблема, но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Ариадна не знала, накинуться ли ей на учителя, доведшего ребенка до такого состояния или просто схватить дочь и бежать по врачам. Решение принял Коля, вставший с кушетки и за локоть взявший замершую блондинку:

– Ариадна Александровна, могу я вас попросить на пару слов?

Пальцы у него были жесткие, хватка крепкая, все поведение уверенное и спокойное. Пошла на выход, плохо соображая, что делает. Очнулась только за закрытыми дверями медпункта и сразу захотела назад, но е не пустили.

– Слушай меня,– подчиненный обратился на “ты”, но так, что даже поправлять не стала.– Бери ребенка и в ближайшую больницу. Ненормально это! Поняла?!

Пророческими слова оказались. Обследования выявили миокардит перешедший в миокардиопатию. Врачи утверждали – осложнения после гриппа. Могло пройти само, но на фоне серьезной физической нагрузки обернулось вот так. Будет ли прогрессировать? Возможно. Как лечить? Есть стандартный набор препаратов, будет нормально жить. На вполне резонное замечание, что в целом ребенок и так живет нормально, если не считать невозможности вытягивать ритм танцоров, качали головами: какие уж теперь танцы? Пусть просто живет. С поддерживающей терапией, наверное, проживет неплохо. Если прогрессировать не будет. Если все как-то молодой организм сгладит и компенсирует.

От этих слов в Ариадне будто лампочку выключили. Был у нее здоровый ребенок, а теперь кто – инвалид? Пусть лежит, живет, дышит. И все что ли? Задала совершенно дурацикий вопрос, который не имел никакого значения для шестилетней девочки: а как же беременность и роды. Ответ был убивающим: бывали прецеденты, но никто не скажет, как выдержит организм нагрузку. У вашего ребенка больное сердце, мамочка. Хотите чудес? Ищите волшебника, а в обычных больницах, даже платных, работают просто люди.

Ариадна пошла к Володе. Даже не так, она пошла ко всем сразу, но к отцу своего ребенка, конечно, первому. Дадиани, мягко говоря, с удивлением обнаружил в своем рабочем кабинете женщину, которую уже и в своей постели-то видел не так часто. Они даже не ссорились, если подумать, просто у нее много работы, у него – много работы. Графики редко пересекаются. А так – все хорошо.

Внимательно выслушал. Бедой проникся. Пообещал найти лучших врачей. И пропал. Нет, не совсем, конечно, отвечал на звонки и сообщения, говорил, что непременно позвонит, то одному, то другому кардиологу. Звонил ли? Неизвестно. В любом случае с мертвой точки дело сдвинул не Володя, а Антон, который точно звонил. Запрашивал все медицинские документы у Серебряковой, куда-то посылал, ждал ответов. И нашел.

Пришел в один прекрасный день с номером телефона, именем, фамилией, временем первой консультации. Ариадна плакала у партнера на плече и обещала тому все, чего он пожелает.

– Ты хоть съезди туда сначала с Евой, а потом такими обещаниями разбрасывайся,– гладил по плечам рыдающую подругу тощий очкарик-Антошка, оказавшийся куда как больше мужчиной, чем красавец-мужчина Дадиани.

Так вернулась жизнь, почти обычная для Евы, так неизбежно умерла любовь к Володе. А еще… Коля увидел ее сидящую в машине без сил. Даже завести мотор и поехать не могла. Спросил, все ли в порядке? Было не в порядке, но ехать тоже было надо.

– Высаживайся,– махнул рукой Николай, который, кажется, и правда забывал про всякую субординацию вне присутствия учеников.– Давай-давай, отвезу тебя домой, чтобы быть спокойным. Выпьешь успокоительное, ночь отоспишься. Завтра будешь человеком!

Пересадил на пассажирское сиденье, сам забрался за руль.

– А вы в душе тот еще хам, Николай Сергеевич,– глядя на его уверенные действия по отладке водительского места и правке зеркал, заметила Серебрякова.

– Ерунда какая!– возмутился подчиненный.– Я всего лишь не хочу, чтобы Ева осталась без матери, не дай бог. Мне нравится твоя девочка. Поехали!

Почему-то было очень приятно, что ему нравится Ева. Хотя, всякому родителю лестно, когда об их ребенке отзываются так трепетно. Коля, вроде, ничего и не сказал, но слышалось, что со всей душой к ее дочке.

– Спасибо,– поблагодарила за отношение к девочке.

– Я просто помог хорошему человеку,– пожал плечами.

– Я не об этом,– покачала головой,– хорошо, что ты тогда про обязательное обследование сказал. Я могла бы и спустить на тормозах.

– Вряд ли,– тряхнул лохматой головой,– ты же женщина-правило.

– В смысле?– удивилась определению.

– В смысле, ты ни одного угла не срезаешь. Идешь так, как положено по правилам. Это вызывает восхищение, хотя дико бесит,– у него хороший смех, заразительный.

– Ты меня просто плохо знаешь!– рассмеялась в ответ блондинка.

– Вот сейчас напрягся и сильно задумался,– пошутил водитель, глянув в сторону пассажирского сидения.

Так и прохохотали всю дорогу до дома. И там родилось что-то совсем настоящее, что нельзя убить никакими обидами или ошибками.

Одна жизнь, одна смерть, одно рождение. И все это благодаря одной болезни.